Жак-Ален Миллер, курс 1985-1986 гг.
Экстимность
6 сеанс, 18 декабря1985
Экстимность
6 сеанс, 18 декабря1985
Жак-Ален Миллер, курс 1985-1986 гг.
Экстимность
6 сеанс, 18 декабря 1985
Экстимность
6 сеанс, 18 декабря 1985
Cours du 18 décembre 1985
Лекция от 18 декабря 1985
Истерический субъект
Лекция от 18 декабря 1985
Истерический субъект
J'ai eu, pendant cette semaine, bien des contentements. En particulier samedi dernier en Espagne, dans la ville de Barcelone, qui est dans ce pays une sorte de phare pour la psychanalyse.
На этой неделе у меня было немало поводов быть довольным. Особенно, в прошлую субботу в Испании, в Барселоне, которая является там ведущим городом в психоаналитическом смысле.
Pour ceux qui s'intéressent au rapport de la psychanalyse et de la politique, il est un fait que ce n'est qu'après le règne franquiste que la psychanalyse a pris son essor dans ce pays. Il est difficile de ne pas constater que la psychanalyse a partie liée avec la démocratie politique. C'est ce qu'on appelle d'un terme qui est plein de goût pour ceux qui savent l'espagnol, à savoir le destape. Ça veut dire que l'on peut s'en donner à cœur joie. La psychanalyse en Espagne fait visiblement partie de ce destape.
Для интересующихся отношениями между психоанализом и политикой скажу, что психоанализ стал набирать силу в этой стране лишь после правления франкистского режима. Трудно не заметить, что психоанализ связан с демократическим политическим строем. Это называется термином, который покажется особенно «вкусным» тем, кто знает испанский, а именно «destape» (исп. «вскрытие, разоблачение»). Это значит, что можно дать себе волю. Психоанализ в Испании, очевидно, составляет часть этого «destape».
Ce contentement je l'ai eu d'une conférence de clôture pour le séminaire du Champ freudien à Barcelone, qui est tout à fait autre chose qu'un ensemble de conférences culturelles telles que parfois, de ci, de là, on en demande à des psychanalystes. C'est un véritable séminaire qui est fait d'une étude suivie d'un écrit de Lacan - étude qui présente sûrement plus de difficultés pour ceux dont le français n'est pas la langue maternelle. Mais, en un autre sens, il y a peut-être une plus grande facilité, puisque beaucoup l'étudient à partir de la traduction espagnole qui est évidemment simplificatrice.
Я был доволен заключительной конференцией семинара Фрейдова поля в Барселоне, которая сильно отличается от ряда культурных конференций, о которых иногда, то здесь, то там, задают вопросы психоаналитикам. Это настоящий семинар, который включает в себя изучение и чтение письменной работы Лакана — это, несомненно, представляет большие трудности для тех, чей родной язык не французский. Но в ином смысле так, пожалуй, и легче, поскольку многие изучают текст, начиная с явно упрощенного испанского перевода.
Cette étude d'un écrit de Lacan est doublée d'un séminaire de cas cliniques. Ça fait que dans cette ville est maintenant installé un morceau de la Section clinique, c'est-à-dire ce qui se fait ici toutes les semaines, le mercredi, ou tous les quinze jours, le soir, pour ce qui est des conférences de l'IRMA. En Espagne, ça ne se tient qu'une fois par mois.
Наряду с изучением текста Лакана проводится семинар по работе над клиническими случаями. Так что в городе теперь организована часть Клинической секции, представленная здесь мероприятиями, которые проводятся каждую неделю по средам или каждые две недели по вечерам, — это что касается конференций IRMA. В Испании они проводятся только раз в месяц.
Cette conférence de clôture était pour une fois ouverte au public, à l'Institut français de Barcelone. J'ai pu y vérifier qu'un public, un public non prévenu de ce que je fais ici dans ce Cours, pouvait suivre. J'ai eu le sentiment, peut-être trompeur, d'être entendu. Mais enfin, ce n'est pas pour vous faire part de cette autosatisfaction que évoque cela.
Эта заключительная конференция впервые была открыта для публики во Французском институте в Барселоне. Там у меня была возможность убедиться, что слушать меня может и публика, не подготовленная к тому, чем я занимаюсь в рамках этого Курса. У меня было ощущение, что меня услышали, — возможно, обманчивое. Но, в конце концов, разделить с вами это самоудовлетворение — не главное.
Мужская истерия
En effet, le plus grand contentement, je l'ai éprouvé dans le séminaire de cas cliniques qui a suivi et où des cas ont été présentés par deux praticiens de Barcelone. C'est cela que je voudrais mettre en valeur. Ça sera le premier point d'aujourd'hui après cette petite introduction.
На самом деле, больше всего я был доволен последующим семинаром по клиническим случаям, на котором представили свои случаи два практикующих врача из Барселоны. Это то, что я хотел бы подчеркнуть. Вот первый пункт нашего сегодняшнего разговора после небольшого вступления.
C'est fou ce qu'on apprend par la psychanalyse! Dans un de ces cas, sur lequel je ne m'étendrai pas, on avait des vignettes de la vie ouvrière en Espagne. On n'a pas souvent ça en France, il faut le dire. C'était là, en effet un sujet dont la profession était d'être ouvrier dans une usine de cosmétiques. Cet ouvrier se trouvait être le seul homme dans cette usine de femmes et ce n'était pas sans lui poser quelques problèmes. Ça mettait en évidence son destin de sujet hystérique mâle. C'était sensible, d'une façon presque paradigmatique, dans le fait que l'analyste avait reçu un coup de téléphone d'une femme qui avait pris rendez-vous pour ce sujet. À sa grande surprise, l'analyste avait vu arriver un couple. Et la femme, tournant la tête vers l'homme qui l'accompagnait, dit : C'est lui !
Удивительно, чему мы учимся с помощью психоанализа! В рамках одного из таких случаев, на котором я останавливаться не буду, были представлены виньетки из жизни испанского рабочего класса. У нас во Франции такое, надо сказать, бывает не часто. На самом деле речь шла о субъекте, который по профессии был рабочим на косметической фабрике. Этот рабочий оказался на фабрике единственным мужчиной с женском коллективе, и не без его участия возникли некоторые проблемы. В результате стала очевидной его судьба в качестве истерического субъекта мужского пола. Это было почти парадигматически отмечено фактом — чтобы записаться на прием от лица данного субъекта, аналитику позвонила женщина. К своему удивлению, аналитик увидел, что они пришли к нему вдвоем. И женщина, повернувшись к сопровождавшему ее мужчине, сказала: «Вот и он!».
Dès cette première présentation, tout le problème est là comme en concentré. Il était sensible pour lui s'il convenait ou non qu'il parle par la bouche des femmes. Le fait qu'il ait fini par se promettre de ne plus parler par la bouche de sa femme, lors d'un incident survenu plus tard, peut être d'ailleurs déjà considéré comme un progrès de sa cure.
В том, как он презентует себя при первой встрече, вся проблема как бы предстает в концентрированном виде. Для аналитика был значим тот факт, устраивает или нет для этого мужчину то, что он у говорит устами женщин. Тот факт, что в конце концов, во время инцидента, который произошел позже, он пообещал себе больше не говорить устами своей жены, уже можно рассматривать как прогресс в лечении.
На этой неделе у меня было немало поводов быть довольным. Особенно, в прошлую субботу в Испании, в Барселоне, которая является там ведущим городом в психоаналитическом смысле.
Pour ceux qui s'intéressent au rapport de la psychanalyse et de la politique, il est un fait que ce n'est qu'après le règne franquiste que la psychanalyse a pris son essor dans ce pays. Il est difficile de ne pas constater que la psychanalyse a partie liée avec la démocratie politique. C'est ce qu'on appelle d'un terme qui est plein de goût pour ceux qui savent l'espagnol, à savoir le destape. Ça veut dire que l'on peut s'en donner à cœur joie. La psychanalyse en Espagne fait visiblement partie de ce destape.
Для интересующихся отношениями между психоанализом и политикой скажу, что психоанализ стал набирать силу в этой стране лишь после правления франкистского режима. Трудно не заметить, что психоанализ связан с демократическим политическим строем. Это называется термином, который покажется особенно «вкусным» тем, кто знает испанский, а именно «destape» (исп. «вскрытие, разоблачение»). Это значит, что можно дать себе волю. Психоанализ в Испании, очевидно, составляет часть этого «destape».
Ce contentement je l'ai eu d'une conférence de clôture pour le séminaire du Champ freudien à Barcelone, qui est tout à fait autre chose qu'un ensemble de conférences culturelles telles que parfois, de ci, de là, on en demande à des psychanalystes. C'est un véritable séminaire qui est fait d'une étude suivie d'un écrit de Lacan - étude qui présente sûrement plus de difficultés pour ceux dont le français n'est pas la langue maternelle. Mais, en un autre sens, il y a peut-être une plus grande facilité, puisque beaucoup l'étudient à partir de la traduction espagnole qui est évidemment simplificatrice.
Я был доволен заключительной конференцией семинара Фрейдова поля в Барселоне, которая сильно отличается от ряда культурных конференций, о которых иногда, то здесь, то там, задают вопросы психоаналитикам. Это настоящий семинар, который включает в себя изучение и чтение письменной работы Лакана — это, несомненно, представляет большие трудности для тех, чей родной язык не французский. Но в ином смысле так, пожалуй, и легче, поскольку многие изучают текст, начиная с явно упрощенного испанского перевода.
Cette étude d'un écrit de Lacan est doublée d'un séminaire de cas cliniques. Ça fait que dans cette ville est maintenant installé un morceau de la Section clinique, c'est-à-dire ce qui se fait ici toutes les semaines, le mercredi, ou tous les quinze jours, le soir, pour ce qui est des conférences de l'IRMA. En Espagne, ça ne se tient qu'une fois par mois.
Наряду с изучением текста Лакана проводится семинар по работе над клиническими случаями. Так что в городе теперь организована часть Клинической секции, представленная здесь мероприятиями, которые проводятся каждую неделю по средам или каждые две недели по вечерам, — это что касается конференций IRMA. В Испании они проводятся только раз в месяц.
Cette conférence de clôture était pour une fois ouverte au public, à l'Institut français de Barcelone. J'ai pu y vérifier qu'un public, un public non prévenu de ce que je fais ici dans ce Cours, pouvait suivre. J'ai eu le sentiment, peut-être trompeur, d'être entendu. Mais enfin, ce n'est pas pour vous faire part de cette autosatisfaction que évoque cela.
Эта заключительная конференция впервые была открыта для публики во Французском институте в Барселоне. Там у меня была возможность убедиться, что слушать меня может и публика, не подготовленная к тому, чем я занимаюсь в рамках этого Курса. У меня было ощущение, что меня услышали, — возможно, обманчивое. Но, в конце концов, разделить с вами это самоудовлетворение — не главное.
Мужская истерия
En effet, le plus grand contentement, je l'ai éprouvé dans le séminaire de cas cliniques qui a suivi et où des cas ont été présentés par deux praticiens de Barcelone. C'est cela que je voudrais mettre en valeur. Ça sera le premier point d'aujourd'hui après cette petite introduction.
На самом деле, больше всего я был доволен последующим семинаром по клиническим случаям, на котором представили свои случаи два практикующих врача из Барселоны. Это то, что я хотел бы подчеркнуть. Вот первый пункт нашего сегодняшнего разговора после небольшого вступления.
C'est fou ce qu'on apprend par la psychanalyse! Dans un de ces cas, sur lequel je ne m'étendrai pas, on avait des vignettes de la vie ouvrière en Espagne. On n'a pas souvent ça en France, il faut le dire. C'était là, en effet un sujet dont la profession était d'être ouvrier dans une usine de cosmétiques. Cet ouvrier se trouvait être le seul homme dans cette usine de femmes et ce n'était pas sans lui poser quelques problèmes. Ça mettait en évidence son destin de sujet hystérique mâle. C'était sensible, d'une façon presque paradigmatique, dans le fait que l'analyste avait reçu un coup de téléphone d'une femme qui avait pris rendez-vous pour ce sujet. À sa grande surprise, l'analyste avait vu arriver un couple. Et la femme, tournant la tête vers l'homme qui l'accompagnait, dit : C'est lui !
Удивительно, чему мы учимся с помощью психоанализа! В рамках одного из таких случаев, на котором я останавливаться не буду, были представлены виньетки из жизни испанского рабочего класса. У нас во Франции такое, надо сказать, бывает не часто. На самом деле речь шла о субъекте, который по профессии был рабочим на косметической фабрике. Этот рабочий оказался на фабрике единственным мужчиной с женском коллективе, и не без его участия возникли некоторые проблемы. В результате стала очевидной его судьба в качестве истерического субъекта мужского пола. Это было почти парадигматически отмечено фактом — чтобы записаться на прием от лица данного субъекта, аналитику позвонила женщина. К своему удивлению, аналитик увидел, что они пришли к нему вдвоем. И женщина, повернувшись к сопровождавшему ее мужчине, сказала: «Вот и он!».
Dès cette première présentation, tout le problème est là comme en concentré. Il était sensible pour lui s'il convenait ou non qu'il parle par la bouche des femmes. Le fait qu'il ait fini par se promettre de ne plus parler par la bouche de sa femme, lors d'un incident survenu plus tard, peut être d'ailleurs déjà considéré comme un progrès de sa cure.
В том, как он презентует себя при первой встрече, вся проблема как бы предстает в концентрированном виде. Для аналитика был значим тот факт, устраивает или нет для этого мужчину то, что он у говорит устами женщин. Тот факт, что в конце концов, во время инцидента, который произошел позже, он пообещал себе больше не говорить устами своей жены, уже можно рассматривать как прогресс в лечении.
Il lui était aussi revenu que, assez petit - et c'est déjà là toute l'Espagne -, il avait eu à suivre sa sœur aînée sur l'ordre de son père. Il avait reçu l'ordre de ne pas la quitter des yeux sur le chemin conduisant de la maison jusqu'au bal. Il avait sept ou huit ans, et il l'attendait donc à la porte du bal. Il y a là quelque chose qui est bien fait pour nous illustrer Aporia qui est condamnée à rester à la porte du banquet des dieux. Ça illustre aussi en quoi ce sujet avait pu idéaliser ce qu'on appellera brièvement la position féminine.
Ему также вспомнилось, что, когда он был совсем маленьким — а это уже вся Испания, — ему по указанию отца приходилось сопровождать старшую сестру. Ему было сказано не сводить с нее глаз всю дорогу от дома до места, где проходил бал. Ему было семь или восемь лет, и он дожидался ее у дверей бального зала. Есть в этом кое-что, что хорошо иллюстрирует нам Апорию вынужденного ожидания за дверями зала, где пируют боги. Это также иллюстрация того, как данный субъект получил возможность идеализировать женскую позицию, как мы кратко назовем ее.
Ce qui fait l'essentiel de son problème, c'est, me semble-t-il, un ordre contradictoire du père, contradictoire avec ce suivre la femme qui d'ailleurs se fait bien entendre en français : je suis une femme. Mais enfin, même le seguir espagnol peut avoir une certaine valeur d'être. Ça peut signifier continuer à être.
Суть его проблемы составляет, как мне кажется, противоречивое указание отца, противоречащее такому следованию (suivre) за женщиной, которое к тому же отчетливо слышится во французском «je suis une femme» («я есть женщина»). Но, в конце концов, даже испанский глагол «seguir» может в определенном смысле иметь значение «быть». Он может означать продолжение бытия.
En opposition avec ce dit, il y en avait un autre qui semble avoir de toujours pesé sur le sujet, au point qu'il donnait la méfiance comme un des traits constants de son caractère - méfiance qui ne va pas sans poser des questions dans la cure. En effet, ce n'est pas un trait de caractère, mais la caractéristique du sujet. Ça qualifie son rapport à l'Autre comme tel. Ce dit paternel, ce dit contradictoire avec le précédent, c'est : On n'a rien pour rien. Chez ce sujet, ce dit résonnait comme un grand principe de la nature des choses, du style : La nature a horreur du vide. C'était comme la loi de la gravitation des rapports humains.
В противовес сказанному, присутствовал другой, который, по-видимому, всегда оказывал большое воздействие на субъекта, вплоть до того, что он считал недоверие одной из постоянных черт своего характера — недоверие, которое в лечении не обходится без вопросов. Ведь это не черта характера, а характеристика субъекта. Это определяет его отношение к Другому как таковое. Эти отцовские слова, которые противоречат вышесказанному, таковы: «Ничего не бывает просто так». У данного субъекта эти слова звучали как великий принцип природы вещей, вроде: «Природа не терпит пустоты». Это было как закон тяготения в человеческих отношениях.
