Жак-Ален Миллер , курс 1981-1982 гг
Скандирования в учении Лакана // Диалектика желания и фиксированность фантазма
21 сеанс, 26 мая 1982

Je ne dirai pas que l'examen du signifiant par Lacan n'a été que de façade, mais je dirai que l'attention exclusive portée au signifiant a peu ou prou masqué son effort d'élaboration portant sur l'être du sujet. Le sujet du signifiant, le sujet barré en tant que tel, n'est pas l'être du sujet. Malgré tout ce qui a pu se formuler comme critique à la mode de l'ontologie au nom du structuralisme, Lacan a toujours maintenu que l'enjeu d'une analyse est un certain avènement de l'être. Evidemment pas sous une forme rayonnante et qui serait équivalente au bien, au beau, au vrai, mais il y a avènement de l'être. Je dirai même que toutes les différentes théories du transfert chez Lacan prennent pour repère l'avènement de l'être du sujet. Lacan dit lui-même avoir ajouté à la psychanalyse la théorie de l'objet a, dont on peut dire qu'elle s'inscrit comme une doctrine moderne de l'être.

Я не говорю, что исследование означающего могло бы быть всего лишь «фасадом», но я говорю, что то исключительное внимание, которое Лакан уделял означающему, в той или иной степени маскировало предпринятые им усилия по разработке бытия субъекта. Субъект означающего, перечеркнутый субъект как таковой, не тождественен бытию субъекта. Тем не менее, несмотря на все, что можно было бы сформулировать в духе модной критики онтологии во имя структурализма, Лакан всегда утверждал, что в анализе речь идет о некоем пришествии бытия (avènement de l'être). В анализе имеет место пришествие бытия, но очевидно не в той сияющей форме, которая была бы эквивалентна прекрасному, доброму, справедливому. Я бы даже сказал, что пришествие бытия субъекта служит ориентиром для различных теорий переноса у Лакана. Сам Лакан утверждал, что он добавил к психоанализу теорию объекта а, которая, скажем так, вписалась как современное учение бытия.

Nous essayons donc de cerner une autre fonction, présente dans l'expérience analytique, que celle du sujet du signifiant. Il faut évidemment plutôt le faire à petits pas, parce que si se débonde cette barrière que Lacan a mise à la tour ontologique, si on laisse se fissurer ce mur, on peut alors recevoir sur la figure toutes les ordures qui sont derrière. Il faut donc y aller doucement, avec prudence. Essayer de rendre explicite cette autre face de son enseignement est effectivement un peu périlleux, puisqu'on risque le retour des idéologies personnalistes. A cet égard, il y avait quelque chose de positif dans la mécompréhension où Lacan a laissé ses auditeurs et lecteurs. Il a essayé d'écarter toute idée de substance du sujet, de telle sorte que lorsqu'on nous a ramené ça sous les formes évangéliques habituelles, on a pu identifier tout de suite que ça ne relevait pas de l'enseignement de Lacan.

Поэтому мы попытаемся определить другую функцию, присутствующую в аналитическом опыте, функцию, которая отличается от субъекта означающего. Очевидно, что продвигаться лучше медленно, маленькими шагами потому что, если ограда, которую Лакан возвел вокруг онтологической башни, рухнет, если мы позволим стене треснуть, то есть шанс, что на нас полетит, обрушится весь тот строительный мусор, который за ней скрывается. Поэтому продвигаться нужно медленно и осторожно. Попытка выявить другую сторону его учения действительно несколько опасна, так как мы рискуем вернуться к персоналистским идеологиям. В этом отношении было что-то положительное в том непонимании, в котором Лакан оставлял своих слушателей и читателей. Он всячески пытался уйти от идеи субстанциальности субъекта, так что, когда мы возвращались к ней в обычных евангельских формах, нам сразу бросалась в глаза ее нерелевантность учению Лакана.

J'ai commencé ce contournement en marquant que la théorie du moi doit être réactualisée, et que l'on ne peut se contenter ni du moi comme instance imaginaire ni du moi défini comme métonymie du désir - désir qui est lui- même une métonymie, celle du manque-à-être, ce qui fait du moi une métonymie de métonymie. On ne peut se contenter de ça, puisqu'il y a tout un autre versant qu'expose Lacan et qui fait du moi un symptôme, c'est-à-dire une métaphore si on se reporte à "L'instance de la lettre". J'ai donc commencé par évoquer la nécessaire réactualisation de la théorie du moi, pour essayer de montrer en quel sens son assise est donnée par le je ne pense pas du sujet, je ne pense pas qui est lié et touche à son je suis fondamental, c'est-à-dire à un je suis de jouissance.

Я решил зайти с замечания о необходимости обновления теории собственного я: нельзя довольствоваться представлением о собственном я ни в качестве воображаемой инстанции, ни в качестве метонимии желания — желание само по себе является метонимией, нехваткой бытия, превращающей собственное я в метонимию метонимии. Мы не можем удовлетвориться этим, поскольку есть совершенно другая сторона собственного я, которую Лакан раскрывает. Он превращает его в симптом, то есть в метафору, если мы ссылаемся на «Инстанцию буквы». Итак, я начал с необходимости обновления теории собственного я, чтобы попытаться показать в каком смысле его основание дано через я не мыслю субъекта, я не мыслю, которое затрагивает и связано с его фундаментальным я существую, то есть я существую наслаждения.

C'est là que nous retrouvons ce souci de Lacan de situer le sujet, le sujet dont il s'agit dans l'expérience analytique par rapport au cogito cartésien. C'est un fil qui court à travers tout son enseignement. Il a pris ce cogito cartésien comme un repère, comme un mathème de Descartes, et il l'a modifié de façons diverses au cours de son enseignement. C'est tout à fait repérable dans la diachronie de cet enseignement. C'est un repère au même titre que la lutte du maître et de l'esclave, elle aussi reprise et modifiée constamment.

Именно здесь мы обнаруживаем стремление Лакана расположить субъекта — субъекта о котором идет речь в аналитическом опыте — по отношению к картезианскому cogito. Оно проходит красной нитью через все его учение. Взяв картезианское cogito за отправную точку, за матему Декарта, он всячески видоизменял его во время своего преподавания. Это вполне можно выявить, рассмотрев его преподавание в его развитии, в диахронии. Это такой же ориентир, как и борьба между господином и рабом; к ней тоже постоянно возвращаются и видоизменяют.

Je ne vais pas rentrer dans la structure du je pense, donc je suis de Descartes. Je le pourrais, bien entendu, puisque j'ai appris à faire ça professionnellement et que les indications de Lacan sont spécialement précises et éclairantes. Pas seulement les siennes, d'ailleurs, mais aussi celles d'un certain nombre d'historiens de la philosophie. Je me contenterai de marquer que le point du cogito, le point évanouissant du cogito, est constitué - prenons- le au plus simple - d'une certaine inadéquation du je pense au je suis. Dans toutes les reprises qu'il a en pu en faire, Lacan s'est toujours efforcé de disjoindre le je pense et le je suis, en considérant que c'est ce qu'imposait l'expérience analytique. Le plus simple de l'expérience analytique, c'est ce qu'il formule dans "L'instance de la lettre", à savoir que, dans cette expérience, je ne pense pas où je suis. Il y a là un décalage entre la pensée et l'être - je pense où je ne suis pas, et je suis où je ne pense pas - et cette disjonction est ce qu'impose au minimum l'existence - la supposition que nous faisons de cette existence - du refoulement.

Я не собираюсь вдаваться в декартову структуру «я мыслю, следовательно, я существую». Хотя я несомненно мог бы, поскольку научился делать это профессионально, а указания Лакана такие точные и проясняющие. Причем не только Лакана, но и ряда историков философии. Однако, я ограничусь замечанием, что точка cogito, точка схождения cogito, состоит — возьмем ее в самом простом виде — в известном несоответствии «я мыслю» «я есть». Во всех своих разработках, Лакан всегда стремился разъединить «я мыслю» и «я есть», считая его тем, что навязывает аналитический опыт. Простейшим следствием из аналитического опыта является сформулированное в «Инстанции буквы»: я не мыслю там, где я есть. Есть зазор между мыслью и бытием: я мыслю там, где я не есть, и я есть там, где я не мыслю. И этот зазор, эта дизъюнкция как минимум навязывает существование, точнее предположение, которое мы делаем об этом существовании, вытеснения.

