Эффекты смысла (метафора и метонимия) и объект (вне-смысла) в анализе
Эффекты смысла (метафора и метонимия) и объект (вне-смысла) в анализе
Elena Katsyura
Перечитать Лакана с курсом Миллера 1981-1982 гг.
10 сеанс
с 11 до 12.20 (онлайн и очно)
aI
----
aR
S1
----
$
S1 ... S2
Следуя уже привычным для нас маршрутом от оппозиции к оппозиции: метафора и метонимия, симптом и желание, эффект смысла и объект, знание и наслаждение, объект и причина желания, мы обнаруживаем вопрос, которым задается Миллер исходя из практики анализа. Этим вопросом, думаю, задавались и задаются многие анализанты. Вот как он звучит в артикуляции Миллера: «Какое-то время я не понимал – и я беру это за реперную точку – как согласуется то, что Лакан мог анализировать людей на французском языке, когда это не был их материнский язык, с тем, что он сказал о бессознательном, структурированном как язык. Мне казалось, что это самый маловероятный вывод из того, что он говорил, и это создавало для меня проблему. Что ж, сегодня я скажу, что это возможно именно потому, что субъекта побуждает нечто иное, чем эффекты смысла, очевидно, при условии, что субъект в достаточной степени владеет языком, который не является родным, чтобы проанализировать субъекта на иностранном языке. К такому заключению возможно прийти, лишь при условии выделения, вовлечения, по сути, в измерение вне-смысла, объекта а. Более того, в практике Лакана это полностью соответствовало тому, что все воспринимали как ее эволюцию, а именно, уменьшение того, что было воздействием, величиной, размахом эффектов смысла. Это вопрос, который я вынужден был задать себе: можно ли принимать запросы на анализ на иностранном языке? Если не уловить это сочленение, которое я пытаюсь реконструировать перед вами, я бы ответил «нет». Вот хотя бы влияние теории на практику: теперь мне стало понятно, как это возможно» (1).
Как вы видите вопросы, которые мы реконструируем с курсом 1981 года, имеют очень важное значение для анализа. Следующим возникает вопрос, каким образом происходит переход от метонимии желания к метонимии наслаждения, ведь в XI Семинаре у Лакана мы видим другое сочленение: отчуждение и сепарация. И это не зеркальная оппозиция по отношению к метафоре и метонимии. Именно поэтому нужно обратиться к работе «Позиции бессознательного», где присутствует этот акцент.
И далее, процитируем еще один пассаж из 10 сеанса, важность которого очевидна. На этот раз не обойдется без парадокса: «Я вынужден задержаться на том, чтобы обратиться к метафоре и метонимии, чтобы, очевидно, попытаться повернуть это вспять, развернуть эту оппозицию в том смысле, где мы слишком хотели резюмировать этим учение Лакана. Лакан обязан этой оппозицией – как я уже говорил вам – статье Якобсона, озаглавленной «Две формы афазии», и в III Семинаре у нас есть возможность уловить именно тот момент, когда Лакан принимает это во внимание. Эти два понятия, немного напоминают волосы в супе в продолжении этого III Семинара. Это нововведение не было продумано. И в комментариях Лакана на этот счет, в этом практически грубом воспроизведении, чувствуется энтузиазм, который он испытывает. Я имею в виду, что в семинарах Лакана довольно редко можно найти то, что, строго говоря, не является комментарием текста, а является его пересказом (une redite). В связи с этим весь III Семинар проходит без отцовской метафоры, без упорядочивания этой метафорой, которая возникнет только как последствие прочтения Якобсона, как переформулировка Эдипа исходя из законов языка, которые Лакан находит в двух механизмах, выделенных лингвистом…Поэтому я попытаюсь поставить под сомнение распространенность этой первой версии метафоры и метонимии в понимании учения Лакана…» (2).
И далее: «Концепция, лежащая в основе этого дела метафоры и метонимии, строго говоря, не принадлежит Якобсону. Это берет начало от лингвиста Гийома, которого Лакан иногда цитирует в своих «Écrits». И здесь центральная концепция (!) – это эффект смысла… Другими словами, метафора и метонимия отличаются друг от друга эффектом смысла: «метафора рассматривается как эффект позитивного смысла» («Направление лечения»), а метонимия – негативного, мало смысла (peu de sens)» (3).
И еще пунктуация:
«Это же распределение между метафорой и метонимией ведет к разделению между симптомом и желанием. Симптом как метафора и желание как метонимия … Отсюда парадокс, который я подчеркнул, и его подтверждение, что он был пропущен теми, кто серьезно читал Лакана, а именно, что Лакан в своем распределении сочленяет метонимию с наслаждением. Этот сдвиг представляет собой, как я уже отмечал, существенную реорганизацию учения Лакана. Эта реорганизация происходит одновременно с появлением в качестве категории того, что он назвал «причиной желания» – выражения, почти отсутствующего в «Ecrits», даже если оно и появляется, я думаю, впервые в «Значении фаллоса», на которое я ссылался в прошлый раз. Он появляется там, но в форме, которая не выделена, в очень скрытой форме, в любом случае это то, что Лакан, как кажется, и показывает в отношении сновидения остроумной истерички: эта функция причины проявляется там без объекта а, но через означающее» (4).
На прошлом сеансе на десерт были устрицы, а теперь мы будем экономить (manque-à-jouir) и обойдёмся кусочком копченого лосося из сна прекрасной жены мясника*… Но, поверьте, и этого окажется вполне достаточно, чтобы значительно продвинутся в интерпретации сна жены мясника и выйти из «пустыни анализа»**, где мы оказались вместе с Фрейдом: «Момент, когда Лакан решил, что он действительно перешел этот предел, – это когда он высвободил причину и объект желания, то есть когда он сконструировал теорию объекта а как реального» (5).