On n'a rien pour rien : ça comporte chez ce sujet - vous pouvez le saisir en court-circuit - des difficultés spéciales avec l'amour, avec le donner ce qu'on n'a pas, à l'horizon duquel il y a toujours nécessairement une certaine gratuité. C'est nécessaire à la sustentation du sujet hystérique. C'est une gratuité qui peut prendre l'aspect, on le sait de la gesticulation, de l'excès, de quelque chose qui se fait pour rien et qui va de pair avec la réclamation d'obtenir aussi quelque chose pour rien, sans payer le prix. On paye le prix avec sa propre gesticulation, avec son propre tourment. Ce dit paternel - c'est en tout cas ce qu'on peut penser - avait comme soustrait ce recours à ce sujet qui se présentait comme voué à une tristesse, à un malheur dont il n'est pas du 36 tout assuré qu'une cure psychanalytique, même si elle peut surmonter la méfiance subjective, puisse l'en défaire. L'enjeu apparaissait clair, à savoir l'émergence de ce rien, et que ça puisse avoir sa place dans les rapports humains. Jusque-là, on n'avait qu'une stérilisation de ces rapports.
Ничего не бывает просто так: для данного субъекта — в упрощенном виде вы можете его понять — это вызывает особые любовные проблемы, проблемы с тем, чтобы отдавать то, чего у тебя нет, что в перспективе всегда обязательно предполагает определенную безвозмездность. Это необходимо для поддержания истерического субъекта. Это безвозмездность, как известно, может принимать вид широкого жеста, излишества, чего-то, сделанного даром, и идет рука об руку с претензиями на то, чтобы и получить что-то даром, без уплаты цены. Расплата происходит за счет собственных жестов и мучений. Эти отцовские слова — во всяком случае, так можно подумать — как бы изымают обращение к субъекту, который представляет себя обреченным на печаль, на несчастье и вовсе не уверен, что это можно исправить путем психоаналитического лечения, даже если удастся преодолеть субъективное недоверие. Ситуация кажется ясной: появляется это самое ничто, и оно может занять свое место в человеческих отношениях. До этого момента у нас была лишь стерилизованная версия этих отношений.
Женская истерия
Je voudrais maintenant souligner davantage l'autre cas qui est celui d'une hystérique féminine développée, qui relève tout à fait du destape après-franquiste, et qui prend le nom, dans l'espagnol d'aujourd'hui, d'une chica a gogo.
Теперь я хотел бы более подробно остановиться на другом случае, а именно на случае развернутой женской истерии, которая полностью соответствует пост-франкистскому «destape» и которая в современном испанском языке носит название «chica a gogo».
Cette personne à gogo se trouvait être un mannequin de publicité dont la vie libérée témoignait des possibilités de l'Espagne nouvelle. Elle avait une certaine agitation amoureuse : hommes, femmes... Elle s'était mariée à vingt ans et était spécialement tolérante à l'endroit de son mari, lequel, souvent en voyages d'affaires, se livrait à un certain nombre d'infidélités, non seulement avec des femmes mais aussi avec quelques travestis et homosexuels.
Эта gogo-персона оказалась рекламной моделью , которая своей свободной жизнью олицетворяла возможности новой Испании. Вокруг нее происходила какая-то любовная суматоха: мужчины, женщины... Она вышла замуж в двадцать лет и с особой терпимостью относилась к своему мужу, который, часто бывая в командировках, неоднократно изменял ей не только с женщинами, но и с некоторыми трансвеститами и гомосексуалами.
Cette personne se trouvait donc être tolérante à l'endroit de son mari, mais pourtant, lorsqu'elle arrive en analyse, elle est dans une longue dépression depuis plusieurs années. C'est une dépression survenue soudainement. C'est même ce soudain qui a son intérêt propre puisqu'il y a là un épisode qu'on peut effectivement cerner. Quel est cet épisode ? Quel est cet épisode initial de cette dépression ?
Так вот, эта женщина смирилась с поведением своего мужа, но, тем не менее, на момент входа в анализ она уже несколько лет пребывала в затяжной депрессии. Депрессия началась у нее внезапно. Сама эта внезапность представляет собой интерес, поскольку мы можем точно определить некий эпизод. Что это за эпизод? Каков был эпизод, запустивший ее депрессию?
Elle rejoint son mari qui est en voyage d'affaires et qui est installé dans un hôtel depuis quelque temps. Elle monte dans sa chambre et elle y trouve les restes d'un petit déjeuner pris à deux. Elle demande de qui il s'agit et le mari lui répond - ça aussi c'est espagnol en diable - que c'est la petite nonne qu'elle aura vue sans doute passer dans l'escalier en montant. Il ajoute qu'elle était tout à fait sexe, qu'elle n'était pas sortie de cette chambre depuis deux jours et qu'elle rentrerait comme novice au couvent dans huit mois.
Однажды она присоединяется к мужу во время его командировки и некоторое время живет в отеле. Она поднимается в свою комнату и находит там остатки завтрака на двоих. Она спрашивает, кто это был, и муж отвечает — и это на чертовском испанском, — что это была миниатюрная монахиня, которую она наверняка видела, когда поднималась по лестнице. Он добавляет, что она была весьма сексуальна, что она не выходила из этой комнаты два дня и вернется в монастырь послушницей через восемь месяцев.
Alors que cette femme semblait avoir été jusqu'alors spécialement tolérante, la voilà qui s'effondre en larmes. Le mari pour la consoler, lui dit qu'elle n'a pas à s'inquiéter car c'était puro sexo, pur sexe. Ça n'arrange rien. Ça n'arrange rien, même quand elle lui demande les détails alors qu'elle semblait ne s'être jamais occupée jusqu'alors de ce qu'il faisait pendant ses voyages, et il en faisait beaucoup.
Хотя до этого момента эта женщина казалась очень терпимой, тут она залилась слезами. Муж, утешая ее, говорит, что ей не о чем беспокоиться, ведь это был просто секс. Это не помогает. Не помогает даже, когда она расспрашивает его о деталях, хотя раньше ее, казалось бы, никогда не заботило, что он делал в своих путешествиях, а делал он очень многое.
Les années suivantes, la voilà assaillie par des crises d'angoisse dès qu'elle est seule. Elle doit abandonner son travail et à peine peut-elle s'occuper de ses deux enfants qui ont quatre ans. Là, ce qui s'isole très bien, c'est une conjoncture dramatique de déclenchement de ce qu'on a appelé grossièrement une dépression : crises d'angoisse et phobie.
В последующие годы на нее нападают приступы тревоги, как только она остается одна. Ей приходится бросить работу, и она едва может заботиться о своих двух четырехлетних детях. Здесь кое-что очень хорошо изолированное представляет собой драматическую обстановку для развязывания того, что грубо назвали депрессией: тревожные и фобические приступы.
Ça permet de mettre en parallèle à la fonction du Un-père que Lacan souligne à propos des psychoses, celle qui est bien connue et qui est même l'apport majeur de Lacan à la clinique de l'hystérie, à savoir la fonction de l'Autre femme. Le récit du cas met d'ailleurs de lui-même en valeur cette fonction. Il semble que le praticien ne s'en soit rendu compte qu'après coup. Il m'avait, en effet, remis le compte-rendu de ce cas une semaine avant, puis, sur place, il me remit une page supplémentaire où cette fonction de l'Autre femme lui était apparue. Est-ce que ça lui a apparu seul ou est-ce qu'on l'a aidé ? Je n'en sais rien. En tout cas, il finit par valoriser cette fonction.
Это позволяет нам провести параллель между функцией Одного отца (Un-père), выделяемой Лаканом в отношении психозов, и функцией, которая хорошо известна и даже является основным вкладом Лакана в клинику истерии, а именно функцией «Другой женщины». Сам нарратив случая указывает на эту функцию. Похоже, практик понял это только постфактум. На самом деле он передал мне отчет об этом случае неделей ранее, а затем на месте отдал мне дополнительную страницу, где он обнаруживает функцию Другой женщины. Сам он обнаружил ее или с чьей-то помощью? Этого я не знаю. В любом случае, в конечном итоге он эту функцию оценил.
Cette fonction, dans la vie même de cette patiente, apparaissait comme tout à fait marquée et dramatisée. C'était un facteur constant de son existence que sa relation à sa sœur – sœur qu'elle considérait de toujours comme étant sans sexe. Ce rapport avait été d'emblée un rapport d'annulation, au point qu'elle pouvait prétendre, durant un an dans la cure, avoir oublié le nom de ladite sœur. C'est un nom qui ne lui serait revenu que récemment. Il y a là un excès qui fait voir jusqu'où pouvait aller l'annulation de cette Autre femme qu'était sa sœur.
В жизни пациентки эта функция проявлялась весьма ярко и драматично. Постоянным фактором ее существования были ее отношения с сестрой — сестрой, которую она всегда считала лишенной сексуальности. Эти отношения с самого начала были отношениями аннулирования, даже доходило до того, что она настаивала, будто за год лечения позабыла имя этой самой сестры. Это имя вспомнилось ей совсем недавно. Здесь имеет место избыток, который показывает, как далеко может зайти аннулирование Другой женщины, которой была ее сестра.
Pour ce qui est de la mère, elle en parle dans les termes d'une rivale possible, y compris à l'endroit de ceux qui furent ses petits amis. Elle évoque aussi que cette mère l'avait placée non pas en nourrice, mais aux soins de bonnes sœurs, et qu'elle se trouvait donc tout naturellement à les appeler du nom de mère pendant son enfance. Ça fait valoir que la rivale de cette patiente ait été, lors du déclenchement dans la chambre d'hôtel, une nonne. Ça prend du sens.
Что же касается матери, то она отзывается о ней как о возможной сопернице, в том числе и в отношении ее любовников. Она также упоминает, что мать не отдала ее кормилице, а оставила на попечение монахинь, и поэтому в детстве для нее было вполне естественным называть их именем матери. Следует подчеркнуть, что соперницей пациентки в момент развязывания в гостиничном номере была монахиня. Это имеет смысл.
Il y a d'autres éléments - le ne vais pas les énumérer - qui font d'une façon répétitive valoir cette configuration. Par exemple ce rêve : une femme vêtue de noir sort du cabinet de l'analyste où il y a un certain nombre d'objets de chasse qui sont accrochés aux murs. Il y a aussi la référence à un film que je n'ai pas vu et qui s'appelle La façon de China blue. C'est un film qui pour elle se trouve structuré par le fait que pour que l'une vive, l'autre doit mourir. Nous avons donc là un tableau très répétitif et indicatif de cette relation à l'Autre femme.
Есть и другие элементы — их я не буду перечислять — которые неоднократно подтверждают эту конфигурацию. Например, сон: женщина в черном выходит из кабинета аналитика, где на стенах висит несколько охотничьих предметов. Также отсылка к фильму, который я не видел, под названием «Голубой путь Китая» (La façon de China blue). Для нее этот фильм построен на том, что чтобы выжил один, другой должен умереть. Таким образом, мы имеем здесь отчетливо повторяющуюся и показательную картину отношения к Другой женщине.
Ça se reporte sur une auto-division du sujet lui-même. C'est une division qui est remarquable quant au nom propre de la patiente. Catalane, elle avait dû changer de nom au temps du franquisme et adopter un nom purement espagnol Elle conserve et utilise des papiers d'identité avec un nom ou avec l'autre. Cette auto-division est tout à fait aussi en fonction quand elle fait l'amour. On retrouve là un trait classique que j'ai déjà évoqué naguère. Elle ne peut faire l'amour d'une façon satisfaisante qu'à la condition de se penser elle-même comme une autre pendant l'acte même.
Это связано с саморазделением самого субъекта. Это разделение примечательно тем, что касается собственного имени пациентки. Она каталонка, и ей пришлось сменить имя во времена франкизма и взять чисто испанское имя. Она хранит и использует документы и с тем, и с другим именем. Это саморазделение действует и тогда, когда она занимается любовью. Здесь мы находим классическую черту, о которой я уже недавно упоминал. Она может получать удовлетворение от занятий любовью, только если во время акта думает о себе как о ком-то другом.
Ему также вспомнилось, что, когда он был совсем маленьким — а это уже вся Испания, — ему по указанию отца приходилось сопровождать старшую сестру. Ему было сказано не сводить с нее глаз всю дорогу от дома до места, где проходил бал. Ему было семь или восемь лет, и он дожидался ее у дверей бального зала. Есть в этом кое-что, что хорошо иллюстрирует нам Апорию вынужденного ожидания за дверями зала, где пируют боги. Это также иллюстрация того, как данный субъект получил возможность идеализировать женскую позицию, как мы кратко назовем ее.
Ce qui fait l'essentiel de son problème, c'est, me semble-t-il, un ordre contradictoire du père, contradictoire avec ce suivre la femme qui d'ailleurs se fait bien entendre en français : je suis une femme. Mais enfin, même le seguir espagnol peut avoir une certaine valeur d'être. Ça peut signifier continuer à être.
Суть его проблемы составляет, как мне кажется, противоречивое указание отца, противоречащее такому следованию (suivre) за женщиной, которое к тому же отчетливо слышится во французском «je suis une femme» («я есть женщина»). Но, в конце концов, даже испанский глагол «seguir» может в определенном смысле иметь значение «быть». Он может означать продолжение бытия.
En opposition avec ce dit, il y en avait un autre qui semble avoir de toujours pesé sur le sujet, au point qu'il donnait la méfiance comme un des traits constants de son caractère - méfiance qui ne va pas sans poser des questions dans la cure. En effet, ce n'est pas un trait de caractère, mais la caractéristique du sujet. Ça qualifie son rapport à l'Autre comme tel. Ce dit paternel, ce dit contradictoire avec le précédent, c'est : On n'a rien pour rien. Chez ce sujet, ce dit résonnait comme un grand principe de la nature des choses, du style : La nature a horreur du vide. C'était comme la loi de la gravitation des rapports humains.
В противовес сказанному, присутствовал другой, который, по-видимому, всегда оказывал большое воздействие на субъекта, вплоть до того, что он считал недоверие одной из постоянных черт своего характера — недоверие, которое в лечении не обходится без вопросов. Ведь это не черта характера, а характеристика субъекта. Это определяет его отношение к Другому как таковое. Эти отцовские слова, которые противоречат вышесказанному, таковы: «Ничего не бывает просто так». У данного субъекта эти слова звучали как великий принцип природы вещей, вроде: «Природа не терпит пустоты». Это было как закон тяготения в человеческих отношениях.
On n'a rien pour rien : ça comporte chez ce sujet - vous pouvez le saisir en court-circuit - des difficultés spéciales avec l'amour, avec le donner ce qu'on n'a pas, à l'horizon duquel il y a toujours nécessairement une certaine gratuité. C'est nécessaire à la sustentation du sujet hystérique. C'est une gratuité qui peut prendre l'aspect, on le sait de la gesticulation, de l'excès, de quelque chose qui se fait pour rien et qui va de pair avec la réclamation d'obtenir aussi quelque chose pour rien, sans payer le prix. On paye le prix avec sa propre gesticulation, avec son propre tourment. Ce dit paternel - c'est en tout cas ce qu'on peut penser - avait comme soustrait ce recours à ce sujet qui se présentait comme voué à une tristesse, à un malheur dont il n'est pas du 36 tout assuré qu'une cure psychanalytique, même si elle peut surmonter la méfiance subjective, puisse l'en défaire. L'enjeu apparaissait clair, à savoir l'émergence de ce rien, et que ça puisse avoir sa place dans les rapports humains. Jusque-là, on n'avait qu'une stérilisation de ces rapports.
Ничего не бывает просто так: для данного субъекта — в упрощенном виде вы можете его понять — это вызывает особые любовные проблемы, проблемы с тем, чтобы отдавать то, чего у тебя нет, что в перспективе всегда обязательно предполагает определенную безвозмездность. Это необходимо для поддержания истерического субъекта. Это безвозмездность, как известно, может принимать вид широкого жеста, излишества, чего-то, сделанного даром, и идет рука об руку с претензиями на то, чтобы и получить что-то даром, без уплаты цены. Расплата происходит за счет собственных жестов и мучений. Эти отцовские слова — во всяком случае, так можно подумать — как бы изымают обращение к субъекту, который представляет себя обреченным на печаль, на несчастье и вовсе не уверен, что это можно исправить путем психоаналитического лечения, даже если удастся преодолеть субъективное недоверие. Ситуация кажется ясной: появляется это самое ничто, и оно может занять свое место в человеческих отношениях. До этого момента у нас была лишь стерилизованная версия этих отношений.
Женская истерия
Je voudrais maintenant souligner davantage l'autre cas qui est celui d'une hystérique féminine développée, qui relève tout à fait du destape après-franquiste, et qui prend le nom, dans l'espagnol d'aujourd'hui, d'une chica a gogo.
Теперь я хотел бы более подробно остановиться на другом случае, а именно на случае развернутой женской истерии, которая полностью соответствует пост-франкистскому «destape» и которая в современном испанском языке носит название «chica a gogo».
Cette personne à gogo se trouvait être un mannequin de publicité dont la vie libérée témoignait des possibilités de l'Espagne nouvelle. Elle avait une certaine agitation amoureuse : hommes, femmes... Elle s'était mariée à vingt ans et était spécialement tolérante à l'endroit de son mari, lequel, souvent en voyages d'affaires, se livrait à un certain nombre d'infidélités, non seulement avec des femmes mais aussi avec quelques travestis et homosexuels.
Эта gogo-персона оказалась рекламной моделью , которая своей свободной жизнью олицетворяла возможности новой Испании. Вокруг нее происходила какая-то любовная суматоха: мужчины, женщины... Она вышла замуж в двадцать лет и с особой терпимостью относилась к своему мужу, который, часто бывая в командировках, неоднократно изменял ей не только с женщинами, но и с некоторыми трансвеститами и гомосексуалами.
