Жак-Ален Миллер, курс 1985-1986 гг.
Экстимность
14 сеанс, 12 марта1986

Cours du 12 mars 1986

Лекция от 12 марта 1986

La dernière fois, j'ai fait valoir que la différence du moi et du sujet n'est est pas le tout de la question. Dans un premier temps, le statut unitaire du moi se déplace au sujet comme grand S. C'est un sujet dont on peut dire qu'il a une certaine consistance sémantique. L'écriture de $ contredit cette consistance sémantique. Je n'irai pas jusqu'à dire que le sujet prend alors un statut d'inconsistance, puisque pour qu'il y ait inconsistance, il faut qu'il y ait système, mais personne ne niera que le sujet perd là son statut unitaire.

La vraie formule parallèle à i(a) --- > m, c'est a --- > $, qui ne figure pas sur le graphe et que Lacan mettra un temps supplémentaire à écrire :

В прошлый раз я утверждал, что разница между я и субъектом — это не весь вопрос. Изначально унитарный статус я перемещается к субъекту как заглавное S. Это субъект, о котором можно сказать, что он имеет определенную семантическую консистентность. Написание $ противоречит этой семантической консистентности. Я не стану утверждать, что субъект при этом приобретает статус неконсистентности, ибо чтобы была/имелась неконсистентность нужно, чтобы была/имелась система, но никто не будет отрицать, что субъект утрачивает здесь свой унитарный статус.

Настоящая формула, параллельная i(a) --- > m, это a --- > $, которая не представлена на графе и для записи которой Лакану потребуется дополнительное время:

J'ai, la dernière fois, marqué que $, écriture du fading du sujet, comporte une perte d'unité et, au-delà, un manque-à-être qui oblige à formuler une contrepartie. C'est en tant que contrepartie du manque-à-être du sujet induit par le signifiant que l'objet a trouve son statut nécessaire. L'unité cristallisée, qui trouvait avant son support dans le moi, se trouve en quelque sorte fragmentée en ces deux éléments qui se répondent : $ et petit a.

В прошлый раз я отметил, что $, запись угасания (fading) субъекта, влечет за собой потерю единства и, по ту сторону, нехватку-в-бытии, которое обязывает формулировать противоположность. Именно в качестве противоположности нехватки-в-бытии субъекта, индуцированного означающим, объект а находит свой необходимый статус. Кристаллизованное единство, ранее находившее опору в я, оказывается в некотором роде фрагментированным на эти два элемента, которые соответствуют один другому: $ и маленькое а.

a, élément hétérogène а

Элемент гетерогенный.

La formule du fantasme en elle-même n'est pas explicite sur la valeur spécifique de petit a. Lorsque Lacan, dans La direction de la cure, la commente en disant qu'elle écrit la position du sujet à l'endroit de son semblable, petit a vaut alors pour le semblable. À la limite, on peut alors écrire le fantasme ainsi : $ <> i(a) - rapport du sujet barré à i(a). On peut admettre que cela ne manque pas de vraisemblance dès lors que le scénario fantasmatique met volontiers en scène un certain nombre de petits autres qui y sont manies et animés.

Формула фантазма сама по себе не указывает явно на конкретное значение маленького а. Когда Лакан в «Направлении лечения» комментирует это, говоря, что она записывает позицию субъекта в месте своего подобия, тогда маленькое a означает подобие. Тогда в пределе можем записать фантазм так: $ <> i(a) — отношение перечеркнутого субъекта к i(a). Можно признать, что это не лишено правдоподобия, с тех пор как фантазматический сценарий охотно помещает на сцену некоторое количество маленьких других, которые там управляемы и оживляемы.

De cette écriture, il faut cependant distinguer le ($ <> a) à proprement parler. Là, petit a n'est plus l'image du semblable, mais, pour employer l'expression de Lacan, un appendice du corps. Ce n'est plus la forme totale mais une partie. C'est là que Lacan peut définir le fantasme comme une image mise en fonction dans la structure signifiante. La formule du fantasme joint le sujet comme effet du signifiant à ce qui, dans tous les cas, que ce soit la forme totale du corps de l'autre ou un appendice du corps, est un élément qui est hétérogène à ce sujet.

À partir de là, la problématique de l'objet a restera, à travers tout l'enseignement de Lacan, celle-ci : comment un élément, un terme qui relève du signifiant peut-il être articulé à un élément qui lui est hétérogène ?

Однако от этой записи следует отличать, строго говоря, эту ($ <> a). Там маленькое a уже не образ подобия, а, используя выражение Лакана, придаток тела. Это уже не целостная форма, а, некая часть. Именно здесь Лакан может определить фантазм как образ, введенный функцией в означающей структуре . Формула фантазма присоединяет субъект как эффект означающего к тому, — в любом случае, будь то целостная форма тела другого или придаток тела, — что является элементом, гетерогенным для этого субъекта.

Исходя из этого, проблематика объекта а останется во всем учении Лакана следующей: как элемент, термин, подпадающий под означающее, может быть артикулирован с элементом, гетерогенным ему?

