Объект голос в анализе

Объект голос в анализе

11 сеанс
с 11.00 до 12.20

Говорят, что нужно заканчивать то, что начинаешь… говорят, нужно быть опрятным… говорят» – такие фразы не редки в анализе. Они часто встречаются и в жизни. Кто же это говорит? Подобный тип высказываний в анализе в безличной форме на удивление представляет собой совершенно особое высказывание субъекта. Этот тип высказывания Миллер обозначает как высказывание Сверх-Я. Но здесь нужно читать внимательно, поскольку Сверх-Я – это не столько закон и мораль. А вот что: «Что же такое Сверх-Я, если не то, что слышится, забыто в том, что говорят, чтобы больше не слышать то, что говорится. Это и есть императив Сверх-Я. То, что определяет императив Сверх-Я – это то, что говорят, что остаётся позабытым позади того, что говорится в том, что слышится. Именно поэтому голос выходит на первый план в Сверх-Я» [1].
Не кажется ли вам, что в русскоязычном срезе, это голос Сверх-Я, имеет вполне себе четкое обозначение в культуре как «голос совести»?
Вопрос голоса и Сверх-Я пересекается с вопросом начала анализа, где как раз и предстоит аналитику зацепить нечто в том, что говорится и остаётся позабытым, чтобы запустить субъект предположительно знающий (SSS). Миллер уже в этом курсе использует термин говорящее существо (parlêtre) из позднего Лакана, и это говорящее существо «говорит не для того, чтобы что-нибудь сказать, не говорит то, что говорится, но он говорит, чтобы говорить» [2].
Голос как таковой, связан ли он именно с акустической, фонической функцией? «Я хочу сказать, что мы заблуждаемся, когда воображаем себе, что голос как объект а, голос, который имеет особую ценность в фундаментальных фантазмах, является фоническим, акустическим. Конечно, это тоже присутствует, но только тогда, когда отсылает к чистому высказыванию (énonciation). Голос – это чистое возникновение того, что говорят» [3].
Итак, здесь возникает множество вопросов – необходимость различия между звуком и голосом, тем что, потом Лaкан назовет «faunesque», «f.a.u.n.e.», как отключения от бессознательного в случае Джойса. Как момент присутствия буквы и где каждая буква отделена от другой буквы»[4]. Это пояснение дает Эрик Лоран в книге «Оборотная сторона биополитики». Это переход от чтения к письму в анализе, к «другому чтению», к разведению того, что «говорится» и того, что «пишется», к буквальности интерпретации.
На самом деле, не могу сказать, что что-то забылось из тех первоначальных вопросов, которые одолевают, когда только начинаешь читать Лакана: «что такое язык (даже, если бессознательное структурировано как язык), что такое буква, чем буква отличается от фонемы, чем звук отличается от буквы, и еще вопрос, который звучит в этом курсе Миллера: как вдруг объект а становится объектом причины желания? Ведь, объект – отброс, то, что выпало из означающей цепи еще не становится автоматически причиной желания. Вспомним «Милого Друга», шепчущего в ушные раковины слова соблазнения женщинам, «наслаждение Другого, которое Милый друг использует как причину желания для истерички» [5]. Благодаря акценту Миллера на переходе от метонимии желания к метонимии наслаждения, можно ухватить функцию обьекта а как голоса. Ориентиром здесь также является то, что письмо не предшествует речи, как думал Деррида.

[1] Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 11 сеанс от 24 февраля 1982 г. (неизданный)
[2] Там же
[3] Там же
[4] Laurent, E., L'envers de la biopolitique, une écriture pour la jouissance, Navarin ◊ Le Champ freudien, Paris, 2016, p. 54.
[5] Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)


до встречи, Ирина Макарова
11 сеанс
с 11.00 до 12.20

Говорят, что нужно заканчивать то, что начинаешь… говорят, нужно быть опрятным… говорят» – такие фразы не редки в анализе. Они часто встречаются и в жизни. Кто же это говорит? Подобный тип высказываний в анализе в безличной форме на удивление представляет собой совершенно особое высказывание субъекта. Этот тип высказывания Миллер обозначает как высказывание Сверх-Я. Но здесь нужно читать внимательно, поскольку Сверх-Я – это не столько закон и мораль. А вот что: «Что же такое Сверх-Я, если не то, что слышится, забыто в том, что говорят, чтобы больше не слышать то, что говорится. Это и есть императив Сверх-Я. То, что определяет императив Сверх-Я – это то, что говорят, что остаётся позабытым позади того, что говорится в том, что слышится. Именно поэтому голос выходит на первый план в Сверх-Я» [1].
Не кажется ли вам, что в русскоязычном срезе, это голос Сверх-Я, имеет вполне себе четкое обозначение в культуре как «голос совести»?
Вопрос голоса и Сверх-Я пересекается с вопросом начала анализа, где как раз и предстоит аналитику зацепить нечто в том, что говорится и остаётся позабытым, чтобы запустить субъект предположительно знающий (SSS). Миллер уже в этом курсе использует термин говорящее существо (parlêtre) из позднего Лакана, и это говорящее существо «говорит не для того, чтобы что-нибудь сказать, не говорит то, что говорится, но он говорит, чтобы говорить» [2].
Голос как таковой, связан ли он именно с акустической, фонической функцией? «Я хочу сказать, что мы заблуждаемся, когда воображаем себе, что голос как объект а, голос, который имеет особую ценность в фундаментальных фантазмах, является фоническим, акустическим. Конечно, это тоже присутствует, но только тогда, когда отсылает к чистому высказыванию (énonciation). Голос – это чистое возникновение того, что говорят» [3].
Итак, здесь возникает множество вопросов – необходимость различия между звуком и голосом, тем что, потом Лaкан назовет «faunesque», «f.a.u.n.e.», как отключения от бессознательного в случае Джойса. Как момент присутствия буквы и где каждая буква отделена от другой буквы»[4]. Это пояснение дает Эрик Лоран в книге «Оборотная сторона биополитики». Это переход от чтения к письму в анализе, к «другому чтению», к разведению того, что «говорится» и того, что «пишется», к буквальности интерпретации.
На самом деле, не могу сказать, что что-то забылось из тех первоначальных вопросов, которые одолевают, когда только начинаешь читать Лакана: «что такое язык (даже, если бессознательное структурировано как язык), что такое буква, чем буква отличается от фонемы, чем звук отличается от буквы, и еще вопрос, который звучит в этом курсе Миллера: как вдруг объект а становится объектом причины желания? Ведь, объект – отброс, то, что выпало из означающей цепи еще не становится автоматически причиной желания. Вспомним «Милого Друга», шепчущего в ушные раковины слова соблазнения женщинам, «наслаждение Другого, которое Милый друг использует как причину желания для истерички» [5]. Благодаря акценту Миллера на переходе от метонимии желания к метонимии наслаждения, можно ухватить функцию обьекта а как голоса. Ориентиром здесь также является то, что письмо не предшествует речи, как думал Деррида.

[1] Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 11 сеанс от 24 февраля 1982 г. (неизданный)
[2] Там же
[3] Там же
[4] Laurent, E., L'envers de la biopolitique, une écriture pour la jouissance, Navarin ◊ Le Champ freudien, Paris, 2016, p. 54.
[5] Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)


до встречи, Ирина Макарова
Made on
Tilda