Cette personne se trouvait donc être tolérante à l'endroit de son mari, mais pourtant, lorsqu'elle arrive en analyse, elle est dans une longue dépression depuis plusieurs années. C'est une dépression survenue soudainement. C'est même ce soudain qui a son intérêt propre puisqu'il y a là un épisode qu'on peut effectivement cerner. Quel est cet épisode ? Quel est cet épisode initial de cette dépression ?
Так вот, эта женщина смирилась с поведением своего мужа, но, тем не менее, на момент входа в анализ она уже несколько лет пребывала в затяжной депрессии. Депрессия началась у нее внезапно. Сама эта внезапность представляет собой интерес, поскольку мы можем точно определить некий эпизод. Что это за эпизод? Каков был эпизод, запустивший ее депрессию?
Elle rejoint son mari qui est en voyage d'affaires et qui est installé dans un hôtel depuis quelque temps. Elle monte dans sa chambre et elle y trouve les restes d'un petit déjeuner pris à deux. Elle demande de qui il s'agit et le mari lui répond - ça aussi c'est espagnol en diable - que c'est la petite nonne qu'elle aura vue sans doute passer dans l'escalier en montant. Il ajoute qu'elle était tout à fait sexe, qu'elle n'était pas sortie de cette chambre depuis deux jours et qu'elle rentrerait comme novice au couvent dans huit mois.
Однажды она присоединяется к мужу во время его командировки и некоторое время живет в отеле. Она поднимается в свою комнату и находит там остатки завтрака на двоих. Она спрашивает, кто это был, и муж отвечает — и это на чертовском испанском, — что это была миниатюрная монахиня, которую она наверняка видела, когда поднималась по лестнице. Он добавляет, что она была весьма сексуальна, что она не выходила из этой комнаты два дня и вернется в монастырь послушницей через восемь месяцев.
Alors que cette femme semblait avoir été jusqu'alors spécialement tolérante, la voilà qui s'effondre en larmes. Le mari pour la consoler, lui dit qu'elle n'a pas à s'inquiéter car c'était puro sexo, pur sexe. Ça n'arrange rien. Ça n'arrange rien, même quand elle lui demande les détails alors qu'elle semblait ne s'être jamais occupée jusqu'alors de ce qu'il faisait pendant ses voyages, et il en faisait beaucoup.
Хотя до этого момента эта женщина казалась очень терпимой, тут она залилась слезами. Муж, утешая ее, говорит, что ей не о чем беспокоиться, ведь это был просто секс. Это не помогает. Не помогает даже, когда она расспрашивает его о деталях, хотя раньше ее, казалось бы, никогда не заботило, что он делал в своих путешествиях, а делал он очень многое.
Les années suivantes, la voilà assaillie par des crises d'angoisse dès qu'elle est seule. Elle doit abandonner son travail et à peine peut-elle s'occuper de ses deux enfants qui ont quatre ans. Là, ce qui s'isole très bien, c'est une conjoncture dramatique de déclenchement de ce qu'on a appelé grossièrement une dépression : crises d'angoisse et phobie.
В последующие годы на нее нападают приступы тревоги, как только она остается одна. Ей приходится бросить работу, и она едва может заботиться о своих двух четырехлетних детях. Здесь кое-что очень хорошо изолированное представляет собой драматическую обстановку для развязывания того, что грубо назвали депрессией: тревожные и фобические приступы.
Ça permet de mettre en parallèle à la fonction du Un-père que Lacan souligne à propos des psychoses, celle qui est bien connue et qui est même l'apport majeur de Lacan à la clinique de l'hystérie, à savoir la fonction de l'Autre femme. Le récit du cas met d'ailleurs de lui-même en valeur cette fonction. Il semble que le praticien ne s'en soit rendu compte qu'après coup. Il m'avait, en effet, remis le compte-rendu de ce cas une semaine avant, puis, sur place, il me remit une page supplémentaire où cette fonction de l'Autre femme lui était apparue. Est-ce que ça lui a apparu seul ou est-ce qu'on l'a aidé ? Je n'en sais rien. En tout cas, il finit par valoriser cette fonction.
Это позволяет нам провести параллель между функцией Одного отца (Un-père), выделяемой Лаканом в отношении психозов, и функцией, которая хорошо известна и даже является основным вкладом Лакана в клинику истерии, а именно функцией «Другой женщины». Сам нарратив случая указывает на эту функцию. Похоже, практик понял это только постфактум. На самом деле он передал мне отчет об этом случае неделей ранее, а затем на месте отдал мне дополнительную страницу, где он обнаруживает функцию Другой женщины. Сам он обнаружил ее или с чьей-то помощью? Этого я не знаю. В любом случае, в конечном итоге он эту функцию оценил.
Cette fonction, dans la vie même de cette patiente, apparaissait comme tout à fait marquée et dramatisée. C'était un facteur constant de son existence que sa relation à sa sœur – sœur qu'elle considérait de toujours comme étant sans sexe. Ce rapport avait été d'emblée un rapport d'annulation, au point qu'elle pouvait prétendre, durant un an dans la cure, avoir oublié le nom de ladite sœur. C'est un nom qui ne lui serait revenu que récemment. Il y a là un excès qui fait voir jusqu'où pouvait aller l'annulation de cette Autre femme qu'était sa sœur.
В жизни пациентки эта функция проявлялась весьма ярко и драматично. Постоянным фактором ее существования были ее отношения с сестрой — сестрой, которую она всегда считала лишенной сексуальности. Эти отношения с самого начала были отношениями аннулирования, даже доходило до того, что она настаивала, будто за год лечения позабыла имя этой самой сестры. Это имя вспомнилось ей совсем недавно. Здесь имеет место избыток, который показывает, как далеко может зайти аннулирование Другой женщины, которой была ее сестра.
Pour ce qui est de la mère, elle en parle dans les termes d'une rivale possible, y compris à l'endroit de ceux qui furent ses petits amis. Elle évoque aussi que cette mère l'avait placée non pas en nourrice, mais aux soins de bonnes sœurs, et qu'elle se trouvait donc tout naturellement à les appeler du nom de mère pendant son enfance. Ça fait valoir que la rivale de cette patiente ait été, lors du déclenchement dans la chambre d'hôtel, une nonne. Ça prend du sens.
Что же касается матери, то она отзывается о ней как о возможной сопернице, в том числе и в отношении ее любовников. Она также упоминает, что мать не отдала ее кормилице, а оставила на попечение монахинь, и поэтому в детстве для нее было вполне естественным называть их именем матери. Следует подчеркнуть, что соперницей пациентки в момент развязывания в гостиничном номере была монахиня. Это имеет смысл.
Il y a d'autres éléments - le ne vais pas les énumérer - qui font d'une façon répétitive valoir cette configuration. Par exemple ce rêve : une femme vêtue de noir sort du cabinet de l'analyste où il y a un certain nombre d'objets de chasse qui sont accrochés aux murs. Il y a aussi la référence à un film que je n'ai pas vu et qui s'appelle La façon de China blue. C'est un film qui pour elle se trouve structuré par le fait que pour que l'une vive, l'autre doit mourir. Nous avons donc là un tableau très répétitif et indicatif de cette relation à l'Autre femme.
Есть и другие элементы — их я не буду перечислять — которые неоднократно подтверждают эту конфигурацию. Например, сон: женщина в черном выходит из кабинета аналитика, где на стенах висит несколько охотничьих предметов. Также отсылка к фильму, который я не видел, под названием «Голубой путь Китая» (La façon de China blue). Для нее этот фильм построен на том, что чтобы выжил один, другой должен умереть. Таким образом, мы имеем здесь отчетливо повторяющуюся и показательную картину отношения к Другой женщине.
Ça se reporte sur une auto-division du sujet lui-même. C'est une division qui est remarquable quant au nom propre de la patiente. Catalane, elle avait dû changer de nom au temps du franquisme et adopter un nom purement espagnol Elle conserve et utilise des papiers d'identité avec un nom ou avec l'autre. Cette auto-division est tout à fait aussi en fonction quand elle fait l'amour. On retrouve là un trait classique que j'ai déjà évoqué naguère. Elle ne peut faire l'amour d'une façon satisfaisante qu'à la condition de se penser elle-même comme une autre pendant l'acte même.
Это связано с саморазделением самого субъекта. Это разделение примечательно тем, что касается собственного имени пациентки. Она каталонка, и ей пришлось сменить имя во времена франкизма и взять чисто испанское имя. Она хранит и использует документы и с тем, и с другим именем. Это саморазделение действует и тогда, когда она занимается любовью. Здесь мы находим классическую черту, о которой я уже недавно упоминал. Она может получать удовлетворение от занятий любовью, только если во время акта думает о себе как о ком-то другом.
On a donc là différentes modalités de ce rapport à l'Autre en référence - ça se reconstitue aisément - à l'homme. Par exemple à partir de tel rêve où elle voit une femme embrasser un homme mais en la regardant à elle. C'est bien une ternarité qui est mise là en fonction, et il ne faut pas beaucoup d'expérience pour rapporter ça à ce que furent ses rapports à son père qui la réveillait le matin - et c'est encore là toute l'Espagne - au cri de Arriba soldado, et qui aussi l'a battue avec son ceinturon. C'est un souvenir chéri par elle. Elle en a conservé le souvenir d'une jouissance extrême. Elle en a conclu ensuite qu'elle avait été la préférée de son père, la seule qui comptait. Elle pensait que son père fut toujours secrètement fier et orgueilleux de sa désinvolture comme femme. C est là la phrase même du sujet.
Таким образом, мы имеем здесь различные модальности отношений с Другим применительно к человеку, что можно легко реконструировать. Например, из сна, где она видит, как женщина целуется с мужчиной, но смотрит на нее. Здесь действительно запускается триада, и даже не обладая обширным опытом, можно связать это с характером ее отношений с отцом, который будил ее утром — а это все еще вся Испания — криком «Arriba soldado» (исп. «Вставай, солдат!»), а также бил ее ремнем. Она бережно сохранила эти воспоминания. Воспоминания о крайнем наслаждении. Позже она пришла к выводу, что была любимицей своего отца, единственной, кто имел значение. Она думала, что ее отец всегда втайне гордился ее непринужденностью (désinvolture) как женщины. Это ее собственное высказывание.
Il n'y a pas là d'élucubrations à saisir que de la même façon qu'il faut étendre ce couple féminin à un troisième terme qui est l'homme, il faut l'étendre à un quatrième. On le saisit dans ce cas qui a une certaine fraîcheur. Ce quatrième terme est un terme de valeur. Ce terme de valeur est formulé de façon limpide par la patiente elle-même, par l'effet que ça lui fait. C'est le sexo puro, qui vient aussi dans la bouche de son man pour qualifier cette Autre femme qu'est la nonne, cette nonne qui est comme ce sexe dont elle a toujours posé que sa sœur en était dépourvu.
Измышление, которое здесь можно уловить заключается в том, что подобно тому, как эту женскую пару следует расширить за счет добавления третьего элемента, то есть мужчины, ее следует расширить и до четырех элементов. В данном случае, обладающем определенной свежестью, такие размышления имеют место. Четвертый элемент — это элемент значения. Этот элемент значения сама пациентка ясно определяет тем воздействием, которое он на нее оказывает. Этот sexo puro, который также звучит на устах ее мужа, определяя эту Другую женщину, которая представляет собой монахиню, напоминающую о сексуальности, которой, как она всегда считала, не хватало ее сестре.
Cela fait déjà valoir que la psychanalyse doit bien avoir recours au terme de symbole phallique pour qualifier cette valeur, puisqu'au niveau anatomique, elles sont là logées toutes les deux sur le même plan. Il y a donc là une enseigne qui est d'une autre nature. C'est bien à installer le quatrième terme dans ce ternaire que l'on peut expliquer l'effet ravageant, foudroyant, de la scène qui forme la conjoncture de déclenchement. Elle se trouve là, par rapport à l'Autre, précipitée à la place où elle est dépourvue de valeur. Toutes les assurances de son mari, à savoir que c'est elle qu'il aime, ne font pour des raisons de structure, qu'accentuer sa déperdition.
Уже это указывает на то, что, чтобы определить это значение, психоанализ действительно должен прибегнуть к термину «фаллический символ», поскольку на анатомическом уровне они оба принадлежат одному плану. Итак, здесь присутствует признак другой природы. Действительно, вводя четвертый элемент в эту триаду, можно объяснить разрушительный, подавляющий эффект сцены, которая формирует обстановку развязывания. В отношении к Другому, она оказывается отброшенной в то место, где она лишена ценности. Все уверения ее мужа, что он любит только ее, по структурным причинам лишь подчеркивают его потерю.
Ça justifie ces écritures utilisées par Lacan: l'épinglage du sujet sous le signifiant imaginaire du phallus, ou encore $ sur petit a pour qualifier spécialement le statut du sujet hystérique - petit a étant alors l'emblème de cette valeur érotique généralisée. Dans la première formule cette valeur est nommée à partir du signifiant phallique imaginaire. Dans la seconde, elle est désignée à partir de objet a :
Это оправдывает используемые Лаканом записи: прикрепление субъекта к воображаемому означающему фаллоса, или же $ над маленьким a, специально чтобы квалифицировать статус истерического субъекта — маленькое a тогда представляет собой эмблему этого обобщенного эротического значения. В первой формуле это значение названо исходя из воображаемого фаллического означающего. Во второй оно обозначается исходя из объекта a:
Таким образом, мы имеем здесь различные модальности отношений с Другим применительно к человеку, что можно легко реконструировать. Например, из сна, где она видит, как женщина целуется с мужчиной, но смотрит на нее. Здесь действительно запускается триада, и даже не обладая обширным опытом, можно связать это с характером ее отношений с отцом, который будил ее утром — а это все еще вся Испания — криком «Arriba soldado» (исп. «Вставай, солдат!»), а также бил ее ремнем. Она бережно сохранила эти воспоминания. Воспоминания о крайнем наслаждении. Позже она пришла к выводу, что была любимицей своего отца, единственной, кто имел значение. Она думала, что ее отец всегда втайне гордился ее непринужденностью (désinvolture) как женщины. Это ее собственное высказывание.
Il n'y a pas là d'élucubrations à saisir que de la même façon qu'il faut étendre ce couple féminin à un troisième terme qui est l'homme, il faut l'étendre à un quatrième. On le saisit dans ce cas qui a une certaine fraîcheur. Ce quatrième terme est un terme de valeur. Ce terme de valeur est formulé de façon limpide par la patiente elle-même, par l'effet que ça lui fait. C'est le sexo puro, qui vient aussi dans la bouche de son man pour qualifier cette Autre femme qu'est la nonne, cette nonne qui est comme ce sexe dont elle a toujours posé que sa sœur en était dépourvu.
Измышление, которое здесь можно уловить заключается в том, что подобно тому, как эту женскую пару следует расширить за счет добавления третьего элемента, то есть мужчины, ее следует расширить и до четырех элементов. В данном случае, обладающем определенной свежестью, такие размышления имеют место. Четвертый элемент — это элемент значения. Этот элемент значения сама пациентка ясно определяет тем воздействием, которое он на нее оказывает. Этот sexo puro, который также звучит на устах ее мужа, определяя эту Другую женщину, которая представляет собой монахиню, напоминающую о сексуальности, которой, как она всегда считала, не хватало ее сестре.
Cela fait déjà valoir que la psychanalyse doit bien avoir recours au terme de symbole phallique pour qualifier cette valeur, puisqu'au niveau anatomique, elles sont là logées toutes les deux sur le même plan. Il y a donc là une enseigne qui est d'une autre nature. C'est bien à installer le quatrième terme dans ce ternaire que l'on peut expliquer l'effet ravageant, foudroyant, de la scène qui forme la conjoncture de déclenchement. Elle se trouve là, par rapport à l'Autre, précipitée à la place où elle est dépourvue de valeur. Toutes les assurances de son mari, à savoir que c'est elle qu'il aime, ne font pour des raisons de structure, qu'accentuer sa déperdition.
Уже это указывает на то, что, чтобы определить это значение, психоанализ действительно должен прибегнуть к термину «фаллический символ», поскольку на анатомическом уровне они оба принадлежат одному плану. Итак, здесь присутствует признак другой природы. Действительно, вводя четвертый элемент в эту триаду, можно объяснить разрушительный, подавляющий эффект сцены, которая формирует обстановку развязывания. В отношении к Другому, она оказывается отброшенной в то место, где она лишена ценности. Все уверения ее мужа, что он любит только ее, по структурным причинам лишь подчеркивают его потерю.
