La langue, la parole, le discours ont des effets sur le corps. C'est au principe même du symptôme qui affecte le corps et qui «exprime quelque chose de structuré comme un langage» (1). Lacan reprend cette expression dans Fonction et Champ: «le symptôme se résout tout entier dans une analyse de langage, parce qu'il est lui-même structuré comme un langage, qu'il est langage dont la parole doit être délivrée». (2)
Les effets de la langue sur le corps sont articulés dans la diachronie de l'enseignement de Lacan selon une variation qui va de la mortification signifiante, dans le temps classique de son enseignement, à l'effet de jouissance de la frappe du signifiant sur le corps, dans le dernier Lacan.

Язык, речь, дискурс производят эффекты в теле. Это принципиально для симптома, который воздействует на тело и «выражает нечто структурированное подобно языку» (1). Лакан возвращается к этому выражению в Функции и поле: «[Совершенно ясно, что] cимптом целиком разрешается в анализе языка, потому что и сам он структурирован подобно языку; что он, другими словами, и есть язык, речь которого должна быть освобождена» (2). Эффекты, которые язык производит в теле, обозначены в диахронии учения Лакана согласно вариации, идущей от означающей мортификации, сформулированной в его классическом учении, до эффекта наслаждения, вызванного ударом означающего по телу, в последнем учении Лакана».


Avant le rapport de Rome


Dans les textes de Lacan antérieurs au rapport de Rome, ce n'est pas la signification extraite du langage qui est mise en jeu dans le rapport au corps, mais il y a une satisfaction liée à la constitution de l'unité du corps dans son image, comme Jacques-Alain Miller le développe dans Biologie lacanienne (3): «La satisfaction propre au stade du miroir, c'est l'identification du sujet conçu comme désarroi organique originel à ce que j'appellerai image corporelle complète». (4) Il faut alors considérer que le sujet est «affecté de deux corps discordants» (5) qui sont l'organisme comme réel et le corps saisi dans son unité comme image. Le corps dans sa première présence, comme pur organisme, comme réel, est morcelé et c'est par l'image qu'il est fait Un, mais un Un tout imaginaire donc. La seule signification ici est celle d'une efficacité symbolique réduite à l'identification imaginaire, mais qui produit une satisfaction sous la forme de la jubilation du jeune enfant devant le miroir (6). La satisfaction produite par l'image prévaut sur la signification de l'unité qui reste toute
imaginaire.


До Римской речи


В предшествующих Римской речи текстах Лакан говорит не о значении, которое извлечено из языка и вовлечено в отношения с телом, а о том, что существует некое удовлетворение, связанное с формированием целостности тела в его образе. Жак-Ален Миллер развивает эту идею в Лакановской биологии (3): «Удовлетворение, присущее стадии зеркала — это идентификация субъекта, изначально являющего собой органический беспорядок с тем, что я назвал бы «целостный образ тела» (4). Следует, таким образом, заключить, что субъект «подвержен влиянию двух несовпадающих тел» (5), одно из которых — организм как реальное, а второе — тело, собранное в своей целостности в качестве образа. Тело в своём изначальном первичном присутствии в качестве чистого организма, тело как реальное — разъято на части. Именно посредством образа оно становится Одним, но Одним совершенно воображаемым. Единственное значение здесь — это эффект воздействия символического, пусть и сведённый к воображаемой идентификации, которая, тем не менее, вызывает удовлетворение в форме ликования маленького ребёнка перед зеркалом (6). Удовлетворение, вызванное образом, превалирует над значением целостности, которая остаётся полностью воображаемой.