*«Итак, я обращаюсь к третьему сновидению, проанализированному Фрейдом в его книге. Оно фигурирует в четвертой главе ее, озаглавленной Traumentstellung, Искажения в сновидении. Принадлежит сновидение даме, которую мы будем называть в дальнейшем для краткости супругой мясника. Вот рассказ о сновидении, который приводит Фрейд.
«Мне приснилось следующее. Я хочу устроить для гостей ужин, но у меня в доме нет ничего, кроме копченой лососины. Я собираюсь пойти купить что-нибудь. Я звоню по телефону знакомому поставщику, но телефон, как на грех, испорчен. Мне приходится отказаться от желания устроить ужин».
Вот и весь текст сновидения. Фрейд скрупулезно регистрирует слова, в которые рассказ облечен, и лишь исходя из этого словесного оформления, из своего рода записанного текста сновидения, представляется ему возможным его анализ.
«Я отвечаю, конечно, что лишь анализ может выяснить действительный смысл сновидения». (На самом деле, больная раcсказала об этом сне, возражая Фрейду: «Вы говорите всегда, что сновидение – осуществление желания. Я вам расскажу сейчас одно сновидение, которое, наоборот, доказывает, что мое желание не осуществилось»). Фрейд продолжает: «Я признаю, однако, что сновидение это, на первый взгляд, вполне разумно и связно и действительно якобы противоречит теории осуществления желаний. Из какого же материала проистекает это сновидение? Вы же знаете, что повод к сновидению дается каждый раз переживаниями предыдущего дня. Муж моей пациентки – оптовый торговец мясом, человек славный и очень деятельный. Накануне он заявил ей, что слишком пополнел и хочет поэтому начать лечиться от тучности.
Он будет рано вставать, делать моцион, держать строгую диету и никогда впредь не станет принимать приглашений на ужины. Смеясь, она рассказывает далее, что ее муж познакомился в ресторане с одним художником, который во что бы то ни стало хотел написать с него портрет, потому что, по его мнению, он никогда еще не видел такого характерного человека. На что муж ее со свойственной ему бесцеремонностью ответил, что он ему, конечно, благодарен, но уверен, что всей его физиономии художник предпочел бы кусочек задницы молодой девушки. Моя пациентка очень влюблена в своего мужа и без конца дразнит его. Недавно она просила не покупать ей икры. – Что это значит».
Дело в том, что ей уже давно хотелось каждое утро бутерброды с икрой. Но она отказывает себе в таком расточительстве – или, скорее, не позволяет себе подобной вольности. Конечно, муж тотчас купил бы ей икры, если бы она ему об этом сказала. Но она, наоборот, просила его икры не покупать. Чтобы потом иметь возможность в шутку попрекнуть его этим». Далее Фрейд делает в скобках следующее замечание: «Это объяснение кажется мне притянутым за уши. Позади таких неудовлетворительных сведений скрываются обычно какие-нибудь задние мысли. Достаточно вспомнить о пациентах Бернгейма: они выполняли внушенные им в гипнозе действия и, будучи спрошены о мотивах последних, не отвечали, что они, мол, не знают, почему это сделали, а изобретали чрезвычайно неправдоподобные объяснения. Точно так же обстоит, по-видимому, дело и с икрой. Я замечаю, что моя пациентка принуждена создавать себе в жизни неосуществленные желания. Во сне желание ее так и остается, действительно, не исполненным. Но зачем ей, собственно, такое желание нужно?»
«Всего этого недостаточно для толкования сновидения, – продолжает Фрейд. – Я добиваюсь дальнейшего разъяснения. После непродолжительного молчания, обычного для тех случаев, когда говорящему приходится преодолевать внутреннее сопротивление, она сообщила, что вчера посетила одну свою подругу, которую ревнует к мужу: он постоянно говорит ей комплименты. К счастью, подруга эта очень худощавая, а ее мужу нравятся только полные. О чем же говорила эта худощавая подруга? Конечно, о своем желании немного пополнеть. Она спросила, кроме того, мою пациентку: «Когда вы нас пригласите к себе? Вы всегда так хорошо угощаете!»
Смысл сновидения становится ясен. Я могу сказать пациентке: «Это все равно, как если бы вы подумали при ее словах: как же, позову я тебя – чтобы ты у меня наелась, пополнела и еще больше понравилась моему мужу! Уж лучше я не буду никогда устраивать ужинов!» И действительно, сновидение говорит вам, что вы не можете устроить ужина, – оно таким образом осуществляет ваше желание отнюдь не способствовать округлению форм вашей подруги. Ведь о том, что человек полнеет от угощений в чужом доме, говорил вам ваш муж, который, желая похудеть, решил не принимать приглашений на ужины. Нам недостает только еще одного элемента, который подтвердил бы это толкование. Мы не разъяснили значение в сновидении копченой лососины. «Почему вам приснилась лососина?» – «Копченая лососина – любимое кушанье этой подруги», – отвечает она. Случайно я тоже знаком с этой дамой и могу подтвердить, что она так же любит лососину, как моя пациентка – икру» (6).
**«Лакан использует это выражение в «Телевидении» в 1973 г, но также обращается к нему в одном отрывке 1958 года, что заставляет нас не сомневаться в его амбициях, то есть дело не в желании превзойти Фрейда (он слишком плохо думал про идеологию «превосходства»), а в желании провести своих пациентов за точку, которая была отмечена Фрейдом – точку, непреодолимую и неизбежную, – комплекс кастрации» (7).
На этом я закончу мое затянувшееся введение и жду вас на встречу (можно онлайн) в субботу с 11 до 12.20, либо лично, если Вы в Санкт-Петербурге.
