Жак-Ален Миллер, курс 1985-1986 гг.
Экстимность
17 сеанс, 16 апреля1986

Cours du 16 avril 1986

Лекция от 16 апреля 1986

Другого не существует

Son principe d'engendrement, aussi élémentaire qu'il soit, repose sur ce qu'on peut appeler une réécriture. Si nous écrivons le mot alphabet et si nous demandons ce qu'il a dans le ventre, ce qu'il comporte, nous pouvons écrire sous une forme développée les lettres que ce mot abrège. De la même manière, le chiffre 4 se prête à être développé en 1+1+1+1. Je considère qu'après ces deux exemples, la réécriture d'un symbole est à la portée de tout le monde.

Принцип его зарождения, каким бы элементарным он ни был, основан на том, что можно назвать перезаписью. Если мы напишем слово алфавит и спросим, что у него внутри, что оно содержит, мы можем записать в развернутом виде буквы, которые это слово сокращают. Таким же способом число 4 пригодно для развертывания как 1+1+1+1. Я считаю, что после этих двух примеров перезапись символа доступна каждому.

Ce que Lacan propose, c'est de réintroduire une réécriture pour le symbole A. Cette réécriture consiste à écrire S(A). Ce que l'on voit, c'est que le symbole à réécrire figure dans la réécriture même. Grand A se réécrit au moyen d'une formule qui comporte A lui-même. A, il est très différent de l'écrire S(A) et de l'écrire simplement A ou sur le modèle du 4 avec une suite de S :

То, что предлагает Лакан - вновь ввести перезапись символа А. Это переписывание заключается в записи S(A). Мы видим, что символ, который нужно перезаписать, появляется в самой перезаписи. Большое A переписывается с помощью формулы, содержащей само A. Это очень разные записи S(A) и запись простого A или по модели 4 с последующим S:

Dès lors que A figure dans la formule répétée, ça ne s'arrête pas. Ça va à l'infini. C'est une formule qui n'est pas terminale. Elle est encore susceptible d'une réécriture, puisque nous avons une formule de réécriture pour A. Nous n'avons pas de formule de réécriture pour S mais nous en avons une pour A. Nous avons ainsi :

Как только A появляется в повторяющейся формуле, это не заканчивается. Это уходит в бесконечность. Именно эта формула, которая не является конечной. Ее по-прежнему можно переписать, поскольку у нас есть формула перезаписи для A. У нас нет формулы перезаписи для S, но есть для A. Таким образом, мы имеем:

Ça met évidemment en question l'idée même de compréhension, puisque ça fait apparaître tout de suite une certaine difficulté à comprendre A - une difficulté à pouvoir expliciter, articuler ce qu'il a d'Autre dans A. À partir de la formule, nous avons une succession de S, et même une succession de S tout à fait numérotés. Rien qu'en comptant le nombre de parenthèses qui figurent à droite, nous pouvons savoir le nombre cardinal des S qui précèdent. Nous avons une ordination de ces S, une succession ordinale. Cette formule est bien faite pour nous donner l'ensemble des nombres naturels mais avec un élément de plus, le A, dont on peut dire très simplement qu'il est inépuisable, puisque ne cesse de s'appliquer à son propos la règle de la réécriture. Ça implique que le savoir est troué, que le champ du savoir est troué. La première façon de saisir ce trou, c'est que l'on ne peut pas savoir ce qu'il contient, sinon son propre signifiant. C'est une formule de Lacan qui traduit la faille du savoir.

Это, очевидно, ставит под вопрос саму идею понимания, поскольку сразу же обнаруживает определенную трудность в понимании А - трудность в способности прояснить, артикулировать то, что является Другим в А. Из формулы следует, что мы имеем последовательность Ss, и даже последовательность полностью пронумерованных Ss. Просто подсчитав количество скобок справа, мы можем узнать кардинальный номер предшествующих Ss. У нас есть упорядочивание этих S, порядковая последовательность. Эта формула сделана для того, чтобы дать нам множество натуральных чисел, но с плюс одним элементом, А, о котором мы можем очень просто сказать, что он неисчерпаем, поскольку действует правило перезаписи. Это подразумевает, что в знании есть дыра, что в поле знания есть дыра. Первый способ понять эту дыру состоит в том, что мы не можем знать, что в ней содержится, кроме ее собственного означающего. Это формула Лакана, которая передает пробел в знании.

Ce n'est pas la seule façon de commenter cette formule. Cette formule repose, en effet, sur la double position de l'Autre. Il se trouve que A est à la fois le nom de l'ensemble et le nom d'un élément de cet ensemble, et, tel que nous le présentons ici, le nom du seul élément de cet ensemble :

Это не единственный способ прокомментировать эту формулу. Эта формула опирается, по сути, на двойственную позицию Другого. Оказываается, что A - это и имя множества, и имя элемента этого множества, и, как мы его здесь представляем (преподносим), имя единственного элемента этого множества:

разрываVoilà un ensemble qui se contient lui-même et qui vous rend tout de suite sensible l'équivoque sur quoi ça repose, à savoir l'ambiguïté de la signification et de la référence de ce terme A.

Вот множество, которое содержит само себя и которое сразу же заставляет вас почувствовать двусмысленность, на которой оно выстроена, а именно двойственность значения и референции этого термина A.

Il est clair qu'on peut remédier à ça. On peut y remédier en posant une règle, une règle qu'on poserait parce qu'on ne veut pas que le savoir soit troué. On poserait la règle comme quoi le nom d'un ensemble ne peut pas être le nom d'un élément de cet ensemble. On peut par exemple, poser que tout ce qui est nom d'un ensemble comportant des éléments n doit être lui-même d'un ordre supérieur, c'est-à-dire n + 1. En ce cas, on peut distinguer entre les deux A et ne pas les confondre. n + 1 se réécrit S(An), et à ce moment-là, nous n'avons pas de réécriture pour An. Donc, nous nous arrêtons là, nous n'avons pas engendré le même effet de coup que tout à l'heure. Le logicien Quine appelle ça la stratification :

Очевидно, что это можно исправить. Мы можем исправить это, установив правило, установим правило, потому что мы не хотим, чтобы в знании были дыры. Мы установили бы правило, что имя множества не может быть именем элемента этого множества. Мы можем, например, сформулировать, что все, что является именем множества, состоящего из n элементов, само должно быть на порядок выше, то есть n + 1. В этом случае мы можем различать два A и не путать их. n + 1 перезаписывается S(An), и на этом этапе у нас нет переписывания для An. Таким образом, мы не создали тот же эффект разрыва, что и недавно. Логик Куайн называет это стратификацией:

Il est certain que l'effet de trou dans le savoir tient à ce que, au départ nous utilisons des symboles dé-stratifiés. De quoi est-ce que ça peut se fonder, cette dé-stratification ? ça se fonde très simplement si on admet qu'il n'y a pas de métalangage. Vous savez que c'est la formule de Lacan.

