Следующая клиническая секция состоится 17.11.24. Скоро анонс!
Следующая клиническая секция состоится 17.11.24. Скоро анонс!
Почти детективная лакановская история об элементарных феноменах в клинике экстраординарных и ординарных психозов.
По направлению к «Клинической секции»
17 ноября 2024 г.
Ирина Макарова
Элементарно, мой дорогой Ватсон!
Чем больше вникаешь в историю появления и значения понятия «элементарных феноменов» у Лакана, а затем в использование этого понятия в современной клинике ординарных психозов (неразвязанных), тем больше возникает вопросов и «удивлений». В ходе нашего исследования или даже расследования, мне не раз вспоминалась фраза Холмса, любителя логики, способного по мельчайшим деталям восстанавливать картину события или преступления: «Элементарно, мой дорогой Ватсон!». В этом расследовании ощущаешь себя на месте изумленного Ватсона, пораженного способностью и интуицией Холмса читать знаки, а не слова, т.е. отдавать предпочтение значению, а не смыслу. Именно поэтому Холмс не отбрасывает детали, которые кажутся незначительными и неважными с точки зрения смысла. В логической конструкции психоза также нельзя следовать смыслу клинических феноменов, таких, например, как бред или галлюцинации. В конструкции психоза клиницист должен уметь выделять именно знаки.
Знак - «это нечто, что - то означает для кого-то». В шутливом высказывании «мир мне делает знаки» акцент именно на адресе и значении. Вот, что элементарно! Знак, а не означающее является простейшим элементом языка. В отличии от означающего, знак не связан с другими знаками. Именно поэтому психоз не поддается пониманию. Субъект пребывает здесь в уверенности приписываемого персонального значения.
Почти детективная история
Вовсе не так элементарна сама история появления элементарного феномена, минимального, дискретного элемента психоза, ни у самого Лакана, ни в современной клинике в связи с понятием ординарного психоза! Она окутана тайнами прошлого, вытеснением и разрывами в истории клиники и мысли, историями непростых отношений, например, между Лаканом и Клерамбо, а также трагедиями жизни самих психиатров, открывших психические автоматизмы.
Почему бы, используя приемы сторителлинга, не рассказать эту историю в жанре детективного расследования?
Сначала Лакан похитил элементарный феномен из органической теории происхождения психоза у Ясперса. Мотивы этого «правонарушения» мы раскроем ниже. Затем он внедрил элементарный феномен в теорию личности в своей диссертации в 1932 году. После, в Семинаре “Психозы”, мы становимся свидетелями триумфального перерождения элементарного феномена в структуре психоза в форклюзированное означающее. Триумф психоза - это, конечно, его развязывание при встрече с изолированным, форклюзированным означающим Имени-Отца. Далее ему выносят приговор: «Бред есть элементарный феномен». Это растворяет, по мнению Мальваля, его значение в других клинических феноменах в пользу «энигматического опыта». Кажется, что до 90-хх годов «элементарный феномен» пребывает в темнице другой концепции - развязывания психоза, форклюзии Имени-Отца. Освобождение этого концепта происходит тогда, когда он перестает ассоциироваться исключительно с развязкой психоза, когда клинический опыт сталкивает психоаналитиков с дискретными признаками форклюзии Имени-Отца без бреда, галлюцинаций и т.д. В 1996 году в статье «Изобретение бреда» Ж.-А. Миллер освобождает и восстанавливает элементарный феномен в своих правах и заявляет: “Законно утверждать, что элементарный феномен делает очевидным нашу связь с означающим”.
Тем не менее в новой клинике неразвязанных психозов происходит замещение его другим понятием, изобретенным уже психоаналитиками “Школы Фрейдовской причины” (Мальваль “Ориентиры для ординарного психоза”) - «отключения/debranchement» от Другого. Это была попытка приспособить элементарный феномен в клинике узлов как выделения элемента, который может включить субъекта в связь с Другим.
Однако, дело осложняется тем, что Лакан называет элементарным феноменом в Семинаре “Синтом”, обнаруженным у Джойса и его «телом, сползающим, подобно кожуре». И вот вам доказательство того, что концепт «элементарного феномена» не только выживает, но приобретает новое влияние. Теперь, он не только описывает связь субъекта с Другим как Другим языка в виде разорванной цепи, но может обозначать клинические проявления разрыва узла между Реальным, Воображаемым и Символическим.