Ирина Макарова
(1) Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)
(2) Там же
(3) Там же
(4) Там же
(5) Там же
(6) Ж. Лакан Семинары: Книга V. Образования бессознательного (1957-1958). Пер. с фр. А. Черноглазова. М.: ИТДГК «Гнозис», Издательство «Логос». 2002. глава XX стр. 417-419
(7) Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)
10 сеанс
с 11 до 12.20 (онлайн и очно)
aI
----
aR
S1
----
$
S1 ... S2
Следуя уже привычным для нас маршрутом от оппозиции к оппозиции: метафора и метонимия, симптом и желание, эффект смысла и объект, знание и наслаждение, объект и причина желания, мы обнаруживаем вопрос, которым задается Миллер исходя из практики анализа. Этим вопросом, думаю, задавались и задаются многие анализанты. Вот как он звучит в артикуляции Миллера: «Какое-то время я не понимал – и я беру это за реперную точку – как согласуется то, что Лакан мог анализировать людей на французском языке, когда это не был их материнский язык, с тем, что он сказал о бессознательном, структурированном как язык. Мне казалось, что это самый маловероятный вывод из того, что он говорил, и это создавало для меня проблему. Что ж, сегодня я скажу, что это возможно именно потому, что субъекта побуждает нечто иное, чем эффекты смысла, очевидно, при условии, что субъект в достаточной степени владеет языком, который не является родным, чтобы проанализировать субъекта на иностранном языке. К такому заключению возможно прийти, лишь при условии выделения, вовлечения, по сути, в измерение вне-смысла, объекта а. Более того, в практике Лакана это полностью соответствовало тому, что все воспринимали как ее эволюцию, а именно, уменьшение того, что было воздействием, величиной, размахом эффектов смысла. Это вопрос, который я вынужден был задать себе: можно ли принимать запросы на анализ на иностранном языке? Если не уловить это сочленение, которое я пытаюсь реконструировать перед вами, я бы ответил «нет». Вот хотя бы влияние теории на практику: теперь мне стало понятно, как это возможно» (1).
Как вы видите вопросы, которые мы реконструируем с курсом 1981 года, имеют очень важное значение для анализа. Следующим возникает вопрос, каким образом происходит переход от метонимии желания к метонимии наслаждения, ведь в XI Семинаре у Лакана мы видим другое сочленение: отчуждение и сепарация. И это не зеркальная оппозиция по отношению к метафоре и метонимии. Именно поэтому нужно обратиться к работе «Позиции бессознательного», где присутствует этот акцент.
И далее, процитируем еще один пассаж из 10 сеанса, важность которого очевидна. На этот раз не обойдется без парадокса: «Я вынужден задержаться на том, чтобы обратиться к метафоре и метонимии, чтобы, очевидно, попытаться повернуть это вспять, развернуть эту оппозицию в том смысле, где мы слишком хотели резюмировать этим учение Лакана. Лакан обязан этой оппозицией – как я уже говорил вам – статье Якобсона, озаглавленной «Две формы афазии», и в III Семинаре у нас есть возможность уловить именно тот момент, когда Лакан принимает это во внимание. Эти два понятия, немного напоминают волосы в супе в продолжении этого III Семинара. Это нововведение не было продумано. И в комментариях Лакана на этот счет, в этом практически грубом воспроизведении, чувствуется энтузиазм, который он испытывает. Я имею в виду, что в семинарах Лакана довольно редко можно найти то, что, строго говоря, не является комментарием текста, а является его пересказом (une redite). В связи с этим весь III Семинар проходит без отцовской метафоры, без упорядочивания этой метафорой, которая возникнет только как последствие прочтения Якобсона, как переформулировка Эдипа исходя из законов языка, которые Лакан находит в двух механизмах, выделенных лингвистом…Поэтому я попытаюсь поставить под сомнение распространенность этой первой версии метафоры и метонимии в понимании учения Лакана…» (2).
И далее: «Концепция, лежащая в основе этого дела метафоры и метонимии, строго говоря, не принадлежит Якобсону. Это берет начало от лингвиста Гийома, которого Лакан иногда цитирует в своих «Écrits». И здесь центральная концепция (!) – это эффект смысла… Другими словами, метафора и метонимия отличаются друг от друга эффектом смысла: «метафора рассматривается как эффект позитивного смысла» («Направление лечения»), а метонимия – негативного, мало смысла (peu de sens)» (3).
И еще пунктуация:
«Это же распределение между метафорой и метонимией ведет к разделению между симптомом и желанием. Симптом как метафора и желание как метонимия … Отсюда парадокс, который я подчеркнул, и его подтверждение, что он был пропущен теми, кто серьезно читал Лакана, а именно, что Лакан в своем распределении сочленяет метонимию с наслаждением. Этот сдвиг представляет собой, как я уже отмечал, существенную реорганизацию учения Лакана. Эта реорганизация происходит одновременно с появлением в качестве категории того, что он назвал «причиной желания» – выражения, почти отсутствующего в «Ecrits», даже если оно и появляется, я думаю, впервые в «Значении фаллоса», на которое я ссылался в прошлый раз. Он появляется там, но в форме, которая не выделена, в очень скрытой форме, в любом случае это то, что Лакан, как кажется, и показывает в отношении сновидения остроумной истерички: эта функция причины проявляется там без объекта а, но через означающее» (4).
На прошлом сеансе на десерт были устрицы, а теперь мы будем экономить (manque-à-jouir) и обойдёмся кусочком копченого лосося из сна прекрасной жены мясника*… Но, поверьте, и этого окажется вполне достаточно, чтобы значительно продвинутся в интерпретации сна жены мясника и выйти из «пустыни анализа»**, где мы оказались вместе с Фрейдом: «Момент, когда Лакан решил, что он действительно перешел этот предел, – это когда он высвободил причину и объект желания, то есть когда он сконструировал теорию объекта а как реального» (5).