Несомненно, эффект дыры в знании возникает из-за того, что в начале мы используем дестратифицированные символы. На чем может основываться эта дестратификация? Она обосновывается очень просто, если допустить, что метаязыка не существует. Вы знаете, что это формула Лакана.

Структура означающего

Indexer les deux A d'indices différents, ça consiste à établir un métalangage au niveau des symboles. An + 1 est un métalangage pour parler des éléments de An. C'est ce il n'y a pas de métalangage au niveau de la parole que nous mettons en œuvre pour faire voir, comme sa conséquence, le surgissement de ce trou dans le savoir. C'est au fond un effort pour écrire la parole. J'ai parlé de, réécriture, eh bien, c'est une réécriture qui vise à capter les paradoxes de la parole et à faire saisir qu'un trou en surgit inévitablement.

Индексирование двух А разными индексами означает установление метаязыка на уровне символов. An + 1 — это метаязык, для разговора об элементах An. В том-то и дело, что на уровне речи нет метаязыка, который мы внедряем, чтобы как его следствие увидеть возникновение дыры в знании. По сути, это попытка написать речь. Я говорил о перезаписи, ну, эта перезапись, цель которой-уловить парадоксы речи и дать понять, что из нее неизбежно возникает дыра.

Cette articulation, qui est essentielle à l'extimité, il faudrait déployer ce qu'elle comporte. Il faudrait d'abord voir comment le trou du savoir est compatible avec la structure même du signifiant, comment celle-ci l'exige.

Эту артикуляцию, основания для экстимности, нужно бы развернуть то, что она включает. Прежде всего необходимо было бы увидеть, как дыра знания совместима с самой структурой означающего, как она (структура) этого требует.

Je vous ai déjà familiarisé avec la structure diacritique du signifiant, qui veut que tout signifiant soit relatif à un autre signifiant. C'est la définition minimale de Saussure. Vous savez que cette définition dite diacritique du signifiant, qui fait dépendre la possibilité d'un signifiant de son rapport avec un autre, semble faite pour suturer tout trou du savoir.

Я уже познакомил вас с диакритической структурой означающего, которая требует, чтобы каждое означающее относилось к другому означающему. Это минимальное определение Соссюра. Вы знаете, что это так называемое диакритическое определение означающего, которое ставит в зависимость возможность некого означающего от его отношения с другим, похоже, сделано для того, чтобы зашить любую дыру в знании.

Si nous posons un signifiant S1 comme relatif à un signifiant S2, il ne faut pas s'imaginer que nous sommes là dans une perspective à l'infini. Rien, en effet ne nous interdit, dans cette définition, de poser que S2 est aussi bien relatif à S1. Il a toujours semblé aux structuralistes que leur définition du signifiant impliquait le tout, un cercle entre les éléments, un système en tant qu'il fait un et qu'il établit symétrie, réciprocité, voire équivalence logique, entre les signifiants. Le terme de structure impose la notion de tout. Il implique aussi bien le savoir, le savoir en tant qu'articulation signifiante, comme non troué : il n'y a aucune faille dans le savoir.

Если мы размещаем означающее S1 относительно означающего S2, не следует воображать, что мы находимся там в бесконечной перспективе. В самом деле, ничто в этом определении не запрещает нам утверждать, что S2 несомненно относится и к S1. Структуралистам всегда казалось, что их определение означающего подразумевает все, полноту, круг между элементами, систему в той мере, в какой она едина и устанавливает симметрию, взаимность или даже логическую эквивалентность между означающими. Термин структура навязывает понятие (представление) всего (полноты). Оно подразумевает и знание, знание как артикуляцию означающего, как непродырявленное: в знании нет провала.

J'ai déjà indiqué ce qui mettait Lacan à part de tous ceux qu'on a appelés structuralistes. Du structuralisme, Lacan, lui, en tire une tout autre conséquence, sans pour autant nier la validité du système. En effet dans les Écrits, page 806 et 819, il insiste sur la complétude de la matrice signifiante. La complétude garde toute sa valeur: « La batterie des signifiants en tant qu'elle est, est par la-même complète ». C'est accepter, au niveau de la batterie de départ la finitude, la complétude de l'Autre. La batterie des signifiants est foncièrement finie. Il y a une exhaustivité donnée au départ à la batterie signifiante.

Я уже указывал (показал), что отличает Лакана от всех тех, кого называют структуралистами. Лакан делает совершенно иной вывод, чем структурализм, не отрицая при этом обоснованности этой системы. Действительно, в Écrits, на стр. 806 и 819, он настаивает на полноте означающей матрицы. Полнота сохраняет всю свою ценность: «Батарея означающих как она есть сама по себе является полной». Это принятие, на уровне начальной батареи, конечность, полноту Другого. Батарея означающих по существу конечна. Изначально для означающей батареи предусмотрена полнота.

Ce qui nous amène au trou dans le savoir, c'est la représentation du sujet. C'est d'introduire une considération du sujet qui décomplète la batterie de départ des signifiants. C'est ce qu'accomplit la définition du signifiant par Lacan, à savoir que le signifiant est ce qui représente le sujet pour un autre signifiant :

Что подводит нас к дыре в знании, так это репрезентация субъекта. Она (репрезентация) заключается в том, чтобы ввести рассмотрение субъекта, которое нарушает целостность изначальной батареи означающих. Именно это исполняет лакановское определение означающего, а именно того, что означающее — это то, что репрезентирует субъекта для другого означающего:

Cet axiome en tant que tel accomplit une décomplétation de l'Autre. De ce seul fait, le champ du savoir devient le lieu de la vérité. Le champ du savoir n'est plus seulement champ d'écriture où tous les métalangages sont possibles. Le champ du savoir prend alors fonction de lieu de la vérité. Dans cet axiome du signifiant qui représente le sujet pour un autre signifiant, le terme à définir figure dans la définition elle-même comme dans le schéma de tout à l'heure quand il n'était pas encore stratifié.

