Следующая клиническая секция состоится 17.11.24. Скоро анонс!
Следующая клиническая секция состоится 17.11.24. Скоро анонс!
Жак-Ален Миллер, курс 1985-1986 гг.
Экстимность
19 сеанс, 7 мая1986
Экстимность
19 сеанс, 7 мая1986
Жак-Ален Миллер, курс 1985-1986 гг.
Экстимность
19 сеанс, 7 мая 1986
Экстимность
19 сеанс, 7 мая 1986
Cours du 7 mai 1986
Лекция от 7 мая 1986
Психоанализ и теория множеств
Лекция от 7 мая 1986
Психоанализ и теория множеств
J'ai fait, il y a quinze jours, en matière de commencement, un petit excursus sur le cas. Je me suis aperçu que ça avait retenu l'attention en dépit de son caractère allusif à la logification de l'expérience. Qu'est-ce que l'analyste peut faire pour transmettre son expérience, pour la transmettre en dehors de la cure, c'est-à-dire pour en faire autre chose qu'une initiation?
Пятнадцать дней назад я сделал небольшой экскурс по случаю, касательно начала. Я понял, что это привлекло внимание несмотря на его намек на логизацию опыта. Что может сделать аналитик, чтобы передать свой опыт, передать его за пределы лечения, то есть сделать его чем-то иным, чем инициация?
Il y a d'abord ce qui répond au cas, et ce dont témoigne l'effort persévérant qui fait cette orientation, cette orientation vers le détail. Ayant naguère rappelé l'étymologie du terme de cas, ça me rapporte aujourd'hui à celle du mot de tracas. Eh bien, tracas vient de traquer. Ça veut dire battre un bois pour en faire sortir le gibier. Au XVe siècle, le trac, c'est la piste des bêtes. C'est là aussi bien qu'est employé, à la même époque, le mot de tracas, et qu'on dit tout à trac pour dire qu'on est sans réflexion.
Расчет интерпретации
Прежде всего есть то, что отвечает случаю, и о чем свидетельствует настойчивое усилие, которое делает эту ориентацию, эту ориентацию на детали. Вспомнив когда-то этимологию термина «случай» (cas), сегодня я обращусь к этимологии слова «беспокойство, хлопоты», tracas. Ну, tracas происходит от traquer «загонять, преследовать». Это значит бить по дереву, чтобы заставить выйти добычу. В пятнадцатом веке trac – это след зверей. Сейчас так же хорошо, как и в то время, употребляется слово tracas, и говорят tout à trac, [прим.пер.: буквально: все в след], чтобы сказать "не раздумывая".
La liaison, si elle n'est pas évidente, est néanmoins pour nous suggestive. Il n'y a pas, vous le voyez, que le terme de cas qui soit approprié à la psychanalyse. Le terme de tracas l'est aussi bien, puisqu'il nous apporte le tout à trac d'où nous attendons des résultats dans l'expérience analytique, des résultats quant à la traque qui est la nôtre. C'est de là aussi que vous avez le terme de tracasser. Un compte-rendu de tracas serait après tout peut-être plus exact quant à ce qu'on attend de cet exercice de la psychanalyse.
Связь, если и не очевидная, тем не менее для нас внушительна (суггестивна). Как видите, не только термин «случай» (cas) является подходящим для психоанализа. Термин tracas «хлопоты» также хорош, поскольку он приносит нам не раздумывая, tout à trac, от которого мы ожидаем результатов в аналитическом опыте, результатов в отношении "преследования", traque, которое является нашим преследованием. Отсюда же и у вас термин «беспокоить, приставать, надоедать», tracasser. В конце концов, отчет о tracas «беспокойстве, хлопотах», возможно, был бы более точным в отношении того, что ожидается от этого упражнения в психоанализе.
Qu'est-ce qu'on vérifie à propos du calcul de l'interprétation? On vérifie précisément que cette interprétation se fait tout à trac et que la préméditation est là sévèrement limitée. Les témoignages honnêtes que nous pouvons en avoir vont dans le sens de ce tout à trac. Ils vont dans le sens du tout à trac, bien plus que dans le sens de la méditation.
Что мы верифицируем в отношении расчета интерпретации? Мы точно верифицируем, что эта интерпретация осуществляется не раздумывая и что преднамеренность в данном случае строго ограничена. Те честные свидетельства, которые мы можем получить об этом, идут в сторону этого не раздумывая. Они идут в направлении не раздумывая гораздо больше, чем в направлении медитации.
La conclusion qu'ont peut tirer des témoignages accumulés, c'est que ce calcul de l'interprétation est distinct d'une préméditation. D'une façon générale, la méditation n'est pas du tout accordée à l'inconscient. Une méditation ne vaudra jamais un lapsus ou un mot d'esprit. Au lieu de dire calcul de l'interprétation, on pourrait aussi bien dire surprise de l'interprétation. Mais dire calcul - sans mettre l'accent sur la méditation de celui qui serait son agent, à savoir l'analyste - était déjà fait pour donner son accent logique à la pratique même. Il y a ce dit de Lacan que sans la logique, l'interprétation serait imbécile. Le bon logicien, comme le veut le dicton, est odieux au monde.
Вывод, который можно сделать из накопленных свидетельств, заключается в том, что этот расчет интерпретации отличается от преднамеренного. Вообще говоря, медитация не предназначена для бессознательного. Медитация никогда не будет стоить оговорки или остроты. Вместо того, чтобы говорить расчет интерпретации, с таким же успехом можно было бы сказать удивление интерпретации. Но сказать «расчет» – без акцента на медитации того, кто был бы его агентом, а именно аналитика, – уже было сделано для того, чтобы придать логический акцент самой практике. Как сказал Лакан, без логики интерпретация была бы глупой. Хороший логик, как говорится, ненавистен миру.
Cet effort de logification de l'expérience, Lacan le rappelle dans «Le temps logique». JeanPierre Klotz a fait le rapport entre ce temps logique - au déchiffrement duquel il voue ses efforts actuels - et mon effort pour rappeler et saisir la consistance logique de l'objet a comme extime dans l'Autre. Il est clair que Lacan a voulu donner une consistance logique au temps, et qu'il y a lieu de se souvenir de la reprise qu'il en fait dans le Séminaire Encore, précisément là où l'objet a vire au semblant.
Эту попытку логизации опыта Лакан упоминает в «Логическом времени». Жан-Пьер Клоц установил связь между этим логическим временем, расшифровке которого он посвящает свои нынешние усилия – и моей попыткой вспомнить и уловить логическую консистенцию объекта а как экстима в Другом. Ясно, что Лакан хотел придать времени логическую консистенцию, и что следует помнить, как он повторяет в семинаре Encore, именно там, где объект а превращается в кажимость.
À propos du temps logique, Lacan rappelle que la fonction de la hâte est à relier à l'objet a. On peut faire du temps logique une dimension de l'objet a. Je suis d'accord là-dessus avec JeanPierre Klotz. Ça suppose qu'on reconnaisse au processus logique - c'est l'ambition de Lacan - une structure intrinsèquement temporelle et non pas spatiale comme l'écriture nous porte à l'imaginer. «Le Temps logique» est construit sur le temps qui presse, et dans la mesure où cette presse temporelle n'est pas contingente mais fait partie du mouvement logique lui-même.
Говоря о логическом времени, Лакан напоминает, что функция спешки должна быть связана с объектом а. Мы можем сделать логическое время измерением объекта a. Я согласен в этом с Жан-Пьером Клоцем. Это предполагает, что мы признаем за логическим процессом – это стремление Лакана – структуру по своей сути временную, а не пространственную, как мы воображаем в письменной форме. «Логическое время» построено на времени, которое давит, и в той мере, в какой это темпоральное давление не является случайным, а является частью самого логического движения.
À cet égard, l'urgence et la sanction sont parties intégrantes du processus logique. Ce n'est pas une détermination psychologique qui, du dehors, serait apportée au processus logique. Il n'y a pas de sujet psychologique dans ce temps logique. Il y a un sujet de pure logique, défini de telle sorte que l'on puisse dire que le temps presse.
В этом отношении неотложность и санкции являются неотъемлемыми частями логического процесса. Это не психологическая детерминация, которая извне была бы привнесена в логический процесс. В этом логическом времени нет психологического субъекта. Существует субъект чистой логики, определенный таким образом, что можно сказать, что время торопит.
Ça suppose évidemment une autre logique que celle que nous croyons classique. On s'imagine que la logique n'irait pas avec l'inconscient qui, ne connaissant pas le temps, ne connaîtrait pas davantage la contradiction. On se sert pour ça de la référence freudienne. Pourtant, ce n'est pas une objection. Ce n'est pas une objection dès lors qu'il y a des logiques qui admettent à la base la contradiction. Elle font au moins sa place à la contradiction et de façon opératoire. Elles ne l'excluent pas et pourtant elles se formalisent, c'est-à-dire qu'elles sont des logiques de purs mathèmes.
Это, очевидно, предполагает иную логику, чем та, которую мы считаем классической. Можно себе представить, что логика не пошла бы вразрез с бессознательным, которое, не зная времени, не знало бы еще большего противоречия. Для этого мы используем фрейдовскую отсылку. Однако это не возражение. Это не является возражением, поскольку есть логики, которые в основе своей допускают противоречие. Она, по крайней мере, дает место противоречию и в оперативном плане. Они не исключают этого, и все же они формализуются, то есть являются логиками чистой математики.
Si on ne se souvient pas de ça, on laisse carrière à l'obscurantisme à propos de l'inconscient - obscurantisme où Lacan pose le nom de Jung et même celui d'Abraham. Cet obscurantisme a libre carrière dès lors que l'on pose que l'inconscient n'a rien à faire avec la logique mais qu'il a affaire avec l'instinct, la maturation, la biologie, alors que ce qui intéresse précisément le cas, chaque cas, c'est son rapport à la structure.
Если мы этого не помним, то оставим мракобесие о бессознательном – мракобесие, в котором Лакан упоминает имя Юнга и даже имя Абрахама. Этот мракобесие получает свободу действий, если исходить из того, что бессознательное не имеет ничего общего с логикой, а имеет дело с инстинктом, созреванием, биологией, тогда то, что конкретно интересует случай, каждый случай, так это его отношение к структуре.
Случай и парадигма
Cette structure, en tant quelle intéresse le cas, on peut l'entendre au moins de trois façons. Le cas intéresse la structure d'abord comme structure clinique. Il n'y a pas de cas qui vaille s'il n'a rapport à la structure, que ce soit la structure clinique, la structure du discours analytique, ou la structure prise absolument. Il y a en effet, chez Lacan, cet usage de dire la structure comme telle, avec le la d'unicité et de notoriété.
Эту структуру, как имеющую отношение к случаю, можно рассматривать как минимум тремя способами. Случай интересует структуру в первую очередь как клиническую структуру. Нет ни одного стоящего случая, если он не имеет отношения к структуре, будь то клиническая структура, структура аналитического дискурса или структура, взятая абсолютно. Действительно, у Лакана есть такое выражение, как структура как таковая, с la уникальности и узнаваемости.
La structure prise absolument, c'est ce que Lacan écrit S(A barré). Je ne sais pourquoi se répand aujourd'hui cet usage défectueux de dire A barre au lieu de A barré. Lacan, à ma connaissance, n'a jamais dit ça. La barre n'est pas à côté, elle est dessus et, par là, il faut dire A barré. Je ne sors pas de là.
Взятая абсолютно структура – это то, что Лакан записывает как S (A перечеркнутое). Я не знаю, почему сегодня распространено это неправильное употребление «А черточка» вместо A перечеркнутое. Лакан, насколько мне известно, никогда этого не говорил. Черточка не рядом, она на ней, и под этим мы должны понимать A перечеркнутое. Я не сдвинусь с места.
Donc, sur un des trois modes que je viens d'évoquer - structure clinique, structure du discours analytique, structure prise absolument -, le cas doit se rapporter à la structure. C'est la condition pour que ce cas soit un paradigme. Ce terme s'est répandu à partir de l'accent porté sur ce dont Lacan s'est vanté, à savoir de ne pas prodiguer les exemples cliniques sinon pour les porter à la valeur du paradigme.
Итак, в одном из трех способов, о которых я только что говорил, – клинической структуре, структуре аналитического дискурса, структуре, взятой абсолютно, – случай должен соотноситься со структурой. Это условие для того, чтобы этот случай был парадигмой. Этот термин получил распространение из-за акцента на том, чем хвастался Лакан, а именно на том, что он не распространяет клинические примеры иначе как для того, чтобы придать им ценность парадигмы.
Tout le monde comprend, dans la langue française, ce terme de paradigme. C'est un terme qui est de l'ordre du vocabulaire presque courant. Mais quand Lacan l'utilise, et nous après lui, on peut tout de même gagner à se souvenir que paradigme est un terme spécialement platonicien, et qu'il comporte un rapport à la forme, à ces formes platoniciennes que Lacan n'hésitait pas à qualifier de signifiants. Il lui est arrivé de moquer Platon comme étant un débile flottant entre les discours, mais, sur un autre versant, ces formes platoniciennes sont pour lui autant de signifiants.
Все понимают во французском языке этот термин «парадигма». Это термин порядка почти общеупотребительной лексики. Но когда Лакан использует его, и мы вслед за ним, все же можно вспомнить, что парадигма – это особый платоновский термин, и что он имеет отношение к форме, к тем платоновским формам, которые Лакан без колебаний называл означающими. Он высмеивал Платона как идиота, плавающего между дискурсами, но, с другой стороны, рукой подать, с другой стороны, его платоновские формы для него столь же значимы.
Пятнадцать дней назад я сделал небольшой экскурс по случаю, касательно начала. Я понял, что это привлекло внимание несмотря на его намек на логизацию опыта. Что может сделать аналитик, чтобы передать свой опыт, передать его за пределы лечения, то есть сделать его чем-то иным, чем инициация?
Il y a d'abord ce qui répond au cas, et ce dont témoigne l'effort persévérant qui fait cette orientation, cette orientation vers le détail. Ayant naguère rappelé l'étymologie du terme de cas, ça me rapporte aujourd'hui à celle du mot de tracas. Eh bien, tracas vient de traquer. Ça veut dire battre un bois pour en faire sortir le gibier. Au XVe siècle, le trac, c'est la piste des bêtes. C'est là aussi bien qu'est employé, à la même époque, le mot de tracas, et qu'on dit tout à trac pour dire qu'on est sans réflexion.
Расчет интерпретации
Прежде всего есть то, что отвечает случаю, и о чем свидетельствует настойчивое усилие, которое делает эту ориентацию, эту ориентацию на детали. Вспомнив когда-то этимологию термина «случай» (cas), сегодня я обращусь к этимологии слова «беспокойство, хлопоты», tracas. Ну, tracas происходит от traquer «загонять, преследовать». Это значит бить по дереву, чтобы заставить выйти добычу. В пятнадцатом веке trac – это след зверей. Сейчас так же хорошо, как и в то время, употребляется слово tracas, и говорят tout à trac, [прим.пер.: буквально: все в след], чтобы сказать "не раздумывая".
La liaison, si elle n'est pas évidente, est néanmoins pour nous suggestive. Il n'y a pas, vous le voyez, que le terme de cas qui soit approprié à la psychanalyse. Le terme de tracas l'est aussi bien, puisqu'il nous apporte le tout à trac d'où nous attendons des résultats dans l'expérience analytique, des résultats quant à la traque qui est la nôtre. C'est de là aussi que vous avez le terme de tracasser. Un compte-rendu de tracas serait après tout peut-être plus exact quant à ce qu'on attend de cet exercice de la psychanalyse.
Связь, если и не очевидная, тем не менее для нас внушительна (суггестивна). Как видите, не только термин «случай» (cas) является подходящим для психоанализа. Термин tracas «хлопоты» также хорош, поскольку он приносит нам не раздумывая, tout à trac, от которого мы ожидаем результатов в аналитическом опыте, результатов в отношении "преследования", traque, которое является нашим преследованием. Отсюда же и у вас термин «беспокоить, приставать, надоедать», tracasser. В конце концов, отчет о tracas «беспокойстве, хлопотах», возможно, был бы более точным в отношении того, что ожидается от этого упражнения в психоанализе.
Qu'est-ce qu'on vérifie à propos du calcul de l'interprétation? On vérifie précisément que cette interprétation se fait tout à trac et que la préméditation est là sévèrement limitée. Les témoignages honnêtes que nous pouvons en avoir vont dans le sens de ce tout à trac. Ils vont dans le sens du tout à trac, bien plus que dans le sens de la méditation.
Что мы верифицируем в отношении расчета интерпретации? Мы точно верифицируем, что эта интерпретация осуществляется не раздумывая и что преднамеренность в данном случае строго ограничена. Те честные свидетельства, которые мы можем получить об этом, идут в сторону этого не раздумывая. Они идут в направлении не раздумывая гораздо больше, чем в направлении медитации.
La conclusion qu'ont peut tirer des témoignages accumulés, c'est que ce calcul de l'interprétation est distinct d'une préméditation. D'une façon générale, la méditation n'est pas du tout accordée à l'inconscient. Une méditation ne vaudra jamais un lapsus ou un mot d'esprit. Au lieu de dire calcul de l'interprétation, on pourrait aussi bien dire surprise de l'interprétation. Mais dire calcul - sans mettre l'accent sur la méditation de celui qui serait son agent, à savoir l'analyste - était déjà fait pour donner son accent logique à la pratique même. Il y a ce dit de Lacan que sans la logique, l'interprétation serait imbécile. Le bon logicien, comme le veut le dicton, est odieux au monde.