Le corps du signifiant


Jacques-Alain Miller souligne que «la première incidence du structuralisme de Lacan, c'est-à-dire du privilège donné à la signification sur la satisfaction, est de renvoyer les pulsions de vie à l'imaginaire tandis que la pulsion de mort est affectée au symbolique». (7) Les pulsions de vie, c'est-à-dire aussi la jouissance, sont réduites maintenant à un imaginaire qui a quelque peu perdu son premier caractère structurant. Par contre, la pulsion de mort marque le sujet et son corps par l'entremise du signifiant. C'est le développement que fait Lacan dans Fonction et Champ: «le symbole se manifeste d'abord comme meurtre de la chose» (8). C'est cette mort qui constitue «l'éternisation du désir» et qui transcende le pur vivant animal: «Empédocle se précipitant dans l'Etna, laisse à jamais présent dans la mémoire des hommes cet acte symbolique de son être-pour-la-mort» (9).
Le corps subit les effets mortifères du signifiant. La doctrine lacanienne du signifiant «institue la présence sur fond d'absence, comme (…) constitue l'absence dans la présence» (10). L'éléphant de la couverture du Séminaire I en témoigne, le mot a des conséquences sur le réel de la vie: «Rien qu'avec le mot éléphant et la façon dont les hommes en usent, il arrive aux éléphants des choses, favorables ou défavorables, fastes ou néfastes — de toute façon, catastrophiques — avant même qu'on ait commencé à lever vers eux un arc ou un fusil». (11)
C'est l'effet de mortification que le signifiant impose à la vie, avec le double effet sur le corps, de mort symbolique dans la vie et de vie symbolique dans la mort. C'est ainsi que le formule Jacques-Alain Miller dans Biologie lacanienne: «La mort symbolique est conçue à cet égard d'un côté comme négation de la vie biologique, comme en témoigne l'acte suicide, mais aussi bien comme affirmation de la vie symbolique au-delà de la vie biologique». (12) C'est Empédocle à jamais présent.
La sépulture en est un exemple patent. Le corps mort n'est pas simple charogne, le signifiant l'a élevé à une dimension singulière qui mérite d'être saisie dans une organisation funéraire. La sépulture signifie une permanence du corps au-delà de la vie. Elle est même pour Lacan «le premier symbole où nous reconnaissions l'humanité dans ses vestiges» (13) c'est-à-dire le signe que la vie et le corps sont désormais marqués par le signifiant, à la différence de la vie animale. C'est un S1 qui marque le sujet tout en le pétrifiant. «Cet S1 est la pierre du vivant, c'est ce qui réalise la pétrification signifiante, qui est d'ailleurs incarnée par ce qui est tout de même un rite presque universel, la pierre tombale». (14)
Dans son livre L'envers de la biopolitique (15), Eric Laurent souligne que Lacan fait de la sépulture «le moment où il y a eu émergence de l'être parlant» (16) et qu'il a ainsi anticipé sur la position de nombreux préhistoriens aujourd'hui. Le langage débute avec ce traitement particulier des corps morts. Cette sépulture est ainsi une écriture, commente Eric Laurent: «Dans cette écriture sépulcrale, le corps se fait absence inscrite, autour de laquelle les objets de jouissance se disposent et se déposent». (17)
Il montre aussi la bascule qui va s'opérer chez Lacan avec Radiophonie: «Dans Radiophonie, Lacan articule jouissance et corps à partir de la théorie des ensembles. Ainsi, la sépulture n'est plus médiation ni éternisation. Elle permet de donner une forme logique à l'excès dont les objets de jouissance sont porteurs dans leur relation aux orifices par lesquels la jouissance entre dans le corps». (18)