Эта аксиома как таковая осуществляет декомплетацию (décomplétation) Другого. Уже на основании этого область знания становится местом истины. Область знания больше не является только областью письма, где возможны все метаязыки. Тогда поле знания берет на себя функцию места истины. В этой аксиоме означающего, представляющего субъект для другого означающего, термин, подлежащий определению, фигурирует в самом определении, как и в более ранней схеме, когда он еще не был стратифицирован (расслоен).

Le signifiant, qu'est-ce que c'est ? Le signifiant, c'est ce qui représente le sujet pour un autre signifiant.

Означающее, что это? Означающее - это то, что репрезентирует субъект для другого означающего.

Nous avons là une définition biaisée, puisqu'elle définit le signifiant par le signifiant luimême. Ça consiste à mettre le terme de signifiant à la fois du côté de ce qui est à définir et du côté de ce par quoi on définit. Mais est-ce que l'axiome de Lacan ne fait que reproduire cette relativité mutuelle du signifiant ? Eh bien non.

Здесь мы имеем искаженное определение, поскольку оно определяет означающее через само означающее. Это предусматривает размещение понятия означающее как на стороне того, что должно быть определено, так и на стороне того, через что (посредством чего) его определяют. Но не воспроизводит ли аксиома Лакана просто эту взаимную относительность означающего? Нет же.

Cette définition implique que S1 représente le sujet pour S2 mais elle n'implique pas que S2 représente le sujet pour S1. Si on voulait être complet dans cet axiome, il faudrait mentionner que S2 ne représente pas le sujet. C'est cette clause qui fait qu'il n'y a pas de cercle, qu'il n'y a pas symétrie de l'un et l'autre signifiant, mais qu'il il y a, au contraire, une dissymétrie foncière. Le cercle nous est interdit et nous sommes livrés à la métonymie des signifiants. Si S2 représente le sujet, ça serait pour S3.

Это определение подразумевает, что S1 представляет (реперзентирует) субъект для S2, но не подразумевает, что S2 представляет (репрезентирует) субъекта для S1. Если бы мы стремились к полноте в этой аксиоме, мы должны были бы упомянуть, что S2 не представляет (репрезентирует) субъекта. Именно по этой причине не имеется круга, не существует симметрии одного и другого означающего, а есть, напротив, фундаментальная диссимметрия. Круг нам запрещен, и мы отданы метонимии означающих. Если S2 представляет субъект, это будет для S3.

Ce trou dans le savoir nous vient donc de la façon dont nous définissons le signifiant même en tant qu'il est pris dans la chaîne signifiante.

Следовательно, эта дыра в знании возникает у нас из-за того, как мы определяем означающее, поскольку оно включено в цепь означающих.

Один в минус и один в плюс

La conséquence de ce que S2 ne représente pas le sujet pour S1, c'est d'absolutiser la fonction du dernier signifiant celui par rapport auquel tous les autres signifiants représentent le sujet :

Следствием того, что S2 не представляет субъект для S1, является абсолютизация функции последнего означающего, по отношению к которому все остальные означающие репрезентируют субъекта:

Ce signifiant absolu, Lacan le note S2. On se trouve par là introduit à un certain nombre de solutions. Lacan les a faites valoir successivement selon les besoins de ce qu'il avait à illustrer. Si nous avons ici des signifiants qui représentent le sujet, il y a la position extérieure de ce S2 - position extérieure comme totalisée si on veut faire un tout. La définition du signifiant par Lacan implique ou bien qu'il y en ait un en plus, ou bien qu'il y en ait un en moins. Cet un en moins surgit du seul fait que S2 ne figure pas dans le tout. Il faudrait l'y compter et pourtant il y manque. Dans cette logique, nous avons donc à la fois la fonction de supplément et la fonction de manque. Mais que ce soit du côté de l'un en plus ou du côté de l'un en moins, on peut dire toujours que ce n'est pas ça. Le compte n'y est pas, que ce soit par excès ou par défaut.

Это абсолютное означающее Лакан отмечает как S2. Таким образом, через это мы знакомимся с некоторым количеством решений. Лакан выдвигал их последовательно в соответствии с нуждой что-либо проиллюстрировать. Если у нас есть означающие, которые представляют/репрезентируют субъекта, то есть внешняя (экстериорная) позиция этого S2 — внешняя (экстеририорная) позиция как итоговая (суммарная), если мы хотим составить целое. Лакановское определение означающего сопряжено с тем, что есть либо здесь есть одно в плюсе, либо одно в минусе. Это одно в минусе возникает только из-за того, что S2 отсутствует в целом (во всем). Его нужно было бы посчитать, но его не хватает (оно отсутствует). Таким образом, в этой логике мы имеем как функцию прибавления, так и функцию нехватки. Но будь то со стороны одного в плюс или со стороны одного в минус, мы всегда можем сказать, что это не то. Подсчеты не идут, либо излишек, либо недостаток.

S'agissant de cette totalisation, il y a une troisième solution. La troisième solution, c'est celle de faire équivaloir le S2 au cercle lui-même. C'est, dans Subversion du sujet, un trait qui se trace de ce cercle sans pouvoir être compté dans l'ensemble. Nous avons l'un en plus, l'un en moins, et le trait du cercle. Puis il y a aussi une quatrième solution. Elle consisterait à réécrire S2 à l'intérieur tout en le gardant à l'extérieur. On peut appeler ça le double où la division, selon la façon dont on veut commenter cette double position intérieure et extérieure du signifiant.

Есть и третье решение проблемы суммирования. Третье решение — сделать S2 эквивалентным самому кругу (окружности). В Ниспровержении субъекта это черта, которая проведена из этого круга, но не может быть учтена в множестве. У нас есть одно в плюс, одно в минусе, и линия круга. Есть и четвертое решение. Это значит перезаписать (переписать) S2 изнутри, сохранив его снаружи. Мы можем назвать это удвоением или разделением, в зависимости от того, как мы хотим прокомментировать это двойную внутреннюю и внешнюю позицию означающего.