Lacan a évidemment raffiné cette disjonction au cours du temps. Il l'a raffinée spécialement pour donner sa logique à la passe. Eh bien, cette passe de Lacan n'est pas concevable sans cette disjonction du mathème cartésien. Elle n'aurait aucun sens si le je suis et le je pense n'étaient pas disjoints. La passe est à cet égard une sorte de contre-cogito, je veux dire que ça expose un nouveau mariage du je pense et du je suis, de nouvelles noces du je pense et du je suis, les noces analytiques du je pense et du je suis. Ca demande évidemment de s'expliquer un petit peu et c'est ce que je vais faire.

Лакан, очевидно, со временем «очистил» эту дизъюнкцию, сделал эту дизъюнкцию более изысканной. Он усовершенствовал ее специально, чтобы придать логику процедуре перехода, пасса (pass). Пасс Лакана немыслим без дизъюнкции картезианской матемы. Пасс не имел бы смысла без разделения я существую и я мыслю. В этом отношении пасс является своего рода контр-cogito. Я имею в виду, что он выявляет новый союз я мыслю и я существую, новый союз я мыслю и я существую, аналитический союз я мыслю и я существую. Здесь от меня потребуется небольшое объяснение.

Comment situons-nous ce cogito de départ? J'ai dit mathème cartésien, mais Descartes, bien sûr, n'en fait pas du tout une écriture. Ce cogito fonde pour lui la transparence du Je - transparence dont Sartre, malgré tout existentialisme, a été le promoteur aussi bien, puisque c'est au nom de cette transparence de la conscience à elle-même qu'il a, sinon rejeté, du moins essayé de reformuler la théorie de Freud. Il y a bien quelque chose qui chez lui a perduré du cogito cartésien, puisque dans son Etre et le néant, dans la quatrième partie consacrée à la psychanalyse, il a considéré l'inconscient comme une contradiction dans les termes. Qu'est-ce que c'est le cogito dans nos termes à nous? Je me suis demandé ça. Ou plutôt: Qu'est-ce que c'est son idéologie? Ca pourrait se résumer à ceci, que le sujet du cogito serait représenté par un signifiant et un seul - ce qui, chez ces penseurs du cogito, implique précisément que ce ne soit ni pour ni par un autre. La transparence du Je implique l'annulation, et même la forclusion, de l'Autre signifiant. Il y en a un et un seul. C'est seulement par cette réduction au signifiant unique que peut être réalisée la coïncidence du je pense et du je suis:

Итак, как нам разместить это изначальное cogito? Я сказал о картезианской матеме, но Декарт, разумеется, вовсе не делает из нее записи. Сogito обосновывает для него прозрачность Я для самого себя — прозрачность, которую, несмотря на весь свой экзистенциализм, также культивировал Сартр, поскольку именно во имя этой прозрачности сознания для самого себя он, если не отвергал, то как минимум предпринимал попытки переформулировать теорию Фрейда. В ней определенно сохранилось что-то от картезианского cogito, поскольку в четвертой части «Бытия и ничто», посвященной психоанализу, Сартр рассматривает бессознательное как противоречие в терминах. Чем будет cogito в наших терминах? Я задавался этим вопросом. Точнее: какова его идеология? Ее можно было бы резюмировать следующим образом: субъект cogito будет представлен единственным означающим. У мыслителей cogito это как раз и подразумевает, что оно не существует ни для другого, ни посредством другого. Прозрачность Я предполагает упразднение и даже форклюзию Другого означающего. Есть одно и единственное означающее. Только посредством редукции к уникальному означающему может быть реализовано совпадение я мыслю и я существую:

Su
----
$

Ce qui est présent dans le cogito, c'est que ce cogito ne s'atteint que par le rejet de tout savoir. Lacan l'a très bien souligné dans le Séminaire XI: la recherche de Descartes, en tant qu'elle aboutit au cogito comme un de ses temps, n'est pas une recherche de savoir mais une recherche de certitude. C'est si peu une recherche de savoir que ça commence par balayer tous les niveaux acquis du savoir. Ca commence par rejeter la Sorbonne, Aristote et Saint- Thomas, et puis ça rejette même, par le fameux doute hyperbolique, le savoir des mathématiques. On sait pourtant que Descartes y était versé et qu'il était même inventeur de mathématiques. Mais le moment propre du cogito suppose le rejet de tous les niveaux de savoir, et c'est dans ce vidage du savoir qu'émerge, comme un simple point de coïncidence, la certitude du sujet pensant, la certitude qu'il aurait de son être. Comme si précisément, en ce point, énoncé et énonciation se confondaient. D'où le tour que Lacan, à l'occasion, a donné au cogito pour y réinscrire la division du sujet de l'énoncé et du sujet de l'énonciation: Je suis ce qui pense: "donc je suis". C'était là l'astuce qui faisait valoir la division restituée de l'énoncé et de l'énonciation - astuce qui, sous les espèces du cogito, est en fait un faux cogito, un cogito du sujet divisé et non du sujet coïncidant.

Сogito достигается только отбрасыванием всякого знания, этого у cogito не отнять. Лакан очень точно сформулировал это в XI Семинаре: «Исследования Декарта, поскольку они ведут к cogito как одному из своих периодов, — это не поиск знания, а поиск достоверности. Поиск знания настолько незначителен, что начинается с того, что сметает все приобретенные уровни знания. Он начинает с того, что отбрасывает Сорбонну, Аристотеля и Святого Фому Аквинского, а затем благодаря знаменитому гиперболическому сомнению отбрасывает даже знание математики. Мы знаем, однако, что Декарт разбирался в ней и даже был изобретателем в области математики. Но собственный момент cogito предполагает отбрасывание всех уровней знания, и именно в этом опустошении знания возникает, просто как точка совпадения (point de coïncidence), уверенность мыслящего субъекта, уверенность в его желании быть. Как если бы именно в этой точке сливались высказываемое и высказывание. Отсюда тот поворот, который Лакан при случае придал cogito, чтобы заново вписать в него разделение на субъекта высказываемого и субъекта высказывания: Я есть тот, кто мыслит: «следовательно, я существую». Это была уловка, утверждавшая восстановленное разделение высказываемого и высказывания, уловка, которая в разновидностях cogito фактически является ложным cogito — cogito разделенного субъекта, а не субъекта совпадения.

Ce rejet de tout savoir est d'une certaine façon la condition même de l'accès à la certitude. C'est pourquoi je dirai que Lacan a toujours situé la certitude non pas du côté du savoir mais du côté de l'acte, ceci dans la mesure où un acte n'émerge que du rejet du savoir. Dans l'ordre du savoir, il n'y a pas d'actes mais des conséquences. La certitude est autre chose que la démonstration. Lacan évoque l'acte de Descartes mettant en suspens l'univers du savoir, c'est- à-dire l'ordre signifiant. C'est par là que cet acte est créateur. S'il mérite d'être un commencement dans l'histoire du sujet – s'il y en a une –, c'est précisément parce qu'il ne se déduit de rien du savoir antérieur. Ce n'est qu'après coup que l'on va trouver les sources thomistes et médiévales de la pensée de Descartes. Il y a un philosophe qui s'est attaché à ça et que Lacan aimait beaucoup, à savoir Etienne Gilson, qui trouvait après coup, dans le savoir médiéval, tout ce qui préparait Descartes. On peut même remonter jusqu'à saint Augustin et ses Confessions. Mais il n'empêche que l'émergence du sujet cartésien est effectivement l'émergence d'un ordre nouveau du savoir qui suppose précisément cette mise en suspens du savoir antérieur.

Неприятие, отбрасывание всякого знания является в некотором роде самим условием доступа к достоверности. Вот почему я бы сказал, что Лакан всегда оставлял уверенность не на стороне знания, а на стороне акта, поскольку акт возникает только из отбрасывания знания. В порядке знания не существует актов, одни лишь следствия. Достоверность — не доказательство. Лакан упоминает акт Декарта, приостановивший вселенную знания, то есть означающий порядок. Благодаря этому его акт является творческим. Если он и заслуживает того, чтобы стать началом в истории субъекта — если таковое имеется, — то именно потому, что его нельзя вывести из какого-либо предшествующего знания. Только после этого мы найдем томистские и средневековые источники мысли Декарта. Есть один философ, который взялся за это, и очень нравился Лакану, а именно Этьен Жильсон; он нашел все, что оказало влияние на Декарта, в средневековом знании. Мы можем даже вернуться к святому Августину и его «Исповеди». Тем не менее, возникновение картезианского субъекта фактически является возникновением нового порядка знания, предполагающего именно такую отсрочку предшествующего знания.

