Si on ne s'aperçoit pas de ça, il n'y a plus de différence entre l'analysant et le pervers. Le pervers ajoute lui aussi le petit a au grand A, il supplémente le champ de l'Autre comme désert de jouissance, il le supplémente de jouissance. Mais, ce plus-de-jouir, il l'ajoute dans le réel, il ne l'ajoute pas fictivement C'est par là qu'il fait si bien exister l'Autre et qu'il n'a nul besoin de rentrer en analyse. À l'occasion, ça lui barre même l'entrée du discours analytique. Cet Autre, il le fait si bien exister, que le résultat c'est que le sujet supposé savoir c'est lui-même. Le contre-exemple du pervers est là probant pour faire voir qu'il ne s'agit pas, dans l'expérience analytique, d'un en-soi de jouissance dans le réel, mais bien de l'en-soi d'une consistance logique.
Если мы не осознаем этого, то больше нет никакой разницы между анализантом и первертом. Перверт также ему добавляет маленькое а к большому А, он дополняет поле Другого как пустыню наслаждения, он дополняет его наслаждением. Но, это прибавочное наслаждение, он добавляет его в Реальном, он не добавляет его фиктивно. Именно благодаря этому (через это) он заставляет Другого существовать так хорошо, что у него нет никакой потребности возвращаться в анализ. Иногда это ему даже преграждает вход в аналитический дискурс. Этого Другого, он заставляет его существовать так хорошо, что в результате получается, что субъект предположительно знающий, — это он сам. Контрпример с первертом убедительно показывает, что в аналитическом опыте речь идет не о (неком) в-себе наслаждения в Реальном, а скорее о (неком) в-себе логической консистентности.
À cet égard, le pervers est à son aise avec le savoir. Ça donne même de très grands érudits. Dans la perversion, il y a un accès tout à fait spécial au maniement du savoir, y compris le savoir scientifique. Le côté non dupe du pervers, le côté connaître le dessous des cartes, ne vient pas du tout de la négation pure et simple du sujet supposé savoir. Il ne vient de cette négation qu'à la mesure même d'une identification foncière. C'est à partir de cette identification que l'on peut faire précisément le non-dupe, c'est-à-dire ne jamais rencontrer le sujet supposé savoir dans le monde, parce que cette duperie fondamentale, on la constitue soi-même. C'est ce qui, à l'occasion, allège le pervers dans les tractations du monde.
В этом отношении перверту комфортно с этим знанием. Это даже производит величайших эрудитов. В перверсии есть совершенно особый доступ к обращению со знаниями, в том числе знаниями научными. Сторона "не-одураченного" (non dupe) перверта, сторона, знающая лицевую часть карт (сторона знающая все до мельчайших подробностей), вовсе не исходит в чистом виде из негативации субъекта предположительно знающего. Оно исходит из этой негативации только в самой степени фундаментальной идентификации. Именно на основе (исходя из) этой идентификации можно точно сделать "не-одураченное", то есть никогда не столкнуться в мире с субъектом предположительно знающим, потому что эта фундаментальная одураченность создается им самим (мы ее создаем сами?). Это то, что иногда облегчает жизнь перверта в мире (облегчает перверту тяготы жизни).
Le névrosé, lui, il est embarrassé par le savoir. C'est pour cette raison qu'il cherche à en obtenir le fin mot, qu'il cherche à en obtenir la vérité à travers l'expérience analytique. Il cherche à obtenir des effets de vérité du savoir. Le résultat, à cet égard, c'est de faire surgir l'ininterprétable dans l'analyse, c'est-à-dire la présence de l'analyste équivalente à la consistance logique de l'objet a. C'est parce que l'en-soi en question est une consistance logique que l'analyste peut s'en faire le semblant c'est-à-dire imiter le plus-de-jouir. Il l'imite spécialement par ce trait de pulsion qu'est le silence. C'est, disons-le, une affectation, au sens où affecter veut dire feindre. L'analyste affecte cette consistance logique. Il l'affecte essentiellement en se dissimulant dans le champ de la vision et en se taisant. Ce sont là des traits essentiellement négatifs, des traits de soustraction. C'est d'ailleurs ce qui donne tout son relief à ce qu'il fait quand il parle. Chaque fois qu'il parle, il met en danger cette affectation fondamentale. La seule chose qui le lui permette, c'est que l'on peut concevoir quand même que la cause du désir cause. Déjà en latin, l'équivoque se fait de la cause et du procès. C'est bien parce que causer veut dire plaider qu'on est arrivé à l'idée de bavarder. C'est parce que l'objet a est une consistance logique que l'analyste n'est pas dans l'expérience expérience comme sujet, « mais qu'il fait étoffe, de par son être même, à la production d'un irréel ». Ce que Lacan appelle ici la production d'un irréel, c'est l'objet a. L'objet a n'est pas saisi ici comme réel mais comme un irréel, c'est-à-dire comme étant du même tissu que les fictions.