Il y a enfin une dernière solution. C'est celle de renoncer à totaliser, c'est-à-dire poser que les signifiants comme tels sont impossibles à totaliser. Nous avons alors un cercle brisé:

Наконец, есть последнее решение. Это отказ от суммирования, т.е. установление, что означающие как таковые невозможно суммировать. В результате мы имеем разорванный (разомкнутый) круг:

Je vous ai déjà dit que c'est de cette logique que Lacan a tiré ses formules de la sexuation. Il a tiré les formules de la sexuation mâle des paradoxes de la totalisation, et ceci sous la forme la plus simple : si d'un côté, on a tous, il y a nécessairement dans ce tous un en moins et donc un en plus. C'est ce que Lacan a unilatéralisé du côté de la sexuation mâle. Les formules de la sexuation féminine, elles, sont construites à partir de la non totalisation. Là, on ne peut pas dire tous, et du seul fait qu'on on ne puisse pas le dire, on ne voit pas surgir l'un en plus et l'un en moins. C'est ce qui fait que les solutions ne sont pas uniques. Nous n'avons pas là une logique a une seule conséquence.

Я уже говорил, что именно из этой логики Лакан вывел свои формулы сексуации. Он выводил формулы мужской сексуации из парадоксов тотализации (всобщности), причем в самой простой форме: если, с одной стороны, у нас есть все, то в этих всех обязательно есть один в минус и один в плюс. Это есть именно то, что Лакан односторонне поместил со стороны мужской сексуации. Формулы женской сексуации, с другой стороны, построены на основе не-тотализации (не-всеобщности). Там мы не можем сказать «все», и лишь в силу того, что мы не можем сказать это, мы не видим возникновения ни одного в плюсе, ни одного в минусе. Именно это делает решения не уникальными. У нас нет логики, имеющей только одно следствие.

Pourquoi tout ceci touche-t-il à l'extimité ? Rappelons que cette extimité n'a lieu qu'à la condition que le champ du savoir soit saisi comme lieu de la vérité. C'est la validité propre de la parole. Le savoir qui est dès lors en jeu est un savoir qui ne se sait pas lui-même. C'est aussi bien ainsi que Lacan a situé son propre enseignement quand il formule que « tout discours qui se pose comme fondé essentiellement sur le rapport à un autre signifiant est impossible à totaliser ». L'enseignement de Lacan, il faut le remarquer, est d'une structure essentiellement métonymique. Ce n'est pas un hasard si cet enseignement a pris la forme du séminaire hebdomadaire où chaque séance renvoie indéfiniment à la suivante.

Почему все это затрагивает экстимность? Напомним, что эта экстимность имеет место только при условии, что поле знания будет схвачено как место истины. Это и есть собственная способность речи. Знание, которое с этого момента находится на кону, – это знание, которое не знает самого себя. Именно так Лакан сформулировал свое собственное учение, когда сформулировал, что «любой дискурс, который устанавливается сущностно как основанный на отношении к другому означающему, невозможно тотализовать (обобщить)». Следует отметить, что учение Лакана имеет по существу метонимическую структуру. Не случайно это обучение приняло форму еженедельного семинара, где каждый сеанс бесконечно отсылает к следующему.

Дыра и пробка

Alors, l'extimité? L'extimité, elle est déjà évidente si on considère cette mise en place déstratifiée. De part et d'autre de cette ligne verticale qui distingue l'extérieur et l'intérieur, nous avons A :

Итак, экстимность? Экстимность уже очевидна, если мы рассмотрим эту дестратифицированную установку. По обе стороны от этой вертикальной линии, которая отличает внешнее от внутреннего, мы имеем А:

Vous savez que la droite infinie sur le plan est topologiquement équivalente au cercle. Cette double place de A, comme nom de l'ensemble et comme nom de l'élément de l'ensemble, se traduit topologiquement sur le fait qu'il y a à l'extérieur le même terme qu'à l'intérieur. On retrouve le cercle, avec le A à l'extérieur qui se retrouve à l'intérieur :

Вы знаете, что бесконечная линия на плоскости топологически эквивалентна кругу. Это двойное место A, как имя множества и как имя элемента множества, топологически выражается в том, что снаружи находится тот же термин, что и внутри. Мы находим круг, причем А, находящаяся снаружи, находится внутри:

Le paradoxe de cette double position est strictement équivalent à l'extimité. L'extérieur s'identifie à l'intérieur. Il faut s'en souvenir puisqu'on glisse toujours à s'imaginer que l'inconscient c'est du profond. C'est même par ce biais que j'ai pris les Anglais. Je les ai pris par les valeurs culturelles qu'ils avaient manifestées tout au long de ce Colloque où nous nous sommes évertués à communiquer avec eux. J'ai essayé de leur faire apercevoir qu'ils ne nous entendaient qu'à partir de leurs préjugés. Qu'est-ce que c'est qu'un préjugé ? C'est ce que l'on pense mais c'est plutôt ce qu'on exprime, ce qu'on exprime sans y penser. Par là, le préjugé conflue à l'inconscient.

Парадокс этой двойной позиции строго эквивалентен экстимности. Внешнее отождествляется с внутренним. Мы должны помнить об этом, потому что мы всегда соскальзываем, воображая себе, что бессознательное в глубине. Это так же, как я воспринимал англичан. Я воспринимал их по культурным ценностям, которые они демонстрировали на протяжении всего семинара, где мы пытались с ними общаться. Я пытался донести до них, что они слышат нас только из своих предрассудков. Что такое предрассудок? Это то, что мы об этом думаем, но это скорее то, что мы выражаем. То, что мы выражаем, не думая. Таким образом, предрассудки соединяются с бессознательным.

Le A entouré, le A compris dans notre schématisme, nous sommes obligé de dire qu'il fuit devant le signifiant. Bien que nous l'entourions, il ne peut pas être englobé. Englobé, c'est un terme que Lacan a employé. Il y a là un trou. Ce A crapahute indéfiniment en avant de la chaîne signifiante. Ça implique beaucoup de choses. Ça implique d'abord que nous allons renoncer a écrire A. Désormais, nous écrirons A barré.

Окруженная А, А, понятая в нашем схематизме, мы вынуждены сказать, что она убегает от означающего. Хотя мы окружаем её, её нельзя охватить. Охватывание (Englobé) — это термин, который использовал Лакан. Там есть дыра. Эта А бесконечно тащится за означающей цепочкой. Это подразумевает множество вещей. Это подразумевает, прежде всего, что мы откажемся от написания A. С этого момента мы будем писать A перечеркнутую.