Вывод, который можно сделать из накопленных свидетельств, заключается в том, что этот расчет интерпретации отличается от преднамеренного. Вообще говоря, медитация не предназначена для бессознательного. Медитация никогда не будет стоить оговорки или остроты. Вместо того, чтобы говорить расчет интерпретации, с таким же успехом можно было бы сказать удивление интерпретации. Но сказать «расчет» – без акцента на медитации того, кто был бы его агентом, а именно аналитика, – уже было сделано для того, чтобы придать логический акцент самой практике. Как сказал Лакан, без логики интерпретация была бы глупой. Хороший логик, как говорится, ненавистен миру.
Cet effort de logification de l'expérience, Lacan le rappelle dans «Le temps logique». JeanPierre Klotz a fait le rapport entre ce temps logique - au déchiffrement duquel il voue ses efforts actuels - et mon effort pour rappeler et saisir la consistance logique de l'objet a comme extime dans l'Autre. Il est clair que Lacan a voulu donner une consistance logique au temps, et qu'il y a lieu de se souvenir de la reprise qu'il en fait dans le Séminaire Encore, précisément là où l'objet a vire au semblant.
Эту попытку логизации опыта Лакан упоминает в «Логическом времени». Жан-Пьер Клоц установил связь между этим логическим временем, расшифровке которого он посвящает свои нынешние усилия – и моей попыткой вспомнить и уловить логическую консистенцию объекта а как экстима в Другом. Ясно, что Лакан хотел придать времени логическую консистенцию, и что следует помнить, как он повторяет в семинаре Encore, именно там, где объект а превращается в кажимость.
À propos du temps logique, Lacan rappelle que la fonction de la hâte est à relier à l'objet a. On peut faire du temps logique une dimension de l'objet a. Je suis d'accord là-dessus avec JeanPierre Klotz. Ça suppose qu'on reconnaisse au processus logique - c'est l'ambition de Lacan - une structure intrinsèquement temporelle et non pas spatiale comme l'écriture nous porte à l'imaginer. «Le Temps logique» est construit sur le temps qui presse, et dans la mesure où cette presse temporelle n'est pas contingente mais fait partie du mouvement logique lui-même.
Говоря о логическом времени, Лакан напоминает, что функция спешки должна быть связана с объектом а. Мы можем сделать логическое время измерением объекта a. Я согласен в этом с Жан-Пьером Клоцем. Это предполагает, что мы признаем за логическим процессом – это стремление Лакана – структуру по своей сути временную, а не пространственную, как мы воображаем в письменной форме. «Логическое время» построено на времени, которое давит, и в той мере, в какой это темпоральное давление не является случайным, а является частью самого логического движения.
À cet égard, l'urgence et la sanction sont parties intégrantes du processus logique. Ce n'est pas une détermination psychologique qui, du dehors, serait apportée au processus logique. Il n'y a pas de sujet psychologique dans ce temps logique. Il y a un sujet de pure logique, défini de telle sorte que l'on puisse dire que le temps presse.
В этом отношении неотложность и санкции являются неотъемлемыми частями логического процесса. Это не психологическая детерминация, которая извне была бы привнесена в логический процесс. В этом логическом времени нет психологического субъекта. Существует субъект чистой логики, определенный таким образом, что можно сказать, что время торопит.
Ça suppose évidemment une autre logique que celle que nous croyons classique. On s'imagine que la logique n'irait pas avec l'inconscient qui, ne connaissant pas le temps, ne connaîtrait pas davantage la contradiction. On se sert pour ça de la référence freudienne. Pourtant, ce n'est pas une objection. Ce n'est pas une objection dès lors qu'il y a des logiques qui admettent à la base la contradiction. Elle font au moins sa place à la contradiction et de façon opératoire. Elles ne l'excluent pas et pourtant elles se formalisent, c'est-à-dire qu'elles sont des logiques de purs mathèmes.
Это, очевидно, предполагает иную логику, чем та, которую мы считаем классической. Можно себе представить, что логика не пошла бы вразрез с бессознательным, которое, не зная времени, не знало бы еще большего противоречия. Для этого мы используем фрейдовскую отсылку. Однако это не возражение. Это не является возражением, поскольку есть логики, которые в основе своей допускают противоречие. Она, по крайней мере, дает место противоречию и в оперативном плане. Они не исключают этого, и все же они формализуются, то есть являются логиками чистой математики.
Si on ne se souvient pas de ça, on laisse carrière à l'obscurantisme à propos de l'inconscient - obscurantisme où Lacan pose le nom de Jung et même celui d'Abraham. Cet obscurantisme a libre carrière dès lors que l'on pose que l'inconscient n'a rien à faire avec la logique mais qu'il a affaire avec l'instinct, la maturation, la biologie, alors que ce qui intéresse précisément le cas, chaque cas, c'est son rapport à la structure.
Если мы этого не помним, то оставим мракобесие о бессознательном – мракобесие, в котором Лакан упоминает имя Юнга и даже имя Абрахама. Этот мракобесие получает свободу действий, если исходить из того, что бессознательное не имеет ничего общего с логикой, а имеет дело с инстинктом, созреванием, биологией, тогда то, что конкретно интересует случай, каждый случай, так это его отношение к структуре.
Случай и парадигма
Cette structure, en tant quelle intéresse le cas, on peut l'entendre au moins de trois façons. Le cas intéresse la structure d'abord comme structure clinique. Il n'y a pas de cas qui vaille s'il n'a rapport à la structure, que ce soit la structure clinique, la structure du discours analytique, ou la structure prise absolument. Il y a en effet, chez Lacan, cet usage de dire la structure comme telle, avec le la d'unicité et de notoriété.
Эту структуру, как имеющую отношение к случаю, можно рассматривать как минимум тремя способами. Случай интересует структуру в первую очередь как клиническую структуру. Нет ни одного стоящего случая, если он не имеет отношения к структуре, будь то клиническая структура, структура аналитического дискурса или структура, взятая абсолютно. Действительно, у Лакана есть такое выражение, как структура как таковая, с la уникальности и узнаваемости.
La structure prise absolument, c'est ce que Lacan écrit S(A barré). Je ne sais pourquoi se répand aujourd'hui cet usage défectueux de dire A barre au lieu de A barré. Lacan, à ma connaissance, n'a jamais dit ça. La barre n'est pas à côté, elle est dessus et, par là, il faut dire A barré. Je ne sors pas de là.
Взятая абсолютно структура – это то, что Лакан записывает как S (A перечеркнутое). Я не знаю, почему сегодня распространено это неправильное употребление «А черточка» вместо A перечеркнутое. Лакан, насколько мне известно, никогда этого не говорил. Черточка не рядом, она на ней, и под этим мы должны понимать A перечеркнутое. Я не сдвинусь с места.
Donc, sur un des trois modes que je viens d'évoquer - structure clinique, structure du discours analytique, structure prise absolument -, le cas doit se rapporter à la structure. C'est la condition pour que ce cas soit un paradigme. Ce terme s'est répandu à partir de l'accent porté sur ce dont Lacan s'est vanté, à savoir de ne pas prodiguer les exemples cliniques sinon pour les porter à la valeur du paradigme.
Итак, в одном из трех способов, о которых я только что говорил, – клинической структуре, структуре аналитического дискурса, структуре, взятой абсолютно, – случай должен соотноситься со структурой. Это условие для того, чтобы этот случай был парадигмой. Этот термин получил распространение из-за акцента на том, чем хвастался Лакан, а именно на том, что он не распространяет клинические примеры иначе как для того, чтобы придать им ценность парадигмы.
Tout le monde comprend, dans la langue française, ce terme de paradigme. C'est un terme qui est de l'ordre du vocabulaire presque courant. Mais quand Lacan l'utilise, et nous après lui, on peut tout de même gagner à se souvenir que paradigme est un terme spécialement platonicien, et qu'il comporte un rapport à la forme, à ces formes platoniciennes que Lacan n'hésitait pas à qualifier de signifiants. Il lui est arrivé de moquer Platon comme étant un débile flottant entre les discours, mais, sur un autre versant, ces formes platoniciennes sont pour lui autant de signifiants.
Все понимают во французском языке этот термин «парадигма». Это термин порядка почти общеупотребительной лексики. Но когда Лакан использует его, и мы вслед за ним, все же можно вспомнить, что парадигма – это особый платоновский термин, и что он имеет отношение к форме, к тем платоновским формам, которые Лакан без колебаний называл означающими. Он высмеивал Платона как идиота, плавающего между дискурсами, но, с другой стороны, рукой подать, с другой стороны, его платоновские формы для него столь же значимы.
C'est par là que le terme de paradigme a sa valeur. Paradigme veut dire ici exemple - exemple d'une forme, exemple sensible, exemple, dans les choses sensibles, de ces formes idéelles. Évidemment, si on rentre dans Platon, il y a des usages plus complexes, puisqu'à l'occasion c'est la forme même qui peut être dite paradigme - au sens de modèle – par rapport aux choses sensibles.
Именно в этом и заключается ценность термина парадигма. Парадигма здесь означает пример – пример формы, чувственный пример, пример в чувственных вещах этих идеальных форм. Очевидно, что если мы вернемся к Платону, есть более сложные варианты использования, поскольку иногда именно форму можно назвать парадигмой - в смысле модели – по отношению к чувственным вещам.
Je m'imagine que Lacan, lorsqu'il employait ce terme de paradigme, avait en tête cette petite étude, très connue en son temps, de Victor Goldschmidt : Le Paradigme dans la dialectique platonicienne. C'est un travail énorme puisque l'ensemble des dialogues de Platon pourrait être reclassé à partir de cette étude qui recense les différents usages des paradigmes platoniciens. Cette étude nous rappelle le procédé dialectique qu'est le paradigme, et dont l'exemple le plus clair est peut-être donné par Le Sophiste.
Я предполагаю, что Лакан, когда использовал этот термин «парадигма», имел в виду это небольшое, очень известное в свое время исследование Виктора Гольдшмидта: «Парадигма в платоновской диалектике». Это огромная работа, поскольку все диалоги Платона могут быть переклассифицированы на основе этого исследования, в котором рассматриваются различные варианты использования платоновских парадигм. Это исследование напоминает нам о диалектическом процессе, которым является парадигма, и, возможно, самый яркий пример которого приведен в «Софисте».
Je cite la traduction de Goldschmidt : «Or, quel que soit le sujet... » Il s'agit ici du sujet sur lequel on discute, puisque, dans les dialogues de Platon, on discute. C'est dur de discuter dans la psychanalyse. On s'essaye justement à propos des cas. Ce n'est sans doute pas un hasard si c'est à propos de ces cas qu'on discute finalement le plus. Sinon, on énonce. C'est ce que je fais ici.
Я цитирую перевод Гольдшмидта: «Итак, каков бы ни был предмет...». Здесь речь идет о предмете, о котором мы дискутируем, поскольку в диалогах Платона мы дискутируем. В психоанализе трудно дискутировать. Мы пробуем именно в отношении случаев. Несомненно, не случайно, что именно об этих случаях в конечном итоге больше всего дискутируют. В противном случае мы констатируем. Это то, что я здесь делаю.
Je reprends la citation : «Or, quel que soit le sujet, il faut toujours se mettre d'accord sur la chose même plutôt que sur le nom seul sans definition. Mais dans toutes les grandes entreprises qu'il faut mener à bonne fin, une règle générale et ancienne veut qu'on s'y entraîne au réglable sur des sujets petits et faciles, avant d'aborder les plus grands. Voilà la route que je te propose, à moins que tu n'en aies, toi, une autre plus accessible à indiquer. - Non, je n'en ai pas. - Veux-tu donc que nous poursuivions quelque objet banal, pour essayer de le poser comme paradigme de notre grand sujet ?».
Я возвращаюсь к цитате: «Итак, каким бы ни был предмет, всегда следует соглашаться о самой вещи, а не о названии без определения. Но во всех крупных начинаниях, которые необходимо довести до конца, существует общее и древнее правило, согласно которому нужно сначала потренироваться на мелких и простых предметах, прежде чем переходить к более крупным. Вот маршрут, который я предлагаю тебе, если только у тебя нет другого, более доступного, на который ты мог бы указать. - Нет, у меня таких нет. «Итак, ты хочешь, чтобы мы преследовали какой-то банальный объект, чтобы попытаться представить его в качестве парадигмы нашей большой темы?».
Voilà un passage du Sophiste qui situe le paradigme comme un exercice préalable pour la réflexion et qui peut être un exemple comme on l'utilise en grammaire. Si vous voulez savoir comment décliner en latin telle classe de mots, vous en donnez l'exemple sur un mot qui vaudra pour tous les éléments de cette classe. De la même façon, pour les verbes français, on vous apprend des déclinaisons paradigmatiques. Si vous savez décliner le verbe aimer à ses différentes personnes et à ses différents temps, vous savez alors aussi décliner le verbe manger, mais pas, pour le verbe haïr.
Вот отрывок из «Софиста», который рассматривает парадигму как предварительное упражнение для размышлений и который может быть примером, используемым в грамматике. Если вы хотите знать, как склонять на латыни такой класс слов, вы приводите пример этого слова, которое будет относиться ко всем элементам этого класса. Точно так же для французских глаголов вас учат парадигматическим склонениям. Если вы умеете склонять глагол «любить» по разным лицам и временам, то вы также умеете склонять глагол «есть», но не глагол «ненавидеть».
Mais enfin, le paradigme ne s'arrête pas là. Ça ne s'arrête pas à cet usage d'un objet banal avant d'aborder le grand sujet, encore que c'est une valeur de choisir un terme qu'on se réserve pour la suite, et de prendre d'abord quelque chose qui apparemment n'a pas beaucoup d'importance, à quoi on ne tient pas, et qui neutralise l'affect qu'on pourrait avoir pour ce qui est la chose même dont il s'agit. À l'occasion, on s'aperçoit que ce qu'on avait choisi et mis de côté comme banal a peut-être des rapports plus étroits qu'on ne le croyait au départ avec ce qu'il s'agissait d'illustrer. Il s'avère alors que le choix du paradigme n'est pas aventuré, hasardeux. Après tout, il trouve souvent mais pas toujours, une valeur éminente.
Но, наконец, на этом парадигма не заканчивается. Она не останавливается на использовании банального объекта до того, как мы перейдем к большому предмету, хотя стоит выбрать термин, который мы оставляем на будущее, и сначала взять то, что, по-видимому, не имеет большого значения, чего мы не придерживаемся, и который нейтрализует влияние, которое мы могли бы оказать на то, о чем идет речь. Иногда мы обнаруживаем, что то, что мы выбрали и отбросили как банальное, возможно, имеет более тесную связь с тем, что должно было быть проиллюстрировано, чем мы изначально предполагали. Тогда выясняется, что выбор парадигмы не является рискованным, случайным. В конце концов, он часто, но не всегда, представляет выдающуюся ценность.
Alors, qu'est-ce qui fait la valeur propre du paradigme ? C'est qu'il présente un cas particulier, mais que, de ce particulier, on peut tirer des conséquences qui valent pour le général, qui valent pour le genre. On peut, de ce particulier, et avec l'avantage que donne cette incarnation banale, remonter à ce que nous devons appeler, nous, non pas le genre mais la structure.
Итак, что составляет собственное значение парадигмы? Дело в том, что она представляет собой частный случай, но из которого мы можем сделать выводы, которые имеют значение для общего, которые имеют значение для рода. От этого частногои с тем преимуществом, которое дает это банальное воплощение, мы можем вернуться к тому, что мы должны называть не род, а структурой.
Ce qui fait d'un exemple un paradigme, y compris dans la grammaire, c'est que c'est un cas d'où on exhibe la structure. Élever l'exemple clinique au paradigme, c'est exhiber la structure dans le cas.
Что делает пример парадигмой, в том числе и в грамматике, так это случай, на котором демонстрируется структура. Поднять клинический пример до уровня парадигмы – значит показать структуру в случае.
Реализм структуры
Ce n'est donc pas un hasard si Lacan introduit un tel terme platonicien dans sa clinique. C'est rappeler que la clinique psychanalytique et l'expérience analytique sont réalistes. Ça veut dire qu'elles ne sont pas nominalistes. Je me suis déjà expliqué là-dessus. J'ai déjà expliqué le choix par Lacan du réalisme au sens médiéval par rapport au nominalisme.
C'est un choix qui au premier abord pourrait paraître paradoxal, dès lors qu'on peut très bien penser que le nominalisme met avant tout l'accent sur le signifiant. Il faut bien dire que la plupart des structuralistes se croient nominalistes. Roland Barthes, par exemple, se croyait nominaliste. J'ai fait valoir naguère en quoi Lacan s'en distingue. Il s'en distingue par son réalisme de la structure.
Поэтому не случайно Лакан вводит этот платоновский термин в свою клинику. Это напоминание о том, что психоаналитическая клиника и аналитический опыт реалистичны. Это значит, что они не номиналисты. Я уже объяснялся по этому поводу раньше. Я уже объяснял выбор Лаканом реализма в средневековом смысле, а не в смысле номинализма. Это выбор, который на первый взгляд может показаться парадоксальным, поскольку вполне можно предположить, что номинализм в первую очередь ставит акцент на означающем. Надо сказать, что большинство структуралистов считают себя номиналистами. Ролан Барт, например, считал себя номиналистом. Я уже говорил ранее, чем Лакан отличается от него. Он отличается от него своим реализмом структуры.