Невротика смущает знание (смущен знанием). Именно по этой причине он стремится добиться (докопаться до) сути, он стремится добиться истины через аналитический опыт. Он стремиться добиться эффектов истины знания. Результат, в этом отношении, это именно выявление неинтерпретируемого в анализе, то есть присутствие аналитика эквивалентно логической консистентности объекта а. Именно потому, что рассматриваемое в-себе есть логическая консистентность, аналитик может создать себе кажимость, то есть имитировать прибавочное наслаждение. Он имитирует его особенно с помощью черты влечения, которое есть тишина. Это, скажем так, аффектация, в том смысле, что аффектировать означает притворяться. Аналитик аффектирует эту логическую консистентность. Он аффектирует ее, по сути, прячась в поле зрения (видения?) и замолкая. По сути, это негативные черты, черты вычитания. Это, кстати, то, что придает весь свой рельеф тому (придает важность тому, выделяет), что он делает, когда говорит. Каждый раз, когда он говорит, он подвергает опасности (ставит под угрозу) эту фундаментальную аффектацию. Единственная вещь, которая ему это позволяет, так это то, что можно все же представить себе то, что она вызывает причину желания. Уже в латыни двусмысленность состоит из причины и процесса. Именно потому, что быть причиной (судачить?) (causer) означает вести тяжбу (plaider), мы пришли к идее болтовни. Именно потому, что объект a является логической консистентностью, аналитик не находится в опыте переживания как субъект, «а в том, что он создает материал (étoffe) самим своим существованием производству ирреального (irréel)». То, что Лакан называет здесь производством ирреального, это объект а. Объект а схватывается здесь не как реальный, а как ирреальный, то есть из той же ткани, что и фикции.
Ça demande en tout cas que l'analyste, quand il parle, se démontre n'être pas sujet aux effets du signifiant. Il faut qu'il apprenne à causer comme petit a. Il faut qu'il démontre, quand il cause, son je ne pense pas, puisque les marques de la pensée, ce sont les formations de l'inconscient.
В любом случае это требует, чтобы аналитик, когда он говорит, демонстрировал, что он не есть субъект эффектов означающего. Нужно, чтобы он научился быть причиной в качестве маленького а. Нужно, чтобы он демонстрировал (доказывал), когда он причиняет свое я не думаю, поскольку следы мысли — это образования бессознательного.
Démontrer son je ne pense pas quand il cause, c'est permettre à l'analysant de vérifier son je ne pense pas. C'est d'ailleurs pourquoi on peut être court sur les affects de l'analyste. L'analyste ne doit pas être affecté. Comme il l'est comme tout un chacun, ça demande qu'il affecte de ne pas être affecté. C'est un hypocrite. Il faut bien dire que c'est tout ce que certains ont l'air d'avoir appris de l'expérience analytique. Il n'affecte pas seulement de ne pas être affecté, il affecte ses affects. Ce n'est pas dire que ses affects, il les joue. Il n'y a pas besoin de se donner cette peine. Ce qu'il faut voir, c'est que ses affects sont toujours affectés. Ils sont toujours affectés au sens où ils sont toujours destinés à un usage. C'est cela qu'on dit quand on dit qu'on vous a affecté à tel poste. Les affects de l'analyste, qu'il le veuille ou non, sont toujours destinés à un certain usage signifiant du côté de l'analysant. Que ce soient les témoignages de son plaisir, de sa joie, de son intérêt, de son dégoût, de sa colère ou de son irritation, ça induit pour l'analysant que l'Autre existe. Ça, on n'y coupe pas.