Ça justifie ces écritures utilisées par Lacan: l'épinglage du sujet sous le signifiant imaginaire du phallus, ou encore $ sur petit a pour qualifier spécialement le statut du sujet hystérique - petit a étant alors l'emblème de cette valeur érotique généralisée. Dans la première formule cette valeur est nommée à partir du signifiant phallique imaginaire. Dans la seconde, elle est désignée à partir de objet a :
Это оправдывает используемые Лаканом записи: прикрепление субъекта к воображаемому означающему фаллоса, или же $ над маленьким a, специально чтобы квалифицировать статус истерического субъекта — маленькое a тогда представляет собой эмблему этого обобщенного эротического значения. В первой формуле это значение названо исходя из воображаемого фаллического означающего. Во второй оно обозначается исходя из объекта a:
Tout cela est dégagé d'une façon très classique, mais il y a quelque chose qui, dans ce cas, me paraît plus notable pour ce qui nous intéresse. Cette écriture a l'avantage de présenter en résumé ce paradoxe qui est que le sujet hystérique est en un sens le sujet par excellence, et, en même temps, que la vérité de ce sujet c'est l'objet, que c'est son propre statut d'objet. Je dis que le sujet hystérique est le sujet par excellence, puisque Lacan le qualifie du $ qui est comme tel le sujet du désir ou le sujet du signifiant. Mais ce qu'ajoute ce mathème de l'hystérie, ce qu'ajoute $ sur petit a, c'est que la vérité du sujet est son statut d'objet.
Все это изложено в весьма классическом стиле, но есть кое-что, что в данном случае кажется мне более примечательным в свете того, что нас интересует. Преимущество этой записи таково, что она резюмирует парадокс, состоящий в том, что истерический субъект в некотором смысле является субъектом par excellence, и в то же время истина этого субъекта является объектом, что она является его собственным статусом объекта. Я говорю, что истерический субъект является субъектом par excellence, поскольку Лакан определяет его как $, который как таковой является субъектом желания или субъектом означающего. Но то, что добавляет эта матема истерии, что $ добавляет к маленькому а, — это то, что истина субъекта есть его статус объекта.
Il faut d'abord prendre les choses par le côté subjectif. Il est clair que la phobie apparente de ce sujet concerne spécialement son statut, dès lors qu'il a perdu le repérage phallique essentiel à le maintenir en place. Cette problématique est même tout à fait patente lorsque sortant de ce comportement phobique grâce à un certain temps d'analyse, la patiente dit elle-même : « J'ai découvert que si je sors d'un endroit, c'est parce que je vais dans un autre ». Cette phrase fait valoir la signification de sa phobie. Elle n'est jamais sûre, quand elle va quelque part, qu'elle va aller ailleurs.
Сначала мы должны посмотреть на вещи с субъективной стороны. Ясно, что явная фобия этого субъекта в особенности касается его статуса, поскольку он утратил фаллическую разметку (repérage), необходимую, чтобы сохранить последний. Эта проблема совершенно очевидна даже в том, что, выйдя из этого фобического состояния благодаря определенному периоду анализа, сама пациентка говорит: «Я обнаружила, что если я ухожу из одного места, то лишь потому, что иду в другое». Это высказывание подчеркивает значение ее фобии. Когда она куда-то идет, она никогда не уверена, что пойдет куда-то еще.
C'est bien là une problématique de la place du sujet qui est en question. Il est sensible que c'est ainsi que l'on peut faire valoir la fonction phallique ce qui donne une place, ou bien la fonction de l'objet – de l'objet qu'elle veut être - comme ce qui la stabilise à sa place. C'est ce descellement inaugural qui lui enlève toute assurance de pouvoir faire un trajet. Si avant, elle pouvait sortir d'un endroit pour aller dans un autre, c'est quelle était toujours accompagnée de ce signifiant phallique. C'était son compagnon.
Это действительно проблема места рассматриваемого субъекта. Ясно, что именно так можно выделить фаллическую функцию, то, что предоставляет место, или же функцию объекта — объекта, которым она хочет быть, — как то, что стабилизирует ее на ее месте. Именно это начальное открепление (descellement) лишает ее всякой уверенности в том, что она способна проделать этот путь. Если раньше она могла уйти из одного места в другое, то потому что ее всегда сопровождало фаллическое означающее. Оно было ее спутником.
Ne nous y trompons pas: si nous arrivons à sortir d'un endroit pour aller dans un autre, c'est grâce à cette inscription-là. Ça se fait voir - là aussi d'une façon classique - à sa réaction lorsque l'analyste quitte sa place pour tirer ses rideaux ou prendre son tabac sur la cheminée. Son analyste se met à déplacer une plante et il y a alors une réaction de la patiente: « Eh bien ! Vous faites des expériences sur les êtres humains ? ». Partout où il y a changement de place, elle est spécialement signifiée comme sujet. Le praticien note avec tact qu'à un moment donné elle s'était tout à fait intéressée au fait qu'il avait laissé une de ses plantes à la porte de son cabinet. Ce être à la porte de, c'est une phrase qui est certainement emblématique dans l'hystérie.
Не будем обманываться: если нам удается перейти из одного места в другое, то лишь благодаря этой записи. Это можно заметить — опять же в классическом виде — по ее реакции, когда аналитик встает со своего места, чтобы задернуть шторы или взять табак с каминной полки. На то, что аналитик начинает передвигать растение, пациентка реагирует так: «Так вот оно что! Вы проводите эксперименты на людях?». Везде, где происходит перемена места, она особым образом обозначается как субъект. Практик тактично отмечает, что в какой-то момент ее очень заинтересовал тот факт, что он поставил одно из растений у двери своего кабинета. «Стоять у двери» — фраза, безусловно, символичная для истерии.
Добыча Другого
Par rapport à ce statut de sujet foncièrement déplacé, il est sensible que cette problématique a sa contre-valeur dans le statut d'objet que la patiente fomente à travers ses agitations subjectives. Dans son rêve, on peut noter les objets de chasse accrochés aux murs. Ça lui revient au moment où elle rêve de son père croquant un poulet entier. Je passe les détails, mais, dans ses associations, il lui revient que le poulet c'est elle. D'où, plusieurs mois après, cette remarque pertinente qu'elle fait à propos de ce rêve: « Ce qui se passe, c'est que je m'offre comme proie, et, la proie, c'est de la chair entre les dents d'un tigre. Je ne sais pas aimer d'une autre façon, mais, en réalité, c'est moi qui domine parce que je fais en sorte qu'ils me traitent comme ça ».
Что касается такого фундаментально смещенного статуса субъекта, ясно, что данная проблематика имеет свой эквивалент в статусе объекта, провоцируемый субъективными волнениями пациентки. В ее сне можно отметить охотничьи предметы, висящие на стенах. Оно возвращается к ней, когда ей снится, как ее отец грызет целую курицу. Я опущу подробности, но путем ассоциаций ей самой приходит на ум, что курица — это она. Отсюда, несколько месяцев спустя, она делает по поводу этого сна следующее справедливое замечание: «Происходит следующее: я предлагаю себя в качестве добычи, а добыча — мясо между зубами тигра. Я не умею любить по-другому, но на самом деле это я доминирую, потому что это я делаю так, чтобы со мной обращались подобным образом».
On peut dire que être une proie est le recours essentiel de ce sujet - recours qui, pour en être un, doit être auréolé de la valeur. C'est par ce être une proie qu'elle trouve, en tant qu'objet a, la place qui lui fait défaut en tant que sujet barré. La place qui lui fait défaut au niveau du signifiant, elle la trouve en se fomentant soi-même comme la proie.
Можно сказать, что быть добычей — это основной метод данного субъекта, который, чтобы стать таковым, должен быть окружен значением. Именно благодаря тому, что она является добычей, она находит, в качестве объекта а, то место, которого недостает ей как перечеркнутому субъекту. Место, которого ей недостает на уровне означающего, она находит, провоцируя себя в качестве добычи.
Au bout d'un certain temps d'analyse, le sujet doit constater qu'il est plutôt plus triste qu'avant. En effet, se battre avec son conjoint, c'est ce qui la maintenait vivante. L'effet de sédation de la psychanalyse n'a pas forcément sur l'humeur des effets euphorisants.
Через определенное время анализа субъект вынужден отметить, что он, пожалуй, стал печальнее, чем раньше. На самом деле ссора с супругом спасла ей жизнь. Седативный эффект психоанализа вовсе не обязательно оказывает эйфоризирующее воздействие на настроение.
Je voudrais noter quelque chose d'exceptionnel - exceptionnel mais pas au sens dune bizarrerie. C'est quelque chose qui me paraît inhabituel mais qui est remarquable pour ce qui est de nous révéler ce dont il pourrait s'agir dans l'affaire du sujet hystérique. Cette patiente révèle un trait dont vous verrez vous-mêmes qu'il n'est pas commun mais qu'il a une valeur tout a fait paradigmatique.
Мне хотелось бы отметить кое-что исключительное — исключительное, но не в смысле причудливости. Это кажется мне необычным, но замечательно с точки зрения раскрытия нам того, что может быть вовлечено в активность истерического субъекта. У этой пациентки обнаруживается черта, которая, как вы сами увидите, не является обычной, но имеет совершенно парадигматическое значение.
D'elle-même, avant de se marier, elle s'était rendue chez un notaire et avait signé un document où il était dit que le mariage durerait ce que son mari désirerait, et où il était dit aussi qu'elle ne croyait pas dans les engagements éternels. Elle a donc signé, avant de se marier, qu'elle renoncerait à tout lien avec son mari dès lors qu'il ne la désirerait plus - ce document restant conservé chez le notaire.
Прежде чем выйти замуж, она сама по себе пошла к нотариусу и подписала документ, где говорилось, что брак будет длиться столько, сколько пожелает ее муж, и где также говорилось, что она не верит в вечные обязательства. Так вот, перед тем, как выйти замуж, она расписалась в том, что откажется от всех связей со своим мужем, как только он перестанет желать ее, — этот документ остался у нотариуса.
Ce trait d'apparence saugrenue se met en valeur par rapport à une figure de la garantie signifiante. Elle a mis en sûreté, dans l'Autre du signifiant le fait qu'elle joue au jeu du désir, et cela dans un mouvement tout à fait paradoxal. En effet, c'est, d'un côté, avoir recours à cette garantie signifiante, mais pour spécifier, d'un autre côté, qu'elle va vivre sans garantie, sans autre garantie que de continuer à être la proie de son désir. Il y a là comme une sorte de pari : elle continuera, elle, a détenir cette valeur érotique en se soustrayant à toutes les garanties de la loi devant la loi. Cela pour subsister seulement à l'aide de ce compagnon phallique, dont elle fait là le pari d'une façon admirable. Elle fait le pari auprès de l'Autre, et il y a par là-même une sorte de défi à l'Autre du signifiant : elle peut se passer de la garantie légale du manage, conservant seulement cette valeur suprême.
Это абсурдное показное поведение проявляется в отношении фигуры означающей гарантии. Она закрепила в Другом означающего тот факт, что играет в игру желания, причем совершенно парадоксальным образом. На самом деле, это значит, с одной стороны, прибегнуть к этой означающей гарантии, а с другой стороны — указать, что она будет жить без гарантии, без какой-либо другой гарантии, кроме как гарантии того, что она продолжит быть добычей своего желания. Здесь заключается своеобразное пари: она будет продолжать удерживать это эротическое значение, уклоняясь от всех гарантий закона перед законом. Цель — продолжать существовать только с помощью этого фаллического компаньона, с которым она заключает пари таким восхитительным образом. Она заключает пари перед лицом Другого, и тем самым бросает своего рода вызов Другому означающего: она может обойтись без юридической гарантии брака, сохранив лишь это высшее значение.
Nous voyons l'intensité qu'a, pour ce sujet, cette inscription d'être la proie du désir. Dans ce mouvement, qui est a la fois appel à l'Autre du signifiant et provocation à son endroit, on peut constater cette double scansion contradictoire que Freud notait à propos du fantasme hystérique. Ce cas fait apparaître cette passion d'être ce qui te manque sans même que tu le saches. C'est là que l'on peut voir contraster l'hystérique comme sujet et l'hystérique comme objet.
Мы видим, с какой интенсивностью действует на этого субъекта эта запись о том, что он стал жертвой желания. В этом движении, которое одновременно является обращением к Другому означающего и провокацией к нему, мы можем заметить противоречивое двойное скандирование, которое Фрейд отметил в отношении истерического фантазма. Этот случай показывает, что эта страсть может быть тем, чего тебе не хватает, даже не подозревая об этом. Именно здесь мы можем увидеть контраст между истеричкой как субъектом и истеричкой как объектом.
Pour ce qui est du sujet comme tel, pour ce qui est du signifiant du sujet, on peut dire que ce signifiant n'est pas un élément de l'Autre :
Что касается субъекта как такового, что касается означающего субъекта, то можно сказать, что это означающее не является элементом Другого:
Все это изложено в весьма классическом стиле, но есть кое-что, что в данном случае кажется мне более примечательным в свете того, что нас интересует. Преимущество этой записи таково, что она резюмирует парадокс, состоящий в том, что истерический субъект в некотором смысле является субъектом par excellence, и в то же время истина этого субъекта является объектом, что она является его собственным статусом объекта. Я говорю, что истерический субъект является субъектом par excellence, поскольку Лакан определяет его как $, который как таковой является субъектом желания или субъектом означающего. Но то, что добавляет эта матема истерии, что $ добавляет к маленькому а, — это то, что истина субъекта есть его статус объекта.
Il faut d'abord prendre les choses par le côté subjectif. Il est clair que la phobie apparente de ce sujet concerne spécialement son statut, dès lors qu'il a perdu le repérage phallique essentiel à le maintenir en place. Cette problématique est même tout à fait patente lorsque sortant de ce comportement phobique grâce à un certain temps d'analyse, la patiente dit elle-même : « J'ai découvert que si je sors d'un endroit, c'est parce que je vais dans un autre ». Cette phrase fait valoir la signification de sa phobie. Elle n'est jamais sûre, quand elle va quelque part, qu'elle va aller ailleurs.
Сначала мы должны посмотреть на вещи с субъективной стороны. Ясно, что явная фобия этого субъекта в особенности касается его статуса, поскольку он утратил фаллическую разметку (repérage), необходимую, чтобы сохранить последний. Эта проблема совершенно очевидна даже в том, что, выйдя из этого фобического состояния благодаря определенному периоду анализа, сама пациентка говорит: «Я обнаружила, что если я ухожу из одного места, то лишь потому, что иду в другое». Это высказывание подчеркивает значение ее фобии. Когда она куда-то идет, она никогда не уверена, что пойдет куда-то еще.
C'est bien là une problématique de la place du sujet qui est en question. Il est sensible que c'est ainsi que l'on peut faire valoir la fonction phallique ce qui donne une place, ou bien la fonction de l'objet – de l'objet qu'elle veut être - comme ce qui la stabilise à sa place. C'est ce descellement inaugural qui lui enlève toute assurance de pouvoir faire un trajet. Si avant, elle pouvait sortir d'un endroit pour aller dans un autre, c'est quelle était toujours accompagnée de ce signifiant phallique. C'était son compagnon.
Это действительно проблема места рассматриваемого субъекта. Ясно, что именно так можно выделить фаллическую функцию, то, что предоставляет место, или же функцию объекта — объекта, которым она хочет быть, — как то, что стабилизирует ее на ее месте. Именно это начальное открепление (descellement) лишает ее всякой уверенности в том, что она способна проделать этот путь. Если раньше она могла уйти из одного места в другое, то потому что ее всегда сопровождало фаллическое означающее. Оно было ее спутником.
Ne nous y trompons pas: si nous arrivons à sortir d'un endroit pour aller dans un autre, c'est grâce à cette inscription-là. Ça se fait voir - là aussi d'une façon classique - à sa réaction lorsque l'analyste quitte sa place pour tirer ses rideaux ou prendre son tabac sur la cheminée. Son analyste se met à déplacer une plante et il y a alors une réaction de la patiente: « Eh bien ! Vous faites des expériences sur les êtres humains ? ». Partout où il y a changement de place, elle est spécialement signifiée comme sujet. Le praticien note avec tact qu'à un moment donné elle s'était tout à fait intéressée au fait qu'il avait laissé une de ses plantes à la porte de son cabinet. Ce être à la porte de, c'est une phrase qui est certainement emblématique dans l'hystérie.
Не будем обманываться: если нам удается перейти из одного места в другое, то лишь благодаря этой записи. Это можно заметить — опять же в классическом виде — по ее реакции, когда аналитик встает со своего места, чтобы задернуть шторы или взять табак с каминной полки. На то, что аналитик начинает передвигать растение, пациентка реагирует так: «Так вот оно что! Вы проводите эксперименты на людях?». Везде, где происходит перемена места, она особым образом обозначается как субъект. Практик тактично отмечает, что в какой-то момент ее очень заинтересовал тот факт, что он поставил одно из растений у двери своего кабинета. «Стоять у двери» — фраза, безусловно, символичная для истерии.
Добыча Другого
Par rapport à ce statut de sujet foncièrement déplacé, il est sensible que cette problématique a sa contre-valeur dans le statut d'objet que la patiente fomente à travers ses agitations subjectives. Dans son rêve, on peut noter les objets de chasse accrochés aux murs. Ça lui revient au moment où elle rêve de son père croquant un poulet entier. Je passe les détails, mais, dans ses associations, il lui revient que le poulet c'est elle. D'où, plusieurs mois après, cette remarque pertinente qu'elle fait à propos de ce rêve: « Ce qui se passe, c'est que je m'offre comme proie, et, la proie, c'est de la chair entre les dents d'un tigre. Je ne sais pas aimer d'une autre façon, mais, en réalité, c'est moi qui domine parce que je fais en sorte qu'ils me traitent comme ça ».
