Je vais commencer par inverser la perspective qui a été la nôtre la semaine dernière et qui est une perspective paradoxale. C'est une perspective qui garde toute sa valeur inaugural. Elle se présente comme un trébuchement dans l'élaboration logique formalisée attachée au nom de Frege. Elle a nécessité pour la théorie des ensembles - théorie des ensembles comme théorie fondamentale des mathématiques - des réparations au niveau axiomatique. Ces réparations, il n'y en a pas qu'une. On s'aperçoit dès les premières tentatives de Bertrand Russell que j'ai évoquées la semaine dernière. C'est parce qu'il y a plusieurs réparations qu'il y a aussi plusieurs axiomatiques de la théorie des ensembles, axiomatiques qui sont plus ou moins commodes selon des critères qui, dans la mesure où nous ne faisons pas des mathématiques, n'ont pas lieu de nous retenir ici. Nous nous situons au niveau de la logique du signifiant dont les mathèmes sont bien peu mathématiques. Si ces mathèmes ouvrent un calcul, ce n'est que le calcul de l'interprétation.
Я начну с того, что изменю направление перспективы, которая была у нас на прошлой неделе, — это парадоксальная перспектива. Именно эта перспектива сохраняет всю свою первоначальную ценность. Она представляет собой преткновение в разработке формальной логики, связанной с именем Фреге. Для теории множеств — теории множеств как фундаментальной теории математики — потребовалась корректировка на аксиоматическом уровне. Эти репарация не является единственной. Это видно по первым попыткам Бертрана Рассела, о которых я упоминал на прошлой неделе. Именно потому, что существует несколько репараций, существует и несколько аксиоматик теории множеств, аксиоматик, которые более или менее удобны в соответствии с критериями, которые, поскольку мы не занимаемся математикой, не должны нас здесь задерживать. Мы помещаем себя на уровень логики означающего, матемы, которая имеет слабое отношение к математике. Если эти матемы что-то рассчитывают, то это лишь расчет интерпретации.
Ничто не есть все
Nous avons pourtant quelque chose à apprendre de cette nouvelle perspective et précisément sur le signifiant de Lacan : S (Ⱥ), pour autant qu'il peut se traduire - Lacan le traduit ainsi au moins une fois - par la proposition articulée significative : rien n'est tout. On peut s'imaginer que quelque chose est tout, on peut s'imaginer que l'on dit tout mais, pour des raisons de structure, c'est impossible. C'est même ce qui donne son lieu, son lieu fuyant à l'inconscient. J'ajouterai que si S (Ⱥ) est une écriture du manque, ce n'est pas dire que le manque est simple. Il y a lieu, à cet égard, de distinguer le manque d'incomplétude et le manque d'inconsistance. Les syntagmes d'incomplétude et d'inconsistance qualifient le mot de manque, mais il faut distinguer logiquement le manque qui fait un ensemble incomplet c'est-à-dire qu'il en manque au moins un, et le manque qui fait que tout l'ensemble est inconsistant.
Тем не менее, нам есть что извлечь из этой новой перспективы, а именно в отношении лакановского означающего: S(Ⱥ) поскольку оно может переводиться — Лакан переводит его таким образом, по крайней мере, один раз — с помощью красноречиво артикулированной пропозиции: ничто не есть все. Мы можем представить, что "нечто есть все". Мы можем представить, что "нечто есть все", мы можем представить, что говорим все, но по структурным причинам это невозможно. Это есть именно то, что дает свое место, свое ускользающее место бессознательному. Я бы добавил, что если S(Ⱥ) — это запись нехватки, то это не значит, что нехватка проста. В связи с этим, имеется место для проведения различия между нехваткой неполноты и нехваткой неконсистентности. Синтагмы неполноты и неконсистентности квалифицируют слово нехватка, но необходимо провести логическое различие между нехваткой, которая делает множество неполным, т.е. когда не хватает хотя бы одного, и нехваткой, которая делает множество неконсистентным.
J'inverse donc la perspective en partant précisément d'un axiome qui, si on s'y fie, si on le respecte dans le maniement signifiant fait que des paradoxes ne se produisent pas. Pour que la théorie des ensembles tienne au regard des paradoxes, pour que l'on ne voit pas ces paradoxes émerger dans le champ de la théorie, on a créé un axiome crucial. Il nous vient de Zermelo et c'est l'Aussonderungsaxione. Il porte, en anglais et en français, le nom d'axiome de compréhension ou de spécification. Compréhension est ici à prendre dans la valeur de préhension. C'est après tout ce que l'ensemble est censé permettre. Il est censé permettre qu'on puisse mettre la main sur un tout. Cet axiome, on peut dire qu'il proscrit les phénomènes de l'inconscient de la théorie des ensembles.