Il faut dire que Lacan avait l'idée, l'idée folle, utopique, qu'une analyse arrivée à son terme mènerait le sujet à un acte de cet ordre: suspendre l'ordre du savoir et, dans ce suspens, faire un acte, un acte producteur de certitude. C'est pour vérifier cela que Lacan a inventé la procédure de la passe, pour vérifier dans quelle mesure son Ecole serait peuplée de petits Descartes. Le cogito cartésien est, si vous voulez, un analogon du moment de la passe, au moins par ce qu'il comporte de rejet de tout savoir pour l'accès à la certitude.

Надо сказать, что у Лакана была безумная, утопическая идея о том, что достигнув своего окончания анализ приводит субъекта к акту такого порядка: приостановить, отсрочить порядок знания и в этой приостановке совершить акт — акт, производящий достоверность. Именно для того, чтобы проверить это, Лакан изобрел процедуру Пасса, чтобы проверить, до какой степени его Школа будет населена маленькими Декартами. Картезианское cogito является, если угодно, аналогом момента Пасса, по крайней мере в том смысле, что оно влечет за собой отбрасывание любого знания ради доступа к достоверности.

Evidemment, cette idée qu'il y a un signifiant unique qui représente le sujet, avec ce que ça comporte de rejet du savoir, donne quelque chose qui n'est pas très joli dans le subjectivisme sartrien. Ça donne précisément le mépris pour l'élaboration scientifique. Il est sûr que la promotion de l'existentialisme comme philosophie princeps dans les universités françaises, a eu pour conséquence la disparition et la minorisation de tout ce qui dans la tradition philosophique était réflexion sur la science. C'est ce qui explique que les petits philosophes, les petits amoureux de la philosophie que nous étions, avions, dans les années 60, et d'un même pas, renoué avec la tradition épistémologique tout en embrassant le structuralisme. Nous avions découvert qu'il y avait, à côté, ce que Lacan appelle S2, ce savoir qui comporte que le sujet ne se représente pas par un signifiant unique, qu'il en faut toujours un autre, et qu'il y faut virtuellement l'ensemble du savoir:

Очевидно, что идея о существовании уникального означающего, представляющего субъекта, со всем вытекающим из этого отбрасыванием знания, приводит к чему-то не очень приглядному в сартровском субъективизме. Выдает именно презрение к научной разработке. Несомненно, продвижение экзистенциализма в качестве первой философии во французских университетах привело к исчезновению и принижению всего того, что в философской традиции принимало форму размышления о науке. Это объясняет, почему маленькие философы, юные любители философии, которыми мы были в шестидесятых годах, и на том же этапе воссоединились с эпистемологической традицией, приняв структурализм. Мы обнаружили, что наряду с тем, что Лакан называет S2, знание подразумевает, что субъект не представлен одним означающим — всегда требуется другое означающее и виртуально есть множество знания:

Lacan note cela entre parenthèses dans "Subversion du sujet" et Descartes ne le méconnaît pas. C'est de façon abusive que l'on a tronqué le cogito en s'imaginant qu'avec cette partie-là du tableau, on avait tout dit, puisque lecogito n'est qu'un moment de la méditation de Descartes, un moment après quoi le sujet acquis du cogito se rejette évidemment du côté de Dieu, du côté d'un Dieu garanti, d'un Dieu qui est une garantie. Ça veut dire quoi? Ca veut dire que Descartes ne s'est pas imaginé comme Sartre que le sujet était cause de soi. Il ne s'est pas imaginé que dans l'expérience privilégiée du cogito, il découvrait le sujet s'accouchant de lui-même, même si le sujet atteint cependant, dans ce moment, sa certitude d'être. Par une nécessité qui est cette fois-ci logique, par une nécessité de savoir, ce sujet est renvoyé à la puissance qui le cause. Je n'ai pas le temps de prendre le texte même de Descartes mais c'est vérifiable. Lisez la Troisième méditation à ce sujet.

Лакан замечает это в скобках в «Ниспровержении субъекта» и Декарт понимает это правильно. Мы непозволительно усекли cogito, воображая, что этой частью картины мы сказали все, поскольку cogito есть только момент декартовского размышления, момент, после которого приобретенный субъект cogito, очевидно, отвергает себя на стороне Бога, на стороне гарантированного Бога, Бога-гаранта. Что это означает? Это означает, что Декарт не воображал, подобно Сартру, что субъект есть причина самого себя. Он не воображал, что он обнаружит порождающего самого себя субъекта в привилегированном опыте cogito, даже если субъект тем не менее достигает в этот момент уверенности в своем бытии. По необходимости, на этот раз по логической необходимости, по необходимости знать, этот субъект возвращается к той силе, которая является его причиной. У меня нет времени обращаться к тесту Декарта, но его можно проверить. Прочитайте Третье размышление на эту тему.

C'est là que les textes de Lacan sont parfois d'inflexion variable. D'un côté, on peut mettre au discrédit de Descartes d'avoir exagérément accentué cette représentation unique du sujet. D'un autre côté, une lecture plus complète indique que le sujet même du cogito, si certain qu'il soit de lui-même, n'est pas pour autant cause de lui-même mais précisément renvoyé à son créateur. C'est là que Lacan voit l'annonce que Descartes ne méconnaissait pas la dépendance du sujet à l'endroit du signifiant qui le détermine. C'est une notion foncière de l'enseignement de Lacan: le sujet n'est pas cause de soi mais déterminé par le signifiant et causé dans sa division par l'objet a. Ce que Lacan a essayé de cerner, de construire comme l'être du sujet, c'est ce qu'il a baptisé l'objet a. La question ici est celle qu'il formule dans "Subversion du sujet": Que suis Je? Et il n'y a pas d'autre réponse que celle-ci: Je suis à la place de la jouissance. C'est là, chez Lacan, le vecteur qui supporte la reconsidération du cogito cartésien. Il faut entendre ce je suis avec tous les échos qu'il prend du cogito de Descartes - Je suis à la place de la jouissance. Le Je n'est pas à la place du S1 ni à la place du S2. L'être du sujet, on l'a abrégé en l'appelant le Je. Eh bien, ce Je n'est pas trouvable dans l'ordre signifiant. Si cet être du sujet est à trouver quelque part, c'est dans la quatrième des fonctions qui complète la structure du discours. Le sujet du signifiant n'épuise pas tout ce qu'il en est de l'être du sujet. Lacan n'a pas cessé de le dire. Il n'a jamais dit que l'être du sujet se réduisait à son statut de sujet du signifiant. C'est précisément pour nommer, pour désigner ce en quoi le sujet du signifiant n'épuise pas l'être du sujet, qu'il a construit l'objet a, qui est, par approximation, la part du sujet qui n'est pas sujet du signifiant.

Именно здесь тексты Лакана иногда приобретают различные интонации. С одной стороны, можно дискредитировать Декарта за то, что он чрезмерно подчеркивал уникальное представление субъекта. С другой стороны, более полное прочтение указывает на то, что сам субъект cogito, как бы он ни был уверен в себе, все же не является причиной самого себя, а отнесен к своему творцу. Именно здесь Лакан видит заявление о том, что Декарт правильно понял зависимость субъекта от определяющего его места означающего. Это фундаментальное положение учения Лакана: субъект не является причиной самого себя, но определяется означающим и причиной в своем разделении объектом а. То, что Лакан пытался определить, сконструировать как бытие субъекта, есть то, что он окрестил объектом а. Вопрос здесь тот же, что он формулирует в «Ниспровержении субъекта»: Что есть Я? И на него нет другого ответа, кроме: Я нахожусь на месте наслаждения. У Лакана это вектор, поддерживающий переосмысление картезианского cogito. Необходимо расслышать в я существую мотив, берущий начало еще с cogito Декарта, — Я нахожусь на месте наслаждения. I не находится ни на месте S1, ни на месте S2. Бытие субъекта было сокращенно названо Я. Итак, I не может быть обнаружено в означающем порядке. Если где-то и можно обнаружить бытие субъекта, то в четвертой функции, завершающей структуру дискурса. Субъектом означающего не исчерпывается все то, что заключено в бытии субъекта. Лакан не переставал это повторять. Он никогда не говорил, что бытие субъекта редуцируется до его статуса субъекта означающего. Именно для того, чтобы назвать, обозначить в чем именно субъект означающего не исчерпывает бытие субъекта, он сконструировал объект а, являющийся, условно говоря, частью субъекта, не являющейся субъектом означающего.