Похищение «элементарного феномена».
Эпистемологический разрыв
Если вы никогда не были знакомы с психиатрической клиникой 20 века и бурливших в ней страстей, то идея заимствования из теории органического происхождения психоза у Ясперса и, с другой стороны, использование «психического автоматизма» Клерамбо - не добавляет ясности в дело «элементарного» в психозе. Элементарный феномен в органической теории был элементом, который вводит идею прерывности в жизнь субъекта. Здесь можно снова почувствовать себя Ватсоном!
Там, где действительно появляется измерение загадки в психозе - это разрыв между элементарным феноменом и дальнейшей бредовой конструкцией. Миллер поясняет, что в истории психиатрии есть оппозиция между теориями психоза, где причина находится в органике (Ясперс), теориями прерывности и в самой личности, теориями непрерывности (Крепелин). Именно в этой органической теории происхождения психоза возникло различие между элементарным феноменом как первичным и бредом как вторичным. «Причинность элементарного феномена в качестве странности, беспокойства, которое заполняет субъекта, не имеет предшественников в его личности, его сознании, его характере. Бред же является психической причинностью, поскольку это интеллектуальная попытка учесть - это знаменательное вторжение, странное и беспокоящее» (“Изобретение бреда”, Миллер).
Вторжение «органики» в психическую жизнь субъекта
Это не было психической каузальностью психоза, но здесь важно, что нечто абсолютно новое вторгается в жизнь субъекта. Возможно, уже здесь мы могли предположить, что для того, чтобы подчеркнуть этот разрыв, Лакану нужно было перейти к понятию знака и его произвольности, чтобы мы не могли объяснить появление элементарного феномена ни историей субъекта, ни его личностью. Если говорить в рамках логики Аристотеля, это движение от "случайного" к "возможному". Как, например, в случае, который обсуждался на Клинической секции: маленький ребенок смотрел в открытое окно, ожидая отца, который часто возвращался домой пьяным, и, чтобы избежать этого, он почувствовал, что если придумает правило, то его отец не придет домой пьяным. Пьяный отец - ненормальный отец, он - угроза распада семьи (исчезновение места самого ребенка). Эта сцена врезается в его память. Дальше она становится парадигматической для всей его жизни. Он вынужден в критических ситуациях сам придумывать и потом выполнять правила. После определенных трагических событий эти правила начинают разрастаться. Субъект боится, что они захватят его. Элементарный феномен - возникновение недиалектизируемой уверенности значения «придуманного правила». В дальнейшем эта логика повторяется уже в бреду, где он пассажир корабля, которым управляет член его семьи или где он должен больше ездить, чтобы бороться с правилами. Случайность этой сцены - «образ шатающегося ненормального отца» и, в дальнейшем, «автоматизм», захватывающий тело - реализация возможного, возврат форклюзированного означающего «нормальный, правильный», возвращающегося в тело виде «правильных» действий и, соответственно, удержания воображаемой идентификации с отцом.
Миллер приводит в своей статье “Изобретение бреда” следующий рисунок, где повторяется первичный элемент, который снова повторяется затем в серии и т.д. Мы видим первичный, элементарный, порождающий феномен.
Знак - «это нечто, что - то означает для кого-то». В шутливом высказывании «мир мне делает знаки» акцент именно на адресе и значении. Вот, что элементарно! Знак, а не означающее является простейшим элементом языка. В отличии от означающего, знак не связан с другими знаками. Именно поэтому психоз не поддается пониманию. Субъект пребывает здесь в уверенности приписываемого персонального значения.
Почти детективная история
Вовсе не так элементарна сама история появления элементарного феномена, минимального, дискретного элемента психоза, ни у самого Лакана, ни в современной клинике в связи с понятием ординарного психоза! Она окутана тайнами прошлого, вытеснением и разрывами в истории клиники и мысли, историями непростых отношений, например, между Лаканом и Клерамбо, а также трагедиями жизни самих психиатров, открывших психические автоматизмы.