Поэтому я переворачиваю перспективу, отталкиваясь именно от аксиомы, которая, если мы полагаемся на нее, если мы придерживаемся ее в трактовке означающего, делает так, что парадоксов не возникает. Для того, чтобы теория множеств могла противостоять парадоксам, чтобы эти парадоксы не возникали в области теории, была создана решающая аксиома. Она пришла к нам от Цермело и является Aussonderungsaxione. В английском и французском языках ее называют аксиомой понимания или спецификации. На английском и французском языках он называется аксиомой понимания или спецификации. Понимание здесь взято в значении схватывания. Это в конце концов то, что множество предполагает допускать. Предполагается, что оно позволит нам допускать все. Можно сказать, что эта аксиома запрещает феномены бессознательного в теории множеств.
Pour que vous puissiez vous accrocher à quelque chose de précis, je vous donne le texte de cet axiome : À tout ensemble A, et pour toute condition F(x), il correspond un ensemble B dont les éléments sont exactement les éléments x de A pour lesquels F(x) est vérifié. Le terme de condition renvoie pour nous aux termes d'attribut, de prédicat ou de propriété.
Чтобы вы могли ухватиться за что-то точное, я привожу текст этой аксиомы: Любому множеству A и любому условию F(x) соответствует множество B, элементами которого являются именно те элементы x из A, для которых F(x) верифицируется. Термин условие отсылает нас к терминам атрибут, предикат или свойство.
Cette formulation axiomatique est donc de nature à proscrire les phénomènes paradoxaux. Vous pouvez vous apercevoir de ce qu'elle ajoute à la supposition naïve que nous avons étudiée la dernière fois, à savoir qu'il suffit de formuler une propriété d'objets ou de définir un prédicat, pour qu'automatiquement on puisse former l'ensemble qui réunira, à titre d'éléments, tous les objets qui répondent à cette propriété. Cette supposition naïve qu'à toute propriété correspond un ensemble est justement celle que le paradoxe de Russell démentit. S'apercevoir qu'on ne peut pas automatiquement former l'ensemble de tous les objets qui répondent à une propriété, c'est la condition même pour avoir un juste concept de l'ensemble. On est bien obligé de faire entrer la prohibition incluse en cet axiome dans le concept même de l'ensemble.
Поэтому такая аксиоматическая формулировка, скорее всего, запрещает парадоксальные феномены. Вы видите, что это добавляет к наивному предположению, которое мы рассматривали в прошлый раз, а именно, что достаточно сформулировать свойство объектов или определить предикат, чтобы автоматически сформировать множество, которое объединит в качестве элементов все объекты, удовлетворяющие этому свойству. Это наивное предположение, что любое свойство соответствует множеству является именно тем, что опроверг Рассел. Осознание того, что нельзя автоматически сформировать множество всех объектов, удовлетворяющих одному свойству, является условием верного понятия множества. Мы обязаны включить запрет, содержащийся в этой аксиоме, в само понятие множества.
Qu'est-ce qu'ajoute donc cet axiome à la supposition naïve ? Si vous amputez le début et la fin de cet axiome, vous retrouvez la supposition naïve : à toute condition F(x) correspond un ensemble. Seulement, cette supposition naïve, elle est, dans cet axiome, encadrée. Il y a cette précision apparemment anodine : à tout ensemble A. Cette simple expression suffit à bloquer le paradoxe. Elle comporte qu'avant de former l'ensemble correspondant à la propriété, il faut déjà en avoir un sous la main. Il faut déjà avoir un ensemble. Il faut avoir un ensemble préalable, qui est aussi plus grand et à l'intérieur duquel la condition fera une partition.
Так что же эта аксиома добавляет к наивному предположению? Если отсечь начало и конец этой аксиомы, то получится наивное предположение: всякому условию F(x) соответствует множество. В этой аксиоме оформлено только это наивное предположение. Существует такое, казалось бы, безобидное уточнение: для любого множества A. Этого простого выражения достаточно, чтобы блокировать парадокс. Это подразумевает, что перед формированием множества, соответствующего свойству, необходимо уже иметь его (множество) в распоряжении. У вас уже должно быть множество. У вас должно быть предварительное множество, которое при этом больше и внутри которого условие произведет разделение (деление на части).
Voyons ce qui se produit si on essaye sur cette base de faire surgir le paradoxe. Vous savez que pour faire surgir le paradoxe, il suffit de définir la propriété x ∉ x pour F(x). C'est là le pivot du paradoxe de Russell:
Посмотрим, что произойдет, если мы попытаемся на этом основании выявить парадокс. Вы знаете, что для возникновения парадокса достаточно определить свойство x ∉ x для F(x). В этом суть парадокса Рассела: