En fait, qu'est-ce qui résume cette recherche freudienne sur ce qu'il y a derrière le refoulement ? C'est que petit a est cause de la refente du sujet. Il y a un affect de la refente du sujet, un affect tout à fait originaire. On peut dire que cet affect est le dégoût. Le dégoût freudien, le dégoût tel qu'il est situé par Freud, mérite d'être élevé à une dignité comparable à l'angoisse. J'ai commencé par là au début de ce cours. J'ai rapidement proposé d'élever le respect kantien à la dignité de l'angoisse. Je pense que le dégoût freudien mérité aussi d'être élevé à cette dignité. De même qu'il y a la triade inhibition, symptôme, angoisse, de même la triade dégoût, respect, angoisse mérite d'être construite et d'être commentée.
Итак, какой вывод можно сделать из исследования Фрейдом того, что лежит в основе вытеснения? Вывод таков, что причиной расщепления субъекта является маленькое a. Существует аффект расщепления субъекта, аффект совершенно оригинальный. Можно сказать, что аффект этот — отвращение. Фрейдистское отвращение, отвращение, как Фрейд определяет его, заслуживает статуса, сравнимого со статусом тревоги. С чего я и начал сегодняшний семинар. Я сразу же предложил возвести кантианское уважение в статус тревоги. Я думаю, что фрейдистское отвращение также заслуживает того, чтобы быть возведенным в этот статус. Точно так же, как триада торможение, симптом, тревога, триада отвращение, уважение, тревога заслуживает построения и обсуждения.
Ce n'est pas ce que je vais faire ici, puisque j'attire maintenant l'attention sur une connexion qui formellement est pour nous immédiatement évidente à partir des considérations que nous faisons, à savoir la connexion entre le dégoût sexuel est le fantasme.
Этого я здесь делать не собираюсь, поскольку в настоящий момент я хочу сосредоточиться на связи, которая формальным образом явствует для нас непосредственно из наших рассуждений, а именно на связи между сексуальным отвращением и фантазмом.
Le fantasme est appelé par l'évacuation de la jouissance. Cette jouissance est ce nœud insaisissable de plaisir et de déplaisir qui a pour corrélat une lacune dans le psychisme. Chez Freud, l'idée de la sexualité génitale comme processus finalisé a dissimulé la problématique de l'effacement de la jouissance. Cette problématique est celle que Lacan a mise au premier plan dans ce que comportent de redistribution les rapports de la libido et du corps. En fait c'est de cela dont Freud parle. Avec les stades, on ne voit qu'un progrès, mais ce dont il s'agit en réalité, c'est que la libido n'est pas fixée une fois pour toutes dans le corps. Sa distribution y est variable. Il y a des zones du corps qui en sont abandonnées.
Фантазм возникает за счет отведения наслаждения. Наслаждение составляет тот неуловимый узел удовольствия и неудовольствия, коррелятом которого является пробел в психике. У Фрейда за представлением о генитальной сексуальности как завершенном процессе была скрыта проблема стирания наслаждения. Именно эту проблему Лакан выдвинул на передний план в смысле перераспределения в отношениях между либидо и телом. Собственно, об этом Фрейд и говорит. Благодаря описанию стадий мы видим лишь развитие, но на самом деле речь идет о том, что либидо не фиксируется в теле раз и навсегда. Его распределение может меняться. Какие-то участки тела оно покидает.
La fonction du corps demande d'abord - et c'est ce que fait Lacan - à être distinguée de celle de la chair. Le corps se distingue de la chair en tant que le corps freudien est avant tout un corps en tant qu'il se vide de jouissance. Lacan en rend compte par l'empreinte du signifiant sur la chair, si on appelle la chair le corps plus sa jouissance. Que la chair soit le corps plus sa jouissance, on ne peut le dire qu'après coup. On ne peut le dire qu'une fois que l'évacuation de la jouissance a laissé le corps déjà mort du signifiant. C'est exactement ce que Lacan dit dans une phrase que j'ai déjà commentée et qui est - j'espère vous l'avoir montré – parfaitement freudienne : « Ainsi ne va pas toute chair. Des seules qu'empreint le signe à les négativer, moment de ce que corps s'en sépare, les nuées au supérieur de leur jouissance, lourdes de foudre à redistribuer corps et chair ». Ça, C'est freudien. On ne s'en rend peut-être pas compte tout de suite mais c'est parfaitement freudien. Ça ne parle même que de ça. Ce que Lacan y ajoute, c'est que c'est le lieu de l'Autre qui sépare le sujet de sa jouissance. C'est même là que s'introduit logiquement l'équivalence du lieu de l'Autre et du corps, du corps vidé.