Почему бы, используя приемы сторителлинга, не рассказать эту историю в жанре детективного расследования?
Сначала Лакан похитил элементарный феномен из органической теории происхождения психоза у Ясперса. Мотивы этого «правонарушения» мы раскроем ниже. Затем он внедрил элементарный феномен в теорию личности в своей диссертации в 1932 году. После, в Семинаре “Психозы”, мы становимся свидетелями триумфального перерождения элементарного феномена в структуре психоза в форклюзированное означающее. Триумф психоза - это, конечно, его развязывание при встрече с изолированным, форклюзированным означающим Имени-Отца. Далее ему выносят приговор: «Бред есть элементарный феномен». Это растворяет, по мнению Мальваля, его значение в других клинических феноменах в пользу «энигматического опыта». Кажется, что до 90-хх годов «элементарный феномен» пребывает в темнице другой концепции - развязывания психоза, форклюзии Имени-Отца. Освобождение этого концепта происходит тогда, когда он перестает ассоциироваться исключительно с развязкой психоза, когда клинический опыт сталкивает психоаналитиков с дискретными признаками форклюзии Имени-Отца без бреда, галлюцинаций и т.д. В 1996 году в статье «Изобретение бреда» Ж.-А. Миллер освобождает и восстанавливает элементарный феномен в своих правах и заявляет: “Законно утверждать, что элементарный феномен делает очевидным нашу связь с означающим”.
Тем не менее в новой клинике неразвязанных психозов происходит замещение его другим понятием, изобретенным уже психоаналитиками “Школы Фрейдовской причины” (Мальваль “Ориентиры для ординарного психоза”) - «отключения/debranchement» от Другого. Это была попытка приспособить элементарный феномен в клинике узлов как выделения элемента, который может включить субъекта в связь с Другим.
Однако, дело осложняется тем, что Лакан называет элементарным феноменом в Семинаре “Синтом”, обнаруженным у Джойса и его «телом, сползающим, подобно кожуре». И вот вам доказательство того, что концепт «элементарного феномена» не только выживает, но приобретает новое влияние. Теперь, он не только описывает связь субъекта с Другим как Другим языка в виде разорванной цепи, но может обозначать клинические проявления разрыва узла между Реальным, Воображаемым и Символическим.
Похищение «элементарного феномена».
Эпистемологический разрыв
Если вы никогда не были знакомы с психиатрической клиникой 20 века и бурливших в ней страстей, то идея заимствования из теории органического происхождения психоза у Ясперса и, с другой стороны, использование «психического автоматизма» Клерамбо - не добавляет ясности в дело «элементарного» в психозе. Элементарный феномен в органической теории был элементом, который вводит идею прерывности в жизнь субъекта. Здесь можно снова почувствовать себя Ватсоном!
Там, где действительно появляется измерение загадки в психозе - это разрыв между элементарным феноменом и дальнейшей бредовой конструкцией. Миллер поясняет, что в истории психиатрии есть оппозиция между теориями психоза, где причина находится в органике (Ясперс), теориями прерывности и в самой личности, теориями непрерывности (Крепелин). Именно в этой органической теории происхождения психоза возникло различие между элементарным феноменом как первичным и бредом как вторичным. «Причинность элементарного феномена в качестве странности, беспокойства, которое заполняет субъекта, не имеет предшественников в его личности, его сознании, его характере. Бред же является психической причинностью, поскольку это интеллектуальная попытка учесть - это знаменательное вторжение, странное и беспокоящее» (“Изобретение бреда”, Миллер).