Что касается такого фундаментально смещенного статуса субъекта, ясно, что данная проблематика имеет свой эквивалент в статусе объекта, провоцируемый субъективными волнениями пациентки. В ее сне можно отметить охотничьи предметы, висящие на стенах. Оно возвращается к ней, когда ей снится, как ее отец грызет целую курицу. Я опущу подробности, но путем ассоциаций ей самой приходит на ум, что курица — это она. Отсюда, несколько месяцев спустя, она делает по поводу этого сна следующее справедливое замечание: «Происходит следующее: я предлагаю себя в качестве добычи, а добыча — мясо между зубами тигра. Я не умею любить по-другому, но на самом деле это я доминирую, потому что это я делаю так, чтобы со мной обращались подобным образом».
On peut dire que être une proie est le recours essentiel de ce sujet - recours qui, pour en être un, doit être auréolé de la valeur. C'est par ce être une proie qu'elle trouve, en tant qu'objet a, la place qui lui fait défaut en tant que sujet barré. La place qui lui fait défaut au niveau du signifiant, elle la trouve en se fomentant soi-même comme la proie.
Можно сказать, что быть добычей — это основной метод данного субъекта, который, чтобы стать таковым, должен быть окружен значением. Именно благодаря тому, что она является добычей, она находит, в качестве объекта а, то место, которого недостает ей как перечеркнутому субъекту. Место, которого ей недостает на уровне означающего, она находит, провоцируя себя в качестве добычи.
Au bout d'un certain temps d'analyse, le sujet doit constater qu'il est plutôt plus triste qu'avant. En effet, se battre avec son conjoint, c'est ce qui la maintenait vivante. L'effet de sédation de la psychanalyse n'a pas forcément sur l'humeur des effets euphorisants.
Через определенное время анализа субъект вынужден отметить, что он, пожалуй, стал печальнее, чем раньше. На самом деле ссора с супругом спасла ей жизнь. Седативный эффект психоанализа вовсе не обязательно оказывает эйфоризирующее воздействие на настроение.
Je voudrais noter quelque chose d'exceptionnel - exceptionnel mais pas au sens dune bizarrerie. C'est quelque chose qui me paraît inhabituel mais qui est remarquable pour ce qui est de nous révéler ce dont il pourrait s'agir dans l'affaire du sujet hystérique. Cette patiente révèle un trait dont vous verrez vous-mêmes qu'il n'est pas commun mais qu'il a une valeur tout a fait paradigmatique.
Мне хотелось бы отметить кое-что исключительное — исключительное, но не в смысле причудливости. Это кажется мне необычным, но замечательно с точки зрения раскрытия нам того, что может быть вовлечено в активность истерического субъекта. У этой пациентки обнаруживается черта, которая, как вы сами увидите, не является обычной, но имеет совершенно парадигматическое значение.
D'elle-même, avant de se marier, elle s'était rendue chez un notaire et avait signé un document où il était dit que le mariage durerait ce que son mari désirerait, et où il était dit aussi qu'elle ne croyait pas dans les engagements éternels. Elle a donc signé, avant de se marier, qu'elle renoncerait à tout lien avec son mari dès lors qu'il ne la désirerait plus - ce document restant conservé chez le notaire.
Прежде чем выйти замуж, она сама по себе пошла к нотариусу и подписала документ, где говорилось, что брак будет длиться столько, сколько пожелает ее муж, и где также говорилось, что она не верит в вечные обязательства. Так вот, перед тем, как выйти замуж, она расписалась в том, что откажется от всех связей со своим мужем, как только он перестанет желать ее, — этот документ остался у нотариуса.
Ce trait d'apparence saugrenue se met en valeur par rapport à une figure de la garantie signifiante. Elle a mis en sûreté, dans l'Autre du signifiant le fait qu'elle joue au jeu du désir, et cela dans un mouvement tout à fait paradoxal. En effet, c'est, d'un côté, avoir recours à cette garantie signifiante, mais pour spécifier, d'un autre côté, qu'elle va vivre sans garantie, sans autre garantie que de continuer à être la proie de son désir. Il y a là comme une sorte de pari : elle continuera, elle, a détenir cette valeur érotique en se soustrayant à toutes les garanties de la loi devant la loi. Cela pour subsister seulement à l'aide de ce compagnon phallique, dont elle fait là le pari d'une façon admirable. Elle fait le pari auprès de l'Autre, et il y a par là-même une sorte de défi à l'Autre du signifiant : elle peut se passer de la garantie légale du manage, conservant seulement cette valeur suprême.
Это абсурдное показное поведение проявляется в отношении фигуры означающей гарантии. Она закрепила в Другом означающего тот факт, что играет в игру желания, причем совершенно парадоксальным образом. На самом деле, это значит, с одной стороны, прибегнуть к этой означающей гарантии, а с другой стороны — указать, что она будет жить без гарантии, без какой-либо другой гарантии, кроме как гарантии того, что она продолжит быть добычей своего желания. Здесь заключается своеобразное пари: она будет продолжать удерживать это эротическое значение, уклоняясь от всех гарантий закона перед законом. Цель — продолжать существовать только с помощью этого фаллического компаньона, с которым она заключает пари таким восхитительным образом. Она заключает пари перед лицом Другого, и тем самым бросает своего рода вызов Другому означающего: она может обойтись без юридической гарантии брака, сохранив лишь это высшее значение.
Nous voyons l'intensité qu'a, pour ce sujet, cette inscription d'être la proie du désir. Dans ce mouvement, qui est a la fois appel à l'Autre du signifiant et provocation à son endroit, on peut constater cette double scansion contradictoire que Freud notait à propos du fantasme hystérique. Ce cas fait apparaître cette passion d'être ce qui te manque sans même que tu le saches. C'est là que l'on peut voir contraster l'hystérique comme sujet et l'hystérique comme objet.
Мы видим, с какой интенсивностью действует на этого субъекта эта запись о том, что он стал жертвой желания. В этом движении, которое одновременно является обращением к Другому означающего и провокацией к нему, мы можем заметить противоречивое двойное скандирование, которое Фрейд отметил в отношении истерического фантазма. Этот случай показывает, что эта страсть может быть тем, чего тебе не хватает, даже не подозревая об этом. Именно здесь мы можем увидеть контраст между истеричкой как субъектом и истеричкой как объектом.
Pour ce qui est du sujet comme tel, pour ce qui est du signifiant du sujet, on peut dire que ce signifiant n'est pas un élément de l'Autre :
Что касается субъекта как такового, что касается означающего субъекта, то можно сказать, что это означающее не является элементом Другого:
Mais c'est bien parce que nous définissons l'Autre d'être l'ensemble des signifiants que c'est sur le signifiant même du sujet que nous reportons cette barre : $. Cette barre de nonappartenance comme élément, nous la reportons sur le sujet lui-même. Faisant cela, nous pouvons, par exemple, penser stabiliser la position du sujet comme ensemble vide - ensemble qui, dans la théorie des ensembles, connaît en effet un fonctionnement tout a fait stabilisé. Par contre, c'est une tout autre question que je mets en valeur cette année en posant l'inclusion, comme partie, de l'objet a dans l'Autre:
Но именно потому, что мы определяем Другого как совокупность означающих, именно на означающее самого субъекта мы переносим этот штрих: $. Этот штрих непринадлежности как элемента, мы относим к самому субъекту. Делая это, мы можем, например, думать о стабилизации позиции субъекта как о пустом множестве — множестве, которое в теории множеств на самом деле полностью стабилизировано. С другой стороны, это совершенно другой вопрос, который я освещаю в этом году, предлагая включенность как часть объекта a в Другого:
Но именно потому, что мы определяем Другого как совокупность означающих, именно на означающее самого субъекта мы переносим этот штрих: $. Этот штрих непринадлежности как элемента, мы относим к самому субъекту. Делая это, мы можем, например, думать о стабилизации позиции субъекта как о пустом множестве — множестве, которое в теории множеств на самом деле полностью стабилизировано. С другой стороны, это совершенно другой вопрос, который я освещаю в этом году, предлагая включенность как часть объекта a в Другого:
Nous écrivons cette formule parce que nous ne pouvons qu'écrire que l'objet a n'est pas un élément de l'Autre :
Мы пишем эту формулу, потому что можем написать только то, что объект a не является элементом Другого:
Мы пишем эту формулу, потому что можем написать только то, что объект a не является элементом Другого:
Ce qui différencie ces deux formules - qui à ce niveau-là peuvent paraître équivalentes -, c'est que, s'agissant du sujet nous reportons sur son signifiant cette barre : $, tandis que s'agissant de l'objet a, une fois que nous en avons nié l'appartenance comme élément à l'Autre, nous lui conservons, si je puis dire, une positivité inéliminable. Le sujet est statutairement négativé. L'objet a, lui, est non négativable dans sa définition. Ce n'est pas d'un seul coup que Lacan lui a donné ce statut mais on peut constituer la part de symétrie qu'il y a dans le statut du sujet et de l'objet.
Что отличает эти две формулы, которые на этом уровне могут показаться эквивалентными, так это то, что в отношении субъекта мы переносим этот штрих: $ на его означающее, тогда как в отношении объекта a, после того как мы отрицаем его принадлежность как элемента Другого, мы сохраняем для него, если можно так выразиться, неустранимую позитивность. Субъект законодательно отрицается. Объект a является неотрицательным в своем определении. Лакан не придал ему этот статус сразу, но мы можем установить ту часть симметрии, которая есть в статусе субъекта и объекта.
À cet égard, ce être une proie est fondamental pour le sujet hystérique, c'est-à-dire le sujet conduit à son culmen, à l'excellence de la position subjective. L'excellence de la position subjective se paye précisément de ceci, qu'il faut en temps être une proie, y compris être en proie à. Le sujet hystérique s'annonce spécialement en raison du recours qu'il trouve dans la vérité de cet objet en le situant en position de vérité, comme étant en proie à, c'est-à-dire exposé à des tourments.
В этом отношении, это быть добычей/жертвой является фундаментальным для истерического субъекта, т.е. субъекта, приведенного к своей кульминации, к совершенству субъективной позиции. Превосходство субъективной позиции оплачивается именно тем, что порой приходится быть добычей/жертвой, в том числе и жертвой в отношении себя. Истерический субъект заявляет о себе в особенности благодаря тому, что он находит обращение к истине этого объекта, располагаясь в позиции истины как жертвы, то есть подвергаясь мучениям.
On ne dit plus d'une façon absolue être en proie. C'est dommage. On le disait. On trouve encore, dans Le Littré, être en proie utilisé absolument : elle est en proie. Dans Le Robert ça a disparu. Ce n'est même pas noté comme vieilli ou comme étant d'un usage ancien. Il faut réveiller cette expression de sujet en proie : le sujet prenant l'apparence, la fonction de la proie.
Мы больше не говорим в абсолютном смысле «быть в мучениях». Жаль. Мы говорили так. В Le Littré вы все еще можете найти être en proie, используемое абсолютно: она в мучениях. В Le Robert он исчез. Это даже не отмечено как старое или как старое использование. Нам нужно возродить это выражение sujet en proie: субъект принимает облик, функцию добычи/жертвы.
La véritable valeur de ce dont le sujet hystérique peut alléguer, à savoir ses tourments et l'écrasement dont il est sujet, ainsi que la persécution qui l'entoure, voire même la négligence persécutrice, c'est la position d'être en proie. Par là-même, un gain est soustrait. On reste en carafe. Rester en carafe, c'est strictement équivalent à être en proie. En dépit des évidences psychologiques, la carafe et la proie coïncident en un point. Il y a une façon de se plaindre d'être négligé qui est strictement équivalente à cet être en proie.
Настоящая ценность того, на что может ссылаться истерический субъект, а именно его мучения и сокрушения, которым он подвергается, а также преследования, которые его окружают, даже игнорирование, — это положение жертвы. При этом выигрыш будет вычтен. Он остается не у дел. Нахождение не у дел строго эквивалентно нахождению в состоянии жертвы. Несмотря на психологические доказательства не у дел и добыча (жертва) совпадают в одной точке. Существует способ пожаловаться на то, что вами пренебрегают, что строго эквивалентно жертве.
Ценность особенного
C'est un biais propice pour justifier la position de Lacan déclarant sa préférence pour le statut de l'objet. C'est un thème essentiel dans le Séminaire du Transfert, puisque c'est le Séminaire qui restitue la position de l'objet dans l'Autre - objet qui, par là-même, se reporte sur le sujet. Il peut y avoir là une insurrection : prendre l'Autre pour un objet serait tout à fait indigne. On pourrait évoquer le principe moral de ne pas traiter les autres comme des objets. Vous verrez, dans Le transfert, que Lacan s'élève contre ça et que c'est nécessaire pour arriver au statut de l'objet a.
Это благоприятное предубеждение для оправдания позиции Лакана, декларирующего свое предпочтение статусу объекта. Это важнейшая тема Семинара «Перенос», поскольку именно этот Семинар восстанавливает позицию объекта в Другом — объекта, который, таким же образом, переносится на субъект. Здесь может произойти бунт: принять Другого за объект было бы совершенно недостойно. Мы могли бы использовать моральный принцип не относиться к другим как к объектам. Вы увидите в «Переносе», что Лакан восстает против этого и что необходимо прийти к статусу объекта a.
On s'imagine que lorsqu'on parle de l'objet, un objet en vaut un autre - et cela même si nous sommes déjà habitués à autre chose avec l'objet a. Ce serait du côté du sujet qu'il y aurait l'unique, ce qu'on appelle la valeur proprement unique de chacun. À l'inverse, on considère que tous les objets se valent. Ils sont censés être objets pour servir. La position de l'objet chez l'hystérique fait valoir que cette définition ne vaut pas du tout dans ce cas. Lorsque nous parlons de la proie, il s'agit d'un statut de l'objet tout à fait autre. Ce n'est pas du tout un objet quelconque, dévalué par l'échange. C'est au contraire, un objet unique qui n'a pas du tout une fonction omnivalente.
Мы представляем, что когда мы говорим об объекте, один объект стоит другого — даже если мы уже привыкли к чему-то другому с объектом a. Именно на стороне субъекта будет находиться уникальное, то, что называется должным образом уникальным значением каждого. И наоборот, все объекты считаются равными. Они должны быть объектами для служения. Положение объекта у истерика ясно показывает, что это определение в данном случае совершенно неприменимо. Когда мы говорим о жертве, речь идет о совершенно ином статусе объекта. Это вовсе не предмет, обесцененный в результате обмена. Напротив, это уникальный объект, который вообще не имеет какой-либо омнивалентной функции.
C'est avec une conception étriqué de l'objet que les analystes avaient construit comme principe éthique - principe atteint au stade élevé du génital - de traiter vraiment l'autre comme un sujet et non plus comme un objet. On se voulait parent de Kant à traiter l'autre comme une fin et non comme un moyen, comme un sujet et non comme un objet. C'est une véritable inversion de cette position que Lacan construit dans Le transfert. Il démontre que c'est le sujet pur, le sujet comme manque de signifiant, qui est sans aucune particularité au niveau subjectif. Toutes les particularités sont annulées pour n'être plus que le manque d'un signifiant. C'est le sujet comme tel qui est omnivalent. Un sujet en vaut un autre. C'est au contraire, du particulier de l'objet qu'une valeur unique peut émerger et s'instaurer.
Именно с узкой концепцией объекта аналитики возвели в этический принцип — принцип, достигнутый на высокой стадии генитального — действительно относиться к другому как к субъекту, а не как к объекту. Они хотели быть похожими на Канта в отношении к другому как к цели, а не как к средству, как к субъекту, а не как к объекту. Именно настоящую инверсию этой позиции Лакан строит в «Переносе». Он показывает, что это чистый субъект, субъект как отсутствие означающего, то есть без какой-либо конкретности на субъективном уровне. Все особенности аннулируются и становятся не более чем отсутствием означающего. Именно субъект как таковой является омнивалентным. Один предмет стоит другого. Напротив, именно из особенностей объекта может возникнуть и утвердиться уникальная ценность.
Il ne faut cependant pas s'imaginer que Lacan nous donne là une définition standard du sujet qu'on va pouvoir utiliser à toutes les sauces. Il nous donne une définition du sujet relative à cette problématique qui, dans Le transfert, vise à asseoir l'inclusion de l'objet dans l'Autre. Il définit alors le sujet ainsi : « Le sujet strict, c'est quelqu'un à qui nous pouvons imputer quoi ? Rien d'autre que d'être comme nous cet être qui s'exprime en langage articulé, qui possède la combinatoire, et qui peut, à notre combinatoire, répondre par ses propres combinaisons, donc que nous pouvons faire entrer dans notre calcul comme quelqu'un qui combine comme nous ».
Однако не следует думать, что Лакан дает нам стандартное определение субъекта, которое мы можем использовать для всех целей. Он дает нам определение субъекта относительно этой проблематики, которая в «Переносе» направлена на установление включенности объекта в Другого. Он определяет предмет следующим образом: «Строгий субъект — это тот, кому мы можем вменить что? Не что иное, как быть подобным нам существом, которое выражает себя в артикулированном языке, которое обладает комбинаторикой, и которое может на нашу комбинаторику отвечать своими собственными комбинациями, поэтому которого мы можем ввести в наше исчисление как того, кто комбинирует подобно нам».