Функционирование тела надо, прежде всего, — и именно это и делает Лакан — отличать от функционирования плоти. Тело отличается от плоти постольку, поскольку у Фрейда тело — это, прежде всего, тело в том смысле, что оно опустошается от наслаждения. Лакан объясняет это тем, что означающее отпечатывается на плоти, если называть плоть телом вместе с его наслаждением. О том, что плоть — это тело вместе с его наслаждением, можно сказать только постфактум. Об этом можно сказать лишь после того, как наслаждение отведено и оставило тело, уже убитое означающим. Именно об этом говорится в высказывании Лакана, которое я уже прокомментировал и которое — надеюсь, я показал это вам — является совершенно фрейдистским: «Такова не всякая плоть. В тех отдельных случаях, когда знак отпечатывается на плоти, отрицая ее, в тот момент, когда тело отделяется от нее, облака на вершине наслаждения, отяжелевшие от громов и молний, заново перераспределяются в теле и плоти». Это фрейдистская мысль. Может быть, это понятно не сразу, но эта мысль совершенно фрейдистская. Все дело именно в этом. Добавление Лакана состоит в том, что субъекта от его наслаждения отделяет именно место Другого. Именно этим логически вводится равнозначность места Другого и тела, опустошенного тела.
C'est aussi bien par là que Lacan peut introduire la référence à la jouissance en tant qu'elle ouvre l'ontique. L'ontique, ce n'est pas l'ontologie. L'ontologie, ça concerne l'être. L'ontique, ça concerne l'étant et, à l'occasion, la substance. Les questions d'ontologie dans la psychanalyse, quand Lacan les emploie, ont toujours affaire avec le sujet et précisément avec son manque. Les questions d'ontique, elles, ont toujours affaire avec l'objet a. Nous allons donc en venir maintenant à cet ontique de la jouissance et à ce qui a conduit Lacan à l'aborder logiquement.
Именно благодаря этому Лакан может ссылаться на наслаждение, поскольку оно открывает онтику. Онтика — это не онтология. Онтология касается бытия. Онтика касается сущего, а иногда и субстанции. Вопросы онтологии в психоанализе, когда Лакан к ним обращается, всегда имеют отношение к субъекту, а именно к его нехватке. Онтические вопросы всегда относятся к объекту а. Итак, теперь мы подходим к этой онтике наслаждения и к тому, что позволило Лакана подойти к ней логически.
Ce qui est premier à cet égard, c'est l'effacement de la jouissance, la négativation de la chair. C'est ce qui prend foncièrement la forme de la plainte. C'est ainsi qu'il faut écouter les plaintes. Les plaintes ont bien sûr, des tas de raisons, mais la plainte, si on l'entend comme il faut, se réfère à cette négativation première, en-deçà de laquelle on a à situer comme un inconnu la jouissance que ce serait - un certain Un de jouissance qu'on n'atteint précisément pas, et dont on n'a aucune preuve qu'il soit unitaire. C'est bien cette négativation de la jouissance qui fait que nous avons à en distinguer sévèrement ce qui en reste et qui ne sera jamais qu'un surplus. Ça a conduit Lacan, pour dénommer la jouissance ultérieure, celle qui reste, à utiliser le terme de plus-de-jouir. La jouissance ultérieure, c'est le plus-de-jouir. La jouissance citérieure ou antérieure, elle, reste problématique dans son écriture.
Первично в этом смысле стирание наслаждения, отрицание плоти. В основном, это принимает форму жалобы. Именно так следует выслушивать жалобы. Жалобы имеют, конечно, кучу причин, но жалоба, если понимать ее правильно, относится к этому первичному отрицанию, после которого в качестве неизвестного следует расположить наслаждение, которым оно могло бы быть, — некое Одно (Un) наслаждения, которое не достигается, и в отношении которого нет никаких доказательств его единичности. Именно это отрицание наслаждения означает, что мы должны строго различать, что от него остается, а что всегда будет ничем иным, как избытком. Это привело Лакана к тому, что позже он определил еще одно наслаждение — которое остается, и стал использовать для него термин «прибавочное наслаждение». Это еще одно, более позднее наслаждение есть прибавочное наслаждение. Более позднее или более раннее понятия наслаждения представляют собой проблему в письменных работах Лакана.