Вторжение «органики» в психическую жизнь субъекта
Это не было психической каузальностью психоза, но здесь важно, что нечто абсолютно новое вторгается в жизнь субъекта. Возможно, уже здесь мы могли предположить, что для того, чтобы подчеркнуть этот разрыв, Лакану нужно было перейти к понятию знака и его произвольности, чтобы мы не могли объяснить появление элементарного феномена ни историей субъекта, ни его личностью. Если говорить в рамках логики Аристотеля, это движение от "случайного" к "возможному". Как, например, в случае, который обсуждался на Клинической секции: маленький ребенок смотрел в открытое окно, ожидая отца, который часто возвращался домой пьяным, и, чтобы избежать этого, он почувствовал, что если придумает правило, то его отец не придет домой пьяным. Пьяный отец - ненормальный отец, он - угроза распада семьи (исчезновение места самого ребенка). Эта сцена врезается в его память. Дальше она становится парадигматической для всей его жизни. Он вынужден в критических ситуациях сам придумывать и потом выполнять правила. После определенных трагических событий эти правила начинают разрастаться. Субъект боится, что они захватят его. Элементарный феномен - возникновение недиалектизируемой уверенности значения «придуманного правила». В дальнейшем эта логика повторяется уже в бреду, где он пассажир корабля, которым управляет член его семьи или где он должен больше ездить, чтобы бороться с правилами. Случайность этой сцены - «образ шатающегося ненормального отца» и, в дальнейшем, «автоматизм», захватывающий тело - реализация возможного, возврат форклюзированного означающего «нормальный, правильный», возвращающегося в тело виде «правильных» действий и, соответственно, удержания воображаемой идентификации с отцом.
Миллер приводит в своей статье “Изобретение бреда” следующий рисунок, где повторяется первичный элемент, который снова повторяется затем в серии и т.д. Мы видим первичный, элементарный, порождающий феномен.
Расстройство/норма
Если продолжать рассказывать историю «элементарных феноменов» не с начала, а с конца, вполне возможно, что сегодня именно так с ней и начинают знакомиться, то необходимо найти им место в симптоматике пограничных расстройств, которые чаще всего попадают в клинику ординарных, неразвязанных, декомпенсаторных психозов.
Для меня акцент здесь не столько на слове «пограничный», сколько на «расстройстве» с вытекающими отсюда затруднениями в метонимически организованных связях между понятиями. Проблема подхода к опыту через феноменологию расстройства в том, что в нем не применяется диалектический подход, т.е. имеется в виду закон исключенного третьего. Это означает, что из груды «запчастей», которые представляют собой описываемые феномены, вы не сможете сделать конструкцию, которая сохраняла бы связь с Реальным как невозможным. Другими словами, вы никогда не очертите в ней зону «незнания», «дыру», а, значит, она будет подчиняться каким угодно воображаемым правилам, например, статистическим, но не законам исключения.
Если же эта клиника претендует на режим, который можно было обозначить режимом «расстройств», где не действуют исключения, как в лакановском режиме «не-всего» (3), режим сингулярности случая, где нужно рассматривать случай за случаем, то тогда она не может называться клиникой расстройств, потому что понятие расстройства представляет собой оппозицию норме, и поэтому не может рассматриваться отдельно (расстройство/норма).
Но что такое норма в таком случае? Если не норма, которая подчиняется закону исключенного третьего, а значит - это и есть “норма” как структура языка (4). Лакан поместил «норму», миф об «Эдиповом комплексе» в психоаналитический квадрат, с одной стороны, модернизируя логический квадрат Аристотеля, с другой, обнаруживая в Эдиповом треугольнике символическое Имя-Отца. И тогда в «норме», в эдипальной структуре языка, вместо элементарных феноменов - образования бессознательного (Миллер пристраивает эту оппозицию, о которой мы говорили на первой встрече Клинической секции: образование бессознательного/элементарный феномен).
В современной клинике именно четвертый элемент и будет тем, что в ординарных психозах является точкой изобретения, точкой связывания Реального, Воображаемого и Символического. В данном случае это будет уже не миф об Эдипе, не в психоаналитическом квадрате, но миф о самом «синтоме» как четвертом элементе. Это аффективная связь между языком и телом, которая будет изобретаться самим субъектом. Нужно отметить, что не всегда эта четвертая точка существует в клинических случаях или вообще субъект способен ее изобрести.
Пограничные расстройства также чаще всего оказываются специфической структурой психоза в его неразвязанном или декомпенсаторном варианте, а значит подчиняются той же логике элементарных феноменов и отсюда определяется направление лечения и стабилизации. Подход к случаю как к расстройству подчиняет клинициста сопоставлением его с понятной нормы, а не к выделению непонятных «знаков». Но для того, чтобы научится распознавать знаки психоза в неразвязанных психозах, необходимо, конечно, иметь представление о клинике острых психозов, о структуре психоза, где есть не расстройства поведения, в расстройства языка. Вернуться к началу открытия элементарных феноменов и психотической структуры. Элементарно!