Что отличает эти две формулы, которые на этом уровне могут показаться эквивалентными, так это то, что в отношении субъекта мы переносим этот штрих: $ на его означающее, тогда как в отношении объекта a, после того как мы отрицаем его принадлежность как элемента Другого, мы сохраняем для него, если можно так выразиться, неустранимую позитивность. Субъект законодательно отрицается. Объект a является неотрицательным в своем определении. Лакан не придал ему этот статус сразу, но мы можем установить ту часть симметрии, которая есть в статусе субъекта и объекта.
À cet égard, ce être une proie est fondamental pour le sujet hystérique, c'est-à-dire le sujet conduit à son culmen, à l'excellence de la position subjective. L'excellence de la position subjective se paye précisément de ceci, qu'il faut en temps être une proie, y compris être en proie à. Le sujet hystérique s'annonce spécialement en raison du recours qu'il trouve dans la vérité de cet objet en le situant en position de vérité, comme étant en proie à, c'est-à-dire exposé à des tourments.
В этом отношении, это быть добычей/жертвой является фундаментальным для истерического субъекта, т.е. субъекта, приведенного к своей кульминации, к совершенству субъективной позиции. Превосходство субъективной позиции оплачивается именно тем, что порой приходится быть добычей/жертвой, в том числе и жертвой в отношении себя. Истерический субъект заявляет о себе в особенности благодаря тому, что он находит обращение к истине этого объекта, располагаясь в позиции истины как жертвы, то есть подвергаясь мучениям.
On ne dit plus d'une façon absolue être en proie. C'est dommage. On le disait. On trouve encore, dans Le Littré, être en proie utilisé absolument : elle est en proie. Dans Le Robert ça a disparu. Ce n'est même pas noté comme vieilli ou comme étant d'un usage ancien. Il faut réveiller cette expression de sujet en proie : le sujet prenant l'apparence, la fonction de la proie.
Мы больше не говорим в абсолютном смысле «быть в мучениях». Жаль. Мы говорили так. В Le Littré вы все еще можете найти être en proie, используемое абсолютно: она в мучениях. В Le Robert он исчез. Это даже не отмечено как старое или как старое использование. Нам нужно возродить это выражение sujet en proie: субъект принимает облик, функцию добычи/жертвы.
La véritable valeur de ce dont le sujet hystérique peut alléguer, à savoir ses tourments et l'écrasement dont il est sujet, ainsi que la persécution qui l'entoure, voire même la négligence persécutrice, c'est la position d'être en proie. Par là-même, un gain est soustrait. On reste en carafe. Rester en carafe, c'est strictement équivalent à être en proie. En dépit des évidences psychologiques, la carafe et la proie coïncident en un point. Il y a une façon de se plaindre d'être négligé qui est strictement équivalente à cet être en proie.
Настоящая ценность того, на что может ссылаться истерический субъект, а именно его мучения и сокрушения, которым он подвергается, а также преследования, которые его окружают, даже игнорирование, — это положение жертвы. При этом выигрыш будет вычтен. Он остается не у дел. Нахождение не у дел строго эквивалентно нахождению в состоянии жертвы. Несмотря на психологические доказательства не у дел и добыча (жертва) совпадают в одной точке. Существует способ пожаловаться на то, что вами пренебрегают, что строго эквивалентно жертве.
Ценность особенного
C'est un biais propice pour justifier la position de Lacan déclarant sa préférence pour le statut de l'objet. C'est un thème essentiel dans le Séminaire du Transfert, puisque c'est le Séminaire qui restitue la position de l'objet dans l'Autre - objet qui, par là-même, se reporte sur le sujet. Il peut y avoir là une insurrection : prendre l'Autre pour un objet serait tout à fait indigne. On pourrait évoquer le principe moral de ne pas traiter les autres comme des objets. Vous verrez, dans Le transfert, que Lacan s'élève contre ça et que c'est nécessaire pour arriver au statut de l'objet a.
Это благоприятное предубеждение для оправдания позиции Лакана, декларирующего свое предпочтение статусу объекта. Это важнейшая тема Семинара «Перенос», поскольку именно этот Семинар восстанавливает позицию объекта в Другом — объекта, который, таким же образом, переносится на субъект. Здесь может произойти бунт: принять Другого за объект было бы совершенно недостойно. Мы могли бы использовать моральный принцип не относиться к другим как к объектам. Вы увидите в «Переносе», что Лакан восстает против этого и что необходимо прийти к статусу объекта a.
On s'imagine que lorsqu'on parle de l'objet, un objet en vaut un autre - et cela même si nous sommes déjà habitués à autre chose avec l'objet a. Ce serait du côté du sujet qu'il y aurait l'unique, ce qu'on appelle la valeur proprement unique de chacun. À l'inverse, on considère que tous les objets se valent. Ils sont censés être objets pour servir. La position de l'objet chez l'hystérique fait valoir que cette définition ne vaut pas du tout dans ce cas. Lorsque nous parlons de la proie, il s'agit d'un statut de l'objet tout à fait autre. Ce n'est pas du tout un objet quelconque, dévalué par l'échange. C'est au contraire, un objet unique qui n'a pas du tout une fonction omnivalente.
Мы представляем, что когда мы говорим об объекте, один объект стоит другого — даже если мы уже привыкли к чему-то другому с объектом a. Именно на стороне субъекта будет находиться уникальное, то, что называется должным образом уникальным значением каждого. И наоборот, все объекты считаются равными. Они должны быть объектами для служения. Положение объекта у истерика ясно показывает, что это определение в данном случае совершенно неприменимо. Когда мы говорим о жертве, речь идет о совершенно ином статусе объекта. Это вовсе не предмет, обесцененный в результате обмена. Напротив, это уникальный объект, который вообще не имеет какой-либо омнивалентной функции.
C'est avec une conception étriqué de l'objet que les analystes avaient construit comme principe éthique - principe atteint au stade élevé du génital - de traiter vraiment l'autre comme un sujet et non plus comme un objet. On se voulait parent de Kant à traiter l'autre comme une fin et non comme un moyen, comme un sujet et non comme un objet. C'est une véritable inversion de cette position que Lacan construit dans Le transfert. Il démontre que c'est le sujet pur, le sujet comme manque de signifiant, qui est sans aucune particularité au niveau subjectif. Toutes les particularités sont annulées pour n'être plus que le manque d'un signifiant. C'est le sujet comme tel qui est omnivalent. Un sujet en vaut un autre. C'est au contraire, du particulier de l'objet qu'une valeur unique peut émerger et s'instaurer.
Именно с узкой концепцией объекта аналитики возвели в этический принцип — принцип, достигнутый на высокой стадии генитального — действительно относиться к другому как к субъекту, а не как к объекту. Они хотели быть похожими на Канта в отношении к другому как к цели, а не как к средству, как к субъекту, а не как к объекту. Именно настоящую инверсию этой позиции Лакан строит в «Переносе». Он показывает, что это чистый субъект, субъект как отсутствие означающего, то есть без какой-либо конкретности на субъективном уровне. Все особенности аннулируются и становятся не более чем отсутствием означающего. Именно субъект как таковой является омнивалентным. Один предмет стоит другого. Напротив, именно из особенностей объекта может возникнуть и утвердиться уникальная ценность.
Il ne faut cependant pas s'imaginer que Lacan nous donne là une définition standard du sujet qu'on va pouvoir utiliser à toutes les sauces. Il nous donne une définition du sujet relative à cette problématique qui, dans Le transfert, vise à asseoir l'inclusion de l'objet dans l'Autre. Il définit alors le sujet ainsi : « Le sujet strict, c'est quelqu'un à qui nous pouvons imputer quoi ? Rien d'autre que d'être comme nous cet être qui s'exprime en langage articulé, qui possède la combinatoire, et qui peut, à notre combinatoire, répondre par ses propres combinaisons, donc que nous pouvons faire entrer dans notre calcul comme quelqu'un qui combine comme nous ».
Однако не следует думать, что Лакан дает нам стандартное определение субъекта, которое мы можем использовать для всех целей. Он дает нам определение субъекта относительно этой проблематики, которая в «Переносе» направлена на установление включенности объекта в Другого. Он определяет предмет следующим образом: «Строгий субъект — это тот, кому мы можем вменить что? Не что иное, как быть подобным нам существом, которое выражает себя в артикулированном языке, которое обладает комбинаторикой, и которое может на нашу комбинаторику отвечать своими собственными комбинациями, поэтому которого мы можем ввести в наше исчисление как того, кто комбинирует подобно нам».
Ce que Lacan accentue là, c'est l'universel du sujet du signifiant. Mais, à ce sujet réduit à sa propre division, réduit à sa propre barre sur tous les attributs et les particularités, il y a un corrélatif, « le corrélatif objet du désir », dit Lacan. « C'est ça l'objet et non pas l'objet de l'équivalence, du transitivisme des biens, de la transaction sur les convoitises. Cet objet, qui est la visée du désir comme tel [là, Lacan n'a pas encore placé l'objet comme cause], accentue un objet entre tous d'être sans balance avec les autres ».
Лакан подчеркивает здесь универсальность субъекта означающего. Но для этого субъекта, сведенного к собственному разделению, сведенного к собственной планке на все атрибуты и особенности, существует коррелятор, «коррелятивный объект желания», говорит Лакан. «Это объект, а не предмет эквивалентности, транзитивизма благ, трансакции вожделений. Этот объект, который является целью желания как такового [здесь Лакан еще не поместил объект в качестве причины], акцентирует среди всех них объект бытия без баланса с другими».
Dans cette présentation, vous avez une stricte inversion de la position commune de l'objet et du sujet. À partir du signifiant, c'est le pur sujet qui en vaut un autre. Ce qui est particulier est tout entier concentré, déposé dans le statut d'objet. C'est ce dont témoigne, d'une façon limpide, le sujet hystérique, y compris précisément dans sa dévalorisation du signifiant. Au niveau du signifiant pas moyen d'être sans balance avec les autres. Le signifiant est ce qui annule les particularités, il est universalisant. La quête propre du sujet hystérique va contre cette universalisation. Elle vise à restituer le prix du particulier. Ça se résume très bien dans ce être en proie.
В этом представлении вы имеете строгую инверсию общего положения объекта и субъекта. Из означающего — чистый субъект, который стоит другого. То, что является особенным, полностью концентрируется, переходит в статус объекта. Именно об этом свидетельствует истерический субъект, причем в скрытой форме, в том числе именно в своей обесценивании означающего. На уровне означающего невозможно быть без баланса с другими. Означающее — это то, что аннулирует особенности, оно универсализирует. Собственные поиски истерического субъекта идут вразрез с этой универсализацией. Она направлена на восстановление конкретной цены. Это очень хорошо изложено в этом материале.
On peut très bien déjà saisir là, et bien que dans Le transfert ça se cherche encore, que c'est à cette place que Lacan viendra réinscrire l'objet partiel comme objet sans balance avec les autres. C'est là moins la partie qui est concernée, que cette position d'être sans équivalence avec les autres.
Мы уже можем уловить, и хотя в «Переносе» это все еще ищут, что именно в этом месте Лакан вновь обозначит частичный объект как объект, не уравновешенный с другими. Речь идет не столько о части, сколько о позиции неэквивалентности с другими.
Конец анализа
C'est ainsi qu'il faut, dans cette affaire, reprendre la fameuse dialectique du besoin, de la demande et du désir. Ce qui fait la valeur de cette dialectique, et aussi bien son déséquilibre que Lacan règlera petit à petit, c'est qu'il y a une dialectique du désir pour autant que le désir vient de l'Autre, mais qu'il y a aussi bien, dans le désir, quelque chose qui n'est pas accessible à sa dialectique. C'est bien pourquoi Lacan finira par faire de l'objet une cause du désir. C'est montrer là ce qui dans le désir n'est pas accessible à la dialectique, à la conversion dans l'Autre.
Тогда необходимо в этом вопросе вернуться к знаменитой диалектике потребности, требования и желания. Что делает эту диалектику ценной, а также ее дисбаланс, который Лакан будет постепенно регулировать, так это то, что существует диалектика желания в той мере, в какой желание исходит от Другого, но в желании также есть нечто, что недоступно его диалектике. Именно поэтому Лакан в конце концов сделает объект причиной желания. Это делается для того, чтобы показать, что в желании недоступно для диалектики, для обращения в Другого.
Cette part du désir non accessible à la dialectique, Lacan en a d'abord fait, vous le savez, l'inertie imaginaire par rapport à la dialectique symbolique. Il en a d'abord fait l'inertie imaginaire du fantasme, dont il importait que le désir se désenglue. Dès lors, le thème de la traversée du fantasme s'impose. Puis, après avoir fait une inertie imaginaire de cette part du désir, Lacan viendra à en faire une inertie réelle dans son statut de cause du désir.
Эту часть желания, недоступную диалектике, Лакан впервые сделал из нее, как вы знаете, воображаемую силу инерции по отношению к символической диалектике. Сначала он сделал его воображаемой инерцией фантазма, от которой желанию важно отсоединиться. С этого момента навязывается тема пересечения фантазма. Затем, после создания воображаемой инерции этой части желания, Лакан приходит к тому, чтобы сделать ее реальной инерцией в ее статусе причины желания.
Ce que comporte cette position de la cause non dialectique du désir dialectique, ce n'est pas qu'au terme d'une analyse l'objet choit. On pourrait croire que c'est cela. L'analyse dit que l'objet choit et l'objet chut. La chute de l'objet, elle est de définition, elle est de structure, puisqu'elle est cette part non symbolisable du réel. Ce statut-là est donc d'origine. Mais ce dont il s'agit à la fin de l'analyse, c'est bien plutôt de la chute du sujet supposé savoir, ou, plus exactement de son évanouissement. Si nous nous référons - avant de le compliquer au trimestre suivant - au schéma de la vacuole, nous inscrivons ici l'Autre, et là le petit a.
Лакан подчеркивает здесь универсальность субъекта означающего. Но для этого субъекта, сведенного к собственному разделению, сведенного к собственной планке на все атрибуты и особенности, существует коррелятор, «коррелятивный объект желания», говорит Лакан. «Это объект, а не предмет эквивалентности, транзитивизма благ, трансакции вожделений. Этот объект, который является целью желания как такового [здесь Лакан еще не поместил объект в качестве причины], акцентирует среди всех них объект бытия без баланса с другими».
Dans cette présentation, vous avez une stricte inversion de la position commune de l'objet et du sujet. À partir du signifiant, c'est le pur sujet qui en vaut un autre. Ce qui est particulier est tout entier concentré, déposé dans le statut d'objet. C'est ce dont témoigne, d'une façon limpide, le sujet hystérique, y compris précisément dans sa dévalorisation du signifiant. Au niveau du signifiant pas moyen d'être sans balance avec les autres. Le signifiant est ce qui annule les particularités, il est universalisant. La quête propre du sujet hystérique va contre cette universalisation. Elle vise à restituer le prix du particulier. Ça se résume très bien dans ce être en proie.
В этом представлении вы имеете строгую инверсию общего положения объекта и субъекта. Из означающего — чистый субъект, который стоит другого. То, что является особенным, полностью концентрируется, переходит в статус объекта. Именно об этом свидетельствует истерический субъект, причем в скрытой форме, в том числе именно в своей обесценивании означающего. На уровне означающего невозможно быть без баланса с другими. Означающее — это то, что аннулирует особенности, оно универсализирует. Собственные поиски истерического субъекта идут вразрез с этой универсализацией. Она направлена на восстановление конкретной цены. Это очень хорошо изложено в этом материале.
On peut très bien déjà saisir là, et bien que dans Le transfert ça se cherche encore, que c'est à cette place que Lacan viendra réinscrire l'objet partiel comme objet sans balance avec les autres. C'est là moins la partie qui est concernée, que cette position d'être sans équivalence avec les autres.
Мы уже можем уловить, и хотя в «Переносе» это все еще ищут, что именно в этом месте Лакан вновь обозначит частичный объект как объект, не уравновешенный с другими. Речь идет не столько о части, сколько о позиции неэквивалентности с другими.
Конец анализа
C'est ainsi qu'il faut, dans cette affaire, reprendre la fameuse dialectique du besoin, de la demande et du désir. Ce qui fait la valeur de cette dialectique, et aussi bien son déséquilibre que Lacan règlera petit à petit, c'est qu'il y a une dialectique du désir pour autant que le désir vient de l'Autre, mais qu'il y a aussi bien, dans le désir, quelque chose qui n'est pas accessible à sa dialectique. C'est bien pourquoi Lacan finira par faire de l'objet une cause du désir. C'est montrer là ce qui dans le désir n'est pas accessible à la dialectique, à la conversion dans l'Autre.
Тогда необходимо в этом вопросе вернуться к знаменитой диалектике потребности, требования и желания. Что делает эту диалектику ценной, а также ее дисбаланс, который Лакан будет постепенно регулировать, так это то, что существует диалектика желания в той мере, в какой желание исходит от Другого, но в желании также есть нечто, что недоступно его диалектике. Именно поэтому Лакан в конце концов сделает объект причиной желания. Это делается для того, чтобы показать, что в желании недоступно для диалектики, для обращения в Другого.