Vous voyez qu'il fallait bien que je vienne, en cette fin d'année, à ces définitions assez précises, puisque l'objet de ce cours est de commencer à déblayer le terrain et à expliquer en quoi "L'instance de la lettre" n'est pas le tout de la psychanalyse ni de l'expérience analytique. C'est ce qui explique – je l'ai déjà dit – qu'on puisse analyser quelqu'un dans une langue qui n'est pas sa langue maternelle. Je me suis toujours posé cette question à propos de Lacan: Comment pouvait-il, après ce qu'il avait dit sur l'instance de la lettre, mener une analyse avec un patient d'une autre langue maternelle que la sienne? Eh bien, c'est ce que je retrouve ici qui le justifie. Ca ne veut pas dire pour autant qu'on ne puisse pas interpréter les lapsus que quelqu'un fait dans une langue qui n'est pas la sienne. Ce qui évidemment semble empêcher cela, c'est qu'on ne sait jamais si c'est un lapsus ou si c'est une erreur. Mais précisément, ça n'a aucune importance - je l'ai vérifié dans la pratique. Ça n'a aucune importance parce que le sujet se glisse très bien dans tout dérapage par rapport à l'ordre normal du savoir inclus dans la langue. La référence n'est pas ce que le sujet saurait ou pas de cette langue. Le système de cette langue, de toute façon, existe indépendamment de lui. Ce qu'il en a attrapé fait donc sens aussi bien que ce qu'il n'en a pas attrapé. Ça suffit à faire sens. Il ne faut pas, bien sûr, abuser de ça.

Вы видите, что в конце года я должен был прийти к довольно точным определениям, так как цель этого курса состоит в том, чтобы расчистить место и объяснить, почему «Инстанция буквы» не является истиной в последней инстанции ни психоанализа, ни аналитического опыта. Именно этим объясняется — я уже сказал — что мы можем анализировать кого-то на языке, который не является его родным языком. Я всегда задавался этим вопросом относительно самого Лакана: как он мог после того, что сказал по поводу инстанции буквы, проводить анализ с пациентом иностранном для него языке? Что ж, мои находки дают этому оправдание. Речь не идет о том, что мы не можем интерпретировать оговорки, сделанные кем-то на иностранном языке. Что, очевидно, предотвращает это, так это то, что вы никогда не знаете, оговорка это или ошибка. Но точно не важно — проверил на практике. Это не имеет значения, потому что субъект очень легко впадает в любое скольжение по отношению к нормальному порядку знания, включенного в язык. Референция — это не то, что субъект знал бы или не знал бы об этом языке. Система этого языка в любом случае существует независимо от него. Следовательно, то, что он уловил, имеет смысл так же, как и то, что он не уловил. Этого достаточно, чтобы иметь смысл. Конечно, этим не следует злоупотреблять.

Le sujet comme pseudo cause de soi est donc ce qui paraît être l'être du sujet. C'est ce que Lacan a baptisé le faux être du sujet. Ca implique que quelque part il y en ait un vrai. Il s'agit là du faux être et non du faut être. Ce n'est pas le faut être par quoi on pourrait rétrospectivement traduire le manque-à-être de Lacan. Lacan a beaucoup insisté pour que ce qu'il appelle le manque-à-être du sujet soit traduit en anglais par want to be. Il a fallu faire accepter ça par son traducteur qui ne voulait pas en entendre parler, sous prétexte que ce n'était pas suffisamment anglais et que ce n'était pas ce que Lacan avait voulu dire. Ce n'est sans doute pas ce qu'il avait pu dire en français, mais c'est ce que la langue anglaise lui offrait. Want peut vouloir dire manque, ou disette, et l'expression want to be signifie faut être, vouloir être. C'est ce qui justifie ce sujet qui manque à être de s'accrocher indéfiniment à la métonymie signifiante parce qu'il want to be, parce qu'il manque à être et qu'il veut être. La problématique du manque-à-être, on s'en est gargarisé pendant des années et tout le monde la connaît. Mais elle n'a sa juste place que rapportée précisément à l'être du sujet dont il s'agit. Ce manque-à-être du sujet n'est pas l'alpha et l'oméga, ou plutôt, si vous voulez, c'est l'alpha, alors que l'oméga c'est l'être du sujet comme objet a.

Следовательно, субъект как псевдопричина самого себя есть то, что кажется бытием субъекта. Это то, что Лакан окрестил ложным бытием субъекта. Это подразумевает, что где-то есть истинный. Речь идет о ложном бытии (faux être), а не потребности быть (faut être). Это не потребность быть, с помощью которой мы могли бы ретроспективно интерпретировать лакановскую нехватку бытия. Лакан решительно настаивал на том, чтобы то, что он называет manque-à-être, нехваткой бытия субъекта, было переведено на английский как want to be. Это пришлось принять его переводчику, который ничего не хотел об этом слышать под тем предлогом, что так не говорят по-английски и что это не то, что хотел сказать Лакан. Впрочем, это было не то, что он мог сказать по-французски, зато это позволял ему английский язык. Want может означать нехватку или нужду, а выражение want to be означает потребность быть, хотеть быть, в нем присутствует воля, желание быть. Именно это дает право субъекту с нехваткой бытия, бесконечно цепляться за означающую метонимию, потому что он want to be: ему не хватает бытия, а он хочет быть. Проблематика нехватки бытия, мы твердили об этом годами и все это знают. Но оно имеет свое законное место только тогда, когда связано именно с бытием рассматриваемого субъекта. Нехватка бытия субъекта — не альфа и омега, или, точнее, если хотите, это альфа, тогда как омега — это бытие субъекта в качестве объекта а.

Evidemment, il a été dur d'admettre le manque-à-être, puisqu'il a fallu perdre là quelques préjugés substantialistes. Mais, en définitive, tout le monde s'est retrouvé extrêmement allégé d'être manque-à-être. Ca pouvait, après tout, ressembler à une communauté des âmes: de manque-à-être à manque-à-être. Les psychanalystes vissés à une forme spécialement écoeurante d'être, se sont très bien accommodés d'être manque-à-être et de remplir de plus en plus d'espace en étant manque-à-être. C'est là que l'on s'aperçoit que les meilleures choses ont leur envers. Le combat pour que ce manque-à-être prenne un petit peu d'existence et un peu de place entre les substances, est un combat d'il y a quinze ans. Mais, en définitive, les substances n'ont pas trouvé de meilleur visage, de meilleure configuration que de se baptiser manque-à-être et de s'imaginer par là être nulle part. Il faut bien dire que le spiritualisme a pu faire ses choux gras du manque-à-être et spécialement du manque-à-être articulé au désir. Ça a conduit tout droit au Nouveau Testament, à l'Evangile revu par la psychanalyse.

Очевидно, признать небытие было трудно, так как нужно было избавиться от некоторых субстанциалистских предрассудков. Все вздохнули с облегчением узнав, что были нехваткой бытия. В конце концов, это могло бы походить на сообщество душ: от небытия к нехватке бытия. Психоаналитики, прикованные к особенно отвратительной форме бытия, очень хорошо смирились с тем, что они являются нехваткой бытия и заполняют все больше и больше пространства, будучи нехваткой бытия. Именно здесь вы понимаете, что у лучших вещей есть и обратная сторона. Борьба за то, чтобы нехватка бытия ухватила кусочек существования и немного пространства между субстанциями, — это борьба пятнадцатилетней давности. Но, в конечном итоге, субстанции не нашли лучшего вида, лучшей конфигурации, чем окрестить себя нехваткой бытия и тем самым вообразить себя нигде. Надо сказать, что спиритуализм смог устроить свой праздник на небытии и особенно на нехватке бытия, выраженной желанием. Он вел прямо к Новому Завету, к Евангелию, пересмотренному психоанализом.

Quand il a commencé à voir ce résultat, tout l'effort de Lacan a été de rappeler ce qui, et pour le désir aussi bien, constitue l'être, fait l'être. Le rappel de Lacan, c'est que ce désir métonymie du manque-à-être si sympathique à nos spiritualistes, est toujours vissé à un détritus qui, lui, fait être. Il fait même tellement être qu'il est sans essence. C'est ce que Lacan a développé comme objet a, cet objet qui finalement est resté tout de même en travers de la gorge de ses auditeurs. Le désir peut caracoler, se parer de toutes les moires, varier, glisser, se couler, réapparaître, disparaître, faire bonjour et au revoir, ce qui ne bouge pas, c'est l'objet, qui pour chacun est l'équivalent de ce qui chez le fétichiste est apparent. A cet égard, la structure du désir est foncièrement fétichiste. C'est cela que Lacan a souligné finalement s'agissant du désir. Ce qui chez le fétichiste est nécessaire à causer le désir est un être. Ce n'est pas quelque chose qui circule suivant les rails du signifiant. Avec les rails du signifiant, il suffit effectivement d'agir sur S2 pour arriver à modifier S1. Avec le signifiant, on peut toujours avoir l'idée qu'en continuant un peu plus longtemps, on va donner rétroactivement un autre sens à ce qui a déjà été. Il est tout à fait exaltant de découvrir que ça se modifie et c'est évidemment un petit espoir. Mais ce qui ne se modifie pas rétroactivement, c'est ce que comporte d'être cet objet cause du désir. Tous les élèves de Lacan ont la bouche pleine de l'après-coup, mais l'objet a, après coup et avant coup, ne se modifie pas.