Назад в будущее. Форклюзия Имени Отца
Наверное, первое знакомство с лакановской теорией психоза запоминается не встречей с элементарным феноменом, а с другим его открытием - существованием особого механизма отрицания в психозе. Это форклюзия Имени-Отца, которая как понятие возникает лишь в 3 семинаре «Психозы» в 1956 году, через три года после знаменитой «Римской речи» с «бессознательным, структурированным как язык». Теоретизация развязывания психозов в кадре форклюзии Имени-Отца «позволяет, учесть в структурном подходе то, что классические психиатры выделяли как декомпенсацию с внезапными и радикальными феноменами: “как гром среди ясного неба”» (“Антибская конвенция”). Эта концептуализация вводит также различие между психотической структурой и психотическими феноменами, ярко выраженными клинически в момент развязывания. Идея подхода к психозу через особый вид отрицания, отличающегося от вытеснения в неврозе, действительно, как бы отвлекает внимание от «элементарного феномена», который фигурирует у Лакана еще в его диссертации в 1932 или даже раньше в работе «Инспирированные писания: Шизография». «Элементарные феномены» в психозе не лежат на поверхности, они не очевидны ни для самого пациента, ни тем более, для клинициста. То, что, скорее лежит в психозе на поверхности - это «развязывание», «declenchement», описанное, например, в ставшей классической в лакановской ориентации статье «О вопросе, предваряющем любой возможный подход к психозам…».
Приведу здесь краткое описание из “Антибской конвенции”, сборника случаев ординарных психозов, в чем оно проявляется. Воспроизведу здесь, как происходит классическое развязывание: 1) призыв форклюзированного означающего Имени-Отца, т.е. встречи с Un-pere, форклюзированным, отброшенным означающим, 2) образование P0 3) образование Ф0 (фаллическое значение).
И теперь разъяснение, что такое феномены P0 - это галлюцинации и расстройства языка. Последние описаны в Семинаре 3, которые включают эхо мыслей в фундаментальном языке, проникающие в различные формы психического автоматизма. Сюда включаются расстройства речи и высказывания, вербальные галлюцинации и феномены навязанных мыслей. То, что Клерамбо называл “идеическими”, исключая бредовые мысли, которые рассматриваются как идеические, либо как семантические.
Ф0 - это фаллос как означающее пола: различные бредовые идеи, связанные с сексуальностью и с телом, охваченным присутствием Ф0, также как и переходом к акту. Фаллос - это означающее жизни и оживления наслаждения (“Антибская конвенция”, С.86).
Как мы видим, чтобы уметь распознавать элементарные феномены требуется знание клинических концептов не только психоанализа, но и знакомство с психиатрическими концептами. Особенно речь идет о психиатрических концептах начала конца 19 - начала 20 века. Как можно сегодня распознавать дискретные знаки в пограничных расстройствах, не имея представления о классических феноменах развязывания?! Клиника ординарных психозов была изобретена благодаря структурному подходу Лакана, который интегрировал в нее психиатрические концепты.
Я закончу свой текст цитатой из выступления Ж.-А. Миллера (“Отчет о встрече с Миллером”, Патрисиа Боска-Гароз), которая вдохновляет на исследования и переворачивает все с ног на голову:
«Клинические отчеты Клерамбо - это модели. Это щедрые на уточнения отчеты, где используются все ресурсы языка, в его литературном измерении, в его схватывании клинических феноменов, чтобы попытаться сказать, свести это к одной или двум фразам, что делает из них кость лечения и эпюру для каждого субъекта. Это подход, где о диагностике больше не говорят.
Отметим, что это ресурсы, которыми владеет классическая психиатрия и на которые она опирается. Она потеряла их в своей необузданной биологизации. Психоанализ стал ее депозитарием. На нем также лежит нагрузка переизобрести их, исходя из своих ориентиров.
Схватывание через сжатое высказывание клинического феномена, который присущ именно субъекту, - это обратный ход ДСМ. Здесь под вопросом подразумевается абсолютная сингулярность».