Qu'est-ce que c'est que cette structure où, parti de A, on ne retrouve que A ? On pourrait se contenter de dire que c'est un cercle. A est là, et on le retrouve au bout du chemin :

Что это за структура, в которой, отталкиваясь от A, мы обнаруживаем лишь A? Можно было довольствоваться только замечанием о том, что это круг. А находится там, и мы находим ее в конце пути:

Cette figuration n'est pas suffisante pour rendre compte de notre structure. En effet, dans notre structure, le premier A est intérieur et le second est extérieur. Il y a inversion. Il y a un circuit supplémentaire, celui que Lacan a appelé le huit inversé et qui répond à cette structure :

Этого изображения недостаточно для объяснения нашей структуры. Действительно, в нашей структуре первая А — внутренняя, а вторая — внешняя. Существует инверсия. Существует добавочная схема, та, которую Лакан назвал перевернутой восьмеркой, которая соответствует этой структуре:

Cette structure n'est rien d'autre que l'objet a. C'est le trou. Il s'agit évidemment de savoir si l'objet a est ce circuit même ou est ce qui tombe de la coupure faite à partir de ce cercle. Conservons cela pour l'instant : cette structure n'est rien d'autre que l'objet a, l'objet a comme extime. À cet égard, nous ne saisissons pas du tout l'objet a à partir de l'objet partiel. Nous nommons objet a un de ces deux Nous nommons objet a le grand A intérieur.

Эта структура есть не что иное, как объект a. Это дыра. Очевидно, что вопрос заключается в том, является ли объект a именно этим кругом или тем, что выпадает из разреза, сделанного из этого круга. Оставим это на потом: эта структура есть не что иное, как объект a, объект a как экстимный. В этом пдходе мы совсем не схватываем объект a из частичного объекта. Мы называем объект a одним из этих двух. Мы называем объект a большим внутренним A.

Dans D'un autre à l'Autre, on trouve une sorte de deuxième version de ce schéma de départ que je vous ai mis au tableau - schéma que je ne vous ai pas introduit comme une contradiction de Lacan, puisque j'essaye de vous montrer par quelle voie il en sort. Ce schéma est repris par Lacan sous une forme qui est la suivante :

В семинаре От другого к Другому мы находим своего рода вторую версию той исходной схемы, которую я вам изложил, — схемы, которую я не вводил вам как противоречие Лакана, поскольку я пытаюсь показать вам, каким путем она из него выходит. Эта схема воспроизведена Лаканом в следующей форме:

Les parenthèses, Lacan les indexe A, et c'est au cœur de ce processus qu'il écrit petit a. Ce qui est là baptisé objet a, c'est à proprement parler le point extime du champ de l'Autre. L'objet a est alors une structure logique et topologique.

В скобках Лакан указывает на них как на А, и в основе этого процесса он пишет маленькое а. То, что здесь называется объектом а, строго говоря, является точкой экстимности поля Другого. Тогда объект а представляет собой логическую и топологическую структуру.

C'est par là-même que Lacan peut poser la question : « Qu'est-ce qui fait que l'objet a peut fonctionner comme équivalent de la jouissance ? » Sa réponse est univoque. Ce qui fait que l'objet a peut fonctionner comme équivalent de la jouissance, c'est que c'est une structure topologique. Il est clair que cette structure topologique est ici tout à fait équivalente à une structure logique. En quoi ? C'est dans la mesure même où la jouissance ne vaut dans l'analyse que d'être évacuée de l'Autre, que nous pouvons la faire équivaloir à l'objet a en tant que trou du champ de l'Autre.

Именно благодаря этому факту Лакан может задать вопрос: «Что делает объект а способным функционировать как эквивалент jouissance»? Его ответ однозначен. Что делает объект а способным функционировать в качестве эквивалента jouissance, так это то, что он является топологической структурой. Ясно, что эта топологическая структура здесь полностью эквивалентна логической структуре. В чем? Именно в той же мере, в какой jouissance в анализе стоит только для того, чтобы быть отведенным от Другого, мы можем сделать его эквивалентным объекту a как дыре в поле Другого.

Vous savez que Lacan en viendra à des formulations plus serrées quand il distinguera la jouissance du plus-de-jouir. Pourquoi distinguera-t-il la jouissance comme évacuée, comme trou, et la jouissance du plus-de-jouir? C'est parce que petit a est à la fois, pour le dire d'une façon imagée, le trou et le bouchon. Petit a désigne à la fois l'absence de ce qu'il n'y a pas en ce centre, et le bouchon qui comble cette absence. C'est ce qui fait que petit a a deux faces. Il a une face de positivité. C'est celle que j'ai appelé sommairement le bouchon. Il a aussi une autre face où il est strictement équivalent à une absence, à un moins. Cela se retrouve dans l'écriture indiquant que l'objet a inclut la castration. Nous posons l'objet a en tant qu'il inclut ( - φ) :

Вы знаете, что Лакан придет к более жестким формулировкам, когда он отличит jouissance от прибавочного наслаждения (plus-de-jouir). Почему он будет проводить различие между jouissance как отведенным, как дырой, и прибавочным наслаждением? Это происходит потому, что маленькое а является одновременно, выражаясь образно, дырой и пробкой. Маленькое a обозначает как отсутствие того, чего нет в этом центре, так и пробку, которая заполняет это отсутствие. Это то, что делает маленькое а двуличным. У него есть позитивная сторона. Это то, что я обобщенно назвал пробкой. У него есть и другая сторона, где оно строго эквивалентно отсутствию, минусу. Это обнаруживается в надписи, указывающей на то, что объект a включает в себя кастрацию. Мы позиционируем объект a как включающий (- φ):

L'expérience analytique nous montre la valeur phallique d'un certain nombre de parties du corps. Si j'avais le temps, je vous lirais les passages d'Abraham où il montre, d'une façon tout à fait précise et inaugurale dans l'expérience, la fonction qu'il appelle égale pénis. Il montre que cet = pénis peut dans sa course prendre les seins, les doigts de pieds, les cheveux, etc. Il y a ainsi une équivalence générale.

Аналитический опыт показывает нам фаллическую ценность определенного количества частей тела. Если бы у меня было время, я бы прочитал вам отрывки из Абрахама, где он очень точно и наглядно показывает на опыте функцию, которую он называет равным пенису. Он показывает, что этот = пенису может в своем течении захватывать грудь, пальцы ног, волосы и т.д. Таким образом, существует общая эквивалентность между этим = пенису и остальным телом. Таким образом, существует общая эквивалентность.

C'est ce que nous retrouvons ici, lorsque nous disons que petit a est à la fois le trou et le bouchon. On peut considérer petit a comme consistant à partir de sa face externe, mais on le considère comme manque à partir de sa face interne. Les analystes et les lecteurs de Lacan, s'ils ne saisissent pas la structure dans ses différents versants, peuvent se chamailler indéfiniment pour savoir si petit a c'est du plein ou du vide. Petit a, c'est donc d'abord le trou et le bouchon. C'est ce qui conduira Lacan à distinguer la jouissance évacuée du plus-de-jouir.

Именно это мы и находим здесь, когда говорим, что маленькое а является одновременно и дырой, и пробкой. Мы можем считать маленькое a консистентным исходя из его внешней стороны, но мы считаем его нехваткой с его внутренней стороны. Аналитики и читатели Лакана, если они не понимают структуру в ее различных аспектах, могут бесконечно спорить о том, является ли маленькое a полным или пустым. Поэтому маленькое a — это, прежде всего, дыра и пробка. Это то, что приведет Лакана к различению отведенного jouissance и прибавочного наслаждения.

C'est de là que nous pouvons saisir encore que l'Autre n'existe pas. Que l'Autre n'existe pas, ça ne veut pas dire qu'il n'a pas de consistance en tant que tel. En tant que tel, il fuit toujours, il se défait dans le même mouvement où il s'expose.

Именно отсюда мы еще можем ухватить, что Другого не существует. То, что Другой не существует, не означает, что он не имеет консистентности как таковой. Как таковой, он всегда ускользает, он уничтожает себя в том же движении, в котором он себя обнажает.

Наслаждение Другого

À cet égard, ça indique aussi bien la place de l'interprétation et ce qui devrait distinguer le signifiant de l'interprétation du signifiant de la chaîne signifiante ou le sujet analysant est véhiculé. La notion du signifiant de l'interprétation, c'est la notion du signifiant qui vise petit a. Le signifiant de l'interprétation est à cet égard distinct des signifiants qui ratent l'objet a. La question se pose alors de ce que doit être ce signifiant de l'interprétation pour se distinguer des signifiants de l'Autre.

В этом отношении он указывает также место интерпретации и то, что должно отличать означающее интерпретации от означающего означающей цепи, в которой передается анализирующий субъект. Понятие означающего интерпретации — это понятие означающего, которое направлено на маленькое а. В этом отношении означающее интерпретации отличается от означающих, которые упускают объект a. Тогда возникает вопрос, каким должно быть это означающее интерпретации, чтобы отличаться от означающих Другого.

Le signifiant de l'interprétation doit répondre à la structure de S (A barré), à la structure du signifiant de l'Autre barré. Je pourrais ajouter - ce n'est pas excessif - que le signifiant du sujet est un signifiant qui totalise. Et c'est bien sûr parce qu'il totalise qu'il rate. L'idée de l'interprétation, dans son maniement, ce serait le signifiant qui ne totalise pas, le signifiant qui répond à la division de l'Autre. Le maniement de l'allusion ou de l'équivoque dans l'interprétation ne répond pas au désir d'égarer le sujet. Le maniement de l'interprétation répond au désir en visant précisément à côté, dans cette marge qui est à côté des signifiants de l'Autre. C'est le bougé même de la visée qui donne quelque chance de taper dans le mille. Ça peut être évidemment pris comme une anticipation. Il s'agit du ratage des signifiants par rapport à leur référence. C'est même ce qui permet de dire qu'il n'y a pas de référence. À cet égard, la seule référence dans le champ du savoir, c'est petit a - une référence qui par une de ses faces est effacement. C'est là que l'on peut dire à nouveau que l'Autre n'existe pas, puisqu'il n'a pas ici de consistance. La seule consistance qu'on peut distinguer, c'est celle de l'objet a.

Означающее интерпретации должно отвечать структуруе S(Ⱥ), структуре означающего Другого перечеркнутого. Я мог бы добавить — это не будет излишним — что означающее субъекта — это означающее, которое тотализирует (подводит итог). И, конечно, именно потому, что оно тотализирует, оно промахивается. Идея интерпретации, во владении ею, это такое означающее, которое не тотализирует, означающее, которое отвечает на расщепление Другого. Владение намеком или экивоком в интерпретации не отвечает желанию сбить субъекта с пути. Владение интерпретации отвечает на желание, нацеливаясь именно на то, что в стороне, на обочине, которая находится в стороне от означающих Другого. Это само движение цели, которое дает шанс попасть в яблочко. Очевидно, это может быть воспринято как предвосхищение. Это провал означающих по отношению к их референту. Это даже то, что позволяет нам сказать, что референции не существует. В этом отношении единственной референцией в области знания является маленькое а — референция, которая одной из своих граней является стиранием. Именно здесь мы снова можем сказать, что Другого не существует, поскольку он не имеет здесь консистентности. Единственная консистентность, которую можно выделить, это консистентность объекта a.

Pour faire comprendre cliniquement cette structure, Lacan a eu recours au sujet qui en tient le plus compte, et ce justement parce qu'il la dément de toute son activité. Il ne s'agit pas du névrosé. Le névrosé est englué dedans. Il est englué dans ce qu'il a à dire. Il est aussi bien englué dans les identifications. Le sujet qui nous révèle au mieux cette structure, ce n'est pas le névrosé, c'est le pervers. Lacan s'appuie là sur l'expérience et sur sa lecture de Sade. Ça pourrait être encore affiné avec Jean Genet.

Для клинического понимания этой структуры Лакан обратился к субъекту, который принимает ее во внимание больше всего, именно потому, что он отрицает ее всей своей деятельностью. Это не невротик. Невротик в это погружен. Он погружен в то, что должен сказать. Он также погружен в идентификации. Субъект, который лучше всего раскрывает нам эту структуру, — это не невротик, а перверт. Лакан основывает это на опыте и на своем чтении де Сада. Это можно было бы еще уточнить при помощи Жана Жене.

Lacan donne du pervers une formulation structurale : restitution de petit a à grand A. C'est une formule qui ne peut se saisir qu'à la condition d'avoir d'abord assimilé la notion que cet A est le A barré, est le A avec un trou. L'activité perverse consiste à s'évertuer à transformer le trou en bouchon. Elle consiste à faire venir dans l'Autre, à faire venir à l'Autre le plus-de-jouir qui lui fait défaut. Ce n'est pas dire qu'il s'agit, pour lui le pervers, de jouir. Il s'agit au contraire de faire jouir l'Autre. Il s'agit de réintroduire à toutes forces, dans cet Autre, la jouissance évacuée, qui est pourtant, en son évacuation même, constitutive du champ de l'Autre.