Cette part du désir non accessible à la dialectique, Lacan en a d'abord fait, vous le savez, l'inertie imaginaire par rapport à la dialectique symbolique. Il en a d'abord fait l'inertie imaginaire du fantasme, dont il importait que le désir se désenglue. Dès lors, le thème de la traversée du fantasme s'impose. Puis, après avoir fait une inertie imaginaire de cette part du désir, Lacan viendra à en faire une inertie réelle dans son statut de cause du désir.
Эту часть желания, недоступную диалектике, Лакан впервые сделал из нее, как вы знаете, воображаемую силу инерции по отношению к символической диалектике. Сначала он сделал его воображаемой инерцией фантазма, от которой желанию важно отсоединиться. С этого момента навязывается тема пересечения фантазма. Затем, после создания воображаемой инерции этой части желания, Лакан приходит к тому, чтобы сделать ее реальной инерцией в ее статусе причины желания.
Ce que comporte cette position de la cause non dialectique du désir dialectique, ce n'est pas qu'au terme d'une analyse l'objet choit. On pourrait croire que c'est cela. L'analyse dit que l'objet choit et l'objet chut. La chute de l'objet, elle est de définition, elle est de structure, puisqu'elle est cette part non symbolisable du réel. Ce statut-là est donc d'origine. Mais ce dont il s'agit à la fin de l'analyse, c'est bien plutôt de la chute du sujet supposé savoir, ou, plus exactement de son évanouissement. Si nous nous référons - avant de le compliquer au trimestre suivant - au schéma de la vacuole, nous inscrivons ici l'Autre, et là le petit a.
Из этой позиции недиалектической причины диалектического желания следует не то, что в конце анализа объект выбывает. Можно подумать, что так оно и есть. Анализ говорит, что объект выпадает и объект падает. Падение объекта — это определение, это структура, поскольку это та несимволизируемая часть реального. Поэтому этот статус является изначальным. Но то, с чем мы имеем дело в конце анализа, — это скорее падение субъекта, предположительно знающего, или, точнее, его угасание. Если мы обратимся — прежде чем усложнять его в следующем термине — к схеме вакуоли, мы впишем здесь Другого, а там — маленькое а.
À cet égard, l'évanouissement de l'Autre comme sujet supposé savoir dénude l'objet a. C'est l'objet a, comme extime au signifiant qui s'isole. La question est de savoir ce qu'il en est fait. Disons que cette fin d'analyse, elle peut se parler comme d'une réduction de l'Autre au petit a, comme d'une transmutation du statut de l'Autre. C'est de cela qu'il s'agit : une transmutation de l'Autre du savoir, de l'Autre du discours, et cela au point qu'on ne puisse pas dire que ce qu'on on retire d'une analyse est à proprement parler un savoir sur l'objet. Il y a bien plutôt équivalence de structure de ce petit a au non-savoir comme extime au savoir.
В этом отношении исчезновение Другого, как субъекта предположительно знающего, оголяет объект а. Именно объект a, как внеположный означаемому, является изолированным. Вопрос в том, что с этим делать. Скажем, о таком завершении анализа можно говорить как о редукции Другого к малому а, как о преобразовании статуса Другого. Другого знания, Другого дискурса, причем до такой степени, что мы не можем сказать, что то, что мы получаем в результате анализа, является, строго говоря, знанием об объекте. Скорее, существует структурная эквивалентность этого маленького а по отношению к не-знанию как предельного по отношению к знанию.
D'où le paradoxe de vouloir précisément faire transmission de ce moment-là. Il y a paradoxe parce que c'est impossible. C'est impossible sinon par un serrage qui ne peut pourtant nullement abolir l'extimité de l'objet. Quand Lacan formule de sa passe que c'est un échec, il faut entendre que c'est un échec de structure, un échec qui va de soi. Bien sûr, tous les échecs ne se valent pas. Il y a des échecs féconds et il y a des échecs purs et simples. Là, c'est d'un impossible dont il s'agit. C'est un impossible qui est impossible à transmettre par le signifiant. Il faut donc plutôt parler de dénuement de l'objet que de chute de l'objet. Il s'agit d'un moment d'évanouissement de tout savoir. Ça ne veut pas dire pour autant que le savoir n'est rien. Le savoir est beaucoup, puisque c'est seulement de cette zone de savoir que peut être cerné cet objet On ne peut pas s'installer comme ça dans le non-savoir, car c'est alors la relation elle-même qui s'évanouit - relation qui ne se maintient que dans cette tension de serrage de ce non-savoir comme extime au signifiant.
Отсюда парадокс желания именно передать этот момент. Парадокс существует, потому что он невозможен. Это возможно лишь за счёт сжатия, которое, тем не менее, никоим образом не отменяет экстимность объекта. Когда Лакан формулирует свой пасс как провал, мы должны понимать, что это структурный провал, провал, который сам собой подразумевается. Конечно, не все провалы одинаковы. Есть плодотворные провалы, а есть чистые и простые провалы. В данном случае речь идет о невозможности. Это невозможность, которую невозможно передать посредством означающего. Поэтому мы должны говорить скорее об отрицании объекта, чем о падении объекта. Это момент угасания всех знаний. Это не предполагает, что знание — это ничто. Знание — это много, поскольку только из этой зоны знания можно очертить этот объект. Нельзя так обосноваться в не-знании, потому что тогда исчезает само отношение — отношение, которое сохраняется только в этом напряжении сжатия этого не-знания как экстимного в означающем.
À cet égard, l'évanouissement de l'Autre comme sujet supposé savoir dénude l'objet a. C'est l'objet a, comme extime au signifiant qui s'isole. La question est de savoir ce qu'il en est fait. Disons que cette fin d'analyse, elle peut se parler comme d'une réduction de l'Autre au petit a, comme d'une transmutation du statut de l'Autre. C'est de cela qu'il s'agit : une transmutation de l'Autre du savoir, de l'Autre du discours, et cela au point qu'on ne puisse pas dire que ce qu'on on retire d'une analyse est à proprement parler un savoir sur l'objet. Il y a bien plutôt équivalence de structure de ce petit a au non-savoir comme extime au savoir.
В этом отношении исчезновение Другого, как субъекта предположительно знающего, оголяет объект а. Именно объект a, как внеположный означаемому, является изолированным. Вопрос в том, что с этим делать. Скажем, о таком завершении анализа можно говорить как о редукции Другого к малому а, как о преобразовании статуса Другого. Другого знания, Другого дискурса, причем до такой степени, что мы не можем сказать, что то, что мы получаем в результате анализа, является, строго говоря, знанием об объекте. Скорее, существует структурная эквивалентность этого маленького а по отношению к не-знанию как предельного по отношению к знанию.
D'où le paradoxe de vouloir précisément faire transmission de ce moment-là. Il y a paradoxe parce que c'est impossible. C'est impossible sinon par un serrage qui ne peut pourtant nullement abolir l'extimité de l'objet. Quand Lacan formule de sa passe que c'est un échec, il faut entendre que c'est un échec de structure, un échec qui va de soi. Bien sûr, tous les échecs ne se valent pas. Il y a des échecs féconds et il y a des échecs purs et simples. Là, c'est d'un impossible dont il s'agit. C'est un impossible qui est impossible à transmettre par le signifiant. Il faut donc plutôt parler de dénuement de l'objet que de chute de l'objet. Il s'agit d'un moment d'évanouissement de tout savoir. Ça ne veut pas dire pour autant que le savoir n'est rien. Le savoir est beaucoup, puisque c'est seulement de cette zone de savoir que peut être cerné cet objet On ne peut pas s'installer comme ça dans le non-savoir, car c'est alors la relation elle-même qui s'évanouit - relation qui ne se maintient que dans cette tension de serrage de ce non-savoir comme extime au signifiant.
Отсюда парадокс желания именно передать этот момент. Парадокс существует, потому что он невозможен. Это возможно лишь за счёт сжатия, которое, тем не менее, никоим образом не отменяет экстимность объекта. Когда Лакан формулирует свой пасс как провал, мы должны понимать, что это структурный провал, провал, который сам собой подразумевается. Конечно, не все провалы одинаковы. Есть плодотворные провалы, а есть чистые и простые провалы. В данном случае речь идет о невозможности. Это невозможность, которую невозможно передать посредством означающего. Поэтому мы должны говорить скорее об отрицании объекта, чем о падении объекта. Это момент угасания всех знаний. Это не предполагает, что знание — это ничто. Знание — это много, поскольку только из этой зоны знания можно очертить этот объект. Нельзя так обосноваться в не-знании, потому что тогда исчезает само отношение — отношение, которое сохраняется только в этом напряжении сжатия этого не-знания как экстимного в означающем.
Требование любви
J'ai dit que je pensais qu'on ne peut pas éviter d'évoquer ici le statut du besoin, de la demande et du désir. J'ai dit que c'était à partir de là qu'il fallait reprendre cette dialectique. En effet, ce qui est au cœur de ce que Lacan présente classiquement comme la dialectique de ces termes, c'est la question du particulier. Quand il pose le besoin dans la dimension du particulier, c'est pour dire que l'Autre auquel s'adresse le besoin est un Autre qui a. C'est un Autre à qui je m'adresse comme ayant besoin de ce qu'il a, et d'une chose précisément. La demande, au contraire, la demande comme signifiante, elle a un effet universalisant et, aussi bien, annulant. C'est la définition lacanienne : la demande comme telle annule les particularités. Ce n'est plus précisément de ceci ou de cela qu'il s'agit dans la demande. Il S'agit de l'obtenir, de l'obtenir comme venant de l'Autre. Par là-même, vous avez cette conversion célèbre, analysée par Lacan, de l'objet particulier en preuve d'amour. Ça permet de parler, par rapport à un besoin toujours conditionné dans le particulier, de l'inconditionné de la demande d'amour. À cet égard, la demande d'amour est l'horizon de toute demande. L'horizon de toute demande, même si elle s'appuie sur le besoin, ce n'est pas que l'Autre donne ce qu'il a, mais qu'il donne ce qu'il n'a pas. La demande vise l'Autre comme privé de ce qu'il donne. C'est même ce qui fait la définition de l'Autre de l'amour. L'Autre de l'amour, c'est toujours l'Autre en tant que privé de ce qu'il donne.
Я сказал, что, по моему разумению, мы не можем обойтись без того, чтобы не вызвать здесь статус потребности, требования и желания. Я сказал, что именно оттуда мы должны взяться за эту диалектику. Действительно, в основе того, что Лакан классически представляет как диалектику этих терминов, лежит вопрос о частном. Когда он представляет потребность в измерении особенного, это означает, что Другой, к которому обращена потребность, — это Другой, который имеет. Это Другой, к которому я обращаюсь как к нуждающемуся в том, что есть у него, и именно в одном. Требование, с другой стороны, требование как означающее, имеет универсализирующий и, в то же время, аннулирующий эффект. Это лакановское определение: требование как таковое аннулирует частности. На кону уже не стоит то или иное требование. Речь идет о том, чтобы получить его, получить его как исходящее от Другого. В то же время, у вас есть знаменитое конвертирование, проанализированное Лаканом, конкретного объекта в доказательство любви. Это позволяет нам говорить в отношении потребности, всегда обусловленной в конкретном, о необусловленности требования любви. В этом отношении требование любви является горизонтом всех требований. Горизонт любого требования, даже если оно основано на потребности, заключается не в том, чтобы Другой отдал то, что у него есть, а в том, чтобы он отдал то, чего у него нет. Требование направлено на Другого как на лишенного того, что он дает. Это и определяет Другого в любви. Другой в любви — это всегда Другой, лишенный того, что он дает.
Cette annulation de toute particularité, on peut dire que c'est ce qui incarne au mieux le pouvoir du signifiant. La mise en fonction du signifiant dans la рarole annule et universalise les particularités. La mise en fonction du signifiant dans la parole vire toujours à la demande, laquelle culmine dans la demande d'amour. La demande d'amour, c'est aussi bien que l'Autre demande. C'est même ce qui accentue la position du névrosé, au point que Lacan pouvait dire, dans une formule approximative, que pour le névrosé il n'y a en définitive pas d'autre objet dans son fantasme que la demande elle-même.
Это аннулирование всех частностей — то, что лучше всего воплощает силу означающего. Ввод в действие означающего в речи аннулирует и универсализирует особенности. Введение в действие означающего в речи всегда переходит в требование, кульминацией которого является требование любви. Требование любви так же справедливо, как и требование Другого. Это даже то, что подчеркивает позицию невротика, настолько, что Лакан мог бы сказать в приблизительной формуле, что для невротика в его фантазме в конечном счете нет другого объекта, кроме самого требования.
C'est conforme au statut de la proie, de la proie qu'on chasse, à savoir que le sujet se refuse. C'est même par excellence en se refusant qu'il acquiert ce statut de proie. Il se refuse de façon à être sollicité. Mais il faut aussi bien que l'Autre demande pour pouvoir refuser. C'est en quoi Lacan peut formuler que les demandes dans l'analyse ne sont que transfert, c'est-à-dire rapport d'amour à l'Autre. Quand il est question du refus opposé à la demande, c'est dans la mesure exacte où la demande n'est que transfert à partir du moment où elle entre dans l'analyse, et aussi bien à partir du moment où toute demande a pour horizon développé la demande d'amour. La position socratique est présente dans tout ce qui est de l'ordre du refus de la demande.
Это соответствует статусу добычи, добычи, за которой охотятся, а именно: субъект отказывается от себя. Даже отказываясь от себя, он приобретает этот статус добычи. Он отказывается от себя, чтобы быть востребованным. Но и Другой должен просить, чтобы отказать. Так Лакан может сформулировать, что требования в анализе — это только перенос, то есть отношение любви к Другому. Когда речь идет об отказе, противопоставленном требованию, то именно в той мере, в какой требование является лишь переносом с того момента, когда оно входит в анализ, а также с того момента, когда любое требование имеет в качестве своего развитого горизонта требование любви. Сократовская позиция присутствует во всем, что относится к порядку отказа от требования.
Nous reviendrons sur la demande comme transfert. C'est la révélation que Lacan, à une certaine date, considère comme celle qui se fait à la fin de l'analyse. Mais, avant d'y venir, précisons comment il introduit le désir dans ce rapport du particulier et de l'universel.
Мы еще вернемся к требованию как переносу. Это разоблачение, которое Лакан в определенное время рассматривает как то, которое делается в конце анализа. Но прежде чем перейти к этому, давайте уточним, как он вводит желание в это соотношение конкретного и всеобщего.
Pour le dire rapidement, il fait du désir une médiation du particulier du besoin et de l'universel de la demande. Il accentue dans le désir ce qui joint le particulier, et qui est présent dans le besoin, à l'inconditionné que comporte toujours la demande d'amour. « Le désir s'affirme, dit-il, comme condition absolue ». Ça signifie que le désir s'affirme à partir d'un sine qua non. Il s' affirme à partir d'un particulier absolu. C'est ce que Lacan fera valoir comme la cause du désir, non sans paradoxe puisque le désir, en tant qu'il est du signifiant, est dialectique. Ses objets s'équivalent. Mais, sur un autre versant il est lié, connecté à un particulier absolu qui est sa cause.
Говоря кратко, он превращает желание в посредничество между частной потребностью и всеобщим требованием. Он акцентирует в желании то, что соединяет частное, присутствующее в потребности, с тем необусловленным, что всегда подразумевает требование любви. «Желание утверждает себя, — говорит он, — как абсолютное условие. Это означает, что желание утверждает себя как непременное правило. Оно утверждает себя из абсолютного частного. Именно это утверждает Лакан как причину желания, не без парадокса, поскольку желание в той мере, в какой оно относится к означающему, диалектично. Его объекты эквивалентны. Но, с другой стороны, оно связано, соединено с абсолютным частным, которое является его причиной.
Qu'est-ce que c'est cette cause ? Lorsque Lacan dit que les demandes ne sont que transfert, il ajoute : « transfert destiné à maintenir en place un désir instable, douteux et problématique ». Il faut certainement, là, faire correspondre transfert avec maintenir en place. Dans le transfert, il y a en effet une valeur de déplacement qui contraste avec ce maintenir en place. C'est un déplacement qui a pour fonction de maintenir en place autre chose.
Что это за причина? Когда Лакан говорит, что требования — это всего лишь перенос, он добавляет: «перенос, предназначенный для поддержания на месте нестабильного, сомнительного и проблематичного желания». Мы непременно должны делать так, чтобы перенос соответствовал сохранению на месте. В переносе действительно есть значение вытеснения, которое контрастирует с этим удержанием на месте. Это перемещение, которое выполняет функцию удержания чего-то другого на месте.
Qu'est-ce que c'est cette problématique du désir où ce dernier peut être douteux et instable ? Nous savons ce qui fait la problématique du désir et qui est à distinguer de sa dialectique. Ce qui fait la problématique du désir, c'est ce qui fait son rapport au fantasme. C'est du fantasme que ce désir dialectique - désir universalisant, glissant qui n'a d'autres objets qu'omnivalents - tire ce qu'il peut avoir de stabilité, puisque c'est dans le fantasme qu'est logé ce qui le cause. C'est de petit a que peut venir la stabilité du désir. C'est ce qui peut le rendre non douteux. C'est de la relation entre la cause du désir et le sujet du désir, que peut venir une stabilité de sa problématique et une certitude de celle-ci.