Добавим к этому то, что в истории русской психиатрии есть свои загадки и тайны, а также удивительные психиатры, описавшие феномены на русском языке. Среди них мы выделяем Виктора Кандинского, прославившегося своим талантом наблюдателя, автора оригинальной концепции «псевдогаллюцинаций», которая был погребена под общим названием «Синдрома Кандинского-Клерамбо» в 1927 году.
Сегодня мы возвращаемся к этому концепту и многим другим, а также к клиническим отчетам вместе с лакановской ориентацией на наших встречах Клинической секции, чтобы воздать должное элементарному!
Если продолжать рассказывать историю «элементарных феноменов» не с начала, а с конца, вполне возможно, что сегодня именно так с ней и начинают знакомиться, то необходимо найти им место в симптоматике пограничных расстройств, которые чаще всего попадают в клинику ординарных, неразвязанных, декомпенсаторных психозов.
Для меня акцент здесь не столько на слове «пограничный», сколько на «расстройстве» с вытекающими отсюда затруднениями в метонимически организованных связях между понятиями. Проблема подхода к опыту через феноменологию расстройства в том, что в нем не применяется диалектический подход, т.е. имеется в виду закон исключенного третьего. Это означает, что из груды «запчастей», которые представляют собой описываемые феномены, вы не сможете сделать конструкцию, которая сохраняла бы связь с Реальным как невозможным. Другими словами, вы никогда не очертите в ней зону «незнания», «дыру», а, значит, она будет подчиняться каким угодно воображаемым правилам, например, статистическим, но не законам исключения.
Если же эта клиника претендует на режим, который можно было обозначить режимом «расстройств», где не действуют исключения, как в лакановском режиме «не-всего» (3), режим сингулярности случая, где нужно рассматривать случай за случаем, то тогда она не может называться клиникой расстройств, потому что понятие расстройства представляет собой оппозицию норме, и поэтому не может рассматриваться отдельно (расстройство/норма).
Но что такое норма в таком случае? Если не норма, которая подчиняется закону исключенного третьего, а значит - это и есть “норма” как структура языка (4). Лакан поместил «норму», миф об «Эдиповом комплексе» в психоаналитический квадрат, с одной стороны, модернизируя логический квадрат Аристотеля, с другой, обнаруживая в Эдиповом треугольнике символическое Имя-Отца. И тогда в «норме», в эдипальной структуре языка, вместо элементарных феноменов - образования бессознательного (Миллер пристраивает эту оппозицию, о которой мы говорили на первой встрече Клинической секции: образование бессознательного/элементарный феномен).
В современной клинике именно четвертый элемент и будет тем, что в ординарных психозах является точкой изобретения, точкой связывания Реального, Воображаемого и Символического. В данном случае это будет уже не миф об Эдипе, не в психоаналитическом квадрате, но миф о самом «синтоме» как четвертом элементе. Это аффективная связь между языком и телом, которая будет изобретаться самим субъектом. Нужно отметить, что не всегда эта четвертая точка существует в клинических случаях или вообще субъект способен ее изобрести.
Пограничные расстройства также чаще всего оказываются специфической структурой психоза в его неразвязанном или декомпенсаторном варианте, а значит подчиняются той же логике элементарных феноменов и отсюда определяется направление лечения и стабилизации. Подход к случаю как к расстройству подчиняет клинициста сопоставлением его с понятной нормы, а не к выделению непонятных «знаков». Но для того, чтобы научится распознавать знаки психоза в неразвязанных психозах, необходимо, конечно, иметь представление о клинике острых психозов, о структуре психоза, где есть не расстройства поведения, в расстройства языка. Вернуться к началу открытия элементарных феноменов и психотической структуры. Элементарно!