Quelle est la cause de cet effacement ? La réponse lacanienne globale, c'est que la cause est le langage, le signifiant. Mais il y a aussi une réponse particulière, définie. Cette réponse définie et particulière, c'est le discours. C'est même là que Lacan a introduit le discours du maître. Le discours, c'est un lien social, c'est-à-dire que ça rend compte aussi bien de ce qui, dans le texte de Freud, fait référence à moralité et pudeur. C'est par ce discours du maître que Lacan introduit la jouissance ultérieure comme plus-de-jouir.
Какова причина такого стирания? В общем и целом, Лакан отвечает на это, что причиной является язык, означающее. Но есть и более конкретный, определенный ответ. Этот определенный и конкретный ответ — дискурс. Именно в этом месте Лакан вводит дискурс господина. Дискурс представляет собой социальную связь, то есть он также объясняет то, что в тексте Фрейда относится к морали и целомудрию. Именно через дискурс господина Лакан вводит еще одно наслаждение как прибавочное.
Vous savez que ce terme de plus-de-jouir, il le décalque du terme de plus-value de Marx, et donc de cette notion marxiste des échanges qui se produisent sur le marché. Ce marché, on en fait d'ailleurs notre nouvel idéal de consensus national. Comme héros, on nous propose les astucieux du marché. On ne s'arrête même pas à l'entrepreneur, on va jusqu'au financier, dont on dresse d'un commun accord le statut. Dans la notion même de marché, les échanges, toujours équitables, laissent pourtant un en-plus de valeur que tel ou tel peut s'approprier. C'est déjà pour le dire d'une façon plus ramassée, l'équivalent de ce nombre fantomatique qui hante l'ensemble des nombres naturels sans qu'on sache comment le chiffrer.
Как вам известно, этот термин «прибавочное наслаждение» он выводит из термина прибавочной стоимости у Маркса и, следовательно, из марксистского понятия обмена, происходящего на рынке. Мы сделали этот рынок нашим новым идеалом национального согласия. В качестве героев нам предлагаются рыночные ловкачи. Предпринимателем дело не заканчивается и доходит до финансиста, статус которого устанавливается по общему согласию. Само понятие рынка предполагает, что обмен, который всегда справедлив, тем не менее образует добавленную стоимость, которая может быть присвоена теми или иными. Более сжато выражаясь, это уже соответствует тому призрачному числу, которое преследует множество натуральных чисел, и неизвестно, как его зашифровать.
Cette référence à l'ensemble des nombres naturels n'est pas du tout mal appropriée à la référence au marché. Ce dont il s'agit c'est bien en effet de chiffrage, c'est bien de comptabilité, c'est bien de ce quiproquo entre le signifiant et la jouissance qui consacre le renoncement à la jouissance. Quel est notre repère quand on s'occupe de la naissance du capitalisme ? Le repère le plus sûr, c'est de regarder à partir de quand on a mis au point des techniques modernes de comptabilité. Les grands inventeurs de comptabilité, on va les trouver à Florence. De la même façon, on s'occupe de savoir quelle était la conception du monde, ou la forme de religion, qui poussait le plus au renoncement à la jouissance. On a en général situé ça du côté du protestantisme. C'est bien lorsqu'on a un profond indice d'un renoncement à la jouissance, d'une contention générale dans le renoncement à la jouissance - non pas d'un abandon des zones sexuelles anciennes - qu'on essaye de situer les conditions de l'émergence du marché.
Это упоминание множества натуральных чисел вполне соответствует упоминанию рынка. Речь и в самом деле идет о шифровании, о бухгалтерии, об этом противоречии между означающим и наслаждением, которое освящает отказ от наслаждения. Какова наша позиция, когда мы говорим о рождении капитализма? Самая безопасная позиция — это оглянуться назад, вернувшись к тому моменту, когда были разработаны современные методы бухгалтерии. Великих изобретателей бухгалтерии можно найти во Флоренции. Точно так же нас интересует знание о том, какая концепция мира или форма религии внесла наибольший вклад в тенденцию к отказу от наслаждения. В общих чертах можно сказать, что такой вклад находится на стороне протестантизма. Мы пытаемся установить условия возникновения рынка именно в том случае, когда имеются серьезные признаки отказа от наслаждения, общего напряжения в отказе от наслаждения, а не отхода от прежних сексуальных зон.
Ce sont là les références de Lacan s'agissant de l'évacuation de la jouissance. Ce n'est pas à proprement parler l'histoire de la naissance du capitalisme qui l'intéresse, encore qu'il n'y soit pas indifférent dans les années d'après 68. La leçon qu'il donne est de déplacer dans les références historiques concernant l'émergence du capitalisme, les considérations que Freud fait sur les zones sexuelles anciennes d'où la jouissance se retire. Ce qui est important pour nous, c'est d'y voir à l'œuvre exactement la même logique formelle. L'effacement de la jouissance relève de cette comptabilité incarnée dans l'histoire. Lacan formule cela d'une façon qui peut paraître surprenante: « L'inconscient, c'est-à-dire la comptabilité ». Vous savez que c'est ainsi qu'il définit le déplacement freudien, à savoir «faire passer la jouissance à l'inconscient, c'est-à-dire à la comptabilité».
Так Лакан говорит об отведении наслаждения. Его интересует, строго говоря, не история зарождения капитализма, хотя после 68-го года он к ней и неравнодушен. Его урок состоит в том, чтобы перенести в историю возникновения капитализма рассуждения Фрейда относительно прежних сексуальных зон, из которых уходит наслаждение. Для нас важно увидеть ту же формальную логику в действии. Стирание наслаждения является частью этой воплощенной в истории бухгалтерии. То, как Лакан говорит об этом, может показаться удивительным: «Бессознательное, то есть бухгалтерия». Как вам известно, он именно так определяет замещение Фрейда, а именно: «перемещение наслаждения в бессознательное, то есть в бухгалтерию».
On peut dire que toute la question est là. De quelle façon la jouissance passe-t-elle à la comptabilité ? Comment cet Autre, que nous pouvons nous représenter par l'ensemble des nombres naturels, peut-il faire sa place à la jouissance ? Le plus-de-jouir est-il ou non inscriptible ? Ces questions nous les abrégeons en parlant de l'inclusion de a dans A.
В этом-то, можно сказать, все и дело. Как же наслаждение перемещается в бухгалтерию? Как этот Другой, которого мы можем представить себе как множество натуральных чисел, может уступить свое место наслаждению? Можно ли записать это как прибавочное наслаждение или нет? Говоря о включении а в А, эти вопросы мы обсуждаем кратко.
La première réponse, nous la connaissons. Pour que l'Autre puisse faire sa place à la jouissance, il faut qu'il soit inconsistant. Faire sa place ne veut pas dire résorber. À cet ègard, la limite inscrite par Freud, bien après ses textes de 1895-97, c'est qu'il a un refoulement originaire. C'est au fond ce que Freud a trouvé d'essentiel derrière le refoulement. Ce qu'il a trouvé d'essentiel, c'est qu'il y a un refoulement qui ne pourra jamais être surmonté. Ça veut dire qu il y a un noyau de savoir qui ne pourra jamais venir à être su. Par là-même, la formule « faire passer la jouissance à l'inconscient, c'est-à-dire à la comptabilité » n'implique pas. que la jouissance soit comptable.
Первый ответ мы знаем. Чтобы Другой мог уступить место наслаждению, он должен быть неконсистентным. Освобождение места не означает повторное поглощение. В этом смысле, рубежом, который Фрейд установил спустя долгое время после текстов 1895–1897 годов, стало то, что существует первичное вытеснение. Для Фрейда это, собственно, лежит в самой основе вытеснения. Он считает существенным то, что есть вытеснение, которое невозможно преодолеть. Это означает, что существует ядро знания, которое никогда не может быть познано. Тем самым формула «перемещение наслаждения в бессознательное, то есть в бухгалтерию» не подразумевает, что это наслаждение может быть учтено.
Au contraire. Et c'est bien pourquoi l'élaboration de Lacan concernant le plus-de-jouir pour rendre pensable l'articulation de A et de petit a, nécessite le concept de discours. Le concept de discours rend compte, même si tout n'est pas signifiant, même si tout n'est pas comptable, même si tout n'est pas naturel, que pourtant tout est structure. C'est avec ce concept de discours que Lacan entreprend de montrer en quoi tout est structure, car si la jouissance primordiale n'est pas inscrite, le plus-de-jouir, lui, l'est. C'est cela le tour de force de la structure de discours.
Наоборот. И именно поэтому, рассуждая о прибавочном наслаждении, Лакан нуждается в понятии дискурса, чтобы помыслить связь между A и маленьким a. Понятие дискурса свидетельствует о том, что даже если не все является означающим, даже если не все может быть учтено, даже если не все естественно, то, тем не менее, все представляет собой структуру. Именно с помощью понятия дискурса Лакан хочет показать, каким образом все представляет собой структуру, потому что если изначальное наслаждение не записано, то прибавочное наслаждение — да. Так проявляется могущество структуры дискурса.