Лакан дает структурную формулировку перверсии: реституция маленького а в большое А. Это формула, которая может быть понята только при условии предварительного усвоения представления о том, что это А — это перечеркнутое А, это А с отверстием (дырой). Перверсивная деятельность заключается в стремлении превратить отверстие в пробку. Она заключается в том, чтобы привнести в Другого, привнести в него то прибавочное наслаждение, которого ему не хватает. Это не значит, что для перверта это вопрос наслаждения. Напротив, речь идет о том, чтобы заставить наслаждаться Другого. Речь идет о том, чтобы во что бы то ни стало вернуть в этого Другого отведенный jouissance, который, тем не менее, в самом своем извлечении конституирует поле Другого.

Il faut évidemment tenir compte du fait que l'Autre c'est le corps, et qu'il s'agit pour le pervers de faire jouir ce corps. Mais la notation propre de Lacan, c'est que l'Autre c'est aussi l'Autre, c'est-à-dire qu'il ne s'agit pas seulement du corps du sujet. Il s'agit foncièrement d'un dévouement à l'Autre. Il s'agit d'un dévouement à l'Autre dont on déplore qu'il ne jouisse pas. C'est ce qui fait que Lacan appelait le pervers un vrai Croisé de l'Autre, s'évertuant à faire exister cet Autre, à lui restituer une consistance. Qu'est-ce qui montre le mieux cette activité de restitution sinon le masochisme ? Le masochiste prend quelqu'un d'assez quelconque pour en faire l'Autre absolu, pour lui remettre les clés de l'autorité, de la haute autorité. Le masochiste se voue à faire en face de lui exister une figure toute puissante de l'Autre.

Очевидно, что необходимо учитывать тот факт, что Другой — это тело, и что речь идет о том, что перверт заставляет это тело наслаждаться. Но Лакан сам отмечает, что Другой — это также Другой, то есть это не только тело субъекта. Речь идет в глубине о посвящении Другому. Это посвящение Другому, отсутствие наслаждения у которого вызывает сожаление. Именно это заставляет Лакана называть перверта настоящим крестоносцем Другого, стремящимся заставить этого Другого существовать, вернуть ему консистентность. Что лучше показывает эту деятельность по реституции, чем мазохизм? Мазохист берет кого-то достаточно обычного, чтобы сделать его абсолютным Другим, вручить ему ключи власти, высшей власти. Мазохист посвящает себя тому, чтобы перед ним существовала всемогущая фигура Другого.

C'est là que Lacan, à propos de la perversion, met en valeur les deux objets qu'il a ajoutés à la liste freudienne des objets partiels, à savoir le regard et la voix. Prenons d'abord le regard.

Именно здесь Лакан, в связи с перверсией, выделяет два объекта, которые он добавил к фрейдовскому списку частичных объектов, а именно взгляд и голос. Давайте сначала разберемся со взглядом.

C'est très familier la façon dont Lacan structure rapidement l'exhibitionnisme et le voyeurisme. Si on part de ce que l'Autre n'existe pas, puisqu'il y a un trou en son centre, on pourrait dire que le sujet exhibe précisément une partie du corps de façon à combler ce trou de l'Autre. À cet égard, le bouchon serait l'objet exhibé. Mais ce n'est pas du tout comme ça que ça se passe Il s'y prendrait mal, l'exhibitionniste, s'il s'agirait de combler l'Autre de sa distinction. Ce n'est pas ainsi que Lacan structure la chose. Ce que poursuit en fait l'exhibitionniste, c'est de faire naître le regard au champ de l'Autre. C'est de compléter l'Autre de son propre regard. Il donne à voir et, donnant à voir, il donne à regarder. Il force l'Autre à porter son regard là où culturellement il le détourne. On croit que ce qui va combler l'Autre vient du sujet, alors que Lacan fait valoir que ça vient de l'Autre. Ce qui est offert à exhibition par le sujet n'est que le déclencheur de ce qui est en l'Autre.

Очень хорошо видно, как Лакан быстро структурирует эксгибиционизм и вуайеризм. Если исходить из того, что Другой не существует, поскольку в его центре есть дыра, то можно сказать, что субъект выставляет именно одну часть тела, чтобы заполнить эту дыру в Другом. В этом отношении пробка будет являться объектом экспонирования. Но это происходит совсем не так. Эксгибиционист поступал бы неправильно, если бы хотел заполнить Другого своим отличием. Это не то, как Лакан структурирует вещи. На самом деле эксгибиционист стремится ввести взгляд в поле Другого. Это завершение Другого своим собственным взглядом. Он дает увидеть, и, давая увидеть, он дает смотреть. Это заставляет Другого посмотреть туда, где он или она культурно отвернулись. Считается, что то, что наполнит Другого, исходит от субъекта, тогда как Лакан утверждает, что оно исходит от Другого. То, что предлагается для обозрения субъектом, является лишь спусковым крючком для того, что находится в Другом.

Quand il s'agit du voyeurisme, on pourrait dire que le voyeur semble compléter l'Autre avec ce qui est à voir. Mais, là non plus , ce n'est pas ainsi que Lacan voit la chose. Le sujet bouche le trou de l'Autre avec son propre regard en interrogeant chez l'Autre ce qui peut se voir. Vous voyez bien ce qui fait obstacle à dire là que ce serait l'objet vu qui serait le bouchon. Ce qui caractérise le voyeur, c'est qu'il n'arrive jamais à voir ce dont il s'agirait vraiment. L'intime du plus intime, s'il est insaisissable pour le voyeur, c'est qu'il s'agit de son propre regard, qui bien sûr n'a rien d'intime, qui est à proprement parler extime. L'erreur est de structurer, l'exhibitionnisme et le voyeurisme à partir de l'intimité, à partir du donner à voir ou du chercher à voir l'intime. Quand on se fascine sur l'intimité, ce qui est à l'œuvre surgit du côté où on ne l'attend pas, du côté de l'extime. C'est ce qui, dans chaque cas, est extorqué. Le regard de l'Autre lui est extorqué par l'exhibition. Le regard du voyeur est extorqué dans la propension à voir.