Когда он начал видеть этот результат, все усилия Лакана были направлены на то, чтобы вспомнить, что, а также и желание, составляющее бытие, создающее бытие. Напоминание Лакана состоит в том, что это метонимическое желание нехватки бытия, столь симпатичное нашим спиритуалистам, всегда vissé à un détritus, которые, в свою очередь, создают бытие. Оно даже вызывает столько бытия, что лишено сущности. Это то, что Лакан развил как объект а, этот объект, который в конце концов встал поперек горла его слушателей. Желание может встать на дыбы, облачаться во всевозможные одежды, меняться, скользить, течь, вновь появляться, исчезать, здороваться и прощаться; но то, что остается при этом неподвижным — это объект, который для каждого эквивалентен тому, что у фетишиста было бы кажущимся. В этом смысле структура желания является принципиально фетишистской. Это то, что Лакан, наконец, подчеркнул в отношении желания. Для того, чтобы вызвать желание фетишисту необходимо бытие. Это не что-то, что едет по рельсам означающего. С рельсами означающего на самом деле достаточно воздействовать на S2, чтобы иметь возможность модифицировать S1. С означающим всегда можно предположить, что, продолжая еще немного, можно задним числом придать другой смысл тому, что уже было. Очень приятно обнаружить, что он меняется, и это, очевидно, небольшая надежда. Но что не меняется задним числом, так это то, что этот объект, причина желания, влечет за собой бытие. Все ученики Лакана сыты по горло механизмом последействия, но объект а, будь то после действия и до действия, остается неизменным.

A cet égard, il y a une seule chance, à savoir ce que Lacan appelle la passe, la passe qui n'est pas la modification de l'objet a, mais l'idée qu'en modifiant ce qu'il y a de signifiants autour de cet objet, on pourrait obtenir un certain effet de vérité à son propos, c'est-à-dire ce que Lacan appelle le faire émerger. Ce n'est pas le modifier. Il n'y a pas chez Lacan la moindre idée que l'on pourrait modifier l'objet a pour un sujet. Il y a l'idée qu'on peut le faire apparaître sous l'amoncellement des détritus signifiants qui le recouvre, ces détritus qui ont belle apparence. A cet égard, c'est comme la statue de Glaucon quand elle émerge de la vase. On retire cette vase et ce qui apparaît n'est pas une belle statue mais une merde. C'est ça le message de Lacan. La passe a ici une chance de trouver son étiage.

В этом отношении есть только один шанс, а именно то, что Лакан называет la passe, пассом, который не представляет собой модификацию, преобразование объекта а, а идеей о том, что, модифицируя то, что есть означающие вокруг этого объекта, можно получить определенный эффект истины о нем, то есть то, что Лакан называет ее проявлением (faire émerger). Это не модификация. У Лакана нет ни малейшего намека на идею о том, что можно изменить объект а для субъекта. Есть идея о том, что можно позволить ему появиться под грудой обломков означающего, которые его покрывают, обломков, которые имеют привлекательный облик. В этом отношении они подобны статуе Главкона, когда она появляется из грязи. Убираем вазу и появляются экскременты, а не красивая статуя. Это послание Лакана. Здесь пасс подобно фарватеру рискует выйти на мель.

Je disais que le cogito, le cogito idéologique, est ce qui supporte le faux être du sujet. Ca comporte essentiellement un je ne pense pas, et c'est ce je ne pense pas qui est mobilisé dans l'expérience analytique. La règle primordiale, que dit-elle d'autre qu'un Surtout n'y pensez pas! Elle mobilise le je ne pense pas, elle le met au travail, elle le met au travail de cet accrochage éperdu de signifiants: Allez y toujours! C'est évidemment une expérience du désir. C'est une expérience du désir parce qu'elle mobilise sa métonymie. A cet égard, elle ne peut avoir qu'un seul terme, à savoir le manque. Elle a le manque comme terme, le manque qui s'appelle moins-phi dans l'écriture de Lacan. L'association libre conduit tout naturellement à ça. Elle conduit à l'expérience du manque de jouissance. Du moins, au manque de la jouissance une, puisque cette expérience est précisément construite sur le renvoi à l'Autre. A cet égard, l'expérience de la castration est déjà contenue dans le principe de l'expérience analytique. Elle est déjà présente dans la règle fondamentale. Elle est même une sorte de conséquence de cette règle fondamentale.

Я говорил, что cogito, идеологическое cogito поддерживает ложное бытие субъекта. По сути, оно включает в себя «я не мыслю», и именно это «я не мыслю» мобилизуется в аналитическом опыте. Исконное правило не говорит ничего, кроме «Не думай об этом!» Оно мобилизует я не мыслю, оно заставляет его работать, оно заставляет его работать в этом отчаянном сцеплении означающих: Всегда иди туда! Очевидно, это опыт желания. Опыт желания, потому что он мобилизует свою метонимию. В этом отношении у него может быть только один термин, а именно нехватка. В нем есть нехватка как термин, нехватка, которая у Лакана называется минус фи. Свободные ассоциации естественным образом ведут к этому. Они приводят к переживанию нехватки наслаждения. По крайней мере, на нехватке наслаждения одного, поскольку этот опыт как раз и построен на отсылке к Другому. В этом отношении опыт кастрации содержится уже в принципе аналитического опыта. Он уже присутствует в основном правиле. Это даже своего рода следствие этого основного правила.

C'est là un des vecteurs de l'expérience analytique, et l'idée de Lacan, c'est qu'il y en a un autre. L'autre vecteur, c'est l'épreuve par le sujet de son je ne suis pas. C'est l'épreuve qu'il fait d'une pensée où il n'est pas, et cette épreuve est attachée, non pas au manque, mais à la perte de l'objet a. Le premier vecteur est un je ne pense pas dont la conséquence est toujours le manque au niveau du désir. Le deuxième vecteur est un je ne suis pas qui en définitive renvoie toujours à l'objet comme perdu - cet objet perdu de jouissance qui serait, dit Lacan dans un Séminaire, comme à l'origine même de la structure inconsciente, ce qui est évidemment un point de vue tout à fait limite:

Это один из векторов аналитического опыта и идея Лакана состоит в том, что есть и другой. Другой вектор — это проверка субъектом своего я не существую. Это испытание, которое он производит для мысли там, где его нет, и это испытание связано не с нехваткой, а с утратой объекта а. Первый вектор — это я не мыслю, следствием которого всегда является нехватка на уровне желания. Второй вектор — это я не существую, которое в конечном итоге всегда относится к объекту как к утраченному — к этому утраченному объекту наслаждения, который, как говорит Лакан в Семинаре, находится в самом начале бессознательной структуры, которая, очевидно, является очень ограниченной точкой зрения:

--------------------> (– φ )
--------------------> a

Toutes les constructions de Lacan depuis "Position de l'inconscient", depuis l'opposition de l'aliénation et de la séparation, sont fondées sur une double articulation de l'expérience analytique: une articulation au niveau signifiant et une articulation au niveau de l'objet, le je ne pense pas étant la formule du sujet aliéné, et le second niveau répondant à ce qui est la séparation.

Все конструкции Лакана, начиная с «Позиции бессознательного», начиная с противопоставления отчуждения и сепарации, основаны на двойной артикуляции аналитического опыта: артикуляции на уровне означающего и артикуляции на уровне объекта, объекта, я не мыслю, что это формула отчужденного субъекта, а второй уровень отвечает на то, что есть сепарация.

L'expérience de la passe concerne le point de recouvrement de ces vecteurs parallèles. C'est le point supposé où viendrait se recouper le vecteur du je ne pense pas et celui qui s'origine du je ne suis pas. C'est le point où se trouveraient identifiés le manque au niveau du désir et cette cause de l'objet. C'est ce que je rappelais naguère dans des soirées que j'ai d'ailleurs payé cher d'avoir faites, à savoir les soirées de Delenda, quand je disais que la passe dans la théorie de Lacan supposait un chiasme entre le moins-phi et le je ne suis pas, entre le je ne pense pas et l'objet a. Je ne suis ici qu'à vous donner des repères. Je ne prétends pas expliquer, je vous donne des schémas, une carte.

Опыт перехода (pass) имеет отношение к точке пересечения этих параллельных векторов — предполагаемой точке, в которой пересекаются вектор я не мыслю и исходящий из я не существую. Это точка, в которой будет идентифицирована нехватка на уровне желания и эта причина объекта. Это то, о чем я обычно вспоминал по вечерам, за участие в которых я дорого заплатил, а именно по вечерам Delenda, когда я говорил, что пасс в теории Лакана предполагает разрыв между минус фи и я не существую, между я не мыслю и объектом а. Я здесь только для того, чтобы сориентировать вас. Я не претендую дать исчерпывающее объяснение, я даю вам схемы, карту.

La psychanalyse suppose que le sujet qui s'y engage se mette à l'épreuve d'un certain je pense qui est foncièrement supporté par ce je ne pense pas de l'aliénation. Je m'explique. Qu'appelle-t-on le sujet supposé savoir? J'ai été longtemps embarrassé de ce sujet supposé savoir, et j'avais naguère consacré six mois de cours à Vincennes pour m'expliquer ce problème. La thèse du sujet supposé savoir repose sur l'idée que les effets du transfert, positif ou négatif, ne sont pas le tout du phénomène ni non plus son aspect déterminant. Ça suppose que le transfert et la répétition soient deux phénomènes distincts. Quand Lacan est arrivé à ça, ce fut un progrès, puisqu'il était au contraire parti, comme tout le monde, de l'idée que transfert et répétition étaient identiques, que le transfert c'était que le sujet répète à votre propos des expériences qu'il a eues avec d'autres partenaires essentiels de son histoire. Lacan était parti de ça - vous le trouvez dans le rapport de Rome - alors que la novation des Quatre concepts fondamentaux consiste à poser que le transfert et la répétition sont deux concepts distincts, et que le transfert est à saisir d'abord, indépendamment de tout ce dont il peut se charger, comme un phénomène qui naît de la structure signifiante telle qu'elle est mise en place dans l'expérience analytique. Il y a un statut symbolique du transfert qui tient à la structure signifiante. Ca peut, par ailleurs, se charger d'amour. L'amour vient enrober cette relation au savoir, vient la masquer. Le transfert comme amour est essentiellement un moment de fermeture et de refus. C'est une connexion qui est apparue une première fois à Freud, lorsqu'il s'est aperçu que l'hystérique qu'il traitait, n'avait pas d'autre idée que celle de lui sucer la pomme, comme le disait Lacan. Le rapport du savoir à l'amour est évidemment une surprise, et l'idée de Lacan a donc été de disjoindre le transfert comme rapport au savoir de tous les phénomènes imaginaires dont il peut se charger, en admettant que nous réduisions là l'amour aux phénomènes imaginaires, ce qui ne va pas de soi.Qu'est-ce que commente ce sujet supposé savoir? Que foncièrement, dans l'inconscient, il n'y a pas de sujet au savoir. Ca veut dire que là les signifiants s'entendent entre eux, qu'ils font structure, qu'ils se tiennent par la main. Si tous les signifiants voulaient se donner la main... Eh bien, précisément, ils veulent, et ça fait un inconscient. Qu'est-ce que veut dire sujet supposé savoir? Ça veut dire qu'avec l'expérience analytique, un sujet tient à être supposé à ce savoir inconscient. Ça se traduit par une certaine animation de ce savoir. C'est ce qu'on a effectivement relevé depuis toujours avec le transfert: le savoir inconscient se met à s'animer, il se mobilise, il donne une chance de lever le statut du refoulé qu'a ce savoir. Le refoulement se lève précisément lorsqu'un sujet vient à être supposé à ce savoir. Le sujet supposé savoir est alors également contenu dans la règle fondamentale elle-même. La règle fondamentale n'est rien d'autre qu'un Tu supposeras désormais un sujet au savoir inconscient. Dans l'analyse, tel que ça s'entame, c'est une simple conséquence du rapport d'un signifiant à un autre. A cet égard, Lacan a bien situé ce sujet supposé savoir comme effet, dans l'analyse, du type de rapport signifiant instauré par l'analyste, à savoir comme un effet de signification qui prend forme de sujet.

Психоанализ предполагает, что субъект, проходящий анализ, подвергает себя испытанию определенного я мыслю, фундаментально поддерживаемого этим я не мыслю об отчуждении. Позволь мне объяснить. Кого мы называем субъектом предположительно знающим? Субъект предположительно знающий долгое время не давал мне покоя и недавно я посвятил шесть месяцев курсу в Венсенне, чтобы объяснить себе эту проблему. Тезис состоит о том, что субъект, предположительно знающий, основывается на идее о том, что эффекты переноса, положительные или отрицательные, не являются ни феноменом как таковым, ни определяющим его аспектом. Это предполагает, что перенос и повторение — два разных явления. Когда Лакан пришел к этому, это был прогресс, поскольку он, напротив, исходил, как и все остальные, из идеи, что перенос и повторение тождественны, что перенос состоит в том, что субъект повторяет с вами переживания, которые он имел с другими, ключевыми партнерами в своей истории. Лакан начал с этого — вы найдете это в Римской речи — тогда как новаторство Четырех основных понятий состоит в положении, что перенос и повторение — два различных понятия, и что перенос должен быть понят в первую очередь, независимо от всего, что он может принять, подобно феномену, возникающему из означающей структуры, установленной в аналитическом опыте. Символический статус переноса зависит от означающей структуры. Кроме того, его можно зарядить (se charger) любовью. Любовь обволакивает это отношение к знанию, маскирует его. Перенос как любовь по существу является моментом закрытия и отказа. Эта связь впервые появилась у Фрейда, когда он понял, что у истерички, которую он лечил, не было другой мысли, кроме как сосать яблоко, как сказал Лакан. Отношение знания к любви, очевидно, является неожиданностью, и поэтому идея Лакана состояла в том, чтобы отделить перенос как отношение к знанию от всех воображаемых феноменов, которые он может принять, признав, что здесь мы сводим любовь к воображаемым феноменам, то есть не самоочевидно. Как можно было бы прокомментировать субъекта, предположительно знающего? Принципиально, что в бессознательном нет субъекта знания. Это означает, что там означающие уживаются друг с другом, что они образуют структуру, что они держат друг друга за руку. Если бы все означающие захотели взяться за руки... Ну, именно, хотят, и это создает бессознательное. Что означает субъект предположительно знающий? Это означает, что при аналитическом опыте субъект настаивает на том, чтобы его допускали к этому бессознательному знанию. Это приводит к определенной анимации этого знания. Это то, что мы всегда отмечали при переносе: бессознательное знание начинает оживать, оно мобилизует, оно дает шанс поднять статус вытесненного, которым обладает это знание. Вытеснение возникает именно тогда, когда предполагается, что субъект обладает этим знанием. Субъект, предположительно знающий, содержится тогда и в самом основном правиле. Фундаментальное правило есть не что иное, как то, что ты будешь впредь считать субъектом бессознательного знания. В начале анализа это простое следствие отношения одного означающего к другому. В этом отношении Лакан хорошо определил, что субъект, предположительно знающий, является следствием в анализе типа означающего отношения, установленного аналитиком, а именно как следствием значения, которое принимает форму субъекта.

Mais ce n'est pas tout, ce n'est pas là le tout du sujet supposé savoir. Cet effet est supporté en même temps par la localisation de l'objet dans l'Autre. C'est par là que l'analyste se trouve capable de susciter le désir dans l'expérience analytique. Non seulement il est invité à donner corps à cet effet de signification qui s'appelle le sujet supposé savoir, mais il donne corps aussi à cet objet cause du désir. Rappelez-vous l'écriture que je proposais: aA, écriture qui peut faire de l'analyse une paranoïa dirigée. Ça suppose que ce que le sujet peut avoir de jouissance soit aussi bien localisé dans l'Autre, c'est-à- dire dans l'ordre signifiant. On le sait bien: il y a une jouissance propre à l'exercice de la psychanalyse pour l'analysant, à savoir la jouissance du blablabla, comme le dit Lacan. Ça surmonte la séparation de l'Autre et de la jouissance.

Но это еще не все, это еще не все, что должен знать субъект, предположительно знающий. Этот эффект поддерживается одновременно локализацией объекта в Другом. Именно благодаря этому аналитик обнаруживает, что способен вызывать желание в аналитическом опыте. Ему предлагается не только придать субстанциальность этому эффекту значения, который называется субъектом, предположительно знающим, но он также придает субстанциальность объекту-причине желания. Помните, что я предложил: аА, запись, которую может превратить анализ в управляемую паранойю. Он предполагает, что то, что субъект может иметь от наслаждения, также локализовано в Другом, то есть в означающем порядке. Мы это хорошо знаем: есть наслаждение, специфичное для психоанализа для анализанта, а именно наслаждение от бла-бла-бла, как говорит Лакан. Он преодолевает разделение Другого и наслаждения.

Ce qui supporte donc en fait l'expérience analytique, c'est la jonction ou la symphyse du sujet supposé savoir, qui est un effet signifiant, et de l'objet a qui est un produit. L'expérience analytique dure pour un sujet tant que le sujet supposé savoir reste établi sur l'assise que lui donne l'objet a. C'est cela qui fait l'être de l'analyste. C'est cela qui fait ce que l'analyste a d'être dans l'expérience. Ce n'est pas un simple effet de signification. C'est un effet de signification foncièrement supporté par la passion qu'induit l'objet a, passion imaginaire sans doute. D'ailleurs, chaque fois que l'on se passionne, il y a un effet de cet ordre.

Следовательно, то, что фактически поддерживает аналитический опыт, представляет собой соединение или симфиз субъекта предположительно знающего — эффекта означающего, и объекта а — продукта. Аналитический опыт длится для субъекта до тех пор, пока субъект предположительно знающий остается установленным на основании, данном ему объектом а. Это то, что составляет бытие аналитика. Именно он делает аналитика тем, чем он должен быть в опыте. Это не просто эффект смысла. Это эффект означивания, фундаментально поддерживаемый страстью, вызванной объектом а, без сомнения страстью воображаемой. Более того, каждый раз, когда человек испытывает страсть, возникает эффект этого порядка.

C'est seulement là que prend son sens ce que Lacan formule comme corrélat du moment de la passe qui, pour l'analyste, est de tomber dans le désêtre. Le désêtre veut dire que se défait le mathème qui donne être à l'analyste. C'est le désêtre du sujet supposé savoir, c'est l'émergence de l'objet a. Ca veut dire la réduction du sujet supposé savoir à ce qui est son assise. Ca fait de l'être. Ca fait de l'être mais à l'opposé de tout ce qui serait sens et essence. Le désêtre du sujet supposé savoir est précisément ce qui fait émerger nue la fonction de l'être qui était cachée par ce sujet supposé savoir. Ca fait émerger nue la fonction de l'être mais cette fois-ci comme antinomique, antithétique à toute donation de sens. C'est ce qu'on prend pour de l'absurde mais c'est plus précisément de l'ab-sens. Nous avons l'objet a comme antinomique à tout ce qui peut être donateur de sens dans le sujet supposé savoir. Il passe son temps à ça, le sujet supposé savoir: donner du sens. On passe aussi bien son temps à ça dans l'expérience analytique: on donne du sens, on remanie son histoire, on trouve du sens à ses symptômes. On nage dans le sujet supposé savoir. C'est un travail donateur de sens à l'intérieur du sujet supposé savoir. Ca peut évidemment produire un sujet supposé savoir absolument hypertrophié. Il y en a pas mal qui ont l'air d'avoir fini l'expérience analytique sur ce versant-là. Je veux dire avec des gamelles importantes, avec même le sens de la civilisation moderne et son avenir, la notion de grande sagesse.

Только там обретает смысл то, что Лакан формулирует как коррелят момента Пасса, который для аналитика означает падение в безбытность. Безбытность означает, что матема, придающая аналитику бытие, рассыпается. Безбытность субъекта, предположительно знающего, — это возникновение объекта а. Это означает сведение субъекта, предположительно знающего, к его основе. Она составляет бытие. Она делает бытие лишь противоположностью всего, что было бы смыслом и сущностью. Именно безбытность субъекта, предположительно знающего, обнажает ту функцию бытия, которая была скрыта этим субъектом, предположительно знающим. Безбытность обнажает функцию бытия, но на этот раз как антиномичную, антитетическую любой передаче смысла. Это то, что мы принимаем за абсурд, а точнее за ab-sens, аб-смысл (фр. absence — отсутствие). Мы имеем объект а как антиномичный всему, что может придать субъекту, предположительно знающему. Он тратит свое время на то, что субъект, предположительно знающий: придание смысла. На это также тратят свое время в аналитическом опыте: придают смысл, пересматривают свою историю, находят смысл в своих симптомах. Бредят субъектом, предположительно знающим. Это работа придания смысла субъекту, предположительно знающему. Очевидно, что это может привести к тому, что субъект, предположительно знающий, будет абсолютно гипертрофирован. Есть довольно много тех, кто, кажется, завершил аналитический опыт на этой стороне. Я имею в виду важные чаши, даже смысл современной цивилизации и ее будущего, понятие великой мудрости.

L'idée de Lacan est au contraire que cette production de sens à l'intérieur du sujet supposé savoir se traduit finalement par un vidage de ce sujet supposé savoir. C'est comme un ballon qui crève à un moment donné. Ça se gave, ça se gave, et puis ça finit par crever. Mais ce n'est pas là une si bonne image, puisque, le sens, ce n'est vraiment pas facile de le garder ensemble. Le contenant du sens, c'est plutôt du modèle tonneau des Danaïdes. Plus on le remplit et plus il se vide. Toujours est-il que pour Lacan, l'expérience analytique ne culmine pas dans l'énorme sujet supposé savoir, mais au contraire dans son évanouissement. Ça ne veut pas dire qu'il n'y a plus de refoulement. C'était la question que l'on se posait traditionnellement: Est-ce qu'après une analyse, on a encore un inconscient? Les gens auraient bien voulu ça. Ça revient à l'idée qu'on pourrait cesser de supposer un sujet au savoir inconscient.

Идея Лакана идет вразрез с производством смысла внутри субъекта, предположительно знающего, и в конечном итоге приводит к опустошению предположительно знающего субъекта. Словно воздушный шар, который в один прекрасный момент лопается. Он надувается, надувается, пока не лопнет. Но это не такая уж хорошая иллюстрация, потому что, смысл, это действительно не так просто удерживать вместе. Содержание смысла больше похоже на модель Данаидовой бочки. Чем больше вы ее наполняете, тем больше она опустошается. Тем не менее, для Лакана аналитический опыт завершается не раздуванием субъекта, предположительно знающего, а, наоборот, его исчезновением. Это не значит, что больше нет вытеснения. Это вопрос, которым мы традиционно задавались: остается ли у нас бессознательное после анализа? Людям бы это понравилось. Все сводится к идее, что мы могли бы перестать предполагать субъекта бессознательного знания.

Cet évanouissement du sujet supposé savoir, c'est évidemment assez différent que de dire que l'on continue indéfiniment son analyse. Continuer indéfiniment son analyse, c'était ce que l'on prenait avant comme modèle. C'est tout à fait différent, et même exactement le contraire, de ce que Lacan dit, à savoir que l'analysant ne cesse pas de faire la passe. L'analysant ne cesse pas de tuer le sujet supposé savoir. Ce que Lacan a appelé la passe, c'est exactement le moment où ce petit machin-là, ce petit a, surgit. C'est comme le petit pois sous les énormes coussins du sujet supposé savoir, comme ce petit pois de la princesse - ce n'est pas Marie Bonaparte - qui surgit. C'est le moment où se défait la structure qui rend possible d'être en analyse. Ça ne veut pas dire que ce soit absolument instantané, mais que ça devrait pouvoir atterrir en douceur.

Исчезновение субъекта, предположительно знающего, явно отличается от утверждения, что некто бесконечно продолжает свой анализ. Раньше бесконечное продолжение своего анализа было тем, что брали за образец. Это совершенно иное и даже противоположное тому, что говорит Лакан, а именно, что анализант не перестает совершать переход. Анализант не прекращает убивать субъекта, предположительно знающего. То, что Лакан называл переходом, пассом, — это как раз тот момент, когда возникает эта маленькая вещь, это маленькое а. Возникает как горошина под горой перин субъекта, предположительно знающего, как горошина принцессы — не Марии Бонапарт. Анализ становится возможным именно в тот момент, когда структура рассыпается. Это не означает, что это происходит абсолютно мгновенно, но приземление должно быть мягким.

C'est aussi exactement la structure que Lacan reconnaît à l'acte. Un acte vrai suppose le suspens du savoir, du signifiant. Prenons l'acte de poser une hypothèse, de poser un axiome qui n'est fondé de rien. Quand on pose une hypothèse, on ne s'autorise que de soi-même. La conséquence de ce suspens du savoir, de cette introduction par là possible d'un nouvel arrangement signifiant, c'est que ça réduit le sujet, en quelque sorte par anticipation, au déchet. Ce qui émerge à ce moment-là comme objet a dans le suspens du savoir, c'est déjà le déchet de l'opération, de cette épochè, de cette suspension.