Je vous conseille à ce propos de lire un livre qui vient de sortir et qui ne sera pas, loin de là, un succès de librairie. Ce livre s'intitule Le Statut parisien des nominalistes. L'auteur en est un nommé Paqué. C'est paru au PUF. J'ai passé une partie de la nuit dernière à dévorer cet ouvrage. C'est vraiment la première fois que l'on comprend quelque chose à cette affaire. C'est un ouvrage qui est sorti en allemand en 1977 et qui vient d'être traduit par Martineau qui est un éminent traducteur de Heidegger. C'est la première fois que l'on comprend quelque chose dans cette affaire sombre du statut parisien des nominalistes.
В этой связи я бы посоветовал вам прочитать только что вышедшую в свет книгу, которая, безусловно, не будет иметь успеха в книжном магазине. Книга называется «Парижский статус номиналистов». Автором является человек по фамилии Паке. Книга издана в PUF. Я провел часть прошлой ночи, поглощенный этой книгой. Это действительно первый раз, когда мы что-то понимаем в этом деле. Это произведение было опубликовано на немецком языке в 1977 году и только что переведено Мартино, выдающимся переводчиком Хайдеггера. Это первый случай, когда мы что-то понимаем в этом темном деле о парижском статусе номиналистов.
C'est un texte, un édit qui est un pas célèbre dans la logique médiévale, qui date de 1340, et par lequel la Sorbonne condamnait apparemment la doctrine de Guillaume d'Occam, celui que son rasoir a quand même rendu notoire. Seulement, on n'a jamais vraiment compris de quoi il s'agissait. Cet édit montre qu'à l'époque on prenait vraiment au sérieux ces questions-là. Il y a bien une sorte de statut parisien de Lacan et des lacaniens. C'est vrai, il y a eu une sorte d'édit d'excommunication mais qui n'avait tout de même pas la portée de celui dont nous parlons ici et qui précipitait quand même des gens dans des châteaux-forts amis pour se garder de la prise par corps.
Это текст, указ, который является известным шагом в средневековой логике, датируемый 1340 годом, и посредством которого Сорбонна, по-видимому, осудила доктрину Вильгельма Оккама, которого его бритва все же сделала печально известным. Только мы так и не поняли толком, о чем идет речь. Этот указ показывает, что в то время к этим вопросам действительно относились серьезно. Действительно, существует своего рода парижский статус Лакана и лаканистов. Это правда, был своего рода указ об отлучении, но он не имел такого масштаба, о котором мы здесь говорим, и все же отправлял людей в дружественные замки-крепости, чтобы уберечься от захвата тел.
À l'époque, quand on ne touchait pas comme il fallait au signifiant on risquait gros. C'est tout à fait différent de ce qu'il nous arrive aujourd'hui, où il faut vraiment employer le bazooka pour se faire prendre au sérieux. On ne prend pas les nominalistes aussi au sérieux que les terroristes. À l'époque, les nominalistes étaient certainement des terroristes.
В то время, когда мы не касались означающего должным образом, мы сильно рисковали. Это совершенно не похоже на то, что происходит с нами сегодня, когда вам действительно нужно использовать базуку, чтобы к вам отнеслись серьезно. К номиналистам не относятся так серьезно, как к террористам. В то время номиналисты, безусловно, были террористами.
Le problème de cet édit c'est que l'on n'a jamais vraiment compris qui ça visait. Ça montre que la scolastique était déjà épaisse pour les scolastiques eux-mêmes. Il étaient déjà, à l'époque, presque aussi embarrassés que nous, et il a fallu ce monsieur Paqué pour nous expliquer les dessous incroyablement subtils de ce Statut parisien.
Проблема этого указа в том, что мы так и не поняли, на кого он был направлен. Это показывает, что схоластика была густой уже для самих схоластов. В то время они уже были почти в так же сбиты с толку, как и мы, и потребовался этот господин Паке, чтобы объяснить нам невероятно тонкие стороны этого Парижского статуса.
Paqué nous fait valoir que ça a été signé par le recteur Buridan qui était lui-même un occamiste, et dont il faut penser qu'il s'était arrangé dans ses condamnations pour que personne n'y retrouve ses petits et qu'ainsi les nominalistes puissent continuer tranquillement leur travail de sape comme auparavant.
Паке утверждает, что оно было подписано ректором Буриданом, который сам был оккамистом и, надо полагать, в своих приговорах позаботился о том, чтобы никто не нашел в них его детей, и чтобы номиналисты могли спокойно продолжать свою подрывную работу, как и раньше.
Именно в этом и заключается ценность термина парадигма. Парадигма здесь означает пример – пример формы, чувственный пример, пример в чувственных вещах этих идеальных форм. Очевидно, что если мы вернемся к Платону, есть более сложные варианты использования, поскольку иногда именно форму можно назвать парадигмой - в смысле модели – по отношению к чувственным вещам.
Je m'imagine que Lacan, lorsqu'il employait ce terme de paradigme, avait en tête cette petite étude, très connue en son temps, de Victor Goldschmidt : Le Paradigme dans la dialectique platonicienne. C'est un travail énorme puisque l'ensemble des dialogues de Platon pourrait être reclassé à partir de cette étude qui recense les différents usages des paradigmes platoniciens. Cette étude nous rappelle le procédé dialectique qu'est le paradigme, et dont l'exemple le plus clair est peut-être donné par Le Sophiste.
Я предполагаю, что Лакан, когда использовал этот термин «парадигма», имел в виду это небольшое, очень известное в свое время исследование Виктора Гольдшмидта: «Парадигма в платоновской диалектике». Это огромная работа, поскольку все диалоги Платона могут быть переклассифицированы на основе этого исследования, в котором рассматриваются различные варианты использования платоновских парадигм. Это исследование напоминает нам о диалектическом процессе, которым является парадигма, и, возможно, самый яркий пример которого приведен в «Софисте».
Je cite la traduction de Goldschmidt : «Or, quel que soit le sujet... » Il s'agit ici du sujet sur lequel on discute, puisque, dans les dialogues de Platon, on discute. C'est dur de discuter dans la psychanalyse. On s'essaye justement à propos des cas. Ce n'est sans doute pas un hasard si c'est à propos de ces cas qu'on discute finalement le plus. Sinon, on énonce. C'est ce que je fais ici.
Я цитирую перевод Гольдшмидта: «Итак, каков бы ни был предмет...». Здесь речь идет о предмете, о котором мы дискутируем, поскольку в диалогах Платона мы дискутируем. В психоанализе трудно дискутировать. Мы пробуем именно в отношении случаев. Несомненно, не случайно, что именно об этих случаях в конечном итоге больше всего дискутируют. В противном случае мы констатируем. Это то, что я здесь делаю.
Je reprends la citation : «Or, quel que soit le sujet, il faut toujours se mettre d'accord sur la chose même plutôt que sur le nom seul sans definition. Mais dans toutes les grandes entreprises qu'il faut mener à bonne fin, une règle générale et ancienne veut qu'on s'y entraîne au réglable sur des sujets petits et faciles, avant d'aborder les plus grands. Voilà la route que je te propose, à moins que tu n'en aies, toi, une autre plus accessible à indiquer. - Non, je n'en ai pas. - Veux-tu donc que nous poursuivions quelque objet banal, pour essayer de le poser comme paradigme de notre grand sujet ?».
Я возвращаюсь к цитате: «Итак, каким бы ни был предмет, всегда следует соглашаться о самой вещи, а не о названии без определения. Но во всех крупных начинаниях, которые необходимо довести до конца, существует общее и древнее правило, согласно которому нужно сначала потренироваться на мелких и простых предметах, прежде чем переходить к более крупным. Вот маршрут, который я предлагаю тебе, если только у тебя нет другого, более доступного, на который ты мог бы указать. - Нет, у меня таких нет. «Итак, ты хочешь, чтобы мы преследовали какой-то банальный объект, чтобы попытаться представить его в качестве парадигмы нашей большой темы?».
Voilà un passage du Sophiste qui situe le paradigme comme un exercice préalable pour la réflexion et qui peut être un exemple comme on l'utilise en grammaire. Si vous voulez savoir comment décliner en latin telle classe de mots, vous en donnez l'exemple sur un mot qui vaudra pour tous les éléments de cette classe. De la même façon, pour les verbes français, on vous apprend des déclinaisons paradigmatiques. Si vous savez décliner le verbe aimer à ses différentes personnes et à ses différents temps, vous savez alors aussi décliner le verbe manger, mais pas, pour le verbe haïr.
Вот отрывок из «Софиста», который рассматривает парадигму как предварительное упражнение для размышлений и который может быть примером, используемым в грамматике. Если вы хотите знать, как склонять на латыни такой класс слов, вы приводите пример этого слова, которое будет относиться ко всем элементам этого класса. Точно так же для французских глаголов вас учат парадигматическим склонениям. Если вы умеете склонять глагол «любить» по разным лицам и временам, то вы также умеете склонять глагол «есть», но не глагол «ненавидеть».
Mais enfin, le paradigme ne s'arrête pas là. Ça ne s'arrête pas à cet usage d'un objet banal avant d'aborder le grand sujet, encore que c'est une valeur de choisir un terme qu'on se réserve pour la suite, et de prendre d'abord quelque chose qui apparemment n'a pas beaucoup d'importance, à quoi on ne tient pas, et qui neutralise l'affect qu'on pourrait avoir pour ce qui est la chose même dont il s'agit. À l'occasion, on s'aperçoit que ce qu'on avait choisi et mis de côté comme banal a peut-être des rapports plus étroits qu'on ne le croyait au départ avec ce qu'il s'agissait d'illustrer. Il s'avère alors que le choix du paradigme n'est pas aventuré, hasardeux. Après tout, il trouve souvent mais pas toujours, une valeur éminente.
Но, наконец, на этом парадигма не заканчивается. Она не останавливается на использовании банального объекта до того, как мы перейдем к большому предмету, хотя стоит выбрать термин, который мы оставляем на будущее, и сначала взять то, что, по-видимому, не имеет большого значения, чего мы не придерживаемся, и который нейтрализует влияние, которое мы могли бы оказать на то, о чем идет речь. Иногда мы обнаруживаем, что то, что мы выбрали и отбросили как банальное, возможно, имеет более тесную связь с тем, что должно было быть проиллюстрировано, чем мы изначально предполагали. Тогда выясняется, что выбор парадигмы не является рискованным, случайным. В конце концов, он часто, но не всегда, представляет выдающуюся ценность.
Alors, qu'est-ce qui fait la valeur propre du paradigme ? C'est qu'il présente un cas particulier, mais que, de ce particulier, on peut tirer des conséquences qui valent pour le général, qui valent pour le genre. On peut, de ce particulier, et avec l'avantage que donne cette incarnation banale, remonter à ce que nous devons appeler, nous, non pas le genre mais la structure.
Итак, что составляет собственное значение парадигмы? Дело в том, что она представляет собой частный случай, но из которого мы можем сделать выводы, которые имеют значение для общего, которые имеют значение для рода. От этого частногои с тем преимуществом, которое дает это банальное воплощение, мы можем вернуться к тому, что мы должны называть не род, а структурой.
Ce qui fait d'un exemple un paradigme, y compris dans la grammaire, c'est que c'est un cas d'où on exhibe la structure. Élever l'exemple clinique au paradigme, c'est exhiber la structure dans le cas.
Что делает пример парадигмой, в том числе и в грамматике, так это случай, на котором демонстрируется структура. Поднять клинический пример до уровня парадигмы – значит показать структуру в случае.
Реализм структуры
Ce n'est donc pas un hasard si Lacan introduit un tel terme platonicien dans sa clinique. C'est rappeler que la clinique psychanalytique et l'expérience analytique sont réalistes. Ça veut dire qu'elles ne sont pas nominalistes. Je me suis déjà expliqué là-dessus. J'ai déjà expliqué le choix par Lacan du réalisme au sens médiéval par rapport au nominalisme.
C'est un choix qui au premier abord pourrait paraître paradoxal, dès lors qu'on peut très bien penser que le nominalisme met avant tout l'accent sur le signifiant. Il faut bien dire que la plupart des structuralistes se croient nominalistes. Roland Barthes, par exemple, se croyait nominaliste. J'ai fait valoir naguère en quoi Lacan s'en distingue. Il s'en distingue par son réalisme de la structure.
Поэтому не случайно Лакан вводит этот платоновский термин в свою клинику. Это напоминание о том, что психоаналитическая клиника и аналитический опыт реалистичны. Это значит, что они не номиналисты. Я уже объяснялся по этому поводу раньше. Я уже объяснял выбор Лаканом реализма в средневековом смысле, а не в смысле номинализма. Это выбор, который на первый взгляд может показаться парадоксальным, поскольку вполне можно предположить, что номинализм в первую очередь ставит акцент на означающем. Надо сказать, что большинство структуралистов считают себя номиналистами. Ролан Барт, например, считал себя номиналистом. Я уже говорил ранее, чем Лакан отличается от него. Он отличается от него своим реализмом структуры.
Je vous conseille à ce propos de lire un livre qui vient de sortir et qui ne sera pas, loin de là, un succès de librairie. Ce livre s'intitule Le Statut parisien des nominalistes. L'auteur en est un nommé Paqué. C'est paru au PUF. J'ai passé une partie de la nuit dernière à dévorer cet ouvrage. C'est vraiment la première fois que l'on comprend quelque chose à cette affaire. C'est un ouvrage qui est sorti en allemand en 1977 et qui vient d'être traduit par Martineau qui est un éminent traducteur de Heidegger. C'est la première fois que l'on comprend quelque chose dans cette affaire sombre du statut parisien des nominalistes.
В этой связи я бы посоветовал вам прочитать только что вышедшую в свет книгу, которая, безусловно, не будет иметь успеха в книжном магазине. Книга называется «Парижский статус номиналистов». Автором является человек по фамилии Паке. Книга издана в PUF. Я провел часть прошлой ночи, поглощенный этой книгой. Это действительно первый раз, когда мы что-то понимаем в этом деле. Это произведение было опубликовано на немецком языке в 1977 году и только что переведено Мартино, выдающимся переводчиком Хайдеггера. Это первый случай, когда мы что-то понимаем в этом темном деле о парижском статусе номиналистов.
C'est un texte, un édit qui est un pas célèbre dans la logique médiévale, qui date de 1340, et par lequel la Sorbonne condamnait apparemment la doctrine de Guillaume d'Occam, celui que son rasoir a quand même rendu notoire. Seulement, on n'a jamais vraiment compris de quoi il s'agissait. Cet édit montre qu'à l'époque on prenait vraiment au sérieux ces questions-là. Il y a bien une sorte de statut parisien de Lacan et des lacaniens. C'est vrai, il y a eu une sorte d'édit d'excommunication mais qui n'avait tout de même pas la portée de celui dont nous parlons ici et qui précipitait quand même des gens dans des châteaux-forts amis pour se garder de la prise par corps.
Это текст, указ, который является известным шагом в средневековой логике, датируемый 1340 годом, и посредством которого Сорбонна, по-видимому, осудила доктрину Вильгельма Оккама, которого его бритва все же сделала печально известным. Только мы так и не поняли толком, о чем идет речь. Этот указ показывает, что в то время к этим вопросам действительно относились серьезно. Действительно, существует своего рода парижский статус Лакана и лаканистов. Это правда, был своего рода указ об отлучении, но он не имел такого масштаба, о котором мы здесь говорим, и все же отправлял людей в дружественные замки-крепости, чтобы уберечься от захвата тел.
À l'époque, quand on ne touchait pas comme il fallait au signifiant on risquait gros. C'est tout à fait différent de ce qu'il nous arrive aujourd'hui, où il faut vraiment employer le bazooka pour se faire prendre au sérieux. On ne prend pas les nominalistes aussi au sérieux que les terroristes. À l'époque, les nominalistes étaient certainement des terroristes.
В то время, когда мы не касались означающего должным образом, мы сильно рисковали. Это совершенно не похоже на то, что происходит с нами сегодня, когда вам действительно нужно использовать базуку, чтобы к вам отнеслись серьезно. К номиналистам не относятся так серьезно, как к террористам. В то время номиналисты, безусловно, были террористами.
Le problème de cet édit c'est que l'on n'a jamais vraiment compris qui ça visait. Ça montre que la scolastique était déjà épaisse pour les scolastiques eux-mêmes. Il étaient déjà, à l'époque, presque aussi embarrassés que nous, et il a fallu ce monsieur Paqué pour nous expliquer les dessous incroyablement subtils de ce Statut parisien.
Проблема этого указа в том, что мы так и не поняли, на кого он был направлен. Это показывает, что схоластика была густой уже для самих схоластов. В то время они уже были почти в так же сбиты с толку, как и мы, и потребовался этот господин Паке, чтобы объяснить нам невероятно тонкие стороны этого Парижского статуса.
Paqué nous fait valoir que ça a été signé par le recteur Buridan qui était lui-même un occamiste, et dont il faut penser qu'il s'était arrangé dans ses condamnations pour que personne n'y retrouve ses petits et qu'ainsi les nominalistes puissent continuer tranquillement leur travail de sape comme auparavant.
Паке утверждает, что оно было подписано ректором Буриданом, который сам был оккамистом и, надо полагать, в своих приговорах позаботился о том, чтобы никто не нашел в них его детей, и чтобы номиналисты могли спокойно продолжать свою подрывную работу, как и раньше.
Monsieur Paqué, qui n'est pas un logicien de profession mais un diplomate - il a passé sa vie dans les instances internationales -, fait en passant un sort à la personnalité de Buridan. Vous connaissez Occam par son rasoir, et vous connaissez aussi l'âne de Buridan. C'est un paradigme logique. Un âne est situé entre deux meules de foin et il ne sait pas laquelle manger. Donc, si ça reste comme ça, il va mourir.
Месье Паке, который по профессии не логик, а дипломат – он провел свою жизнь на международных форумах – мимоходом накладывает заклинание на личность Буридана. Вы знаете Оккама по его бритве, и вы также знаете осла Буридана. Это логическая парадигма. Осел лежит между двумя стогами сена и не знает, какой из них съесть. Так что, если так и останется, он умрет.
On n'a jamais su de quoi, c'était le paradigme. Ça peut servir à des tas de choses. Par exemple que quand l'estomac lui tirera un peu, l'âne mangera n'importe quelle meule. Ça peut aussi bien conduire à une exaltation de la liberté de décision sans fondements argumentés. Ça peut encore illustrer le doute. Ça se prête à beaucoup de choses. En fait, ça montre simplement que Buridan n'était pas un âne, et qu'à sa façon de tordre le signifiant, on ne savait pas si c'était oui ou non.
Мы никогда не знали, в чем заключалась парадигма. Оно может быть полезно для многих вещей. Например, что, когда немного тянет желудок сосет под ложечкой, осел съест любой жернов. Это также может привести к возвышению свободы принятия решений без каких-либо аргументированных оснований. Это может еще раз проиллюстрировать сомнения. Это подходит для многих вещей. На самом деле, это просто показывает, что Буридан не был ослом, и по тому, как он искажал означающее, мы не знали, так это или нет.
Vous connaissez la légende à propos de Buridan et de la reine Jeanne dans la tour de Nesle. La famille royale, en ce XIVe siècle, s'en payait de bonnes du côté féminin. La reine attirait des jeunes gens pour des orgies, et les ensuite en les jetant dans la Seine. La légende veut que Buridan y soit allé et qu'il s'en soit tiré. Il avait demandé, au moment où on le liait, de lui laisser le bras droit libre pour pouvoir faire le signe de croix dans l'eau. Il y avait aussi des copains sur la Seine pour le tirer de là.
Вы знаете легенду о Буридане и королеве Жанне в башне Несле. Королевская семья в четырнадцатом веке хорошо расплачивалась за это с женской стороны. Королева заманивала молодых людей на оргии, а затем уничтожала их, бросая в Сену. Легенда гласит, что Буридан отправился туда и сбежал. Когда его связывали, он попросил, чтобы его правая рука была свободна, чтобы он мог совершить крестное знамение в воде. Были также приятели на Сене, чтобы вытащить его оттуда.
Ça rend vraisemblables les astuces incroyables qui sont incluses dans ce Statut parisien des nominalistes. La bulle d'excommunication de Lacan qui avait été rédigée par l'IPA est bien loin de ces finesses. Je vous recommande la lecture de ce volume de Paqué. C'est la première fois que l'on a une présentation aussi vivante des débats de cette époque, à partir d'un document d'autorité, d'un signifiant maître trafiqué de tous les côtés.
Это делает правдоподобными невероятные трюки, которые включены в этот «Парижский устав номиналистов». Лакановская булла об отлучении, составленная IPA, далека от этих тонкостей. Я рекомендую вам ознакомиться с этим томом Паке. Впервые мы получили такое яркое представление о дебатах того времени из авторитетного документа, от авторитетного мастера, означающего мэтра, подделанного со всех сторон.
Le nominalisme, il est sympathique aux auteurs. Il est en effet subversif dans l'histoire de la pensée. Il constitue une rupture dans la pensée sur le langage et dans la pensée - rupture qui prépare ce dont on se glorifie sous les espèces de la pensée moderne. Le nominalisme, ça consiste d'abord à poser - je simplifie outrageusement - que la seule réalité c'est les choses singulières de l'expérience, les choses singulières qui existent hors de l'âme, c'est-à-dire hors de la sphère de la conscience.
Номинализм, он симпатичен авторам. У него есть подрывной эффект в истории мысли. Он представляет собой разрыв мысли в языке и разрыв в мысли – разрыв, который подготавливает то, чем мы прославляемся в видах современной мысли. Номинализм состоит, во-первых, в том, чтобы утверждать – я чрезмерно упрощаю – что единственная реальность – это сингулярные вещи опыта, сингулярные вещи, которые существуют вне души, то есть вне сферы сознания.
Si la seule réalité, c'est ce qui existe un par un dans l'expérience, l'universel et les formes ne sont alors que des concepts - des concepts avec ce que ça comporte d'arbitraire. Ces concepts, en effet, on peut les changer. C'est là, aussi bien, ouvrir une large carrière au maître et possesseur de la nature. On a désigné les nominalistes par le fait que pour eux les universalia étaient autant de conceptus, autant de terminus. On les a appelés terministes ou conceptistes.
Если единственная реальность – это то, что существует одно за другим в опыте, то универсальное и формы – это всего лишь концепции – концепции, в которых присутствует произвол. Эти концепции, действительно, можно изменить. Это также открывает широкую карьеру для госопдина и владельца природы. Номиналистов выделяли тем, что для них универсалии были как бы концептом, как бы терминусом. Их называли терминистами или концептуалистами.
Si ça a fait une insurrection, c'est que ça avait des conséquences politiques tout à fait certaines. Si l'Église et le pape ne sont que de l'ordre du conceptus, ils vacillent sur leur base. C'est une atteinte à l'autorité que de rappeler que le signifiant maître n'est qu'un semblant. C'est là la valeur de ce nominalisme.
Если оно привело к восстанию, то потому, что оно имело вполне определенные политические последствия. Если Церковь и папа придерживаются только порядка концепта, они колеблются в своей основе. Оскорблением авторитета является напоминание о том, что господское означающее – это всего лишь кажимость. В этом ценность этого номинализма.
Ce n'est pourtant pas la voie que choisit Lacan. La voie qu'il choisit, et précisément dans sa logique et sa clinique, c'est la voie ancienne, c'est la voie du réalisme. C'est celle qui pose que les universalia, ou disons plutôt les formes, les signifiants, ne sont pas des concepts. Le signifiant a bien sûr un versant qui touche au semblant, spécialement dans le discours du maître. Mais le signifiant a un autre versant.
Однако это не тот путь, который выбирает Лакан. Путь, который он выбирает, и именно в его логике и клинике, это древний путь, это путь реализма. Именно она утверждает, что универсалии, или, скорее, формы, означающие, не являются концепциями. У означающего, конечно, есть сторона, которая касается кажимости, особенно в дискурсе господина. Но у означающего есть и другая сторона.
Il y a un autre versant où le signifiant est une chose, une res. Il faut ici prendre la précaution de dire qu'en l'occurrence chose ou res, c'est Sache et non Ding. Nous ne parlons pas ici de la Chose. Il s'agit d'une chose, d'une res au sens de Sache, c'est-à-dire que là, ça existe, ça existe au dehors de l'âme. Le réalisme, c'est de poser que les choses singulières n'existent pas seulement dans la réalité.
Есть еще одна сторона, где означающее – это вещь, res. Здесь мы должны принять меры предосторожности, сказав, что в данном случае вещь или res – это вещь (Sache), а не вещь (Ding). Мы не говорим здесь о Вещи. Речь идет об одной вещи, о res в смысле Sache, то есть о том, что она существует, существует вне души. Реализм состоит в том, чтобы утверждать, что единичные вещи существуют не только в реальности.
C'est de poser que dans la réalité il existe aussi les universalia. Il n'existe pas seulement cette chose rouge et puis cette autre chose rouge - on pourrait les compter. Le réalisme pose que le rouge, la couleur rouge, ça existe plus vraiment que les choses rouges. Pour les réalistes, la chose particulière, ce n'est qu'un cas. C'est quelque chose qui tombe de l'universel. C'est un cas passager de la res universalis.
Это означает, что в реальности также существуют универсалии. Не существует только этой красной вещи, а затем другой красной вещи – их можно было бы сосчитать. Реализм утверждает, что красный, красный цвет существует более реально, чем красные вещи. Для реалистов частная вещь – это всего лишь случай. Это то, что выпадает из универсального. Это случай преходящий в res universalis.
Évidemment, nous, aujourd'hui, nous avons du mal à saisir ça. Aujourd'hui, à la différence de ce que c'était au XIVe siècle, c'est le réalisme qui est subversif. Nous sommes, en effet tous nominalistes, nous sommes à traiter les signifiants comme des représentations de conscience. C'est bien pourquoi Lacan ne fait pas équivaloir le signifiant à la représentation. Ça serait du nominalisme. Il fait équivaloir le signifiant au représentant de la représentation. Il met tout l'accent sur cette différence.
Очевидно, что нам сегодня трудно это понять. Сегодня, в отличие от того, что было в четырнадцатом веке, именно реализм являетсят тем, что ниспровергает. Действительно, мы все номиналисты, мы относимся к означающим как к репрезентациям сознания. Именно поэтому Лакан не отождествляет означающее с репрезентацией. Это было бы номинализмом. Он делает означающее эквивалентным репрезентации репрезентации. Он делает акцент на этом различии.
Месье Паке, который по профессии не логик, а дипломат – он провел свою жизнь на международных форумах – мимоходом накладывает заклинание на личность Буридана. Вы знаете Оккама по его бритве, и вы также знаете осла Буридана. Это логическая парадигма. Осел лежит между двумя стогами сена и не знает, какой из них съесть. Так что, если так и останется, он умрет.
On n'a jamais su de quoi, c'était le paradigme. Ça peut servir à des tas de choses. Par exemple que quand l'estomac lui tirera un peu, l'âne mangera n'importe quelle meule. Ça peut aussi bien conduire à une exaltation de la liberté de décision sans fondements argumentés. Ça peut encore illustrer le doute. Ça se prête à beaucoup de choses. En fait, ça montre simplement que Buridan n'était pas un âne, et qu'à sa façon de tordre le signifiant, on ne savait pas si c'était oui ou non.
Мы никогда не знали, в чем заключалась парадигма. Оно может быть полезно для многих вещей. Например, что, когда немного тянет желудок сосет под ложечкой, осел съест любой жернов. Это также может привести к возвышению свободы принятия решений без каких-либо аргументированных оснований. Это может еще раз проиллюстрировать сомнения. Это подходит для многих вещей. На самом деле, это просто показывает, что Буридан не был ослом, и по тому, как он искажал означающее, мы не знали, так это или нет.
Vous connaissez la légende à propos de Buridan et de la reine Jeanne dans la tour de Nesle. La famille royale, en ce XIVe siècle, s'en payait de bonnes du côté féminin. La reine attirait des jeunes gens pour des orgies, et les ensuite en les jetant dans la Seine. La légende veut que Buridan y soit allé et qu'il s'en soit tiré. Il avait demandé, au moment où on le liait, de lui laisser le bras droit libre pour pouvoir faire le signe de croix dans l'eau. Il y avait aussi des copains sur la Seine pour le tirer de là.
Вы знаете легенду о Буридане и королеве Жанне в башне Несле. Королевская семья в четырнадцатом веке хорошо расплачивалась за это с женской стороны. Королева заманивала молодых людей на оргии, а затем уничтожала их, бросая в Сену. Легенда гласит, что Буридан отправился туда и сбежал. Когда его связывали, он попросил, чтобы его правая рука была свободна, чтобы он мог совершить крестное знамение в воде. Были также приятели на Сене, чтобы вытащить его оттуда.
Ça rend vraisemblables les astuces incroyables qui sont incluses dans ce Statut parisien des nominalistes. La bulle d'excommunication de Lacan qui avait été rédigée par l'IPA est bien loin de ces finesses. Je vous recommande la lecture de ce volume de Paqué. C'est la première fois que l'on a une présentation aussi vivante des débats de cette époque, à partir d'un document d'autorité, d'un signifiant maître trafiqué de tous les côtés.
Это делает правдоподобными невероятные трюки, которые включены в этот «Парижский устав номиналистов». Лакановская булла об отлучении, составленная IPA, далека от этих тонкостей. Я рекомендую вам ознакомиться с этим томом Паке. Впервые мы получили такое яркое представление о дебатах того времени из авторитетного документа, от авторитетного мастера, означающего мэтра, подделанного со всех сторон.
Le nominalisme, il est sympathique aux auteurs. Il est en effet subversif dans l'histoire de la pensée. Il constitue une rupture dans la pensée sur le langage et dans la pensée - rupture qui prépare ce dont on se glorifie sous les espèces de la pensée moderne. Le nominalisme, ça consiste d'abord à poser - je simplifie outrageusement - que la seule réalité c'est les choses singulières de l'expérience, les choses singulières qui existent hors de l'âme, c'est-à-dire hors de la sphère de la conscience.
Номинализм, он симпатичен авторам. У него есть подрывной эффект в истории мысли. Он представляет собой разрыв мысли в языке и разрыв в мысли – разрыв, который подготавливает то, чем мы прославляемся в видах современной мысли. Номинализм состоит, во-первых, в том, чтобы утверждать – я чрезмерно упрощаю – что единственная реальность – это сингулярные вещи опыта, сингулярные вещи, которые существуют вне души, то есть вне сферы сознания.
Si la seule réalité, c'est ce qui existe un par un dans l'expérience, l'universel et les formes ne sont alors que des concepts - des concepts avec ce que ça comporte d'arbitraire. Ces concepts, en effet, on peut les changer. C'est là, aussi bien, ouvrir une large carrière au maître et possesseur de la nature. On a désigné les nominalistes par le fait que pour eux les universalia étaient autant de conceptus, autant de terminus. On les a appelés terministes ou conceptistes.
Если единственная реальность – это то, что существует одно за другим в опыте, то универсальное и формы – это всего лишь концепции – концепции, в которых присутствует произвол. Эти концепции, действительно, можно изменить. Это также открывает широкую карьеру для госопдина и владельца природы. Номиналистов выделяли тем, что для них универсалии были как бы концептом, как бы терминусом. Их называли терминистами или концептуалистами.
Si ça a fait une insurrection, c'est que ça avait des conséquences politiques tout à fait certaines. Si l'Église et le pape ne sont que de l'ordre du conceptus, ils vacillent sur leur base. C'est une atteinte à l'autorité que de rappeler que le signifiant maître n'est qu'un semblant. C'est là la valeur de ce nominalisme.
Если оно привело к восстанию, то потому, что оно имело вполне определенные политические последствия. Если Церковь и папа придерживаются только порядка концепта, они колеблются в своей основе. Оскорблением авторитета является напоминание о том, что господское означающее – это всего лишь кажимость. В этом ценность этого номинализма.
Ce n'est pourtant pas la voie que choisit Lacan. La voie qu'il choisit, et précisément dans sa logique et sa clinique, c'est la voie ancienne, c'est la voie du réalisme. C'est celle qui pose que les universalia, ou disons plutôt les formes, les signifiants, ne sont pas des concepts. Le signifiant a bien sûr un versant qui touche au semblant, spécialement dans le discours du maître. Mais le signifiant a un autre versant.
Однако это не тот путь, который выбирает Лакан. Путь, который он выбирает, и именно в его логике и клинике, это древний путь, это путь реализма. Именно она утверждает, что универсалии, или, скорее, формы, означающие, не являются концепциями. У означающего, конечно, есть сторона, которая касается кажимости, особенно в дискурсе господина. Но у означающего есть и другая сторона.
Il y a un autre versant où le signifiant est une chose, une res. Il faut ici prendre la précaution de dire qu'en l'occurrence chose ou res, c'est Sache et non Ding. Nous ne parlons pas ici de la Chose. Il s'agit d'une chose, d'une res au sens de Sache, c'est-à-dire que là, ça existe, ça existe au dehors de l'âme. Le réalisme, c'est de poser que les choses singulières n'existent pas seulement dans la réalité.
Есть еще одна сторона, где означающее – это вещь, res. Здесь мы должны принять меры предосторожности, сказав, что в данном случае вещь или res – это вещь (Sache), а не вещь (Ding). Мы не говорим здесь о Вещи. Речь идет об одной вещи, о res в смысле Sache, то есть о том, что она существует, существует вне души. Реализм состоит в том, чтобы утверждать, что единичные вещи существуют не только в реальности.
C'est de poser que dans la réalité il existe aussi les universalia. Il n'existe pas seulement cette chose rouge et puis cette autre chose rouge - on pourrait les compter. Le réalisme pose que le rouge, la couleur rouge, ça existe plus vraiment que les choses rouges. Pour les réalistes, la chose particulière, ce n'est qu'un cas. C'est quelque chose qui tombe de l'universel. C'est un cas passager de la res universalis.
Это означает, что в реальности также существуют универсалии. Не существует только этой красной вещи, а затем другой красной вещи – их можно было бы сосчитать. Реализм утверждает, что красный, красный цвет существует более реально, чем красные вещи. Для реалистов частная вещь – это всего лишь случай. Это то, что выпадает из универсального. Это случай преходящий в res universalis.
Évidemment, nous, aujourd'hui, nous avons du mal à saisir ça. Aujourd'hui, à la différence de ce que c'était au XIVe siècle, c'est le réalisme qui est subversif. Nous sommes, en effet tous nominalistes, nous sommes à traiter les signifiants comme des représentations de conscience. C'est bien pourquoi Lacan ne fait pas équivaloir le signifiant à la représentation. Ça serait du nominalisme. Il fait équivaloir le signifiant au représentant de la représentation. Il met tout l'accent sur cette différence.
Очевидно, что нам сегодня трудно это понять. Сегодня, в отличие от того, что было в четырнадцатом веке, именно реализм являетсят тем, что ниспровергает. Действительно, мы все номиналисты, мы относимся к означающим как к репрезентациям сознания. Именно поэтому Лакан не отождествляет означающее с репрезентацией. Это было бы номинализмом. Он делает означающее эквивалентным репрезентации репрезентации. Он делает акцент на этом различии.
S'il peut qualifier l'expression freudienne de représentant de la représentation, c'est parce que le signifiant est une chose au sens de Sache. C'est là un point crucial de l'enseignement de Lacan. Sinon on pourrait lui opposer la distinction freudienne de la représentation de mot et de la représentation de chose, pour faire valoir que ce qui compte pour Freud dans l'inconscient, ce sont les représentations de chose. À ce moment-là, on lit Freud comme s'il était un nominaliste. Lacan répond que quand Freud parle là des choses, il s'agit de signifiants. L'enseignement de Lacan porte sur ce point. C'est ce qui donne sa valeur à son retour à Freud.
Если возможно квалифицировать фрейдовскую фразу как репрезентатор репрезентации (представитель представления), то это потому, что означающее – это вещь в смысле Sache. Это важный момент в учении Лакана. В противном случае ему можно было бы противопоставить фрейдовское различие репрезентации слова и репрезентации вещи, чтобы утверждать, что для Фрейда в бессознательном важны репрезентации вещи. В этот момент мы читаем Фрейда так, как будто он был номиналистом. Лакан отвечает, что когда Фрейд говорит здесь о вещах, он имеет в виду означающие. Учение Лакана сосредоточено на этом моменте. Именно это придает ценность его возвращению к Фрейду.
Le signifiant n'est pas que semblant. Il n'est pas représentation mais représentant de la représentation. Les structures, telles les universalia, subsistent indépendamment. C'est ça le réalisme, et c'est ce qui est en jeu dans l'élévation du cas au paradigme. Les structures ne sont pas faites pour rester au placard, elles sont présentes dans le cas, et il s'agit de les y démontrer. Il s'agit d'enrichir ce que nous pouvons savoir de la structure à partir du cas. Il ne s'agit pas de jeter je ne sais quel discrédit sur la narration et lui substituer la logique. Il s'agit de rappeler, dans le compte-rendu de cas lui-même, le réalisme de la structure.
Означающее – лишь кажимость. Оно не репрезентация, но репрезент репрезентацию. Структуры, такие как универсалии, сохраняются независимо. В этом и заключается реализм, и это то, что поставлено на карту при возведении случая в парадигму. Структуры созданы не для того, чтобы оставаться в шкафу, они присутствуют в случае, и все дело в том, чтобы продемонстрировать их там. Речь идет о том, чтобы обогатить то, что мы можем узнать о структуре из случая. Речь идет не о том, чтобы дискредитировать повествование и заменить его логикой. Речь идет о том, чтобы напомнить в самом отчете о конкретном случае, о реализме структуры.
Ça nous ramène au rapport de la théorie des ensembles et de la psychanalyse, Nous ne pouvons pas en faire l'économie si nous voulons repérer la consistance logique de l'objet a, et donner sa formule à l'extimité.
Это возвращает нас к соотношению теории множеств и психоанализа, мы не можем экономить на этом, если хотим обнаружить логическую консистентность объекта а, и дать его формулу экстимности.
Парадокс Рассела
Premièrement, Lacan s'est vanté, sur un mode plaisant, d'avoir réduit la psychanalyse à la théorie des ensembles. Deuxièmement cette théorie des ensembles, dans l'usage qu'en fait Lacan, on peut la considérer comme un paradigme - un paradigme qui s'offre à l'analyste pour qu'il s'exerce, dans le mathème, aux passes et aux impasses que lui propose l'expérience analytique. Ce qui peut valoir comme paradigme, comme exercice préalable, c'est le noyau de paradoxes qui se découvre dès le commencement de la théorie des ensembles.
Во-первых, Лакан в шутливой форме хвастался, что свел психоанализ к теории множеств. Во-вторых, эту теорию множеств в том виде, в каком ее использует Лакан, можно рассматривать как парадигму – парадигму, которая предлагается аналитику для того, чтобы он мог в матеме использовать те переходы и тупики, которые предлагает ему аналитический опыт. Что может иметь значение в качестве парадигмы, в качестве предварительного упражнения, так это ядро парадоксов, которые обнаруживаются с самого начала теории множеств.
Troisièmement il faut dire que la théorie des ensembles n'est pas un paradigme parmi d'autres pour Lacan. En effet, ce qu'il qualifie être la structure même, à savoir S(A), il l'extrait précisément des paradoxes que démontre la théorie des ensembles. On a donc là un nœud, et on ne manquera pas de citations de Lacan qui peuvent se glisser sous une de ces trois rubriques: 1) la réduction de la psychanalyse à la théorie des ensembles. 2) le côte exercice de cette théorie. 3) le fait que ça qualifie la structure même.
В-третьих, следует сказать, что теория множеств не является для Лакана одной из парадигм среди других. Действительно, то, что он называет самой структурой, а именно S(А), он извлекает из парадоксов, которые демонстрирует теория множеств. Итак, здесь у нас есть завязка, и мы не будем упускать из виду цитаты Лакана, которые могут поместиться под одной из этих трех рубрик: 1) сведение психоанализа к теории множеств. 2) практическая сторона этой теории. 3) тот факт, что оно квалифицирует саму структуру.
On pourrait simplement faire la doxographie de Lacan. Rapporter des opinions de Lacan, c'est faire la doxographie de cette œuvre importante qui peut nourrir des opinions parfaitement contradictoires. On peut faire se battre - et d'ailleurs on y assiste - Lacan contre Lacan. Il y a une polémique interne à son enseignement. Nous ne rechignons pas à souligner ces contradictions, en général progressives, mais nous essayons avant tout d'y retrouver l'orientation. Nous ne faisons donc pas nos délices d'une doxographie lacanienne.
Мы могли бы просто сделать доксографию Лакана. Сообщать о мнениях Лакана – значит сделать доксографию этого важного произведения, которое может породить совершенно противоречивые мнения. Мы можем вести борьбу – и, более того, мы присутствуем при этом – Лакан против Лакана. В его учении есть внутренняя полемика. Мы не стесняемся подчеркивать эти противоречия, в целом прогрессивные, но прежде всего мы пытаемся найти в них ориентацию. Поэтому мы не восхищаемся прелестями лакановской доксографии.
Pour commencer, peut-être faut-il dire un mot sur l'ensemble et revenir sur la définition de 1895 qu'en a donnée Cantor : «Un ensemble est une collection faisant un tout d'objets définis et distincts de notre intuition ou de notre pensée. Les objets sont appelés les éléments ou les membres de l'ensemble». Vous pouvez constater que c'est une définition qui n'a rien de formalisée. C'est une définition naïve. Tout le monde peut la comprendre sans passer par des formules. À partir de là, on dira que ces éléments appartiennent à l'ensemble ou que l'ensemble contient les éléments.
Для начала, возможно, следует сказать несколько слов о множестве и вернуться к определению Кантора 1895 года: «Множество – это совокупность, состоящая из объектов, определенных и отличных от нашей интуиции или нашего мышления. Объекты называются элементами или членами множества». Вы можете обнаружить, что это определение не имеет ничего формализованного. Это наивное определение. Каждый может понять это, не прибегая к формулам. Отсюда будет сказано, что эти элементы принадлежат множеству или что что множество содержит элементы.
On peut noter là l'exigence du tout qui préside à l'ensemble. Vous avez déjà une idée de l'orientation qui est celle de Lacan sur la question. Son usage principal de la théorie des ensembles, c'est de faire buter sur des collections qui ne font pas tout. C'est de mettre en valeur, de façons diverses, le pas-tout que la théorie des ensembles délivre à peu près immédiatement.
Здесь можно отметить требование целого, которое управляет множеством. Вы уже имеете представление о том, как Лакан относится к этому вопросу. Его основное применение теории множеств – опираться на набор, который не образует все. Оно состоит в том, чтобы разными способами подчеркнуть не все, которое теория множеств дает практически сразу.
Je pourrais encore souligner l'expression objets définis. Ça veut dire quelque chose de tout à fait précis. Ça veut dire que pour un ensemble donné et pour n'importe quel objet, on doit toujours pouvoir décider si cet objet appartient ou non à l'ensemble. Un ensemble suppose une décision, il suppose un oui ou un non. Il suppose une décision binaire toujours possible en principe, même si elle n'est pas effectivement toujours possible dans l'expérience. On peut aussi souligner l'expression objets distincts.
Я мог бы еще раз подчеркнуть выражение «определенные объекты». Это означает что-то совершенно конкретное, точное. Это означает, что для данного множества и для любого объекта мы всегда должны иметь возможность решить, принадлежит ли этот объект множеству или нет. Множество предполагает решение, оно предполагает «да» или «нет». Оно предполагает бинарное решение, которое в принципе всегда возможно, даже если оно на самом деле не всегда возможно в опыте. Мы также можем подчеркнуть выражение отдельные объекты.
Ça veut dire que le concept cantorien de l'ensemble comporte que tous les éléments du même ensemble sont différents. Un élément figure ou ne figure pas dans un ensemble, mais il n'y figure pas plusieurs fois. Cette définition cantorienne est simple mais comporte donc cependant des réquisits assez précis.
Это означает, что канторовская концепция множества предполагает, что все элементы одного и того же множества различны. Элемент присутствует или не присутствует в множестве, но он не появляется в нем несколько раз. Это канторовское определение простое, но, содержит, однако, довольно точные требования.
On peut même dire que c'est ce genre de précautions qu'un esprit aussi distingué que Frege a négligé. Vous savez que c'est à propos de Frege que Russell a inventé son paradoxe. Ce paradoxe, vous le connaissez peut-être sous les espèces du barbier du village qui rase tous ceux qui ne se rasent pas eux-mêmes - la question étant alors de savoir s'il se rase lui-même. On peut dire tout de suite qu'il y a des tas de solutions à ça. Par exemple que le barbier aille ailleurs, hors du village.
Можно даже сказать, что именно такими мерами предосторожности пренебрегал такой выдающийся ум, как Фреге. Вы знаете, что в связи с Фреге Рассел придумал свой парадокс. Этот парадокс вы, возможно, знаете под ликом деревенского цирюльника, который бреет всех, кто не бреется сам, – тогда вопрос в том, бреется ли он сам. Сразу можно сказать, что для этого есть множество решений. Например, что цирюльник ходит в другое место, за пределы деревни.
C'est donc pour Frege que Russell a inventé ce paradoxe. Après le rasoir d'Occam, l'âne de Buridan, il y a le paradoxe de Russell. Ce sont des noms propres qu'on a du mal à situer à la bonne place, mais enfin, ce paradoxe a suffisamment défrayé la chronique de son vivant pour que vous en ayez une idée précise.
Итак, именно для Фреге Рассел придумал этот парадокс. После бритвы Оккама, осла Буридана, следует парадокс Рассела. Это имена собственные, которые трудно разместить в нужном месте, но, наконец, этот парадокс был описан при его жизни, чтобы вы могли составить о нем определенное представление.
Pour Frege, c'est quand même tout l'ouvrage de sa vie qui fut mis à bas par une petite lettre de Russell. Cette lettre, je l'ai traduite il y a dix ans. Je l'avais citée dans un cours à Vincennes. Elle n'a jamais été traduite en français et je m'étais promis de la publier. Je ne l'ai pas fait. Il faudra que je le fasse.
Тем не менее, для Фреге вся работа его жизни была сбита одним маленьким письмом Рассела. Это письмо я перевел десять лет назад. Я цитировал его на уроке в Венсенне. Оно так и не было переведено на французский язык, и я пообещал себе опубликовать его. Я этого не сделал. Мне придется это сделать.
Si Russell peut avancer ce paradoxe si destructeur pour Frege, c'est sans doute parce que ce dernier avait négligé cet objet défini qui figure dans la définition de Cantor. Évidemment, ça se discute. J'aurais pu détailler les choses si j'avais commencé ça plus tôt dans l'année. Il y a un débat autour de cette affaire. Il y a un texte important qui est une recension par Cantor des Fondements de l'arithmétique de Frege.
Если Рассел может выдвинуть этот парадокс, столь разрушительный для Фреге, то, несомненно потому, что последний пренебрег этим определенным объектом, который содержится в определении Кантора. Конечно, это спорно. Я мог бы все подробно описать, если бы начал это раньше в этом году. Вокруг этого дела идут дебаты. Есть важный текст, который представляет собой рецензию Кантора на «Основания арифметики» Фреге.
Если возможно квалифицировать фрейдовскую фразу как репрезентатор репрезентации (представитель представления), то это потому, что означающее – это вещь в смысле Sache. Это важный момент в учении Лакана. В противном случае ему можно было бы противопоставить фрейдовское различие репрезентации слова и репрезентации вещи, чтобы утверждать, что для Фрейда в бессознательном важны репрезентации вещи. В этот момент мы читаем Фрейда так, как будто он был номиналистом. Лакан отвечает, что когда Фрейд говорит здесь о вещах, он имеет в виду означающие. Учение Лакана сосредоточено на этом моменте. Именно это придает ценность его возвращению к Фрейду.
Le signifiant n'est pas que semblant. Il n'est pas représentation mais représentant de la représentation. Les structures, telles les universalia, subsistent indépendamment. C'est ça le réalisme, et c'est ce qui est en jeu dans l'élévation du cas au paradigme. Les structures ne sont pas faites pour rester au placard, elles sont présentes dans le cas, et il s'agit de les y démontrer. Il s'agit d'enrichir ce que nous pouvons savoir de la structure à partir du cas. Il ne s'agit pas de jeter je ne sais quel discrédit sur la narration et lui substituer la logique. Il s'agit de rappeler, dans le compte-rendu de cas lui-même, le réalisme de la structure.
Означающее – лишь кажимость. Оно не репрезентация, но репрезент репрезентацию. Структуры, такие как универсалии, сохраняются независимо. В этом и заключается реализм, и это то, что поставлено на карту при возведении случая в парадигму. Структуры созданы не для того, чтобы оставаться в шкафу, они присутствуют в случае, и все дело в том, чтобы продемонстрировать их там. Речь идет о том, чтобы обогатить то, что мы можем узнать о структуре из случая. Речь идет не о том, чтобы дискредитировать повествование и заменить его логикой. Речь идет о том, чтобы напомнить в самом отчете о конкретном случае, о реализме структуры.
Ça nous ramène au rapport de la théorie des ensembles et de la psychanalyse, Nous ne pouvons pas en faire l'économie si nous voulons repérer la consistance logique de l'objet a, et donner sa formule à l'extimité.
Это возвращает нас к соотношению теории множеств и психоанализа, мы не можем экономить на этом, если хотим обнаружить логическую консистентность объекта а, и дать его формулу экстимности.
Парадокс Рассела
Premièrement, Lacan s'est vanté, sur un mode plaisant, d'avoir réduit la psychanalyse à la théorie des ensembles. Deuxièmement cette théorie des ensembles, dans l'usage qu'en fait Lacan, on peut la considérer comme un paradigme - un paradigme qui s'offre à l'analyste pour qu'il s'exerce, dans le mathème, aux passes et aux impasses que lui propose l'expérience analytique. Ce qui peut valoir comme paradigme, comme exercice préalable, c'est le noyau de paradoxes qui se découvre dès le commencement de la théorie des ensembles.
Во-первых, Лакан в шутливой форме хвастался, что свел психоанализ к теории множеств. Во-вторых, эту теорию множеств в том виде, в каком ее использует Лакан, можно рассматривать как парадигму – парадигму, которая предлагается аналитику для того, чтобы он мог в матеме использовать те переходы и тупики, которые предлагает ему аналитический опыт. Что может иметь значение в качестве парадигмы, в качестве предварительного упражнения, так это ядро парадоксов, которые обнаруживаются с самого начала теории множеств.
Troisièmement il faut dire que la théorie des ensembles n'est pas un paradigme parmi d'autres pour Lacan. En effet, ce qu'il qualifie être la structure même, à savoir S(A), il l'extrait précisément des paradoxes que démontre la théorie des ensembles. On a donc là un nœud, et on ne manquera pas de citations de Lacan qui peuvent se glisser sous une de ces trois rubriques: 1) la réduction de la psychanalyse à la théorie des ensembles. 2) le côte exercice de cette théorie. 3) le fait que ça qualifie la structure même.
В-третьих, следует сказать, что теория множеств не является для Лакана одной из парадигм среди других. Действительно, то, что он называет самой структурой, а именно S(А), он извлекает из парадоксов, которые демонстрирует теория множеств. Итак, здесь у нас есть завязка, и мы не будем упускать из виду цитаты Лакана, которые могут поместиться под одной из этих трех рубрик: 1) сведение психоанализа к теории множеств. 2) практическая сторона этой теории. 3) тот факт, что оно квалифицирует саму структуру.