Тело означающего


Жак-Ален Миллер подчёркивает: «Первое следствие структурализма Лакана, где значение превалирует над удовлетворением, — это отсылка влечений к жизни к воображаемому регистру в то время, как влечение к смерти относится к символическому» (7). Влечения к жизни, в том числе и наслаждение, сведены теперь к некоему воображаемому, изначальный структурирующий характер которого несколько утрачен. И, напротив, влечение к смерти отмечает субъекта и его тело посредством означающего. Лакан развивает эту идею в Функции и Поле: «Символ проявляется сначала как умерщвление вещи» (8). Именно эта смерть конституирует «увековечивание желания» и выходит за пределы живого, животного в чистом виде: «Эмпедокл, спешащий в Этну, оставляет навсегда в памяти людей этот символический акт своего бытия-к-смерти» (9). Тело подвергается умеpщвляющим эффектам означающего. Лакановская доктрина «учреждает присутствие на основании отсутствия так же, как учреждает отсутствие в присутствии» (10). Слон на обложке Семинара I — пример того, как слово оставляет последствия в реальном жизни: «Благодаря слову слон и тому, как его люди используют, со слонами случаются разные вещи, благоприятные или неблагоприятные, хорошие и плохие — в любом случае катастрофические, — ещё до того, как на них был поднят лук или ружьё» (11). Означающее вкладывает в жизнь эффект умерщвления с двойным воздействием на тело: символической смерти в жизни и символической жизни в смерти. Именно это формулирует Миллер в Лакановской биологии: «Символическая смерть представляется в этом случае, с одной стороны, как отрицание биологической жизни (об этом свидетельствует акт суицида), с другой — как утверждение символической жизни по ту сторону жизни биологической» (12). Эмпедокл будет существовать во веки веков. Захоронение — наглядный тому пример. Мёртвое тело — не просто падаль: означающее возводит его в особый статус, достойный погребального ритуала. Могила означает выход тела за пределы жизни. Для Лакана она даже является «первым символом, в котором мы распознаём человечество в оставленных им следах» (13) — то есть знаком, свидетельствующим: начиная с этого момента жизнь и тело отмечены означающим, в отличие от жизни животного. Это некое S1, которое помечает субъекта, полностью его обездвиживая. «Это S1 есть камень живого, это то, что осуществляет окаменение означивания, которое воплощается в почти универсальном обряде — надгробном камне» (14). В книге Изнанка биополитики (15) Эрик Лоран подчёркивает, что Лакан видит в захоронении «момент появления говорящего существа» (16) и тем самым предвосхищает позицию многих сегодняшних доисториков. Язык начинается с особого обращения с мёртвым телом. Захоронение является так же и записью, комментирует Эрик Лоран: «В этой надгробной надписи тело создаётся в качестве записанного отсутствия, вокруг которого располагаются и накапливаются объекты наслаждения» (17). Он показывает также поворот, который произойдёт в Радиофонии: «Лакан сочленяет наслаждение и тело, опираясь на теорию множеств. Таким образом, захоронение больше не осуществляет посредничество и не увековечивает. Оно позволяет придать логическую форму тем излишкам, носителями коих являются объекты наслаждения в своих отношениях с отверстиями, через которые наслаждение входит в тело» (18).


Avoir un corps


On a un corps, on ne l'est pas. Cette formule est permanente chez Lacan. Jacques-Alain Miller fait remarquer qu'on la trouve déjà dans le Séminaire II, mais aussi dans un de ses derniers textes, «Joyce le Symptôme». (19) «On l'a» veut dire aussi que le sujet n'en est jamais tout à fait certain. Le corps peut apparaître un peu étrange, sinon étranger au sujet. Il ne le contrôle pas vraiment et le corps n'en fait parfois qu'à sa tête.
C'est vrai déjà dans la névrose. Les traits singuliers de jouissance apparaissent plus forts que le sujet. L'anorexie, par exemple, témoigne de l'investissement pulsionnel de l'objet oral ou du rien.
Ce corps qui est séparé du sujet, l'est encore davantage dans la psychose où l'on peut rencontrer des phénomènes de disjonction ou de dissociation. Le corps peut aussi y apparaître morcelé.
Un très bel exemple de cette disjonction du corps et de l'être du sujet nous est donné dans un texte de Jacques-Alain Miller sur la présentation de malades de Lacan (20) dont la conclusion est «maladie de la mentalité». Quelques mots sur ce cas qui est à compter selon Lacan, «au nombre de ces fous normaux qui constituent notre ambiance» — ce qui nous ferait penser aujourd'hui à la psychose ordinaire. Cette dame qui présentait un malaise dans la société mais aussi avec son employeur, qui ne se sentait ni vraie, ni fausse malade, avait cette formule formidable: «j'aimerais vivre comme un habit». Ce que Lacan commente en disant: «Cette personne n'a pas la moindre idée du corps qu'elle a à mettre sous cette robe, il n'y a personne pour habiter le vêtement». Maladie de la mentalité s'oppose ici à maladie de l'Autre, qui s'articule à une certitude. Voilà un rapport du sujet à son corps où l'on saisit parfaitement cette disjonction radicale entre le corps et le sujet, entre le Un du corps et l'être signifiant du sujet.
Avoir un corps peut en effet s'entendre de plus d'une façon. Dans L'être et l'Un, commentant le texte de Lacan «Joyce le Symptôme», Jacques-Alain Miller dit ceci: «Le sujet lacanien, est-ce qu'on peut dire qu'il n'avait pas de corps? Non, mais il n'avait qu'un corps visible, réduit (…) à la prégnance de sa forme (…). Est-ce qu'avec la pulsion, avec la castration, avec l'objet petit a, le sujet retrouvait un corps? Il ne retrouvait un corps que sublimé (…) par le signifiant. Avant le dernier enseignement de Lacan, le corps du sujet, c'était toujours un corps signifiantisé, porté par le langage. Il en va tout autrement à partir de la jaculation Yadl'Un parce que le corps apparaît alors comme l'Autre du signifiant, en tant que marqué, en tant que le signifiant y fait événement». (21) Ce n'est plus le corps conçu comme mortifié par le signifiant, mais le corps comme lieu où la frappe du signifiant produit un effet de jouissance.