Что это за проблематика желания, где оно может быть сомнительным и неустойчивым? Мы знаем, что составляет проблематику желания и что следует отличать от его диалектики. Что делает проблематичным желание, так это его отношение с фантазмом. Именно из фантазма это диалектическое желание — универсализирующее, скользящее желание, у которого нет других объектов, кроме всеобъемлющих, — черпает то, что оно может иметь от стабильности, поскольку именно в фантазме заключено то, что его вызывает. Именно из малого а может прийти стабильность желания. Именно это может сделать его несомненным. Именно из отношения между причиной желания и субъектом желания проистекает стабильность его проблематики и уверенность в нем.
À cet égard, on peut dire que la demande, en tant qu'elle n'est que transfert et qu'elle n'est développée que comme demande d'amour, est ce qui supplémente un rapport biaisé à la cause du désir. Ce qui installe la cause du désir à la place de la preuve d'amour, c'est ce que qualifie la fin de l'analyse. À contrario, on peut qualifier la névrose comme ce qui met la preuve d'amour à la place de la cause du désir. La preuve d'amour à la place de la cause du désir, c'est bien ce qui introduit le névrosé à la vérification, à la vérification de la preuve d'amour. Ça peut même, à l'occasion, lui faire exiger de l'Autre la démonstration de jouissance, une jouissance vraiment démonstrative.
В этом отношении можно сказать, что требование, в той мере, в какой оно является только переносом и развивается только как требование любви, является тем, что дополняет предвзятое отношение к причине желания. То, что устанавливает причину желания на место доказательства любви, — это то, что квалифицируется в конце анализа. И наоборот, мы можем квалифицировать невроз как то, что ставит доказательство любви на место причины желания. Доказательство любви вместо причины желания — это то, что вводит невротика в проверку, в проверку доказательства любви. Это даже может заставить его в некоторых случаях требовать от Другого демонстрации наслаждения, по-настоящему демонстративного наслаждения.
J'avais naguère fortement accentué cette phrase de Lacan : « Le névrosé identifie le manque de l'Autre à sa demande ». Il faut voir que ça constitue, en tous les cas, une réduction à la demande. Il y a, comme le dit Lacan, une prévalence donnée à la demande, à la demande comme signifiante, sur la jouissance. C'est en effet bien la jouissance qui est en position d'extimité. Quand Lacan, dans le même texte, formule à la fois que la jouissance est interdite à qui parle comme tel et qu'elle ne peut être dite qu'entre les lignes, que fait-il d'autre, joignant ces deux phrases, que de désigner la structure d'extimité de la jouissance. La jouissance est interdite à qui parle comme tel, mais, en tant que plus-de-jouir, elle est dite entre les lignes.
Когда-то я сильно акцентировал внимание на этой фразе Лакана: «Невротик отождествляет нехватку Другого в своем требовании». Нужно видеть, что в любом случае это уменьшение в требовании. Существует, как говорит Лакан, требование, требование как означающее, преобладающее над наслаждением. Именно наслаждение находится в состоянии экстимности. Когда Лакан в том же тексте формулирует и то, что наслаждение запрещено тому, кто говорит как таковое, и что оно может быть сказано только между строк, что он делает, соединяя эти два предложения, чтобы обозначить структуру экстимности jouissance. Наслаждение запрещено тому, кто говорит, как таковое, но как прибавочное наслаждение (plus-de-jouissance) оно говорится между строк.
C'est pour cela qu'il y a malfaçon quand c'est la demande qui vient à causer le désir, quand elle devient elle-même la condition absolue. De la même façon que la demande d'amour est à l'horizon de la demande, ce qui est là à l'horizon, c'est une position, un statut où la demande, voire l'amour, ne serait pas la condition absolue du désir.
Je m'arrête là-dessus et je reprendrai le 8 janvier.
Вот почему существует недостаток, когда именно требование становится причиной желания, когда оно само становится абсолютным условием. Точно так же, как требование любви находится на горизонте требования, то, что находится там, на горизонте, является позицией, статусом, где требование, даже любовь, не было бы абсолютным условием желания.
Я остановлюсь на этом и продолжу 8 января.
Рабочий перевод: Екатерина Палесская, Лидия Картышева, ред. с фр. Ирина Макарова, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.
J'ai dit que je pensais qu'on ne peut pas éviter d'évoquer ici le statut du besoin, de la demande et du désir. J'ai dit que c'était à partir de là qu'il fallait reprendre cette dialectique. En effet, ce qui est au cœur de ce que Lacan présente classiquement comme la dialectique de ces termes, c'est la question du particulier. Quand il pose le besoin dans la dimension du particulier, c'est pour dire que l'Autre auquel s'adresse le besoin est un Autre qui a. C'est un Autre à qui je m'adresse comme ayant besoin de ce qu'il a, et d'une chose précisément. La demande, au contraire, la demande comme signifiante, elle a un effet universalisant et, aussi bien, annulant. C'est la définition lacanienne : la demande comme telle annule les particularités. Ce n'est plus précisément de ceci ou de cela qu'il s'agit dans la demande. Il S'agit de l'obtenir, de l'obtenir comme venant de l'Autre. Par là-même, vous avez cette conversion célèbre, analysée par Lacan, de l'objet particulier en preuve d'amour. Ça permet de parler, par rapport à un besoin toujours conditionné dans le particulier, de l'inconditionné de la demande d'amour. À cet égard, la demande d'amour est l'horizon de toute demande. L'horizon de toute demande, même si elle s'appuie sur le besoin, ce n'est pas que l'Autre donne ce qu'il a, mais qu'il donne ce qu'il n'a pas. La demande vise l'Autre comme privé de ce qu'il donne. C'est même ce qui fait la définition de l'Autre de l'amour. L'Autre de l'amour, c'est toujours l'Autre en tant que privé de ce qu'il donne.
Я сказал, что, по моему разумению, мы не можем обойтись без того, чтобы не вызвать здесь статус потребности, требования и желания. Я сказал, что именно оттуда мы должны взяться за эту диалектику. Действительно, в основе того, что Лакан классически представляет как диалектику этих терминов, лежит вопрос о частном. Когда он представляет потребность в измерении особенного, это означает, что Другой, к которому обращена потребность, — это Другой, который имеет. Это Другой, к которому я обращаюсь как к нуждающемуся в том, что есть у него, и именно в одном. Требование, с другой стороны, требование как означающее, имеет универсализирующий и, в то же время, аннулирующий эффект. Это лакановское определение: требование как таковое аннулирует частности. На кону уже не стоит то или иное требование. Речь идет о том, чтобы получить его, получить его как исходящее от Другого. В то же время, у вас есть знаменитое конвертирование, проанализированное Лаканом, конкретного объекта в доказательство любви. Это позволяет нам говорить в отношении потребности, всегда обусловленной в конкретном, о необусловленности требования любви. В этом отношении требование любви является горизонтом всех требований. Горизонт любого требования, даже если оно основано на потребности, заключается не в том, чтобы Другой отдал то, что у него есть, а в том, чтобы он отдал то, чего у него нет. Требование направлено на Другого как на лишенного того, что он дает. Это и определяет Другого в любви. Другой в любви — это всегда Другой, лишенный того, что он дает.
Cette annulation de toute particularité, on peut dire que c'est ce qui incarne au mieux le pouvoir du signifiant. La mise en fonction du signifiant dans la рarole annule et universalise les particularités. La mise en fonction du signifiant dans la parole vire toujours à la demande, laquelle culmine dans la demande d'amour. La demande d'amour, c'est aussi bien que l'Autre demande. C'est même ce qui accentue la position du névrosé, au point que Lacan pouvait dire, dans une formule approximative, que pour le névrosé il n'y a en définitive pas d'autre objet dans son fantasme que la demande elle-même.
Это аннулирование всех частностей — то, что лучше всего воплощает силу означающего. Ввод в действие означающего в речи аннулирует и универсализирует особенности. Введение в действие означающего в речи всегда переходит в требование, кульминацией которого является требование любви. Требование любви так же справедливо, как и требование Другого. Это даже то, что подчеркивает позицию невротика, настолько, что Лакан мог бы сказать в приблизительной формуле, что для невротика в его фантазме в конечном счете нет другого объекта, кроме самого требования.
C'est conforme au statut de la proie, de la proie qu'on chasse, à savoir que le sujet se refuse. C'est même par excellence en se refusant qu'il acquiert ce statut de proie. Il se refuse de façon à être sollicité. Mais il faut aussi bien que l'Autre demande pour pouvoir refuser. C'est en quoi Lacan peut formuler que les demandes dans l'analyse ne sont que transfert, c'est-à-dire rapport d'amour à l'Autre. Quand il est question du refus opposé à la demande, c'est dans la mesure exacte où la demande n'est que transfert à partir du moment où elle entre dans l'analyse, et aussi bien à partir du moment où toute demande a pour horizon développé la demande d'amour. La position socratique est présente dans tout ce qui est de l'ordre du refus de la demande.
Это соответствует статусу добычи, добычи, за которой охотятся, а именно: субъект отказывается от себя. Даже отказываясь от себя, он приобретает этот статус добычи. Он отказывается от себя, чтобы быть востребованным. Но и Другой должен просить, чтобы отказать. Так Лакан может сформулировать, что требования в анализе — это только перенос, то есть отношение любви к Другому. Когда речь идет об отказе, противопоставленном требованию, то именно в той мере, в какой требование является лишь переносом с того момента, когда оно входит в анализ, а также с того момента, когда любое требование имеет в качестве своего развитого горизонта требование любви. Сократовская позиция присутствует во всем, что относится к порядку отказа от требования.
Nous reviendrons sur la demande comme transfert. C'est la révélation que Lacan, à une certaine date, considère comme celle qui se fait à la fin de l'analyse. Mais, avant d'y venir, précisons comment il introduit le désir dans ce rapport du particulier et de l'universel.
Мы еще вернемся к требованию как переносу. Это разоблачение, которое Лакан в определенное время рассматривает как то, которое делается в конце анализа. Но прежде чем перейти к этому, давайте уточним, как он вводит желание в это соотношение конкретного и всеобщего.
Pour le dire rapidement, il fait du désir une médiation du particulier du besoin et de l'universel de la demande. Il accentue dans le désir ce qui joint le particulier, et qui est présent dans le besoin, à l'inconditionné que comporte toujours la demande d'amour. « Le désir s'affirme, dit-il, comme condition absolue ». Ça signifie que le désir s'affirme à partir d'un sine qua non. Il s' affirme à partir d'un particulier absolu. C'est ce que Lacan fera valoir comme la cause du désir, non sans paradoxe puisque le désir, en tant qu'il est du signifiant, est dialectique. Ses objets s'équivalent. Mais, sur un autre versant il est lié, connecté à un particulier absolu qui est sa cause.
Говоря кратко, он превращает желание в посредничество между частной потребностью и всеобщим требованием. Он акцентирует в желании то, что соединяет частное, присутствующее в потребности, с тем необусловленным, что всегда подразумевает требование любви. «Желание утверждает себя, — говорит он, — как абсолютное условие. Это означает, что желание утверждает себя как непременное правило. Оно утверждает себя из абсолютного частного. Именно это утверждает Лакан как причину желания, не без парадокса, поскольку желание в той мере, в какой оно относится к означающему, диалектично. Его объекты эквивалентны. Но, с другой стороны, оно связано, соединено с абсолютным частным, которое является его причиной.
Qu'est-ce que c'est cette cause ? Lorsque Lacan dit que les demandes ne sont que transfert, il ajoute : « transfert destiné à maintenir en place un désir instable, douteux et problématique ». Il faut certainement, là, faire correspondre transfert avec maintenir en place. Dans le transfert, il y a en effet une valeur de déplacement qui contraste avec ce maintenir en place. C'est un déplacement qui a pour fonction de maintenir en place autre chose.
Что это за причина? Когда Лакан говорит, что требования — это всего лишь перенос, он добавляет: «перенос, предназначенный для поддержания на месте нестабильного, сомнительного и проблематичного желания». Мы непременно должны делать так, чтобы перенос соответствовал сохранению на месте. В переносе действительно есть значение вытеснения, которое контрастирует с этим удержанием на месте. Это перемещение, которое выполняет функцию удержания чего-то другого на месте.
Qu'est-ce que c'est cette problématique du désir où ce dernier peut être douteux et instable ? Nous savons ce qui fait la problématique du désir et qui est à distinguer de sa dialectique. Ce qui fait la problématique du désir, c'est ce qui fait son rapport au fantasme. C'est du fantasme que ce désir dialectique - désir universalisant, glissant qui n'a d'autres objets qu'omnivalents - tire ce qu'il peut avoir de stabilité, puisque c'est dans le fantasme qu'est logé ce qui le cause. C'est de petit a que peut venir la stabilité du désir. C'est ce qui peut le rendre non douteux. C'est de la relation entre la cause du désir et le sujet du désir, que peut venir une stabilité de sa problématique et une certitude de celle-ci.
Что это за проблематика желания, где оно может быть сомнительным и неустойчивым? Мы знаем, что составляет проблематику желания и что следует отличать от его диалектики. Что делает проблематичным желание, так это его отношение с фантазмом. Именно из фантазма это диалектическое желание — универсализирующее, скользящее желание, у которого нет других объектов, кроме всеобъемлющих, — черпает то, что оно может иметь от стабильности, поскольку именно в фантазме заключено то, что его вызывает. Именно из малого а может прийти стабильность желания. Именно это может сделать его несомненным. Именно из отношения между причиной желания и субъектом желания проистекает стабильность его проблематики и уверенность в нем.
À cet égard, on peut dire que la demande, en tant qu'elle n'est que transfert et qu'elle n'est développée que comme demande d'amour, est ce qui supplémente un rapport biaisé à la cause du désir. Ce qui installe la cause du désir à la place de la preuve d'amour, c'est ce que qualifie la fin de l'analyse. À contrario, on peut qualifier la névrose comme ce qui met la preuve d'amour à la place de la cause du désir. La preuve d'amour à la place de la cause du désir, c'est bien ce qui introduit le névrosé à la vérification, à la vérification de la preuve d'amour. Ça peut même, à l'occasion, lui faire exiger de l'Autre la démonstration de jouissance, une jouissance vraiment démonstrative.
В этом отношении можно сказать, что требование, в той мере, в какой оно является только переносом и развивается только как требование любви, является тем, что дополняет предвзятое отношение к причине желания. То, что устанавливает причину желания на место доказательства любви, — это то, что квалифицируется в конце анализа. И наоборот, мы можем квалифицировать невроз как то, что ставит доказательство любви на место причины желания. Доказательство любви вместо причины желания — это то, что вводит невротика в проверку, в проверку доказательства любви. Это даже может заставить его в некоторых случаях требовать от Другого демонстрации наслаждения, по-настоящему демонстративного наслаждения.
J'avais naguère fortement accentué cette phrase de Lacan : « Le névrosé identifie le manque de l'Autre à sa demande ». Il faut voir que ça constitue, en tous les cas, une réduction à la demande. Il y a, comme le dit Lacan, une prévalence donnée à la demande, à la demande comme signifiante, sur la jouissance. C'est en effet bien la jouissance qui est en position d'extimité. Quand Lacan, dans le même texte, formule à la fois que la jouissance est interdite à qui parle comme tel et qu'elle ne peut être dite qu'entre les lignes, que fait-il d'autre, joignant ces deux phrases, que de désigner la structure d'extimité de la jouissance. La jouissance est interdite à qui parle comme tel, mais, en tant que plus-de-jouir, elle est dite entre les lignes.
Когда-то я сильно акцентировал внимание на этой фразе Лакана: «Невротик отождествляет нехватку Другого в своем требовании». Нужно видеть, что в любом случае это уменьшение в требовании. Существует, как говорит Лакан, требование, требование как означающее, преобладающее над наслаждением. Именно наслаждение находится в состоянии экстимности. Когда Лакан в том же тексте формулирует и то, что наслаждение запрещено тому, кто говорит как таковое, и что оно может быть сказано только между строк, что он делает, соединяя эти два предложения, чтобы обозначить структуру экстимности jouissance. Наслаждение запрещено тому, кто говорит, как таковое, но как прибавочное наслаждение (plus-de-jouissance) оно говорится между строк.
C'est pour cela qu'il y a malfaçon quand c'est la demande qui vient à causer le désir, quand elle devient elle-même la condition absolue. De la même façon que la demande d'amour est à l'horizon de la demande, ce qui est là à l'horizon, c'est une position, un statut où la demande, voire l'amour, ne serait pas la condition absolue du désir.
Je m'arrête là-dessus et je reprendrai le 8 janvier.
Вот почему существует недостаток, когда именно требование становится причиной желания, когда оно само становится абсолютным условием. Точно так же, как требование любви находится на горизонте требования, то, что находится там, на горизонте, является позицией, статусом, где требование, даже любовь, не было бы абсолютным условием желания.
Я остановлюсь на этом и продолжу 8 января.
Рабочий перевод: Екатерина Палесская, Лидия Картышева, ред. с фр. Ирина Макарова, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.