Продемонстрировать (доказывать) свое я не думаю, когда он причиняет (cause), значит позволить анализанту проверить свое я не думаю. Кстати, именно поэтому можно не учитывать аффекты аналитика. Аналитик не должен быть аффектированным/задетым. Поскольку он такой же, как и все остальные, это требует, чтобы он аффектировал/влиял, чтобы не быть аффектированным. Он и есть лицемер. Следует сказать, что это все, чему некоторые, по-видимому, научились (узнали?) из аналитического опыта. Он не только аффектирует/влияет (affecte), чтобы не быть аффектированным (affecté), он аффектирует свои аффекты. Это не значит, что он разыгрывает свои аффекты (играет своими аффектами). Нет необходимости беспокоиться (Нет потребности, чтобы над этим трудиться/придавать этому значение?). То, что нужно видеть, так именно, что его аффекты всегда аффектированы /(пред)назначены (sont affectés). Они всегда аффектированы/(пред)назначены в том смысле, в котором они всегда предназначены (destinés à) для использования. Вот что имеется в виду, когда говорят, что вы назначены/аффектированы (a affecté) на такую должность. Аффекты аналитика, хочет он того или нет, всегда предназначены (destinés à) для некоторого означающего использования со стороны анализанта. Будь то свидетельства его удовольствия, его радости (joie), его интереса, его отвращения, его гнева или его раздражения, для анализанта это вводит, что Другой существует. Это то, что мы делаем.
C'est bien pour ça que seriner que l'Autre n'existe pas ne dérange nullement le déroulement de l'expérience. Pour l'analysant, ça vaudra toujours comme signe que l'Autre existe. Ça serait cela l'affect de l'analyste : à force, il est voué à l'inauthentique. C'est en tout cas ce que lui fait subir l'expérience analytique. Il ne faut pas compter pour rien les résistances que fait l'analyste à cette pente, si on veut pouvoir jauger de son exercice. Faire profession de semblant, ça a des conséquences de l'autre côté, du côté de l'analysant. Si ce que l'analyste subit de l'expérience analytique c'est l'inauthenticité, on peut dire que ça vicie à proprement parler son exercice même. Tout ceci veut dire qu'il a un affect du psychanalyste que ce dernier doit plutôt cultiver, et qui est le seul à le mettre à même d'échapper à la consomption de l'inauthentique.
Именно поэтому вдалбливание, что Другого не существует, никоим образом не мешает развертыванию опыта. Для анализанта это всегда будет признаком (действительным/ценным знаком?) того, что Другой существует. Это было бы аффектом аналитика: в силу этого он обречен на неаутентичность/неподлинность. Во всяком случае, это то, через что его заставляет пройти аналитический опыт. Сопротивление аналитика этому уклону не следует считать напрасным, если хотим иметь возможность оценить его практику. Создание профессии кажимости имеет последствия с другой стороны, со стороны анализанта. Если то, что претерпевает субъект от аналитического опыта — это неаутентичность/неподлинность, то можно сказать, что это, строго говоря, искажает саму его практику. Все это означает, что у него есть аффект психоаналитика, который последний скорее должен культивировать, и который единственный дает ему возможность избежать потребления неаутентичного.
Cet affect du psychanalyste, c'est, dit Lacan, « qu'il soit suspendu à l'anxiété de savoir où donner sa place à son je ne pense pas ». Lacan dit anxiété, il ne dit pas angoisse. Il s'agit, avec l'anxiété, d'un un affect de manque. C'est dire, après tout, que ce que l'analyste,peut faire de mieux, c'est tout de même garder ça de la névrose : un embarras avec le savoir, un embarras à condition de ne pas s'en débarrasser. C'est la condition de l'authenticité de son exercice. C'est aussi la condition pour faire parvenir l'analysant à la désupposition du savoir, pour que le sujet analysant laisse l'Autre désaffecté - désaffecté comme on laisse les lieux d'une baraque: une baraque désaffectée. Ça ne veut pas dire simplement qu'on ne les aime plus, ça veut dire que ça ne fait plus usage. C'est à qu'on saisit en quoi Lacan pouvait parler du masochisme intrinsèque à la position de l'analyste, puisque l'expérience le conduit à sa propre désaffection.
Я не знаю
Этот аффект психоаналитика, по словам Лакана, заключается в том, что «он подвешен на беспокойстве знания, куда деть свое "я не думаю"». Лакан говорит о беспокойстве, он не говорит о тревоге. Вместе с беспокойством, это аффект нехватки. То есть, в конце концов, лучшее, что может сделать аналитик, это все еще сохранить от невроза: смущение знанием, смущение при условии, что он не избавится от него. Это является условием аутентичности/подлинности его осуществления (exercice). Это также является условием для того, чтобы анализант достиг désupposition [неологизм Лакана] знания, чтобы субъект-анализант оставил Другого дезаффектированным, подобно тому, как оставляют нежилое помещение. Это не просто означает, что мы их больше не любим, это означает, что этим (ими) больше не пользуются. Именно в этот момент мы схватываем, как Лакан мог говорить о мазохизме, присущем позиции аналитика, поскольку опыт приводит его к собственной дезаффектации.