Иметь тело


Телом обладают, телом не являются. Эта формула у Лакана неизменна. Жак-Ален Миллер отмечает, что её можно найти уже в Семинаре II, но она есть также и в последних текстах, «Джойс Симптом» (19). «Им обладают» также означает, что субъект никогда не может быть в теле совершенно уверен. Тело может показаться немного странным, если не посторонним по отношению к субъекту: тот его не совсем контролирует, и тело иногда живёт по своему собственному уставу. Это справедливо и для невроза. Сингулярные черты наслаждения оказываются сильнее субъекта. Например, анорексия свидетельствует об инвестировании влечения в оральный объект или в объект ничто. Отделённость тела от субъекта ещё более характерна для психоза, где можно встретить феномены разъединённости или диссоциации. Тело может так же оказаться разъятым на части. Прекрасный пример этой разъединённости тела и бытия субъекта приводится в тексте Жака-Алена Миллера об одной из клинических презентаций Лакана (20), по поводу которой он заключил, что речь идёт о «болезни менталитета». Несколько слов об этом случае, который, согласно Лакану, следует причислить «к числу тех самых нормальных сумасшедших, из коих, собственно, и состоит наше окружение» — сегодня подобное заставило бы нас подумать об ординарном психозе. Эта женщина, испытывающая сложности в социуме или в общении с работодателями и при этом не чувствующая себя ни по-настоящему больной, ни по-настоящему здоровой, преподносит нам замечательную формулу: «Я хотела бы жить, как одёжка». Лакан, комментируя её случай, говорит: «У этой дамы нет и малейшего представления о том теле, которое у неё находится под этим платьем, нет никого, кто бы мог поселиться в одежде». Болезнь менталитета противопоставляется здесь болезни Другого, которая сочетается с уверенностью. Перед нами отношения субъекта с его собственным телом, где можно увидеть радикальную разъединённость тела и субъекта — разъединённость между Одним тела и означающим бытием субъекта. «Обладать телом» можно понимать и по-другому. В Бытие и Один, комментируя текст Лакана «Джойс Симптом», Жак-Ален Миллер задаётся вопросом: «Можно ли сказать, что лакановский субъект не имеет тела? Нет, но он имеет только видимое тело, сведённое (…) к зачатку формы (…). Обретает ли субъект тело через влечение, кастрацию, объект маленькое а? Он обретает лишь тело, сублимированное (…) означающим. До последнего учения Лакана тело субъекта было всегда телом, «прошитым» означающими — телом, которому язык давал опору. Все совершенно меняется с появлением возглашения (jaculation) Yadl'Un (Один-есть): с этого момента тело уже обнаруживается как Другой означающего, в качестве отмеченного означающим, производящим в нем событие» (21). Это уже не тело, понимаемое как умерщвлённое означающим, но тело как место, в котором удар, нанесённый означающим, производит эффект наслаждения.