Когда речь идет о вуайеризме, можно сказать, что вуайерист как бы дополняет Другого тем, что можно увидеть. Но опять же Лакан видит это не так. Субъект затыкает дыру Другого своим собственным взглядом, выспрашивая у Другого, что он может видеть сам. Вы можете ясно видеть, что мешает нам сказать, что именно увиденный объект является ограничителем. Вуайериста характеризует то, что ему никогда не удается увидеть, чем бы это было на самом деле. Интимность самого интимного, если она неуловима для вуайериста, заключается в том, что это его собственный взгляд, в котором, конечно, нет ничего интимного, он, строго говоря, экстимен. Ошибка заключается в том, что эксгибиционизм и вуайеризм структурируются на основе интимности, на основе демонстрации или стремления увидеть интимность. Когда мы очарованы близостью, то, что работает, появляется с той стороны, откуда мы этого не ожидаем, со стороны неживого. Это то, что в каждом конкретном случае вымогается. Взгляд Другого вымогается у него выставлением. Взгляд вуайериста вымогается стремлением (влечением) видеть.

Lacan, après le regard, met aussi en valeur la voix. Il s'agit de la voix de l'Autre que le sujet extorque à l'Autre. Le pervers force l'Autre à le commander. Vous avez lu Sacher-Masoch mais je vous conseille de ne pas oublier son épouse. Elle a en effet écrit ses mémoires. À les lire, on saisit combien ça lui coûtait de battre son mari et de le commander. Il s'agit de commander l'Autre de vous commander. À cet égard, l'Autre tout puissant n'est que la marionnette du sujet masochiste. Le sujet s'approprie les fonctions essentielles de l'Autre et les met en scène. Ce dont il s'agit pour Sade, c'est au contraire d'ôter la voix et de soumettre le sujet comme Autre au fait que son sort soit devant lui débattu par ses bourreaux. C'est cela que Lacan pose comme problématique de la position de Sade. À cet égard, la voix du sujet comme Autre n'a pas droit au chapitre. Il y a là une certaine symétrie d'un sado-masochisme sur la fonction de la voix.

Лакан, после взгляда, также подчеркивает голос. Это голос Другого, который субъект вымогает у Другого. Перверт заставляет Другого командовать им. Вы читали Захер-Мазоха, но я советую вам не забывать его жену. Она написала свои мемуары. Если вы прочитаете их, то увидите, сколько ей стоило бить своего мужа и командовать им. Речь идет о том, чтобы приказать Другому командовать вами. В этом отношении всемогущий Другой является лишь марионеткой мазохистичного субъекта. Субъект присваивает себе основные функции Другого и упорядочивает их. Напротив, то, чем занимается Сад, - это лишение голоса и подчинение субъекта как Другого тому, что его судьба обсуждается перед ним его палачами. Именно в этом Лакан видит проблематичность позиции Сада. В этом отношении голос субъекта как Другого не имеет права голоса. Здесь есть определенная симметрия садо-мазохизма в отношении функции голоса.

La formule qui d'après Lacan vaut pour le pervers, c'est S(A), en tant que le pervers est celui qui se voue à la complétude et à la consistance de l'Autre. Ça conduit à poser pour le névrosé la formule suivante : s (A barré). Ça veut dire quoi ? Dans quel esprit Lacan a-t-il introduit cette formule ? Qu'est-ce que nous pouvons en faire ? Ça nous montre que le névrosé est accroché au champ du savoir par précisément la faille de ce savoir. Il est accroché en cet échec où il est de faire exister le savoir. L'analyste est nécessaire au névrosé parce qu'il en a besoin pour faire exister l'Autre. Lacan disait que c'était cela le tour du névrose : ne pas arriver à distinguer savoir et jouissance. Le névrosé s'imagine dans la vie que l'Autre jouit du savoir qu'il lui communiqué. Le petit s de la formule nous l'indique : ça se passe au niveau de la signification. Si ça se passait au niveau du signifiant, au niveau de S(A barré), ça serait fini, le névrosé serait au niveau de la structure comme telle.

Формула, которая, согласно Лакану, действительна для перверта, — это S(A), поскольку перверт - это тот, кто посвящает себя полноте и последовательности Другого. Это приводит к следующей формуле для невротика: s(Ⱥ). Что это значит? В каком духе Лакан ввел эту формулу? Что мы можем с ним сделать? Это показывает нам, что невротик подключен к области знания именно через линию разлома этого знания. Он зацеплен за эту неспособность сделать знание существующим. Аналитик необходим невротику, потому что он нужен ему, чтобы заставить Другого существовать. Лакан говорил, что это уловка невротика: неумение различать знание и наслаждение. В жизни невротик воображает, что Другой наслаждается знаниями, которые он ему передает. Маленькая буква "s" в формуле указывает на это: это происходит на уровне означивания. Если бы это произошло на уровне означающего, на уровне S(Ⱥ), все было бы кончено, невротик оказался бы на уровне структуры как таковой.

s (A barré) comme formule de la névrose, ça veut dire d'abord que le névrosé souffre. Il souffre de l'inexistence de l'Autre. Pour le névrosé l'Autre manque, ou est divisé, au niveau du signifié. Ce qui entre d'abord en jeu chez le névrosé, c'est ce qu'on a appelé le narcissisme, c'est-àdire les significations du moi. Ces significations du moi sont à certains égards, homologues mais inverses de l'articulation à la cause du désir. Ce qui qualifie le névrosé dans sa plainte, c'est que cette défaillance de l'Autre vient pour lui à se signifier. Ça lui a été signifié en général dans la famille. Et le névrosé a traité ça par une identification. Passer de s(A) à S(A barré), c'est suivre le chemin qui va de l'impuissance à l'impossible, et que se révèle - c'est le mot de Lacan - la structure.

s(Ⱥ) как формула невроза означает, прежде всего, что невротик страдает. Он страдает от небытия Другого. Для невротика Другой отсутствует или разделен на уровне означаемого. В первую очередь, у невротика возникает то, что называют нарциссизмом, то есть значимость собственного "я". Эти значения эго в определенных отношениях гомологичны, но обратны артикуляции к причине желания. Что определяет невротика в его жалобе, так это то, что эта несостоятельность Другого означает его собственную. Это, как правило, доносилось до него в семье. И невротик справляется с этим с помощью идентификации. Перейти от s(A) к S(Ⱥ) — значит пройти путь, который идет от бессилия к невозможному, и который раскрывает себя — это слово Лакана — структуру.

Je poursuivrai la semaine prochaine.

Я продолжу на следующей неделе.

Рабочий перевод: Ольга Ким, Елена Уразбаева, ред. с фр. Ирина Макарова, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.