Ce problème, nous allons le voir se répercuter dans l'enseignement de Lacan. C'est toujours le nôtre. Si pour nous l'inconscient est langage, qu'en est-il de l'élément hétérogène qui y est pourtant localisé ? Je dirai que c'est là qu'il est essentiel de situer logiquement la relation d'extimité. À défaut de cette relation et de la généralisation de cette relation, cette problématique est recouverte. Cette relation d'extimité est justement faite pour rendre saisissable l'articulation du signifiant à l'hétérogène au signifiant. C'est seulement par ce biais-là que nous pouvons rendre raison des espoirs que nous portons quant à l'expérience analytique, qui vise spécialement à atteindre, à toucher, voire à modifier, cet élément hétérogène à partir du signifiant, et cela dans un rapport de causalité mais compliqué par extimité de cet élément même.

Эта проблема, мы увидим как она отражается в учении Лакана. Это все еще наша проблема. Если для нас бессознательное — это язык, то как быть с гетерогенным элементом, который все же там локализован? Я бы сказал, что именно здесь существенно важно разместить логически отношение экстимности. В отсутствие этого отношения и обобщения этого отношения эта проблематика снова сокрыта. Это отношение экстимности создано как раз для того, чтобы артикуляция означающего с гетерогенным для означающего, стало схватываемым. Только за счет этого мы можем оправдать надежды, которые мы возлагаем в отношении аналитического опыта, который направлен на то, чтобы достичь, затронуть и даже модифицировать этот гетерогенный элемент, исходя из означающего и опыта, находящегося в отношении причинности, но осложненный экстимностью этого самого элемента.

On peut s'en tenir à l'antinomie du signifiant et de ce qui lui est hétérogène, et placer à ce moment-là l'espoir dans des pratiques qui font l'impasse sur le signifiant en essayant de traiter directement l'élément hétérogène, à l'occasion dans le silence. On intervient par exemple, directement sur l'image du corps. C'est toujours, il faut le dire, une certaine sorte de gymnastique qui est proposée. Une gymnastique par exemple érotique, qui d'ailleurs, dans le passé, a été extrêmement savante. Il s'agissait de soutenir, d'activer ce que nous, nous appelons avec Freud la libido. C'est aujourd'hui un secret un peu perdu. Ça ne dépasse pas tellement la gesticulation. Généralement, on n'y place pas d'aussi grands espoirs que dans la psychanalyse.

Мы можем придерживаться антиномии означающего и того, что ему гетерогенно, и возлагать надежды на практики, которые не принимают во внимание означающее, пытаясь иметь дело (обращаться) непосредственно с гетерогенным элементом, иногда в тишине. Например, воздействуют непосредственно на образ тела. Это всегда (все еще?), надо сказать, некий вид гимнастики, который предлагается. Гимнастика, например, эротическая, которая, кстати, в прошлом была чрезвычайно заумна. Это был вопрос поддержки, активации того, что называется у Фрейда либидо. Сегодня это несколько утерянный секрет. На самом деле, это не выходит за рамки жестикуляции. Вообще на нее не возлагают таких больших надежд, как на психоанализ.

Ce qui est en jeu ici faut le voir. Ce qui est en jeu, c'est pourquoi on parle dans l'expérience freudienne. Qu'est-ce qui fait qu'on puisse penser traiter la contingence corporelle à partir du blablabla ? À partir du moment où on a reconnu l'inconscient structuré comme un langage, c'est là la question fondamentale de l'expérience analytique. Nous avons là à nous instruire du chemin de Lacan, qui est au fond conduit à faire de cet élément hétérogène une consistance logique. Il y a là comme rassemblé le paradoxe même de l'expérience analytique et de ses limites comme discipline, voire de sa butée comme pratique d'une cure.

Нужно видеть, что именно здесь поставлено на карту. То, что поставлено на карту, это: почему говорят во фрейдовом опыте? Что заставляет думать, что можно лечить телесную случайность исходя из бла-бла-бла? С того момента, как признали бессознательное, структурированное как язык, это становится фундаментальным вопросом аналитического опыта. Здесь мы должны извлечь уроки из пути Лакана, который, по сути, ведет к тому, чтобы сделать из этого гетерогенного элемента логическую консистентность. Здесь как бы собран сам парадокс аналитического опыта и его пределов как дисциплины, даже его ограничения как практики лечения.

L'éros de l'être vivant
Cette problématique, au plus simple, est la suivante.
Posons, premièrement, ce que j'appelais le blablabla comme articulé. Nous l'articulons comme une séquence, une chaîne signifiante ordonnée. Nous l'écrivons S1 – S2.
Deuxièmement, nous posons que le sujet y est impliqué. D'y être impliqué, il se trouve annulé. C'est ce que nous écrivons $.

Эта проблематика, в самом простом виде, заключается в следующем.
Во-первых, давайте спросим, что я назвал бла-бла-бла в качестве артикулированного. Мы артикулируем это как последовательность, упорядоченную означающую цепочку. Записываем это S1 – S2.
Во-вторых, мы постулируем, что субъект в это вовлечен. Чтобы быть в это вовлеченным, он обнаруживает себя аннулированным. Это то, что мы записываем как $.