Назад в будущее. Форклюзия Имени Отца
Наверное, первое знакомство с лакановской теорией психоза запоминается не встречей с элементарным феноменом, а с другим его открытием - существованием особого механизма отрицания в психозе. Это форклюзия Имени-Отца, которая как понятие возникает лишь в 3 семинаре «Психозы» в 1956 году, через три года после знаменитой «Римской речи» с «бессознательным, структурированным как язык». Теоретизация развязывания психозов в кадре форклюзии Имени-Отца «позволяет, учесть в структурном подходе то, что классические психиатры выделяли как декомпенсацию с внезапными и радикальными феноменами: “как гром среди ясного неба”» (“Антибская конвенция”). Эта концептуализация вводит также различие между психотической структурой и психотическими феноменами, ярко выраженными клинически в момент развязывания. Идея подхода к психозу через особый вид отрицания, отличающегося от вытеснения в неврозе, действительно, как бы отвлекает внимание от «элементарного феномена», который фигурирует у Лакана еще в его диссертации в 1932 или даже раньше в работе «Инспирированные писания: Шизография». «Элементарные феномены» в психозе не лежат на поверхности, они не очевидны ни для самого пациента, ни тем более, для клинициста. То, что, скорее лежит в психозе на поверхности - это «развязывание», «declenchement», описанное, например, в ставшей классической в лакановской ориентации статье «О вопросе, предваряющем любой возможный подход к психозам…».
Приведу здесь краткое описание из “Антибской конвенции”, сборника случаев ординарных психозов, в чем оно проявляется. Воспроизведу здесь, как происходит классическое развязывание: 1) призыв форклюзированного означающего Имени-Отца, т.е. встречи с Un-pere, форклюзированным, отброшенным означающим, 2) образование P0 3) образование Ф0 (фаллическое значение).
И теперь разъяснение, что такое феномены P0 - это галлюцинации и расстройства языка. Последние описаны в Семинаре 3, которые включают эхо мыслей в фундаментальном языке, проникающие в различные формы психического автоматизма. Сюда включаются расстройства речи и высказывания, вербальные галлюцинации и феномены навязанных мыслей. То, что Клерамбо называл “идеическими”, исключая бредовые мысли, которые рассматриваются как идеические, либо как семантические.
Ф0 - это фаллос как означающее пола: различные бредовые идеи, связанные с сексуальностью и с телом, охваченным присутствием Ф0, также как и переходом к акту. Фаллос - это означающее жизни и оживления наслаждения (“Антибская конвенция”, С.86).
Как мы видим, чтобы уметь распознавать элементарные феномены требуется знание клинических концептов не только психоанализа, но и знакомство с психиатрическими концептами. Особенно речь идет о психиатрических концептах начала конца 19 - начала 20 века. Как можно сегодня распознавать дискретные знаки в пограничных расстройствах, не имея представления о классических феноменах развязывания?! Клиника ординарных психозов была изобретена благодаря структурному подходу Лакана, который интегрировал в нее психиатрические концепты.
Я закончу свой текст цитатой из выступления Ж.-А. Миллера (“Отчет о встрече с Миллером”, Патрисиа Боска-Гароз), которая вдохновляет на исследования и переворачивает все с ног на голову:
«Клинические отчеты Клерамбо - это модели. Это щедрые на уточнения отчеты, где используются все ресурсы языка, в его литературном измерении, в его схватывании клинических феноменов, чтобы попытаться сказать, свести это к одной или двум фразам, что делает из них кость лечения и эпюру для каждого субъекта. Это подход, где о диагностике больше не говорят.
Отметим, что это ресурсы, которыми владеет классическая психиатрия и на которые она опирается. Она потеряла их в своей необузданной биологизации. Психоанализ стал ее депозитарием. На нем также лежит нагрузка переизобрести их, исходя из своих ориентиров.
Схватывание через сжатое высказывание клинического феномена, который присущ именно субъекту, - это обратный ход ДСМ. Здесь под вопросом подразумевается абсолютная сингулярность».
Добавим к этому то, что в истории русской психиатрии есть свои загадки и тайны, а также удивительные психиатры, описавшие феномены на русском языке. Среди них мы выделяем Виктора Кандинского, прославившегося своим талантом наблюдателя, автора оригинальной концепции «псевдогаллюцинаций», которая был погребена под общим названием «Синдрома Кандинского-Клерамбо» в 1927 году.
Сегодня мы возвращаемся к этому концепту и многим другим, а также к клиническим отчетам вместе с лакановской ориентацией на наших встречах Клинической секции, чтобы воздать должное элементарному!