Речь идет о структуре, которую Лакан распознает в акте. Истинный акт предполагает приостановку знания, приостановку означающего. Возьмем акт выдвижения гипотезы, выдвижения аксиомы, которая ни на чем не основана. Когда мы выдвигаем гипотезу, мы утверждаем только себя. Следствием этой приостановки знания, этого возможного введения нового означающего устройства является то, что оно сводит субъекта своего рода предвосхищением, к отбросу. То, что выступает в этот момент как объект а в приостановке знания, уже есть отброс операции, этого эпохэ, этой остановки.

Pour la passe, c'est la même chose. La passe, en tant qu'elle annule le sujet supposé savoir et qu'elle fait émerger l'objet a dans un entre-deux du savoir, rend possible l'émergence d'un autre ordre signifiant. Sa condition est logiquement la déduction du sujet au déchet. Son être émerge comme déchet:

Для перехода то же самое. Пасс, поскольку он упраздняет субъекта, предположительно знающего, и вызывает появление объекта а между двумя знаниями, делает возможным появление другого означающего порядка. Его условием является дедукция субъекта из отброса. Его бытие появляется в качестве отброса:

SSS → S → a

C'est ce que Lacan dit dans son Séminaire: "Là où le signifiant agissait, je dois devenir le déchet de ce que j'introduis comme nouvel ordre dans le monde." Il donne à cet agissait la valeur propre de l'imparfait qu'il avait déjà noté chez Guillaume dans les Ecrits, cette valeur de l'imparfait en français qui veut dire à la fois ce qui a cessé d'agir, ce qui vient de cesser d'agir, et ce qui va juste après agir. C'est là, me semble-t-il, la définition même de l'acte et ce dont se paie toute émergence de signifiant nouveau. C'est pourquoi, si elle est authentique, la passe doit se traduire par l'invention de signifiants nouveaux. C'est pour cela que Lacan a eu cette idée, qui autrement serait folle, de lier l'authentification de la fin de l'analyse à la contribution de quelque chose de nouveau à la théorie analytique sur ses points cruciaux. C'est parce qu'il définit la passe comme suspens du sujet supposé savoir. Par là-même, le sujet est supposé pouvoir contribuer à donner du nouveau au savoir, puisque toute invention suppose le suspens du sujet supposé savoir. On invente effectivement du savoir en annulant le savoir qui précède. On peut dire qu'on s'appuie dessus, etc., mais foncièrement, au point où on invente, le signifiant ne décrit pas, le signifiant ne copie pas, le signifiant se produit. Et pour qu'il se produise comme nouveau, il faut précisément que le sujet se soit réduit à ce qui fait son être de déchet. A cet égard, la réduction au déchet est une promesse, une promesse de savoir nouveau. En tout cas, c'est cela la structure qui faisait lier à Lacan passe et transmission.

Это то, что Лакан говорит в своем Семинаре: «Там, где действовало означающее, я должен был стать отбросом того, что я ввожу в мир как новый порядок». Он придает этому agissait, действию, значение, свойственное имперфекту, несовершенному виду прошедшего времени, которую он уже отметил, обращаясь к Гийому, в Écrits; это значение имперфекта во французском языке, которое означает действие, длившееся в прошлом и незаконченное, или на какой-то прошлый момент незаконченное. Это, мне кажется, и есть само определение акта и того, за что расплачивается любое возникновение нового означающего. Вот почему подлинный (аутентичный) Пасс приводит к изобретению новых означающих. Вот почему у Лакана возникла эта идея, которая в противном случае была бы безумной, — связать подлинность (аутентичность) окончания анализа с вкладом чего-то нового в ключевые моменты аналитической теории. Это потому, что он определяет Пасс как приостановку (suspens) субъекта, предположительно знающего. Поэтому субъект предположительно может внести свой вклад в придание знаниям чего-то нового, поскольку всякое изобретение предполагает приостановку субъекта, предположительно знающего. На самом деле мы изобретаем знание, отменяя знание, которое ему предшествует. Мы можем сказать, что опираемся на него и т. д., но, в сущности, в том месте, где мы изобретаем, означающее не описывает, означающее не копирует, означающее производится. А для того, чтобы оно производилось как новое, необходимо, чтобы субъект был сведен к тому, что делает его бытие отбросом. В этом отношении сведение к отбросу — это обещание, обещание новых знаний. В любом случае именно эта структура заставила Лакана связать Пасс и передачу.

La réduction au déchet est donc la structure de tout acte. A cet égard, le suicide est l'acte par excellence, puisqu'il réduit le sujet au déchet total, avec cette petite différence qu'à ce moment-là il n'y a plus de monde pour lui. On voit en quel sens tout acte est suicidaire. Lacan disait qu'on se suicide pour ne plus rien vouloir savoir. Il disait que le suicide est foncièrement un suicide de séparation et non d'aliénation. Tout acte est suicidaire dans la mesure où il se traduit par une négation, une annulation, une suspension et un rejet du savoir.

Сведение к отбросу, таким образом, представляет собой структуру любого акта. В этом отношении самоубийство является актом par excellence, так как оно доводит субъекта до тотального состояния отброса, с той лишь небольшой разницей, что в этот момент для него больше никого нет. Мы видим, в каком смысле каждый акт является актом суицидальным. Лакан сказал, что человек совершает самоубийство, чтобы не хотеть ничего больше знать. Он сказал, что самоубийство — это, по сути, самоубийство сепарации, а не отчуждения. Любой акт является суицидальным актом постольку, поскольку он приводит к отрицанию, упразднению, приостановке и отбрасыванию знания.

Du point de vue de l'affect, ça peut se traduire de deux façons différentes. Ça peut se traduire par l'accès maniaque: le sujet se trouve allégé de ce qui l'opprime et l'oppresse comme élucubration signifiante. Ca peut aussi bien, dans l'identification à l'être, se traduire par une allure dépressive. C'est pourquoi Lacan, à l'occasion, a commenté la passe en parlant de la dépression qui l'accompagne, mais aussi de l'enthousiasme que comporte son moment. Il vaut mieux mettre les deux formules ensemble. Lacan a dit qu'en définitive le sujet prend plutôt ça maniaco-dépressivement. C'est pour ça que Lacan pouvait poser que le fameux méconnu Meyer s'était retrouvé tout à fait épuisé par l'invention de l'entropie, réduit à un état pitoyable par cette invention. Accoucher d'un ordre nouveau signifiant dans la science, comporte toujours quelque part la déchéance de celui qui l'a produit. C'est pour cela que Lacan a pensé assez vite qu'il était conduit à ça, à être le rebut de la communauté analytique. Il a fait ça vraiment jusqu'au bout. Le signifiant nouveau de la dissolution, qui a été vraiment un nouvel ordre institutionnel dans le monde, il l'a payé dans les termes mêmes qu'il employait dans les années 60, à savoir de devenir le déchet de ce qu'il introduisait comme nouvel ordre.

С точки зрения аффекта, это может переводиться двумя разными способами. Это может переводиться как вспышка мании: субъект освобождается от того, что его угнетает, причем угнетает его как означающее измышление. С таким же успехом это может привести к депрессивной форме при идентификации с бытием. Вот почему комментируя пасс, Лакан иногда говорил не только о депрессии, которая его сопровождает, но также и об энтузиазме, который влечет за собой этот момент. Лучше сложить эти две формулы. Лакан сказал, что в конечном итоге субъект скорее воспринимает переход маниакально-депрессивно. Вот почему Лакан мог утверждать, что знаменитый непонятый Мейер был полностью истощен изобретением энтропии, это изобретение довело его до жалкого состояния. Рождение нового означающего в науке всегда в некоторой степени связано с упадком того, кто его изобрел. Вот почему Лакан довольно быстро сообразил, что именно привело его к тому, что он стал отбросом аналитического сообщества. Он действительно довел это до конца. Он заплатил за новое означающее dissolution, роспуск, которое фактически было новым институциональным порядком в мире; он заплатил, говоря в тех же терминах, которые он использовал в шестидесятых, — становлением отбросом того, что он представил как новый порядок.

J'espère que je vous ai montré aujourd'hui une connexion signifiante importante dans l'enseignement de Lacan. J'ai encore différé de vous parler du principe du plaisir et j'espère donc y venir la semaine prochaine.

Я надеюсь, что сегодня я показал вам важную и значимую связь в учении Лакана. Я снова откладываю наш с вами разговор о принципе удовольствия, так что надеюсь вернуться к нему на следующей неделе.


Перевод с французского Полины Чижовой