On pourrait simplement faire la doxographie de Lacan. Rapporter des opinions de Lacan, c'est faire la doxographie de cette œuvre importante qui peut nourrir des opinions parfaitement contradictoires. On peut faire se battre - et d'ailleurs on y assiste - Lacan contre Lacan. Il y a une polémique interne à son enseignement. Nous ne rechignons pas à souligner ces contradictions, en général progressives, mais nous essayons avant tout d'y retrouver l'orientation. Nous ne faisons donc pas nos délices d'une doxographie lacanienne.
Мы могли бы просто сделать доксографию Лакана. Сообщать о мнениях Лакана – значит сделать доксографию этого важного произведения, которое может породить совершенно противоречивые мнения. Мы можем вести борьбу – и, более того, мы присутствуем при этом – Лакан против Лакана. В его учении есть внутренняя полемика. Мы не стесняемся подчеркивать эти противоречия, в целом прогрессивные, но прежде всего мы пытаемся найти в них ориентацию. Поэтому мы не восхищаемся прелестями лакановской доксографии.
Pour commencer, peut-être faut-il dire un mot sur l'ensemble et revenir sur la définition de 1895 qu'en a donnée Cantor : «Un ensemble est une collection faisant un tout d'objets définis et distincts de notre intuition ou de notre pensée. Les objets sont appelés les éléments ou les membres de l'ensemble». Vous pouvez constater que c'est une définition qui n'a rien de formalisée. C'est une définition naïve. Tout le monde peut la comprendre sans passer par des formules. À partir de là, on dira que ces éléments appartiennent à l'ensemble ou que l'ensemble contient les éléments.
Для начала, возможно, следует сказать несколько слов о множестве и вернуться к определению Кантора 1895 года: «Множество – это совокупность, состоящая из объектов, определенных и отличных от нашей интуиции или нашего мышления. Объекты называются элементами или членами множества». Вы можете обнаружить, что это определение не имеет ничего формализованного. Это наивное определение. Каждый может понять это, не прибегая к формулам. Отсюда будет сказано, что эти элементы принадлежат множеству или что что множество содержит элементы.
On peut noter là l'exigence du tout qui préside à l'ensemble. Vous avez déjà une idée de l'orientation qui est celle de Lacan sur la question. Son usage principal de la théorie des ensembles, c'est de faire buter sur des collections qui ne font pas tout. C'est de mettre en valeur, de façons diverses, le pas-tout que la théorie des ensembles délivre à peu près immédiatement.
Здесь можно отметить требование целого, которое управляет множеством. Вы уже имеете представление о том, как Лакан относится к этому вопросу. Его основное применение теории множеств – опираться на набор, который не образует все. Оно состоит в том, чтобы разными способами подчеркнуть не все, которое теория множеств дает практически сразу.
Je pourrais encore souligner l'expression objets définis. Ça veut dire quelque chose de tout à fait précis. Ça veut dire que pour un ensemble donné et pour n'importe quel objet, on doit toujours pouvoir décider si cet objet appartient ou non à l'ensemble. Un ensemble suppose une décision, il suppose un oui ou un non. Il suppose une décision binaire toujours possible en principe, même si elle n'est pas effectivement toujours possible dans l'expérience. On peut aussi souligner l'expression objets distincts.
Я мог бы еще раз подчеркнуть выражение «определенные объекты». Это означает что-то совершенно конкретное, точное. Это означает, что для данного множества и для любого объекта мы всегда должны иметь возможность решить, принадлежит ли этот объект множеству или нет. Множество предполагает решение, оно предполагает «да» или «нет». Оно предполагает бинарное решение, которое в принципе всегда возможно, даже если оно на самом деле не всегда возможно в опыте. Мы также можем подчеркнуть выражение отдельные объекты.
Ça veut dire que le concept cantorien de l'ensemble comporte que tous les éléments du même ensemble sont différents. Un élément figure ou ne figure pas dans un ensemble, mais il n'y figure pas plusieurs fois. Cette définition cantorienne est simple mais comporte donc cependant des réquisits assez précis.
Это означает, что канторовская концепция множества предполагает, что все элементы одного и того же множества различны. Элемент присутствует или не присутствует в множестве, но он не появляется в нем несколько раз. Это канторовское определение простое, но, содержит, однако, довольно точные требования.
On peut même dire que c'est ce genre de précautions qu'un esprit aussi distingué que Frege a négligé. Vous savez que c'est à propos de Frege que Russell a inventé son paradoxe. Ce paradoxe, vous le connaissez peut-être sous les espèces du barbier du village qui rase tous ceux qui ne se rasent pas eux-mêmes - la question étant alors de savoir s'il se rase lui-même. On peut dire tout de suite qu'il y a des tas de solutions à ça. Par exemple que le barbier aille ailleurs, hors du village.
Можно даже сказать, что именно такими мерами предосторожности пренебрегал такой выдающийся ум, как Фреге. Вы знаете, что в связи с Фреге Рассел придумал свой парадокс. Этот парадокс вы, возможно, знаете под ликом деревенского цирюльника, который бреет всех, кто не бреется сам, – тогда вопрос в том, бреется ли он сам. Сразу можно сказать, что для этого есть множество решений. Например, что цирюльник ходит в другое место, за пределы деревни.
C'est donc pour Frege que Russell a inventé ce paradoxe. Après le rasoir d'Occam, l'âne de Buridan, il y a le paradoxe de Russell. Ce sont des noms propres qu'on a du mal à situer à la bonne place, mais enfin, ce paradoxe a suffisamment défrayé la chronique de son vivant pour que vous en ayez une idée précise.
Итак, именно для Фреге Рассел придумал этот парадокс. После бритвы Оккама, осла Буридана, следует парадокс Рассела. Это имена собственные, которые трудно разместить в нужном месте, но, наконец, этот парадокс был описан при его жизни, чтобы вы могли составить о нем определенное представление.
Pour Frege, c'est quand même tout l'ouvrage de sa vie qui fut mis à bas par une petite lettre de Russell. Cette lettre, je l'ai traduite il y a dix ans. Je l'avais citée dans un cours à Vincennes. Elle n'a jamais été traduite en français et je m'étais promis de la publier. Je ne l'ai pas fait. Il faudra que je le fasse.
Тем не менее, для Фреге вся работа его жизни была сбита одним маленьким письмом Рассела. Это письмо я перевел десять лет назад. Я цитировал его на уроке в Венсенне. Оно так и не было переведено на французский язык, и я пообещал себе опубликовать его. Я этого не сделал. Мне придется это сделать.
Si Russell peut avancer ce paradoxe si destructeur pour Frege, c'est sans doute parce que ce dernier avait négligé cet objet défini qui figure dans la définition de Cantor. Évidemment, ça se discute. J'aurais pu détailler les choses si j'avais commencé ça plus tôt dans l'année. Il y a un débat autour de cette affaire. Il y a un texte important qui est une recension par Cantor des Fondements de l'arithmétique de Frege.
Если Рассел может выдвинуть этот парадокс, столь разрушительный для Фреге, то, несомненно потому, что последний пренебрег этим определенным объектом, который содержится в определении Кантора. Конечно, это спорно. Я мог бы все подробно описать, если бы начал это раньше в этом году. Вокруг этого дела идут дебаты. Есть важный текст, который представляет собой рецензию Кантора на «Основания арифметики» Фреге.
Tout dépend comment on l'interprète. J'en ai là le texte traduit en français. Il faudrait le publier. Les éditeurs de Cantor pensent que Cantor a tort de s'en prendre à la définition de Frege. Ils pensent que Cantor a méconnu ce qu'il y avait de commun entre Frege et lui. Ce n'est pas ce que je pense. Je pense plutôt - et c'est la pente d'un autre logicien vivant qui s'appelle Kreisel - que si Frege avait tenu compte de cette exigence-là, il ne serait pas tombé sous le coup du paradoxe de Russell.
Все зависит от того, как мы это интерпретируем. Здесь у меня есть текст, переведенный на французский язык. Его следовало бы опубликовать. Издатели Кантора считают, что Кантор ошибается, полагаясь на определение Фреге. Они думают, что Кантор не осознавал, что общее есть между ним и Фреге. Это не то, что я думаю. Я скорее думаю – и к этому склонен другой ныне живущий другой логик, которого зовут Крейзель, – что, если бы Фреге принял во внимание это требование, он не попал бы под влияние парадокса Рассела.
Le reproche de Cantor, c'est que Frege ne tient pas compte du fait que l'extension d'un concept n'est pas toujours déterminée : «Frege omet tout à fait que l'extension d'un concept est quantitativement déterminée». Qu'est-ce que ça veut dire, ce reproche-là ? ça veut dire que Cantor, en 1885, reproche à Frege d'avoir négligé de se poser la question de savoir si un concept a toujours une extension bien définie, c'est-à-dire si à tout prédicat, à toute propriété logique, correspond un ensemble, un ensemble au sens de la définition, c'est-à-dire une collection faisant un tout d'objets définis et distincts.
Упрек Кантора состоит в том, что Фреге игнорирует тот факт, что протяженность концепта не всегда определена: «Фреге совершенно упускает из виду, что протяженность концепта количественно определена». Что значит этот упрек? Он означает, что Кантор в 1885 году упрекает Фреге в том, что он пренебрег вопросом о том, всегда ли концепт имеет четко определенную протяженность, то есть соответствует ли любой предикат любому логическому свойству, соответствует ли множеству, множеству в смысле определения, то есть совокупности, составляющей целое из определенных и отдельных объектов.
Cette négligence précieuse de Frege a donné occasion à ce que surgisse ce paradoxe de Russell qui joue un rôle tout à fait essentiel dans la définition de la structure au sens de Lacan. La structure au sens de Lacan, celle de S(A barré), c'est la structure en tant qu'elle inclut le paradoxe de Russell, en tant qu'elle en inclut tous les effets. Il s'agit de savoir si tous les concepts, toutes les propriétés logiques, définissent ou non des ensembles, s'ils sont oui ou non susceptibles de produire une collection faisant un tout. Le paradoxe de Russell invite et oblige tout de suite à répondre non.
Это ценное упущение Фреге дало повод для возникновения этого парадокса Рассела, который играет абсолютно существенную роль в определении структуры в лакановском смысле. Структура в смысле Лакана, структура S(Ⱥ), это структура, поскольку она включает парадокс Рассела, поскольку она включает в себя все его эффекты. Речь идет о том, определяют ли все концепции, все логические свойства, определяющие или нет множества, способны ли они или нет создать совокупность, образующую целое. Парадокс Рассела побуждает и сразу же заставляет ответить «нет».
Il y a des propriétés à quoi ne répondent pas des ensembles en tant que tout. C'est tout à fait décisif. C'est tout à fait décisif si nous n'oublions pas de quoi il s'agit avec l'ensemble dont nous partons. Il s'agit d'un tout, mais ce n'est pas assez dire. Il s'agit d'un tout, c'est-à-dire d'un partage, d'un partage du dehors et du dedans. Pour que l'ensemble fonctionne, il faut que cette décision puisse être prise. Ou c'est dehors ou c'est dedans. À cet égard, l'ensemble ne connaît pas l'extimité. La structure réaliste de Lacan, on doit au contraire la définir en tant qu'elle rend possible et même nécessaire l'extimité.
Существуют свойства, которым не отвечают множества как целое. Это имеет решающее значение. Это имеет решающее значение, если мы не забудем, о чем идет речь, когда мы говорим о множестве, из которого мы исходим. Речь идет о целом, но этого недостаточно, чтобы сказать. Речь идет о целом, то есть о совместном использовании, совместном использовании внешнего и внутреннего. Чтобы множество существовалоо, необходимо, чтобы это решение было принято. Или это снаружи, или это внутри. В этом отношении целое не знает экстимности. Реалистическая структура Лакана, напротив, должна быть определена в той мере, в какой она делает возможной и даже необходимой экстимность.
Le paradoxe de Russell, on peut dire qu'il vient de la supposition qu'il existerait un ensemble particulier - on peut l'appeler oméga - répondant à la définition cantorienne. Pour qu'il réponde à la définition cantorienne il faut que l'on définisse une propriété pour savoir ce qu'on va mettre dans cet ensemble dont on pose qu'il existe. On peut essayer de mettre dedans - je vais maintenant aller vite - tous les ensembles. Tous les ensembles font partie d'oméga si et seulement si ils ne font pas partie d'eux-mêmes. Il s'agit donc d'une équivalence:
Все зависит от того, как мы это интерпретируем. Здесь у меня есть текст, переведенный на французский язык. Его следовало бы опубликовать. Издатели Кантора считают, что Кантор ошибается, полагаясь на определение Фреге. Они думают, что Кантор не осознавал, что общее есть между ним и Фреге. Это не то, что я думаю. Я скорее думаю – и к этому склонен другой ныне живущий другой логик, которого зовут Крейзель, – что, если бы Фреге принял во внимание это требование, он не попал бы под влияние парадокса Рассела.
Le reproche de Cantor, c'est que Frege ne tient pas compte du fait que l'extension d'un concept n'est pas toujours déterminée : «Frege omet tout à fait que l'extension d'un concept est quantitativement déterminée». Qu'est-ce que ça veut dire, ce reproche-là ? ça veut dire que Cantor, en 1885, reproche à Frege d'avoir négligé de se poser la question de savoir si un concept a toujours une extension bien définie, c'est-à-dire si à tout prédicat, à toute propriété logique, correspond un ensemble, un ensemble au sens de la définition, c'est-à-dire une collection faisant un tout d'objets définis et distincts.
Упрек Кантора состоит в том, что Фреге игнорирует тот факт, что протяженность концепта не всегда определена: «Фреге совершенно упускает из виду, что протяженность концепта количественно определена». Что значит этот упрек? Он означает, что Кантор в 1885 году упрекает Фреге в том, что он пренебрег вопросом о том, всегда ли концепт имеет четко определенную протяженность, то есть соответствует ли любой предикат любому логическому свойству, соответствует ли множеству, множеству в смысле определения, то есть совокупности, составляющей целое из определенных и отдельных объектов.
Cette négligence précieuse de Frege a donné occasion à ce que surgisse ce paradoxe de Russell qui joue un rôle tout à fait essentiel dans la définition de la structure au sens de Lacan. La structure au sens de Lacan, celle de S(A barré), c'est la structure en tant qu'elle inclut le paradoxe de Russell, en tant qu'elle en inclut tous les effets. Il s'agit de savoir si tous les concepts, toutes les propriétés logiques, définissent ou non des ensembles, s'ils sont oui ou non susceptibles de produire une collection faisant un tout. Le paradoxe de Russell invite et oblige tout de suite à répondre non.
Это ценное упущение Фреге дало повод для возникновения этого парадокса Рассела, который играет абсолютно существенную роль в определении структуры в лакановском смысле. Структура в смысле Лакана, структура S(Ⱥ), это структура, поскольку она включает парадокс Рассела, поскольку она включает в себя все его эффекты. Речь идет о том, определяют ли все концепции, все логические свойства, определяющие или нет множества, способны ли они или нет создать совокупность, образующую целое. Парадокс Рассела побуждает и сразу же заставляет ответить «нет».
Il y a des propriétés à quoi ne répondent pas des ensembles en tant que tout. C'est tout à fait décisif. C'est tout à fait décisif si nous n'oublions pas de quoi il s'agit avec l'ensemble dont nous partons. Il s'agit d'un tout, mais ce n'est pas assez dire. Il s'agit d'un tout, c'est-à-dire d'un partage, d'un partage du dehors et du dedans. Pour que l'ensemble fonctionne, il faut que cette décision puisse être prise. Ou c'est dehors ou c'est dedans. À cet égard, l'ensemble ne connaît pas l'extimité. La structure réaliste de Lacan, on doit au contraire la définir en tant qu'elle rend possible et même nécessaire l'extimité.
Существуют свойства, которым не отвечают множества как целое. Это имеет решающее значение. Это имеет решающее значение, если мы не забудем, о чем идет речь, когда мы говорим о множестве, из которого мы исходим. Речь идет о целом, но этого недостаточно, чтобы сказать. Речь идет о целом, то есть о совместном использовании, совместном использовании внешнего и внутреннего. Чтобы множество существовалоо, необходимо, чтобы это решение было принято. Или это снаружи, или это внутри. В этом отношении целое не знает экстимности. Реалистическая структура Лакана, напротив, должна быть определена в той мере, в какой она делает возможной и даже необходимой экстимность.