Le corps et la jouissance


Après être passé de la satisfaction (Stade du miroir) à la signification (Fonction et champ), Lacan va remettre l'accent sur la satisfaction dans le dernier temps de son enseignement. C'est ce que Jacques-Alain Miller souligne dans Biologie lacanienne: «Cela le conduit par exemple à passer du concept du langage à celui de lalangue, c'est-à-dire de poser que le signifiant comme tel travaille non pour la signification mais pour la satisfaction». (22) Ce qui va dans le sens de «poser une équivalence entre signification et satisfaction». (23)
Et Miller met en évidence qu'il y a deux mouvements en présence dans les liens entre le corps et le signifiant. D'abord il y a une signifiantisation du corps présente dès le premier enseignement de Lacan et dont l'exemple majeur est le signifiant du phallus, qui élève un organe à la dimension du signifiant. Mais il y a aussi à considérer dans le dernier Lacan une corporisation du signifiant qui est, au contraire, «le signifiant saisi comme affectant le corps de l'être parlant, et le signifiant devenant corps, morcelant la jouissance du corps et en faisant saillir le plus-de-jouir, découpant le corps, mais jusqu'à en faire sourdre la jouissance, le plus-de-jouir». (24) Ce qui permet de saisir que le signifiant affecte le corps autrement que par un jeu de significations. C'est «l'effet corporel du signifiant, c'est-à-dire non pas son effet sémantique, qui est le signifié, non pas son effet de sujet supposé, c'est-à-dire non pas tous les effets de vérité du signifiant, mais ses effets de jouissance». (25)
Ce double mouvement de signifiantisation du corps et de corporisation du signifiant est donné par Lacan dans «Radiophonie»: «Je reviens d'abord au corps du symbolique qu'il faut entendre comme de nulle métaphore. À preuve que rien que lui n'isole le corps à prendre au sens naïf, soit celui dont l'être qui s'en soutient ne sait pas que c'est le langage qui le lui décerne, au point qu'il n'y serait pas, faute d'en pouvoir parler. Le premier corps fait le second de s'y incorporer». (26) L'être n'a son corps que du fait du langage, sans quoi il n'y serait même pas, mais c'est l'incorporation ou corporisation du signifiant qui lui fait ce corps pris dans les effets de jouissance. Cette incorporation par où le signifiant devient corps fait du corps une surface d'écriture où l'objet s'inscrit hors-corps mais articulé au corps, comme le commente Eric Laurent. (27)
C'est le corps comme surface d'écriture, c'est le corps décoré de piercings ou tatouages, c'est le corps soumis aux exigences hygiénistes ou aux performances sportives, c'est le corps augmenté d'objets de jouissance ou incorporant des produits. Cette surface d'inscription est ainsi à la fois hors corps et articulée au corps. Ce corps affecté du signifiant hors sens est aussi affecté par des évènements de corps.


Тело и наслаждение


После перехода от удовлетворения (Стадия зеркала) к означиванию (Функция и поле речи) Лакан вновь переносит акцент на удовлетворение в последнем такте своего учения. Жак-Ален Миллер подчёркивает это в Лакановской биологии: «Это ведёт его, например, к переходу от концепции языка к концепции йазыка, то есть к утверждению, что работа означающего как такового заключается не в означивании, но в удовлетворении» (22). И это — движение в направлении «утверждения эквивалентности между означиванием и удовлетворением» (23). Миллер подчеркивает, что в той связи, которая есть между телом и означающим, существуют два движения. Сначала (в первом учении Лакана) главным примером означивания тела является фаллос, который возводит орган в измерение означающего. Однако в последнем учении Лакана речь будет идти, напротив, об инкорпорировании означающего: «Означающее, рассматриваемое как то, что воздействует на тело говорящего существа, и означающее, само становящееся телом, фрагментирующим наслаждение тела и заставляющим бить ключом добавочное наслаждение, рассекающим тело на куски до порождения в нем добавочного наслаждения» (24). Это позволяет понять, что означающее воздействует на тело иначе, чем посредством игры означающих. Это «телесный эффект означающего, иначе говоря не тот его семантический эффект, которым является означаемое, не эффект предполагаемого субъекта, связанный с истиной означающего, но его эффекты наслаждения» (25). Двойное движение — означивания тела и инкорпорирования означающего, — изложено Лаканом в «Радиофонии»: «Сначала я возвращаюсь к телу символического, которое следует понимать, как тело без метафоры. На самом деле лишь оно обособляет тело, понимаемое в самом наивном смысле, где существо, которое этим телом поддерживается, не имеет ни малейшего понятия о том, что именно язык его ему вручает; что его и не было бы вовсе в отсутствие способности об этом говорить. Первое тело заставляет второе в себя инкорпорироваться» (26). Существо обладает телом исключительно благодаря факту наличия языка, иначе его и вовсе бы не было. Но именно инкорпорирование означающих делает это тело захваченным эффектами наслаждения. Инкорпорирование, посредством которого означающее становится телом, делает из тела поверхность для письма, где объект вписывается вне тела, но будучи с телом соединён, как комментирует Эрик Лоран (27). Это тело как поверхность для письма, это тело, декорированное пирсингом или татуажем, это тело, подчинённое гигиеническим требованиям или требованиям спортивных достижений, это тело, дополненное объектами наслаждения или инкорпорирующее вещества. Эта поверхность для записи находится вне тела, будучи одновременно с телом соединённой. Это тело, подверженное влиянию означающего вне смысла, также подвержено влиянию событий тела.


Du symptôme qui parle au symptôme qui s'écrit


Le symptôme freudien, extrait des hystériques, est un symptôme qui parle dans le corps, qui doit être décodé pour faire émerger sa vérité. Il communique et implique le «deux». «On lui donne un sens de vérité, on l'interprète» dit Jacques-Alain Miller (28).
Le renversement opéré dans le dernier Lacan nous invite non plus à écouter le symptôme, mais à le lire. Le symptôme n'y est plus vérité, il se réduit «à sa formule initiale, c'est-à-dire à la rencontre matérielle d'un signifiant et du corps, au choc pur du langage sur le corps». (29) Ce n'est plus la vérité du symptôme qui est visée par l'interprétation, c'est son réel, le symptôme à lire. Dans la lettre, ce n'est pas l'être du signifiant que l'on trouve, c'est un réel.
On peut lire ainsi la petite séquence que Joyce décrit dans le portrait de l'artiste et que Lacan commente dans la dernière séance du Séminaire XXIII (30). Un nommé Héron aidé de camarades lui a mis une raclée mais aussitôt après l'aventure «Joyce s'interroge sur le fait que, passé la chose, il ne lui en voulait pas. (…) Il constate que toute l'affaire s'est évacuée comme une pelure». (31) Et Lacan commente: «Il ne s'agit pas simplement dans son témoignage du rapport à son corps, mais si je puis dire, de la psychologie de ce rapport [soit] l'image confuse que nous avons de notre propre corps». (32) C'est l'ego défaillant de Joyce qui fait que cette image ne tient pas, c'est un «laisser tomber du rapport au corps propre». (33) Sans connexion à l'image Joyce se construit un ego de substitution par l'écriture.
«Le parlêtre adore son corps parce qu'il croit qu'il l'a» dit Lacan, qui ajoute «L'adoration est le seul rapport que le parlêtre a à son corps». (34) L'adoration, cela veut dire lui vouer un culte, c'est de l'amour, plus précisément ce qu'on appelle l'amour propre quand il s'agit de l'amour de son propre corps, de l'amour du corps propre. C'est la seule «consistance mentale» du parlêtre parce que son corps physique «fout le camp à tout instant». Ce qui donne cette consistance mentale, c'est en effet l'amour-propre du corps, l'idée qu'on a de son corps propre et à laquelle on tient. C'est ce qui lâche chez Joyce comme la pelure d'un fruit trop mur.