*«Итак, я обращаюсь к третьему сновидению, проанализированному Фрейдом в его книге. Оно фигурирует в четвертой главе ее, озаглавленной Traumentstellung, Искажения в сновидении. Принадлежит сновидение даме, которую мы будем называть в дальнейшем для краткости супругой мясника. Вот рассказ о сновидении, который приводит Фрейд.
«Мне приснилось следующее. Я хочу устроить для гостей ужин, но у меня в доме нет ничего, кроме копченой лососины. Я собираюсь пойти купить что-нибудь. Я звоню по телефону знакомому поставщику, но телефон, как на грех, испорчен. Мне приходится отказаться от желания устроить ужин».
Вот и весь текст сновидения. Фрейд скрупулезно регистрирует слова, в которые рассказ облечен, и лишь исходя из этого словесного оформления, из своего рода записанного текста сновидения, представляется ему возможным его анализ.
«Я отвечаю, конечно, что лишь анализ может выяснить действительный смысл сновидения». (На самом деле, больная раcсказала об этом сне, возражая Фрейду: «Вы говорите всегда, что сновидение – осуществление желания. Я вам расскажу сейчас одно сновидение, которое, наоборот, доказывает, что мое желание не осуществилось»). Фрейд продолжает: «Я признаю, однако, что сновидение это, на первый взгляд, вполне разумно и связно и действительно якобы противоречит теории осуществления желаний. Из какого же материала проистекает это сновидение? Вы же знаете, что повод к сновидению дается каждый раз переживаниями предыдущего дня. Муж моей пациентки – оптовый торговец мясом, человек славный и очень деятельный. Накануне он заявил ей, что слишком пополнел и хочет поэтому начать лечиться от тучности.
Он будет рано вставать, делать моцион, держать строгую диету и никогда впредь не станет принимать приглашений на ужины. Смеясь, она рассказывает далее, что ее муж познакомился в ресторане с одним художником, который во что бы то ни стало хотел написать с него портрет, потому что, по его мнению, он никогда еще не видел такого характерного человека. На что муж ее со свойственной ему бесцеремонностью ответил, что он ему, конечно, благодарен, но уверен, что всей его физиономии художник предпочел бы кусочек задницы молодой девушки. Моя пациентка очень влюблена в своего мужа и без конца дразнит его. Недавно она просила не покупать ей икры. – Что это значит».
Дело в том, что ей уже давно хотелось каждое утро бутерброды с икрой. Но она отказывает себе в таком расточительстве – или, скорее, не позволяет себе подобной вольности. Конечно, муж тотчас купил бы ей икры, если бы она ему об этом сказала. Но она, наоборот, просила его икры не покупать. Чтобы потом иметь возможность в шутку попрекнуть его этим». Далее Фрейд делает в скобках следующее замечание: «Это объяснение кажется мне притянутым за уши. Позади таких неудовлетворительных сведений скрываются обычно какие-нибудь задние мысли. Достаточно вспомнить о пациентах Бернгейма: они выполняли внушенные им в гипнозе действия и, будучи спрошены о мотивах последних, не отвечали, что они, мол, не знают, почему это сделали, а изобретали чрезвычайно неправдоподобные объяснения. Точно так же обстоит, по-видимому, дело и с икрой. Я замечаю, что моя пациентка принуждена создавать себе в жизни неосуществленные желания. Во сне желание ее так и остается, действительно, не исполненным. Но зачем ей, собственно, такое желание нужно?»
«Всего этого недостаточно для толкования сновидения, – продолжает Фрейд. – Я добиваюсь дальнейшего разъяснения. После непродолжительного молчания, обычного для тех случаев, когда говорящему приходится преодолевать внутреннее сопротивление, она сообщила, что вчера посетила одну свою подругу, которую ревнует к мужу: он постоянно говорит ей комплименты. К счастью, подруга эта очень худощавая, а ее мужу нравятся только полные. О чем же говорила эта худощавая подруга? Конечно, о своем желании немного пополнеть. Она спросила, кроме того, мою пациентку: «Когда вы нас пригласите к себе? Вы всегда так хорошо угощаете!»
Смысл сновидения становится ясен. Я могу сказать пациентке: «Это все равно, как если бы вы подумали при ее словах: как же, позову я тебя – чтобы ты у меня наелась, пополнела и еще больше понравилась моему мужу! Уж лучше я не буду никогда устраивать ужинов!» И действительно, сновидение говорит вам, что вы не можете устроить ужина, – оно таким образом осуществляет ваше желание отнюдь не способствовать округлению форм вашей подруги. Ведь о том, что человек полнеет от угощений в чужом доме, говорил вам ваш муж, который, желая похудеть, решил не принимать приглашений на ужины. Нам недостает только еще одного элемента, который подтвердил бы это толкование. Мы не разъяснили значение в сновидении копченой лососины. «Почему вам приснилась лососина?» – «Копченая лососина – любимое кушанье этой подруги», – отвечает она. Случайно я тоже знаком с этой дамой и могу подтвердить, что она так же любит лососину, как моя пациентка – икру» (6).
**«Лакан использует это выражение в «Телевидении» в 1973 г, но также обращается к нему в одном отрывке 1958 года, что заставляет нас не сомневаться в его амбициях, то есть дело не в желании превзойти Фрейда (он слишком плохо думал про идеологию «превосходства»), а в желании провести своих пациентов за точку, которая была отмечена Фрейдом – точку, непреодолимую и неизбежную, – комплекс кастрации» (7).
На этом я закончу мое затянувшееся введение и жду вас на встречу (можно онлайн) в субботу с 11 до 12.20, либо лично, если Вы в Санкт-Петербурге.
Ирина Макарова
(1) Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)
(2) Там же
(3) Там же
(4) Там же
(5) Там же
(6) Ж. Лакан Семинары: Книга V. Образования бессознательного (1957-1958). Пер. с фр. А. Черноглазова. М.: ИТДГК «Гнозис», Издательство «Логос». 2002. глава XX стр. 417-419
(7) Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)
Перечитать Лакана с курсом Миллера 1981-1982 гг.
