Что служит для нас компасом, когда мы принимаем кого-то впервые? На что опираться в клинике, ориентированной психоаналитическим дискурсом? Что направляет нас слушать, но также позволяет зацепить субъекта в переносе? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Тем не менее, для тех, кто ориентирован психоанализом, интерес к исследованию сингулярности у того, кто приходит говорить и размещать в речи свое страдание, как мне представляется, является фундаментальным. Психоаналитическая ориентация неизбежно нас подталкивает к тому, чтобы быть чувствительными к сингулярности в большей степени, чем к попыткам «разложить субъекта по полочкам» на основании сходств.
Что в том или ином субъекте является сингулярным по сравнению с другим? Что является в человеке самым, что ни на есть, самым? Какая метка, какая сингулярная травма отзывается эхом на его симптомах и фантазмах? В психоанализе речь идет об исследовании того, что действительно принадлежит субъекту, а что является его идентификациями или «наследством» от семейного, социального. Речь идет о том, чтобы позволить субъекту задаться вопросом о страдании от симптоматического повторения, дабы нацелиться на расчленение фантазма (désarticulation du fantasme) и на сбрасывание идентификаций, которые создают затруднения. Фактически, суть в том, чтобы узнать, что есть, собственно, от Одного и что от Другого, что могло бы отдать преимущество влечению к жизни и позволило бы субъекту найти более удовлетворяющий способ обходиться с остатком. Этика желания аналитика включает в себя этот аспект. Желание аналитика не является чистым желанием, как сказал Лакан в конце XI Семинара. Это желание достичь абсолютного различия: различия между субъектом и его объектом, разрыва, пролегающего между первичными означающими, которые направляли его жизнь и судьбу и введенным в игру наслаждением — чтобы выявить, каким образом язык сталкивается с телом. Этот способ вопрошания о самом сингулярном возвращает нас к вопросу, поднятому Ж.-А. Миллером в начале его курса в 2011 году, когда он цитирует Шеллинга: «Что реально в конце концов в наших представлениях?» и который будет путеводной нитью его курса.
Поиск наиболее интимного, уникального в личности, пусть и не всегда формулируемый в терминах сингулярности, является конститутивным для психоанализа, даже если он и принимает весьма различные формы с течением времени и с развитием теории и практики психоанализа. Мне показалось, что термин «сингулярность» мог бы самым трансверсальным и неизменным образом именовать след того, что имеется в говорящем существе (parlêtre) как наиболее «одно». Вместе с тем, эта нацеленность на сингулярность нисколько не освобождает от обнаружения особенностей, задающих кадр, в котором пишется сингулярность говорящего существа. Способы, которыми особенности клинических классификаций связываются и артикулируются с сингулярностью каждого говорящего существа всегда находятся между напряжением и необходимостью. Поэтому я попытаюсь сконструировать для вас этот сингулярный компас, север которого всегда меняется. Действительно, компас сингулярности — это как раз тот компас, у которого север не является одним и тем же для всех. Это тот компас, чей север меняется в соответствии с говорящим существом.