От симптома, который говорит — к симптому, который записывается


Фрейдовский симптом, выведенный из истерии — это симптом, который говорит в теле. Его нужно расшифровать, чтобы дать появиться истине. Он что-то сообщает и подразумевает «два». «Мы придаём ему смысл истины, мы его интерпретируем», — говорит Жак-Ален Миллер (28). Переворот в последнем учении Лакана приглашает нас уже не слушать симптом, но читать его. Симптом больше не заключает в себе истину, он сводится «к своей изначальной формуле, то есть к материальной встрече означающего и тела, к удару языка по телу в чистом виде» (29). Интерпретация больше не нацелена на истину симптома, но нацелена на его реальное: симптом для прочтения. В букве мы находим не сущее означающего, но — реальное. В портрете артиста Джойс описывает небольшой эпизод, который Лакан комментирует в последнем сеансе XXIII Семинара (30). Некто Херон вместе с друзьями устроил Джойсу взбучку. Но вскоре после этого события Джойс был «озадачен тем, что по прошествии времени не держит на обидчика зла. (…) Он отмечает, что все эта история просто отпала, словно шелуха (31). И Лакан комментирует: «В его свидетельстве речь идёт не просто о его связи с телом, но, я бы сказал, о психологии этой связи, — того спутанного образа, который имеется у нас относительно нашего собственного тела». Несостоятельность эго Джойса является причиной того, что образ не удерживается: это «отбрасывание связи с собственным телом» (33). В отсутствие связи с образом Джойс конструирует суррогатное эго при помощи письма. «Говорящее–существо (parlêtre) обожает своё тело, потому что полагает, что им обладает», — говорит Лакан и добавляет: «Обожание — это единственная связь, которая есть у говорящего–существа с его телом» (34). Обожание в смысле возведения тела в культ, в смысле любви, ещё точнее – в смысле любви к себе, когда речь идет о любви к своему собственному телу. Это единственная «психическая консистентность» говорящего–существа, ведь его физическое тело «ежемоментно летит ко всем чертям». Именно эффект любви к собственному телу, наше о нем представление, за которое мы цепляемся, и дает эту психическую консистентность. Она-то и не удерживается в случае Джойса, словно кожура переспевшего фрукта.


L'évènement de corps


Jacques-Alain Miller souligne deux définitions du symptôme. D'une part «le symptôme est un avènement de signification. C'est à ce titre qu'il est éminemment interprétable. Cette définition ne dit pas autre chose». (35) C'est le symptôme classique avec ses effets de vérité. D'autre part «la définition du symptôme comme événement de corps que j'ai promue est nécessaire et inévitable pour autant que le symptôme constitue comme tel une jouissance». Cette définition «rend beaucoup plus problématique le statut de l'interprétation qui peut y répondre». (36)
Dès lors que le symptôme est saisi par la jouissance et qu'il affecte le corps «en tant qu'il se jouit»(37), il est évènement de corps. Et il se développe ensuite comme sens. Mais à sa racine il est «pure réitération de l'Un de jouissance que Lacan appelle sinthome». (38) L'Un se répète dans l'itération et il y a le corps qui apparait comme Autre (39), l'évènement de corps étant la conjonction du Un et du corps.
L'évènement n'est pas témoin d'une vérité à découvrir. Il renvoie plutôt à l'excès, à la surprise et à la contingence de la rencontre. Il ne laisse pas place à l'interprétation en termes de significations. Il s'agit dès lors de rester à distance du sens. «En effet, ce sont des significations qui se présentent d'abord dans l'écoute, ce sont elles qui vous captent et vous imprègnent. C'est déjà beaucoup que de parvenir à s'en détacher suffisamment pour en isoler les signifiants, et interpréter, non pas à partir de la signification, mais de la simple homophonie, non à partir du sens mais du son. À l'occasion, cette interprétation peut se réduire à faire résonner un son, sans plus». (40)


Событие тела


Жак-Ален Миллер выделяет два определения симптома. С одной стороны, «симптом есть инаугурация значения. Именно поэтому он в высшей степени поддаётся интерпретации. Такое определение ни о чём больше нам не говорит» (35). Это классический симптом с эффектами истины. С другой стороны, «определение симптома как события тела представляется мне необходимым и неизбежным, поскольку симптом как таковой учреждает наслаждение». И это определение симптома «значительно усложняет положение интерпретации, которая могла бы стать здесь ответом» (36). С того момента, как симптом схвачен наслаждением и воздействует на тело, «поскольку оно наслаждается собой» (37), он становится событием тела. И лишь затем он получает развитие как нечто, имеющее смысл. Но корнем его является «чистое повторение того, что можно назвать «Один наслаждения», которое Лакан называет синтомом» (38). Один повторяется в рецидивах, и также есть тело, которое появляется, как Другой (39): событие тела становится сочленением Одного и тела. Событие не свидетельствует об истине, которую предстоит открыть. Оно отсылает, скорее, к чрезмерности, к неожиданности и к случайности встречи. Оно не оставляет места интерпретации в смысле значения. Речь идёт, таким образом о том, чтобы держаться от смысла подальше. «На самом деле то, что первым появляется при слушании — это значения, и они вас захватывают и буквально пропитывают. Довольно существенным шагом будет суметь от них отделиться, чтобы изолировать означающие и произвести интерпретацию исходя не из значения, а из простой омофонии, исходя не из смысла, но из звука. Иногда эта интерпретация может быть сведена к тому, чтобы дать звуку прозвучать — и не более того» (40).