Le paradoxe de Russell, on peut dire qu'il vient de la supposition qu'il existerait un ensemble particulier - on peut l'appeler oméga - répondant à la définition cantorienne. Pour qu'il réponde à la définition cantorienne il faut que l'on définisse une propriété pour savoir ce qu'on va mettre dans cet ensemble dont on pose qu'il existe. On peut essayer de mettre dedans - je vais maintenant aller vite - tous les ensembles. Tous les ensembles font partie d'oméga si et seulement si ils ne font pas partie d'eux-mêmes. Il s'agit donc d'une équivalence:
Можно сказать, что парадокс Рассела проистекает из предположения, что существует конкретное множество – мы можем назвать его омегой – отвечающее определению Кантора. Чтобы он соответствовал определению Кантора, необходимо, чтобы мы определили свойство, чтобы знать, что мы собираемся поместить в это множество, существование которого мы утверждаем. Мы можем попытаться поместить в него – я сейчас пойду быстро – все множества. Все множества являются частью омеги тогда и только тогда, когда они не являются частью самих себя. Таким образом речь идет об эквивалентности:
C'est une écriture tout à fait raisonnable du paradoxe de Russell. Il existe un ensemble tel que pour tout E, E fait partie d'oméga, si et seulement si E ne fait pas partie de soi-même. Oméga est aussi un terme à propos de quoi on se pose la question de savoir s'il appartient ou non à oméga. Est-ce que le barbier se rase lui-même s'il ne rase que ceux qui ne se rasent pas eux mêmes? Dès lors que l'on pose, dans cette formule, qu'oméga est aussi en E, on substitue oméga à E, et on obtient ceci, qui fait quand même quelques difficultés:
Это вполне разумная запись парадокса Рассела. Существует такое множество, где для любого E, E является частью Омеги тогда и только тогда, когда E не является частью самого себя. Омега – это также термин, в связи с которым возникает вопрос, принадлежит ли он Омеге или нет. Будет ли парикмахер бриться сам, если он бреет только тех, кто не бреется сам? Как только мы утверждаем в этой формуле, что омега также находится в E, мы подставим омегу на место Е и получим вот что, что, тем не менее, создает некоторые трудности:
Il suffit là d'une substitution, une substitution d'oméga à E, pour qu'on en déduise le paradoxe. C'est exactement ce que dit Russell. Je vais vous lire cette lettre de Russell qui est époquale dans l'histoire de la pensée logique et qui est datée du 16 juin 1902 :
Здесь достаточно одной замены, замены омеги на Е, чтобы вывести парадокс. Это именно то, что говорит Рассел. Я прочту вам это письмо Рассела, которое является эпохальным в истории логического мышления и датировано 16 июня 1902 года:
«Cher collègue, je connais vos Fondements de l'arithmétique depuis un an et demi, mais j'ai ai dû attendre jusqu'à maintenant pour trouver le temps nécessaire à l'étude approfondie que je voulais faire de votre œuvre. Je me trouve parfaitement d'accord avec vous sur tous les points essentiels [c'est comme ça que Russell annonce la catastrophe], particulièrement quand vous rejetez de la logique tout élément psychologique, et quand vous attachez une grande valeur à une idéographie [donc à l'écriture formaliste] pour établir les fondements des mathématiques et de la logique formelle, lesquels peuvent difficilement être distingués.
«Дорогой коллега, я знаком с вашими «Основами арифметики» уже полтора года, но мне пришлось подождать до сих пор, чтобы найти время, необходимое для тщательного изучения, в которое я хотел бы заняться вашей работой. Я полностью согласен с вами во всех существенных моментах [вот как Рассел предвещает катастрофу], особенно когда вы отвергаете из логики любой психологический элемент, и когда вы придаете большое значение идеографии [следовательно, формалистическому письму] для создания основ математики и математики и формальной логики, которые с трудом можно отличить.
Sur bien des questions, je trouve dans votre œuvre des discussions, des distinctions et des définitions qu'on cherche en vain dans celles d'autres logiciens. Il y a seulement un point où j'ai rencontré une difficulté. Vous dites, page 17, qu'une fonction peut aussi jouer le rôle de l'élément indéterminé. Cela, je le croyais auparavant [ça veut dire : je croyais qu'oméga pouvait toujours être substitué à E] mais cette idée me semble aujourd'hui douteuse en raison de la contradiction suivante. Soit le prédicat: être un prédicat qui ne peut être prédiqué de soi-même [c'est dans le langage des propriétés, ce que je vous ai transcrit très vite dans le langage des ensembles].
По многим вопросам я нахожу в ваших работах дискуссии, различия и определения, которые мы тщетно ищем в работах других логиков. Есть только один момент, в котором я столкнулся с трудностями. Вы говорите на странице 17, что функция также может играть роль неопределенного элемента. В это я верил раньше [имеется в виду: я верил, что омега всегда может быть заменена на Е], но сегодня эта идея кажется мне сомнительной из-за следующего противоречия. Рассмотрим предикат: быть предикатом, который не может предикатирован сам по себе [это на языке свойств, который я очень быстро перевел вам на язык множеств].
Est-ce qu'oméga peut être prédiqué de soi-même? De chaque réponse opposée, l'autre s'ensuit. Par conséquent, nous devons en conclure qu'oméga n'est pas un prédicat. De même, il n'y a pas de classe comme totalité, il n'y a pas de classe qui, chacune prise comme totalité, n'appartienne pas à elle-même. De cela je conclus que dans certains cas une collection définissable ne fonde pas une totalité. Je suis sur le point de finir un livre sur les principes des mathématique pour lesquels j'aimerais discuter votre œuvre d'une façon très approfondie.»
Может ли омега быть предикатирована сама по себе? Из каждого противоположного ответа следует другой. Следовательно, мы должны сделать вывод, что омега не является предикатом. Точно так же нет класса как полноты, нет класса, каждый из которых, взятый как полнота, не принадлежал бы самому себе. Из этого я заключаю, что в некоторых случаях определяемая совокупность не является основой полноты. Я собираюсь закончить книгу о принципах математики, для которой я хотел бы очень подробно обсудить вашу работу».
Il y a la réponse de Frege où il dit avoir reçu une enveloppe vide qui paraît lui avoir été adressée par Russell. Cette réponse de Frege est dans son ensemble d'une très grande noblesse, puisqu'il voit là s'effondrer ce qui était le point essentiel de son travail :
Существует ответ Фреге, в котором он говорит, что получил пустой конверт, который, по-видимому, был адресован ему Расселом. Этот ответ Фреге в целом очень благороден, поскольку он видит, что здесь рушится то, что было основным моментом его работы :
«Votre découverte de la contradiction m'a causé la surprise, et je dirai même la consternation la plus grande. Elle ébranle en effet la base sur laquelle j'entendais construire l'arithmétique. Il apparaît donc que cette transformation n'est pas toujours permise, que ma règle V est fausse (...) Je dois réfléchir plus avant sur ce sujet. Cela est d'autant plus grave qu'avec la perte de la règle V, ce ne sont pas seulement les fondements de mon arithmétique mais aussi les seuls fondements possibles de l'arithmétique qui semblent s'évanouir. Néanmoins, je pense très volontiers qu'il doit être possible de poser des conditions (..) de telle sorte que ça se répare».
«Ваше открытие противоречия вызвало у меня удивление и, я бы даже сказал, величайшее потрясение. Оно действительно подрывает основу, на которой я намеревался строить арифметику. Таким образом, кажется, что это преобразование не всегда допустимо, что мое правило V неверно (...) Мне нужно еще раз подумать над этим вопросом. Это тем более серьезно, что с потерей правила V, похоже, исчезают не только основы моей арифметики, но и единственно возможные основы арифметики. Тем не менее, я очень охотно думаю, что должна быть возможность поставить условия (..) таким образом, чтобы это исправилось».
Les différentes tentatives par Frege de réparer ce défaut est une histoire qui a été étudiée par les logiciens. Je ne peux évidemment pas ici vous faire saisir toute la saveur de ce défaut. Je ne vous en donne que le noyau. La première de ces solutions, c'est de dire qu'il n'y a pas cet oméga. Écrivons ça comme Lacan le fait : ∃ ω.
Различные попытки Фреге исправить этот изъян – это история, которая была изучена логиками. Очевидно, я не могу здесь заставить вас уловить весь вкус этого изъяна. Я даю вам только его сердцевину. Первое из этих решений – сказать, что этой омеги нет. Напишем это так, как это делает Лакан : ∃ ω.
Bien que nous ayons E ∉ E, qui est une propriété logique parfaitement recevable, nous pouvons dire que la collection de ces termes ne fait pas un ensemble. Nous avons une collection mais c'est une collection qui ne fait pas un tout. Ça revient à dire que ça n'existe pas.
Хотя у нас есть E ∉ E, что является вполне допустимым логическим свойством, мы можем сказать, что совокупность этих терминов не делает множество. У нас есть совокупность, но это совокупность, которая не составляет единого целого. Это равносильно утверждению, что его не существует.
La solution la plus économique, la plus invisible, consiste à se donner un ensemble préalable à partir duquel on pratique une sélection tranquille. On est assuré auparavant qu'un ensemble existe. Je reviendrai peut-être là-dessus la fois prochaine avec un peu plus de détails. C'est ce qui a obligé, dans l'axiomatique de la théorie des ensembles, d'ajouter un axiome dit de sélection, qui a précisément pour but d'empêcher la formation de l'ensemble Russell.
Самое экономичное, самое незаметное решение – дать себе предварительное множество, из которого мы проводим неторопливый отбор. Раньше мы были уверены, что множество существует. Возможно, я вернусь к этому в следующий раз с немного более подробной информацией. Это то, что заставило в аксиоматику теории множеств добавить так называемую аксиому отбора, цель которой как раз и состоит в том, чтобы предотвратить образование множества Рассела.
Il y a encore un autre type de solution. J'y ai déjà fait allusion. C'est la stratification. Ça consiste à mettre des indices de part et d'autre du signe d'appartenance. S'il y a l'indice n avant le signe d'appartenance, il y aura l'indice n + 1 après. On ne traiterait alors que sur oméga indice n et oméga indice n + 1, pour qu'ainsi on ne puisse pas déduire une contradiction pure et simple, et qu'on ait au contraire un univers stratifié:
Здесь достаточно одной замены, замены омеги на Е, чтобы вывести парадокс. Это именно то, что говорит Рассел. Я прочту вам это письмо Рассела, которое является эпохальным в истории логического мышления и датировано 16 июня 1902 года:
«Cher collègue, je connais vos Fondements de l'arithmétique depuis un an et demi, mais j'ai ai dû attendre jusqu'à maintenant pour trouver le temps nécessaire à l'étude approfondie que je voulais faire de votre œuvre. Je me trouve parfaitement d'accord avec vous sur tous les points essentiels [c'est comme ça que Russell annonce la catastrophe], particulièrement quand vous rejetez de la logique tout élément psychologique, et quand vous attachez une grande valeur à une idéographie [donc à l'écriture formaliste] pour établir les fondements des mathématiques et de la logique formelle, lesquels peuvent difficilement être distingués.
«Дорогой коллега, я знаком с вашими «Основами арифметики» уже полтора года, но мне пришлось подождать до сих пор, чтобы найти время, необходимое для тщательного изучения, в которое я хотел бы заняться вашей работой. Я полностью согласен с вами во всех существенных моментах [вот как Рассел предвещает катастрофу], особенно когда вы отвергаете из логики любой психологический элемент, и когда вы придаете большое значение идеографии [следовательно, формалистическому письму] для создания основ математики и математики и формальной логики, которые с трудом можно отличить.
Sur bien des questions, je trouve dans votre œuvre des discussions, des distinctions et des définitions qu'on cherche en vain dans celles d'autres logiciens. Il y a seulement un point où j'ai rencontré une difficulté. Vous dites, page 17, qu'une fonction peut aussi jouer le rôle de l'élément indéterminé. Cela, je le croyais auparavant [ça veut dire : je croyais qu'oméga pouvait toujours être substitué à E] mais cette idée me semble aujourd'hui douteuse en raison de la contradiction suivante. Soit le prédicat: être un prédicat qui ne peut être prédiqué de soi-même [c'est dans le langage des propriétés, ce que je vous ai transcrit très vite dans le langage des ensembles].
По многим вопросам я нахожу в ваших работах дискуссии, различия и определения, которые мы тщетно ищем в работах других логиков. Есть только один момент, в котором я столкнулся с трудностями. Вы говорите на странице 17, что функция также может играть роль неопределенного элемента. В это я верил раньше [имеется в виду: я верил, что омега всегда может быть заменена на Е], но сегодня эта идея кажется мне сомнительной из-за следующего противоречия. Рассмотрим предикат: быть предикатом, который не может предикатирован сам по себе [это на языке свойств, который я очень быстро перевел вам на язык множеств].
Est-ce qu'oméga peut être prédiqué de soi-même? De chaque réponse opposée, l'autre s'ensuit. Par conséquent, nous devons en conclure qu'oméga n'est pas un prédicat. De même, il n'y a pas de classe comme totalité, il n'y a pas de classe qui, chacune prise comme totalité, n'appartienne pas à elle-même. De cela je conclus que dans certains cas une collection définissable ne fonde pas une totalité. Je suis sur le point de finir un livre sur les principes des mathématique pour lesquels j'aimerais discuter votre œuvre d'une façon très approfondie.»
Может ли омега быть предикатирована сама по себе? Из каждого противоположного ответа следует другой. Следовательно, мы должны сделать вывод, что омега не является предикатом. Точно так же нет класса как полноты, нет класса, каждый из которых, взятый как полнота, не принадлежал бы самому себе. Из этого я заключаю, что в некоторых случаях определяемая совокупность не является основой полноты. Я собираюсь закончить книгу о принципах математики, для которой я хотел бы очень подробно обсудить вашу работу».
Il y a la réponse de Frege où il dit avoir reçu une enveloppe vide qui paraît lui avoir été adressée par Russell. Cette réponse de Frege est dans son ensemble d'une très grande noblesse, puisqu'il voit là s'effondrer ce qui était le point essentiel de son travail :
Существует ответ Фреге, в котором он говорит, что получил пустой конверт, который, по-видимому, был адресован ему Расселом. Этот ответ Фреге в целом очень благороден, поскольку он видит, что здесь рушится то, что было основным моментом его работы :
«Votre découverte de la contradiction m'a causé la surprise, et je dirai même la consternation la plus grande. Elle ébranle en effet la base sur laquelle j'entendais construire l'arithmétique. Il apparaît donc que cette transformation n'est pas toujours permise, que ma règle V est fausse (...) Je dois réfléchir plus avant sur ce sujet. Cela est d'autant plus grave qu'avec la perte de la règle V, ce ne sont pas seulement les fondements de mon arithmétique mais aussi les seuls fondements possibles de l'arithmétique qui semblent s'évanouir. Néanmoins, je pense très volontiers qu'il doit être possible de poser des conditions (..) de telle sorte que ça se répare».
«Ваше открытие противоречия вызвало у меня удивление и, я бы даже сказал, величайшее потрясение. Оно действительно подрывает основу, на которой я намеревался строить арифметику. Таким образом, кажется, что это преобразование не всегда допустимо, что мое правило V неверно (...) Мне нужно еще раз подумать над этим вопросом. Это тем более серьезно, что с потерей правила V, похоже, исчезают не только основы моей арифметики, но и единственно возможные основы арифметики. Тем не менее, я очень охотно думаю, что должна быть возможность поставить условия (..) таким образом, чтобы это исправилось».
Les différentes tentatives par Frege de réparer ce défaut est une histoire qui a été étudiée par les logiciens. Je ne peux évidemment pas ici vous faire saisir toute la saveur de ce défaut. Je ne vous en donne que le noyau. La première de ces solutions, c'est de dire qu'il n'y a pas cet oméga. Écrivons ça comme Lacan le fait : ∃ ω.
Различные попытки Фреге исправить этот изъян – это история, которая была изучена логиками. Очевидно, я не могу здесь заставить вас уловить весь вкус этого изъяна. Я даю вам только его сердцевину. Первое из этих решений – сказать, что этой омеги нет. Напишем это так, как это делает Лакан : ∃ ω.
Bien que nous ayons E ∉ E, qui est une propriété logique parfaitement recevable, nous pouvons dire que la collection de ces termes ne fait pas un ensemble. Nous avons une collection mais c'est une collection qui ne fait pas un tout. Ça revient à dire que ça n'existe pas.
Хотя у нас есть E ∉ E, что является вполне допустимым логическим свойством, мы можем сказать, что совокупность этих терминов не делает множество. У нас есть совокупность, но это совокупность, которая не составляет единого целого. Это равносильно утверждению, что его не существует.
La solution la plus économique, la plus invisible, consiste à se donner un ensemble préalable à partir duquel on pratique une sélection tranquille. On est assuré auparavant qu'un ensemble existe. Je reviendrai peut-être là-dessus la fois prochaine avec un peu plus de détails. C'est ce qui a obligé, dans l'axiomatique de la théorie des ensembles, d'ajouter un axiome dit de sélection, qui a précisément pour but d'empêcher la formation de l'ensemble Russell.
Самое экономичное, самое незаметное решение – дать себе предварительное множество, из которого мы проводим неторопливый отбор. Раньше мы были уверены, что множество существует. Возможно, я вернусь к этому в следующий раз с немного более подробной информацией. Это то, что заставило в аксиоматику теории множеств добавить так называемую аксиому отбора, цель которой как раз и состоит в том, чтобы предотвратить образование множества Рассела.