10 сеанс
с 11 до 12.20 (онлайн и очно)
aI
----
aR
S1
----
$
S1 ... S2
Следуя уже привычным для нас маршрутом от оппозиции к оппозиции: метафора и метонимия, симптом и желание, эффект смысла и объект, знание и наслаждение, объект и причина желания, мы обнаруживаем вопрос, которым задается Миллер исходя из практики анализа. Этим вопросом, думаю, задавались и задаются многие анализанты. Вот как он звучит в артикуляции Миллера: «Какое-то время я не понимал – и я беру это за реперную точку – как согласуется то, что Лакан мог анализировать людей на французском языке, когда это не был их материнский язык, с тем, что он сказал о бессознательном, структурированном как язык. Мне казалось, что это самый маловероятный вывод из того, что он говорил, и это создавало для меня проблему. Что ж, сегодня я скажу, что это возможно именно потому, что субъекта побуждает нечто иное, чем эффекты смысла, очевидно, при условии, что субъект в достаточной степени владеет языком, который не является родным, чтобы проанализировать субъекта на иностранном языке. К такому заключению возможно прийти, лишь при условии выделения, вовлечения, по сути, в измерение вне-смысла, объекта а. Более того, в практике Лакана это полностью соответствовало тому, что все воспринимали как ее эволюцию, а именно, уменьшение того, что было воздействием, величиной, размахом эффектов смысла. Это вопрос, который я вынужден был задать себе: можно ли принимать запросы на анализ на иностранном языке? Если не уловить это сочленение, которое я пытаюсь реконструировать перед вами, я бы ответил «нет». Вот хотя бы влияние теории на практику: теперь мне стало понятно, как это возможно» (1).
Как вы видите вопросы, которые мы реконструируем с курсом 1981 года, имеют очень важное значение для анализа. Следующим возникает вопрос, каким образом происходит переход от метонимии желания к метонимии наслаждения, ведь в XI Семинаре у Лакана мы видим другое сочленение: отчуждение и сепарация. И это не зеркальная оппозиция по отношению к метафоре и метонимии. Именно поэтому нужно обратиться к работе «Позиции бессознательного», где присутствует этот акцент.
И далее, процитируем еще один пассаж из 10 сеанса, важность которого очевидна. На этот раз не обойдется без парадокса: «Я вынужден задержаться на том, чтобы обратиться к метафоре и метонимии, чтобы, очевидно, попытаться повернуть это вспять, развернуть эту оппозицию в том смысле, где мы слишком хотели резюмировать этим учение Лакана. Лакан обязан этой оппозицией – как я уже говорил вам – статье Якобсона, озаглавленной «Две формы афазии», и в III Семинаре у нас есть возможность уловить именно тот момент, когда Лакан принимает это во внимание. Эти два понятия, немного напоминают волосы в супе в продолжении этого III Семинара. Это нововведение не было продумано. И в комментариях Лакана на этот счет, в этом практически грубом воспроизведении, чувствуется энтузиазм, который он испытывает. Я имею в виду, что в семинарах Лакана довольно редко можно найти то, что, строго говоря, не является комментарием текста, а является его пересказом (une redite). В связи с этим весь III Семинар проходит без отцовской метафоры, без упорядочивания этой метафорой, которая возникнет только как последствие прочтения Якобсона, как переформулировка Эдипа исходя из законов языка, которые Лакан находит в двух механизмах, выделенных лингвистом…Поэтому я попытаюсь поставить под сомнение распространенность этой первой версии метафоры и метонимии в понимании учения Лакана…» (2).
И далее: «Концепция, лежащая в основе этого дела метафоры и метонимии, строго говоря, не принадлежит Якобсону. Это берет начало от лингвиста Гийома, которого Лакан иногда цитирует в своих «Écrits». И здесь центральная концепция (!) – это эффект смысла… Другими словами, метафора и метонимия отличаются друг от друга эффектом смысла: «метафора рассматривается как эффект позитивного смысла» («Направление лечения»), а метонимия – негативного, мало смысла (peu de sens)» (3).
И еще пунктуация:
«Это же распределение между метафорой и метонимией ведет к разделению между симптомом и желанием. Симптом как метафора и желание как метонимия … Отсюда парадокс, который я подчеркнул, и его подтверждение, что он был пропущен теми, кто серьезно читал Лакана, а именно, что Лакан в своем распределении сочленяет метонимию с наслаждением. Этот сдвиг представляет собой, как я уже отмечал, существенную реорганизацию учения Лакана. Эта реорганизация происходит одновременно с появлением в качестве категории того, что он назвал «причиной желания» – выражения, почти отсутствующего в «Ecrits», даже если оно и появляется, я думаю, впервые в «Значении фаллоса», на которое я ссылался в прошлый раз. Он появляется там, но в форме, которая не выделена, в очень скрытой форме, в любом случае это то, что Лакан, как кажется, и показывает в отношении сновидения остроумной истерички: эта функция причины проявляется там без объекта а, но через означающее» (4).
На прошлом сеансе на десерт были устрицы, а теперь мы будем экономить (manque-à-jouir) и обойдёмся кусочком копченого лосося из сна прекрасной жены мясника*… Но, поверьте, и этого окажется вполне достаточно, чтобы значительно продвинутся в интерпретации сна жены мясника и выйти из «пустыни анализа»**, где мы оказались вместе с Фрейдом: «Момент, когда Лакан решил, что он действительно перешел этот предел, – это когда он высвободил причину и объект желания, то есть когда он сконструировал теорию объекта а как реального» (5).
*«Итак, я обращаюсь к третьему сновидению, проанализированному Фрейдом в его книге. Оно фигурирует в четвертой главе ее, озаглавленной Traumentstellung, Искажения в сновидении. Принадлежит сновидение даме, которую мы будем называть в дальнейшем для краткости супругой мясника. Вот рассказ о сновидении, который приводит Фрейд.
«Мне приснилось следующее. Я хочу устроить для гостей ужин, но у меня в доме нет ничего, кроме копченой лососины. Я собираюсь пойти купить что-нибудь. Я звоню по телефону знакомому поставщику, но телефон, как на грех, испорчен. Мне приходится отказаться от желания устроить ужин».
Вот и весь текст сновидения. Фрейд скрупулезно регистрирует слова, в которые рассказ облечен, и лишь исходя из этого словесного оформления, из своего рода записанного текста сновидения, представляется ему возможным его анализ.
«Я отвечаю, конечно, что лишь анализ может выяснить действительный смысл сновидения». (На самом деле, больная раcсказала об этом сне, возражая Фрейду: «Вы говорите всегда, что сновидение – осуществление желания. Я вам расскажу сейчас одно сновидение, которое, наоборот, доказывает, что мое желание не осуществилось»). Фрейд продолжает: «Я признаю, однако, что сновидение это, на первый взгляд, вполне разумно и связно и действительно якобы противоречит теории осуществления желаний. Из какого же материала проистекает это сновидение? Вы же знаете, что повод к сновидению дается каждый раз переживаниями предыдущего дня. Муж моей пациентки – оптовый торговец мясом, человек славный и очень деятельный. Накануне он заявил ей, что слишком пополнел и хочет поэтому начать лечиться от тучности.
Он будет рано вставать, делать моцион, держать строгую диету и никогда впредь не станет принимать приглашений на ужины. Смеясь, она рассказывает далее, что ее муж познакомился в ресторане с одним художником, который во что бы то ни стало хотел написать с него портрет, потому что, по его мнению, он никогда еще не видел такого характерного человека. На что муж ее со свойственной ему бесцеремонностью ответил, что он ему, конечно, благодарен, но уверен, что всей его физиономии художник предпочел бы кусочек задницы молодой девушки. Моя пациентка очень влюблена в своего мужа и без конца дразнит его. Недавно она просила не покупать ей икры. – Что это значит».
Дело в том, что ей уже давно хотелось каждое утро бутерброды с икрой. Но она отказывает себе в таком расточительстве – или, скорее, не позволяет себе подобной вольности. Конечно, муж тотчас купил бы ей икры, если бы она ему об этом сказала. Но она, наоборот, просила его икры не покупать. Чтобы потом иметь возможность в шутку попрекнуть его этим». Далее Фрейд делает в скобках следующее замечание: «Это объяснение кажется мне притянутым за уши. Позади таких неудовлетворительных сведений скрываются обычно какие-нибудь задние мысли. Достаточно вспомнить о пациентах Бернгейма: они выполняли внушенные им в гипнозе действия и, будучи спрошены о мотивах последних, не отвечали, что они, мол, не знают, почему это сделали, а изобретали чрезвычайно неправдоподобные объяснения. Точно так же обстоит, по-видимому, дело и с икрой. Я замечаю, что моя пациентка принуждена создавать себе в жизни неосуществленные желания. Во сне желание ее так и остается, действительно, не исполненным. Но зачем ей, собственно, такое желание нужно?»
«Всего этого недостаточно для толкования сновидения, – продолжает Фрейд. – Я добиваюсь дальнейшего разъяснения. После непродолжительного молчания, обычного для тех случаев, когда говорящему приходится преодолевать внутреннее сопротивление, она сообщила, что вчера посетила одну свою подругу, которую ревнует к мужу: он постоянно говорит ей комплименты. К счастью, подруга эта очень худощавая, а ее мужу нравятся только полные. О чем же говорила эта худощавая подруга? Конечно, о своем желании немного пополнеть. Она спросила, кроме того, мою пациентку: «Когда вы нас пригласите к себе? Вы всегда так хорошо угощаете!»
Смысл сновидения становится ясен. Я могу сказать пациентке: «Это все равно, как если бы вы подумали при ее словах: как же, позову я тебя – чтобы ты у меня наелась, пополнела и еще больше понравилась моему мужу! Уж лучше я не буду никогда устраивать ужинов!» И действительно, сновидение говорит вам, что вы не можете устроить ужина, – оно таким образом осуществляет ваше желание отнюдь не способствовать округлению форм вашей подруги. Ведь о том, что человек полнеет от угощений в чужом доме, говорил вам ваш муж, который, желая похудеть, решил не принимать приглашений на ужины. Нам недостает только еще одного элемента, который подтвердил бы это толкование. Мы не разъяснили значение в сновидении копченой лососины. «Почему вам приснилась лососина?» – «Копченая лососина – любимое кушанье этой подруги», – отвечает она. Случайно я тоже знаком с этой дамой и могу подтвердить, что она так же любит лососину, как моя пациентка – икру» (6).
**«Лакан использует это выражение в «Телевидении» в 1973 г, но также обращается к нему в одном отрывке 1958 года, что заставляет нас не сомневаться в его амбициях, то есть дело не в желании превзойти Фрейда (он слишком плохо думал про идеологию «превосходства»), а в желании провести своих пациентов за точку, которая была отмечена Фрейдом – точку, непреодолимую и неизбежную, – комплекс кастрации» (7).
На этом я закончу мое затянувшееся введение и жду вас на встречу (можно онлайн) в субботу с 11 до 12.20, либо лично, если Вы в Санкт-Петербурге.
Ирина Макарова
(1) Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)
(2) Там же
(3) Там же
(4) Там же
(5) Там же
(6) Ж. Лакан Семинары: Книга V. Образования бессознательного (1957-1958). Пер. с фр. А. Черноглазова. М.: ИТДГК «Гнозис», Издательство «Логос». 2002. глава XX стр. 417-419
(7) Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)
10 сеанс
с 11 до 12.20 (онлайн и очно)
aI
----
aR
S1
----
$
S1 ... S2
Следуя уже привычным для нас маршрутом от оппозиции к оппозиции: метафора и метонимия, симптом и желание, эффект смысла и объект, знание и наслаждение, объект и причина желания, мы обнаруживаем вопрос, которым задается Миллер исходя из практики анализа. Этим вопросом, думаю, задавались и задаются многие анализанты. Вот как он звучит в артикуляции Миллера: «Какое-то время я не понимал – и я беру это за реперную точку – как согласуется то, что Лакан мог анализировать людей на французском языке, когда это не был их материнский язык, с тем, что он сказал о бессознательном, структурированном как язык. Мне казалось, что это самый маловероятный вывод из того, что он говорил, и это создавало для меня проблему. Что ж, сегодня я скажу, что это возможно именно потому, что субъекта побуждает нечто иное, чем эффекты смысла, очевидно, при условии, что субъект в достаточной степени владеет языком, который не является родным, чтобы проанализировать субъекта на иностранном языке. К такому заключению возможно прийти, лишь при условии выделения, вовлечения, по сути, в измерение вне-смысла, объекта а. Более того, в практике Лакана это полностью соответствовало тому, что все воспринимали как ее эволюцию, а именно, уменьшение того, что было воздействием, величиной, размахом эффектов смысла. Это вопрос, который я вынужден был задать себе: можно ли принимать запросы на анализ на иностранном языке? Если не уловить это сочленение, которое я пытаюсь реконструировать перед вами, я бы ответил «нет». Вот хотя бы влияние теории на практику: теперь мне стало понятно, как это возможно» (1).
Как вы видите вопросы, которые мы реконструируем с курсом 1981 года, имеют очень важное значение для анализа. Следующим возникает вопрос, каким образом происходит переход от метонимии желания к метонимии наслаждения, ведь в XI Семинаре у Лакана мы видим другое сочленение: отчуждение и сепарация. И это не зеркальная оппозиция по отношению к метафоре и метонимии. Именно поэтому нужно обратиться к работе «Позиции бессознательного», где присутствует этот акцент.
И далее, процитируем еще один пассаж из 10 сеанса, важность которого очевидна. На этот раз не обойдется без парадокса: «Я вынужден задержаться на том, чтобы обратиться к метафоре и метонимии, чтобы, очевидно, попытаться повернуть это вспять, развернуть эту оппозицию в том смысле, где мы слишком хотели резюмировать этим учение Лакана. Лакан обязан этой оппозицией – как я уже говорил вам – статье Якобсона, озаглавленной «Две формы афазии», и в III Семинаре у нас есть возможность уловить именно тот момент, когда Лакан принимает это во внимание. Эти два понятия, немного напоминают волосы в супе в продолжении этого III Семинара. Это нововведение не было продумано. И в комментариях Лакана на этот счет, в этом практически грубом воспроизведении, чувствуется энтузиазм, который он испытывает. Я имею в виду, что в семинарах Лакана довольно редко можно найти то, что, строго говоря, не является комментарием текста, а является его пересказом (une redite). В связи с этим весь III Семинар проходит без отцовской метафоры, без упорядочивания этой метафорой, которая возникнет только как последствие прочтения Якобсона, как переформулировка Эдипа исходя из законов языка, которые Лакан находит в двух механизмах, выделенных лингвистом…Поэтому я попытаюсь поставить под сомнение распространенность этой первой версии метафоры и метонимии в понимании учения Лакана…» (2).
И далее: «Концепция, лежащая в основе этого дела метафоры и метонимии, строго говоря, не принадлежит Якобсону. Это берет начало от лингвиста Гийома, которого Лакан иногда цитирует в своих «Écrits». И здесь центральная концепция (!) – это эффект смысла… Другими словами, метафора и метонимия отличаются друг от друга эффектом смысла: «метафора рассматривается как эффект позитивного смысла» («Направление лечения»), а метонимия – негативного, мало смысла (peu de sens)» (3).
И еще пунктуация:
«Это же распределение между метафорой и метонимией ведет к разделению между симптомом и желанием. Симптом как метафора и желание как метонимия … Отсюда парадокс, который я подчеркнул, и его подтверждение, что он был пропущен теми, кто серьезно читал Лакана, а именно, что Лакан в своем распределении сочленяет метонимию с наслаждением. Этот сдвиг представляет собой, как я уже отмечал, существенную реорганизацию учения Лакана. Эта реорганизация происходит одновременно с появлением в качестве категории того, что он назвал «причиной желания» – выражения, почти отсутствующего в «Ecrits», даже если оно и появляется, я думаю, впервые в «Значении фаллоса», на которое я ссылался в прошлый раз. Он появляется там, но в форме, которая не выделена, в очень скрытой форме, в любом случае это то, что Лакан, как кажется, и показывает в отношении сновидения остроумной истерички: эта функция причины проявляется там без объекта а, но через означающее» (4).
На прошлом сеансе на десерт были устрицы, а теперь мы будем экономить (manque-à-jouir) и обойдёмся кусочком копченого лосося из сна прекрасной жены мясника*… Но, поверьте, и этого окажется вполне достаточно, чтобы значительно продвинутся в интерпретации сна жены мясника и выйти из «пустыни анализа»**, где мы оказались вместе с Фрейдом: «Момент, когда Лакан решил, что он действительно перешел этот предел, – это когда он высвободил причину и объект желания, то есть когда он сконструировал теорию объекта а как реального» (5).
*«Итак, я обращаюсь к третьему сновидению, проанализированному Фрейдом в его книге. Оно фигурирует в четвертой главе ее, озаглавленной Traumentstellung, Искажения в сновидении. Принадлежит сновидение даме, которую мы будем называть в дальнейшем для краткости супругой мясника. Вот рассказ о сновидении, который приводит Фрейд.
«Мне приснилось следующее. Я хочу устроить для гостей ужин, но у меня в доме нет ничего, кроме копченой лососины. Я собираюсь пойти купить что-нибудь. Я звоню по телефону знакомому поставщику, но телефон, как на грех, испорчен. Мне приходится отказаться от желания устроить ужин».
Вот и весь текст сновидения. Фрейд скрупулезно регистрирует слова, в которые рассказ облечен, и лишь исходя из этого словесного оформления, из своего рода записанного текста сновидения, представляется ему возможным его анализ.
«Я отвечаю, конечно, что лишь анализ может выяснить действительный смысл сновидения». (На самом деле, больная раcсказала об этом сне, возражая Фрейду: «Вы говорите всегда, что сновидение – осуществление желания. Я вам расскажу сейчас одно сновидение, которое, наоборот, доказывает, что мое желание не осуществилось»). Фрейд продолжает: «Я признаю, однако, что сновидение это, на первый взгляд, вполне разумно и связно и действительно якобы противоречит теории осуществления желаний. Из какого же материала проистекает это сновидение? Вы же знаете, что повод к сновидению дается каждый раз переживаниями предыдущего дня. Муж моей пациентки – оптовый торговец мясом, человек славный и очень деятельный. Накануне он заявил ей, что слишком пополнел и хочет поэтому начать лечиться от тучности.
Он будет рано вставать, делать моцион, держать строгую диету и никогда впредь не станет принимать приглашений на ужины. Смеясь, она рассказывает далее, что ее муж познакомился в ресторане с одним художником, который во что бы то ни стало хотел написать с него портрет, потому что, по его мнению, он никогда еще не видел такого характерного человека. На что муж ее со свойственной ему бесцеремонностью ответил, что он ему, конечно, благодарен, но уверен, что всей его физиономии художник предпочел бы кусочек задницы молодой девушки. Моя пациентка очень влюблена в своего мужа и без конца дразнит его. Недавно она просила не покупать ей икры. – Что это значит».
Дело в том, что ей уже давно хотелось каждое утро бутерброды с икрой. Но она отказывает себе в таком расточительстве – или, скорее, не позволяет себе подобной вольности. Конечно, муж тотчас купил бы ей икры, если бы она ему об этом сказала. Но она, наоборот, просила его икры не покупать. Чтобы потом иметь возможность в шутку попрекнуть его этим». Далее Фрейд делает в скобках следующее замечание: «Это объяснение кажется мне притянутым за уши. Позади таких неудовлетворительных сведений скрываются обычно какие-нибудь задние мысли. Достаточно вспомнить о пациентах Бернгейма: они выполняли внушенные им в гипнозе действия и, будучи спрошены о мотивах последних, не отвечали, что они, мол, не знают, почему это сделали, а изобретали чрезвычайно неправдоподобные объяснения. Точно так же обстоит, по-видимому, дело и с икрой. Я замечаю, что моя пациентка принуждена создавать себе в жизни неосуществленные желания. Во сне желание ее так и остается, действительно, не исполненным. Но зачем ей, собственно, такое желание нужно?»
«Всего этого недостаточно для толкования сновидения, – продолжает Фрейд. – Я добиваюсь дальнейшего разъяснения. После непродолжительного молчания, обычного для тех случаев, когда говорящему приходится преодолевать внутреннее сопротивление, она сообщила, что вчера посетила одну свою подругу, которую ревнует к мужу: он постоянно говорит ей комплименты. К счастью, подруга эта очень худощавая, а ее мужу нравятся только полные. О чем же говорила эта худощавая подруга? Конечно, о своем желании немного пополнеть. Она спросила, кроме того, мою пациентку: «Когда вы нас пригласите к себе? Вы всегда так хорошо угощаете!»
Смысл сновидения становится ясен. Я могу сказать пациентке: «Это все равно, как если бы вы подумали при ее словах: как же, позову я тебя – чтобы ты у меня наелась, пополнела и еще больше понравилась моему мужу! Уж лучше я не буду никогда устраивать ужинов!» И действительно, сновидение говорит вам, что вы не можете устроить ужина, – оно таким образом осуществляет ваше желание отнюдь не способствовать округлению форм вашей подруги. Ведь о том, что человек полнеет от угощений в чужом доме, говорил вам ваш муж, который, желая похудеть, решил не принимать приглашений на ужины. Нам недостает только еще одного элемента, который подтвердил бы это толкование. Мы не разъяснили значение в сновидении копченой лососины. «Почему вам приснилась лососина?» – «Копченая лососина – любимое кушанье этой подруги», – отвечает она. Случайно я тоже знаком с этой дамой и могу подтвердить, что она так же любит лососину, как моя пациентка – икру» (6).
**«Лакан использует это выражение в «Телевидении» в 1973 г, но также обращается к нему в одном отрывке 1958 года, что заставляет нас не сомневаться в его амбициях, то есть дело не в желании превзойти Фрейда (он слишком плохо думал про идеологию «превосходства»), а в желании провести своих пациентов за точку, которая была отмечена Фрейдом – точку, непреодолимую и неизбежную, – комплекс кастрации» (7).
На этом я закончу мое затянувшееся введение и жду вас на встречу (можно онлайн) в субботу с 11 до 12.20, либо лично, если Вы в Санкт-Петербурге.
Ирина Макарова
(1) Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)
(2) Там же
(3) Там же
(4) Там же
(5) Там же
(6) Ж. Лакан Семинары: Книга V. Образования бессознательного (1957-1958). Пер. с фр. А. Черноглазова. М.: ИТДГК «Гнозис», Издательство «Логос». 2002. глава XX стр. 417-419
(7) Ж.-А. Миллер «Скандирования в учении Лакана» (1981-1982 гг.), 10 сеанс от 3 февраля 1982 г. (неизданный)
Elena Katsyura