Перевод с французского Александра Федчука. Редактура Инги Метревели, Дины Силкиной.



[1] Lacan J., Le symbolique, l'imaginaire et le réel, Conférence prononcée le 8 juillet 1953 à l'hôpital Sainte-Anne, pour l'ouverture des activités de la Société française de psychanalyse.
[2] Lacan J., «Fonction et Champ de la parole et du langage», Écrits, p. 269.
[3] Miller J.-A., «Biologie lacanienne et événement de corps», La Cause freudienne, n° 44, pp. 5-45.
[4] Id, p. 19.
[5] Id, p. 20.
[6] Lacan J., «Le stade du miroir», Écrits, pp. 93-100.
[7] Miller J.-A., «Biologie lacanienne et événement de corps», La Cause freudienne, n° 44, p. 20.
[8] Lacan J., «Fonction et Champ de la parole et du langage», Écrits, p. 319. [9] Id, p. 320.
[10] Lacan J., «La direction de la cure», Écrits, p. 594.
[11] Lacan J., Séminaire I, Les écrits techniques de Freud, p. 201.
[12] Miller J.-A., «Biologie lacanienne et événement de corps», La Cause freudienne, n° 44, p. 21.
[13] Lacan J., «Fonction et Champ de la parole et du langage», Écrits, p. 319.
[14] Miller J.-A., «Biologie lacanienne et événement de corps», La Cause freudienne, n°44, p. 17.
[15] Laurent E., «L'envers de la biopolitique, une écriture pour la jouissance», Navarin ◊ Le Champ freudien, Paris, 2016.
[16] Id, p. 35.
[17] Id. p. 39.
[18] Id. p. 39.
[19] Miller J.-A., «Biologie lacanienne et événement de corps», La Cause freudienne, n°44, p. 9. Cf. Lacan J., Le Séminaire, livre II, Le moi dans la théorie de Freud et dans la technique de la psychanalyse, p. 93, et «Joyce le Symptôme», Autres Ecrits.
[20] Миллер Ж.-А. Уроки практики представления больных // Международный психоаналитический журнал No 9. М.: Фрейдово поле / Союз печатников, 2021. С. 17.
[21] Miller J.-A., «L'être et l'Un», inédit, cours 12.
[22] Miller J.-A., «Biologie lacanienne et événement de corps», La Cause freudienne, n°44, p. 23.
[23] Id. p. 23.
[24] Id. p. 44.
[25] Id. p. 44.
[26] Lacan J., «Radiophonie», Autres Écrits p. 409.
[27] Laurent E., L'envers de la biopolitique, une écriture pour la jouissance, pp. 34-35. [28] Miller J.-A., «Lire un symptôme», Mental 26, p. 54.
[29] Id., p. 58.
[30] Lacan J., Le Séminaire, livre XXIII, Le sinthome.
[31] Id, p. 148-149.
[32] Id, p. 149.
[33] Id, p. 150.
[34] Id, p. 66.
[35] Miller J.-A., «Biologie lacanienne et événement de corps», La Cause freudienne, n°44, p. 18.
[36] Id.
[37] Miller J.-A., «L'être et l'Un», inédit, cours 9.
[38] Id.
[39] Id, cours 13.
[40] Id, cours 8.

Оригинал опубликован на сайте amp-nls.org в декабре 2020 года c комментарием: «Жак Лакан основал Школу психоанализа для того, чтобы предоставить своим последователям, аналитикам и не-аналитикам, определённую структуру с целью заново отвоевать Фрейдово поле — а эту задачу Лакан полагал для себя основной. Опыт этот по сей день является «серьёзным» в лакановском смысле, и впоследствии был не раз воспроизведён: Новая лакановская Школа — седьмая Школа, основанная Жаком-Аленом Миллером в рамках Всемирной Психоаналитической Ассоциации».

Ccылка на регистрацию для участия в Конгрессе: https://www.weezevent.com/congres-nls-2021