Il y a encore un autre type de solution. J'y ai déjà fait allusion. C'est la stratification. Ça consiste à mettre des indices de part et d'autre du signe d'appartenance. S'il y a l'indice n avant le signe d'appartenance, il y aura l'indice n + 1 après. On ne traiterait alors que sur oméga indice n et oméga indice n + 1, pour qu'ainsi on ne puisse pas déduire une contradiction pure et simple, et qu'on ait au contraire un univers stratifié:
Есть еще один тип решения. Я уже упоминал об этом раньше. Это и есть расслоение. Оно заключается в размещении подсказок по обе стороны от знака принадлежности. Если перед знаком принадлежности стоит индекс n, то после него будет индекс n + 1. Тогда мы будем иметь дело только с омега-индексом n и омега-индексом n + 1, чтобы таким образом мы не могли вывести прямое и чистое противоречие, а вместо этого имели бы многослойную вселенную:
Il y a, au fond, une solution beaucoup plus radicale. C'est justement sur celle-là que Lacan nous invite à réfléchir quand il soutient les logiques qui admettent la contradiction, c'est-à-dire des logiques qui ne rayent pas purement et simplement la formule d'équivalence comme contradictoire, mais qui, au contraire, lui font une place. Ce qu'on appelle précisément les logiques de l'inconsistance, ce sont les logiques qui font une place à cette formule contradictoire :
В сущности, есть гораздо более радикальное решение. Именно об этом призывает нас задуматься Лакан, когда поддерживает логиков, допускающих противоречие, то есть логиков, которые не просто и легко исключают формулу эквивалентности как противоречивую, но, напротив, уступают ей место. То, что точно называется логикой непоследовательности, – это те логики, которые уступают место этой противоречивой формуле:
Au fond, ça consiste à dédramatiser cette affaire, à dédramatiser cette formule contradictoire, et à se demander à quelles conditions elle est une contradiction. Pour qu'il y ait ici une contradiction, il faut que l'on considère qu'il s'agit là d'une proposition, c'est-à-dire quelque chose qui doit être vrai ou faux. C'est alors qu'on l'élimine comme n'ayant pas de sens, et cela par un certain nombre de manipulations comme l'axiome de sélection. Russell, lui, pour rendre impossible l'écriture même de la formule contradictoire, il avait inventé la théorie des types, qui revient à la stratification.
По сути, это означает дедраматизацию этого дела, дедраматизацию этой противоречивой формулы и вопрос о том, при каких условиях она является противоречием. Чтобы здесь возникло противоречие, необходимо учитывать, что речь идет о суждении, то есть о чем-то, что должно быть истинным или ложным. Именно тогда его устраняют как бессмысленное и делают это с помощью ряда манипуляций, таких как аксиома отбора. Рассел, он, чтобы сделать невозможным само написание противоречивой формулы, изобрел теорию типов, которая сводится к стратификации.
Mais on peut parfaitement tenter d'accepter cette écriture sans en faire une proposition. Ça revient à quoi ? Ça revient à poser, pour les logiques qui s'y essayent, qu'il faut faire la place à un terme que la négation même laisse inchangé. Qu'est-ce qui différencie ω ∈ ω et ω ∉ ω? C'est qu'à la seconde s'ajoute une négation par rapport à la première. En définitive, c'est équivalent ω = ω. La tentative des logiques inconsistante, c'est d'admettre une entité que la négation laisse inchangée, c'est-à-dire une entité qui est comme imperméable ou réfractaire à la négation. Il s'agit d'une entité qui ne peut pas être niée.
Но мы вполне можем попытаться принять это письмо, не делая предложения. Что это значит? Для логиков, пытающихся это сделать, это равносильно утверждению, что необходимо освободить место для термина, который само отрицание оставляет неизменным. Что отличает ω ∈ ω от ω ∉ ω? Дело в том, что ко второму добавляется отрицание по сравнению с первым. В конечном счете, это эквивалентно ω = ω. Попытка непоследовательной логики состоит в том, чтобы признать сущность, которую отрицание оставляет неизменной, то есть сущность, которая как бы непроницаема или невосприимчива к отрицанию. Это сущность, которую нельзя отрицать.
On utilise tellement cette propriété dans la logique qu'on appelle la logique combinatoire, que l'on peut construire, pour tout x, une entité réfractaire que cet x laisse inchangée. Dans cette logique combinatoire, telle qu'elle a été formulée par un logicien qui s'appelle Curry, on peut faire figurer un combinateur paradoxal qui est un terme qui se réduit à sa propre négation. Ce n'est pas tellement difficile à expliquer mais je n'ai plus le temps. J'y reviendrai éventuellement la fois prochaine.
Это свойство настолько широко используется в логике, называемой комбинаторной логикой, что для любого x можно построить рефрактерную сущность, которую этот x оставляет неизменной. В эту комбинаторную логику, сформулированную логиком по имени Карри, мы можем включить парадоксальный комбинатор, который представляет собой термин, сводящийся к собственному отрицанию. Это не так сложно объяснить, но у меня больше нет времени. Возможно, я вернусь к этому в следующий раз.
C'est ce qui, dans ces logiques de l'inconsistance, nous permet en tout cas de faire sa place au signifiant, de faire dériver une logique du signifiant de la théorie des ensembles, une logique du signifiant qui est la seule à pouvoir situer et rendre pour nous opératoire l'extimité.
Это то, что в этих логиках непротиворечивости в любом случае позволяет нам освободить место для означающего, вывести логику означающего из теории множеств, логику означающего, которая является единственной, способной определить и сделать для нас действующей экстимность.
Lacan, dans un premier temps, a inscrit la psychanalyse dans le sillage de la linguistique, avec Jakobson et après que Lévi-Strauss lui en ait montré le chemin. Mais il n'a aucunement reduit la psychanalyse à la linguistique. Il est resté d'abord dans le sillage phénoménologique et heideggérien, mais sans syncrétisme.
Лакан сначала вписао психоанализ вслед за лингвистикой вместе с Якобсоном и после того, как Леви-Стросс указал ему путь к этому. Но он никоим образом не сводил психоанализ к лингвистике. Сначала он придерживался феноменологического и хайдеггеровского направления, но без синкретизма.
Il n'a pas fait le syncrétisme dé Cantor, de Jakobson et de Heidegger, même s'il a fait vibrer leurs énoncés d'une façon qui le fait croire, qui le fait même croire, à l'occasion, à leurs spécialistes. Il a pris tout ça comme matériaux pour construire l'autonomie du discours analytique. La logique, à cet égard, pour Lacan, si elle est un paradigme, est un paradigme plus foncier que la linguistique, et cela dans la mesure même où la logique ne prend pas en compte les effets de signifié. La logique traite du signifiant pur, du signifiant qui ne signifie rien, et, par là, elle rend d'autant plus pur l'effet de sujet. Elle permet de distinguer l'effet de sujet des effets de signifié. Mais, cet effet de sujet, elle le méconnaît en même temps, elle le refoule, elle le suture.
Он не занимался синкретизмом Кантора, Якобсона и Хайдеггера, хотя он заставлял их высказывания звучать так, что это заставляло его верить, что иногда заставляло верить даже их специалистов. Он взял все это в качестве материала для построения автономии аналитического дискурса. В этом отношении логика для Лакана, если она и является парадигмой, является более фундаментальной парадигмой, чем лингвистика, и это в той самой мере, в какой логика не принимает во внимание эффекты означаемого. Логика имеет дело с чистым означающим, означающим, которое ничего не значит, и тем самым делает эффект еще более чистым для субъекта. Она позволяет отличать эффект субъекта от эффектов означаемого. Но этот эффект субъекта она в то же время игнорирует, она подавляет его, она зашивает его.
C'est là qu'il y a chez Lacan un intérêt effectif pour les paradoxes. Cet intérêt électif est le premier résultat de l'effort pour penser le signifiant tout seul, pour lui donner une cohérence totale. Frege a eu cette ambition de donner une cohérence et une consistance totales au signifiant. Sont arrivées alors ces quelques lignes de Russell qui ont fracassé cet idéal. De la même façon, un peu plus tard, c'est l'utopie de la consistance mathématique de Hilbert qui a donné sa fonction si ravageante au théorème de Gödel.
Именно здесь у Лакана проявляется реальный интерес к парадоксам. Этот избирательный интерес является первым результатом попытки осмыслить означающее само по себе, чтобы придать ему полную целостность. У Фреге было стремление придать означающему полную согласованность и консистентность. Затем появились те несколько строк Рассела, которые разрушили этот идеал. Точно так же, чуть позже, именно утопия Гильберта о математической непротиворечивости создала столь опустошительную функцию теореме Геделя.
Il n'est nullement en lui-même un paradoxe, mais c'est parce que précédait cette utopie de la consistance mathématique de Hilbert, qu'il a affecté comme une déchirure les logiciens et les mathématiciens. On peut tout de même dire que la logique est depuis un savoir dispersé. On prétend aujourd'hui, dans les manuels les plus récents, faire la fine bouche sur les paradoxes en disant que finalement ça n'a pas été si important que ça. C'est facile à dire après cinquante ans.
Это ни в коем случае не является парадоксом само по себе, но именно потому, что эта утопия предшествовала математической консистентости Гильберта, которая поразила до слез как логиков, так и математиков. Тем не менее, можно сказать, что логика с тех пор является рассеянным знанием. Сегодня в самых последних учебниках они умалчивают о парадоксах, говоря, что в конечном итоге это было не так уж важно. Это легко сказать после пятидесяти лет.
Cela n'empêche que si aujourd'hui on ne peut plus dire la théorie des ensembles, c'est bien parce qu'elle s'est fracassée, dispersée selon les différentes façons de suturer les paradoxes auxquels elle a donné naissance. Cette totalisation moderne du savoir, il faut le dire, a échoué, et disons que ce n'est pas par hasard que cela soit contemporain de la psychanalyse. Je poursuivrai la prochaine fois.
Тем не менее, если сегодня мы больше не можем говорить о теории множеств, то это хорошо, потому что она раскололась, рассеялась в соответствии с различными способами наложения швов на парадоксы, которые она породила. Эта современная тотализация знаний, надо сказать, потерпела неудачу, и скажем, что не случайно, что она является современной психоанализу. Я продолжу в следующий раз.
Рабочий перевод: Яна Сюрменко, ред. с фр. Ирина Макарова, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.
По сути, это означает дедраматизацию этого дела, дедраматизацию этой противоречивой формулы и вопрос о том, при каких условиях она является противоречием. Чтобы здесь возникло противоречие, необходимо учитывать, что речь идет о суждении, то есть о чем-то, что должно быть истинным или ложным. Именно тогда его устраняют как бессмысленное и делают это с помощью ряда манипуляций, таких как аксиома отбора. Рассел, он, чтобы сделать невозможным само написание противоречивой формулы, изобрел теорию типов, которая сводится к стратификации.
Mais on peut parfaitement tenter d'accepter cette écriture sans en faire une proposition. Ça revient à quoi ? Ça revient à poser, pour les logiques qui s'y essayent, qu'il faut faire la place à un terme que la négation même laisse inchangé. Qu'est-ce qui différencie ω ∈ ω et ω ∉ ω? C'est qu'à la seconde s'ajoute une négation par rapport à la première. En définitive, c'est équivalent ω = ω. La tentative des logiques inconsistante, c'est d'admettre une entité que la négation laisse inchangée, c'est-à-dire une entité qui est comme imperméable ou réfractaire à la négation. Il s'agit d'une entité qui ne peut pas être niée.
Но мы вполне можем попытаться принять это письмо, не делая предложения. Что это значит? Для логиков, пытающихся это сделать, это равносильно утверждению, что необходимо освободить место для термина, который само отрицание оставляет неизменным. Что отличает ω ∈ ω от ω ∉ ω? Дело в том, что ко второму добавляется отрицание по сравнению с первым. В конечном счете, это эквивалентно ω = ω. Попытка непоследовательной логики состоит в том, чтобы признать сущность, которую отрицание оставляет неизменной, то есть сущность, которая как бы непроницаема или невосприимчива к отрицанию. Это сущность, которую нельзя отрицать.
On utilise tellement cette propriété dans la logique qu'on appelle la logique combinatoire, que l'on peut construire, pour tout x, une entité réfractaire que cet x laisse inchangée. Dans cette logique combinatoire, telle qu'elle a été formulée par un logicien qui s'appelle Curry, on peut faire figurer un combinateur paradoxal qui est un terme qui se réduit à sa propre négation. Ce n'est pas tellement difficile à expliquer mais je n'ai plus le temps. J'y reviendrai éventuellement la fois prochaine.
Это свойство настолько широко используется в логике, называемой комбинаторной логикой, что для любого x можно построить рефрактерную сущность, которую этот x оставляет неизменной. В эту комбинаторную логику, сформулированную логиком по имени Карри, мы можем включить парадоксальный комбинатор, который представляет собой термин, сводящийся к собственному отрицанию. Это не так сложно объяснить, но у меня больше нет времени. Возможно, я вернусь к этому в следующий раз.
C'est ce qui, dans ces logiques de l'inconsistance, nous permet en tout cas de faire sa place au signifiant, de faire dériver une logique du signifiant de la théorie des ensembles, une logique du signifiant qui est la seule à pouvoir situer et rendre pour nous opératoire l'extimité.
Это то, что в этих логиках непротиворечивости в любом случае позволяет нам освободить место для означающего, вывести логику означающего из теории множеств, логику означающего, которая является единственной, способной определить и сделать для нас действующей экстимность.
Lacan, dans un premier temps, a inscrit la psychanalyse dans le sillage de la linguistique, avec Jakobson et après que Lévi-Strauss lui en ait montré le chemin. Mais il n'a aucunement reduit la psychanalyse à la linguistique. Il est resté d'abord dans le sillage phénoménologique et heideggérien, mais sans syncrétisme.
Лакан сначала вписао психоанализ вслед за лингвистикой вместе с Якобсоном и после того, как Леви-Стросс указал ему путь к этому. Но он никоим образом не сводил психоанализ к лингвистике. Сначала он придерживался феноменологического и хайдеггеровского направления, но без синкретизма.
Il n'a pas fait le syncrétisme dé Cantor, de Jakobson et de Heidegger, même s'il a fait vibrer leurs énoncés d'une façon qui le fait croire, qui le fait même croire, à l'occasion, à leurs spécialistes. Il a pris tout ça comme matériaux pour construire l'autonomie du discours analytique. La logique, à cet égard, pour Lacan, si elle est un paradigme, est un paradigme plus foncier que la linguistique, et cela dans la mesure même où la logique ne prend pas en compte les effets de signifié. La logique traite du signifiant pur, du signifiant qui ne signifie rien, et, par là, elle rend d'autant plus pur l'effet de sujet. Elle permet de distinguer l'effet de sujet des effets de signifié. Mais, cet effet de sujet, elle le méconnaît en même temps, elle le refoule, elle le suture.
Он не занимался синкретизмом Кантора, Якобсона и Хайдеггера, хотя он заставлял их высказывания звучать так, что это заставляло его верить, что иногда заставляло верить даже их специалистов. Он взял все это в качестве материала для построения автономии аналитического дискурса. В этом отношении логика для Лакана, если она и является парадигмой, является более фундаментальной парадигмой, чем лингвистика, и это в той самой мере, в какой логика не принимает во внимание эффекты означаемого. Логика имеет дело с чистым означающим, означающим, которое ничего не значит, и тем самым делает эффект еще более чистым для субъекта. Она позволяет отличать эффект субъекта от эффектов означаемого. Но этот эффект субъекта она в то же время игнорирует, она подавляет его, она зашивает его.
C'est là qu'il y a chez Lacan un intérêt effectif pour les paradoxes. Cet intérêt électif est le premier résultat de l'effort pour penser le signifiant tout seul, pour lui donner une cohérence totale. Frege a eu cette ambition de donner une cohérence et une consistance totales au signifiant. Sont arrivées alors ces quelques lignes de Russell qui ont fracassé cet idéal. De la même façon, un peu plus tard, c'est l'utopie de la consistance mathématique de Hilbert qui a donné sa fonction si ravageante au théorème de Gödel.
Именно здесь у Лакана проявляется реальный интерес к парадоксам. Этот избирательный интерес является первым результатом попытки осмыслить означающее само по себе, чтобы придать ему полную целостность. У Фреге было стремление придать означающему полную согласованность и консистентность. Затем появились те несколько строк Рассела, которые разрушили этот идеал. Точно так же, чуть позже, именно утопия Гильберта о математической непротиворечивости создала столь опустошительную функцию теореме Геделя.
Il n'est nullement en lui-même un paradoxe, mais c'est parce que précédait cette utopie de la consistance mathématique de Hilbert, qu'il a affecté comme une déchirure les logiciens et les mathématiciens. On peut tout de même dire que la logique est depuis un savoir dispersé. On prétend aujourd'hui, dans les manuels les plus récents, faire la fine bouche sur les paradoxes en disant que finalement ça n'a pas été si important que ça. C'est facile à dire après cinquante ans.
Это ни в коем случае не является парадоксом само по себе, но именно потому, что эта утопия предшествовала математической консистентости Гильберта, которая поразила до слез как логиков, так и математиков. Тем не менее, можно сказать, что логика с тех пор является рассеянным знанием. Сегодня в самых последних учебниках они умалчивают о парадоксах, говоря, что в конечном итоге это было не так уж важно. Это легко сказать после пятидесяти лет.
Cela n'empêche que si aujourd'hui on ne peut plus dire la théorie des ensembles, c'est bien parce qu'elle s'est fracassée, dispersée selon les différentes façons de suturer les paradoxes auxquels elle a donné naissance. Cette totalisation moderne du savoir, il faut le dire, a échoué, et disons que ce n'est pas par hasard que cela soit contemporain de la psychanalyse. Je poursuivrai la prochaine fois.
Тем не менее, если сегодня мы больше не можем говорить о теории множеств, то это хорошо, потому что она раскололась, рассеялась в соответствии с различными способами наложения швов на парадоксы, которые она породила. Эта современная тотализация знаний, надо сказать, потерпела неудачу, и скажем, что не случайно, что она является современной психоанализу. Я продолжу в следующий раз.
Рабочий перевод: Яна Сюрменко, ред. с фр. Ирина Макарова, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.