Troisièmement, ça nous oblige à poser la fonction d'une contrepartie - une contrepartie que nous observons dans l'expérience. Le sujet se trouve donc annulé dans le signifiant. Ça s'anime de ce Qui suis-je?, auquel, d'entrer dans la chaîne de ses représentations signifiantes, le sujet n'échappe pas. La simple poursuite de cette séquence articulée met en effet en question la représentation précédente. Cet effet d'annulation, je l'ai déjà commenté abondamment. À ce niveau-là, le sujet ne sait même pas qu'il est vivant. C'est au niveau de la contrepartie qu'il entre comme vivant.

В-третьих, это обязывает нас постулировать функцию противоположности — противоположности, которую мы наблюдаем в опыте. Таким образом, субъект обнаруживается аннулированным в означающем. Он анимируется этим Кто я?, от которого, вступая в цепь своих означающих репрезентаций, субъект не ускользает. Простое продолжение этой артикулированной последовательности действительно ставит под сомнение предыдущую репрезентацию. Этот эффект аннуляции я уже подробно комментировал. На этом уровне субъект даже не знает, что он жив. Именно на уровне противоположности он входит как живой.

« L'analyse nous a montré, dit Lacan, que c'est avec les images qui captivent son éros d'individu vivant, que le sujet vient à pourvoir à son implication dans la séquence signifiante ». Dire qu'il a à pourvoir à son implication, c'est dire précisément qu'il est dépourvu. Il est dépourvu du 100 seul fait qu'il est sujet du signifiant. Il est dépourvu de toutes ses capacités qu'il laisse à la porte du cabinet analytique. Il est dépourvu de toutes ses capacités, sinon, on l'espère, celle de parler. Mais il y a aussi bien des sujets qui peuvent aller jusqu'au point de se montrer en déperdition de parole dans l'expérience analytique. C'est quand même conforme, il faut le dire, à l'horizon de la pratique. C'est simplement un petit court-circuit, mais si nous parlons de traversée du fantasme, c'est bien pour dire que la déperdition de parole est tout de même à l'horizon de l'expérience. À l'occasion, des sujets flirtent avec cet horizon en se réalisant d'emblée comme dépourvus de parole. Je ne dis pas qu'il faut les laisser s'y établir, mais enfin, ce n'est pas un tel scandale. Ça ne doit pas être une surprise pour le psychanalyste.

«Анализ показал нам, — говорит Лакан, — что именно с образами, захватившими его эрос живого индивидуума, субъект приходит к тому, чтобы обеспечить свою вовлеченность в означающую последовательность». Сказать, что он должен обеспечить свою вовлеченность, значит сказать, в аккурат, чего он лишен. Он лишен того единственного факта, что он является субъектом означающего. Он лишен всех своих способностей, которые оставляет у дверей аналитика. Он лишен всех своих способностей, кроме, надеемся, способности говорить. Но есть также много субъектов, которые могут дойти до проявления себя в аналитическом опыте в виде потери (déperdition) речи. Это все равно соответствует, надо сказать, горизонту практики. Это просто небольшое короткое замыкание, но если мы говорим о пересечении фантазма, то это означает, что потеря речи все равно находится на горизонте опыта. При случае субъекты заигрывают с этим горизонтом, сразу реализуя себя в качестве лишенных речи. Я не говорю, что надо позволить им в этом укрепиться, но, в конце концов, это не такой уж скандал. Это не должно быть сюрпризом для психоаналитика.

2
Le sujet peut être immédiatement dépourvu de beaucoup d'autres choses encore. Par exemple, il peut se trouver être dépourvu de sa capacité à captiver l'éros de l'Autre. Le sujet peut très bien ne pas supporter de ne pas voir l'analyste, ou, plus simplement ne pas supporter de ne pas être vu par lui, ou au moins de ne pas le savoir. Il ne supporte pas de ne pas se voir être vu. Cette barre sur le S peut aussi se traduire, dans certains cas, par ne pas être beau ou belle. Cette barre peut impliquer qu'il faille déposer aussi l'attrait physique. Il y a là un consentement qui n'est pas nécessairement donné. Il y a des sujets qui préfèrent déposer la capacité de parler plutôt que de déposer la capacité de séduire, de séduire par la forme. Je n'ai pas besoin d'insister pour indiquer quelle structure clinique peut être là particulièrement concernée. Sacrifier plutôt le dicible que le visible.

Субъект может быть сразу лишен ещё многих других вещей. Например, он может оказаться лишенным способности захватывать эрос Другого. Субъект вполне может не переносить то, что он не видит аналитика, или, проще говоря, не переносить того, что он не видим им, или, по крайней мере, не знать об этом. Он не переносит того, чтобы не видеть себя видимым. Эта черта на S также может быть переводиться в некоторых случаях как не быть красивым или красивой. Эта черта может предполагать отказ (déposer) от физической привлекательности. Есть согласие, которое не обязательно предоставлено. Есть субъекты, которые предпочитают скорее отказаться от способности говорить, чем от способности соблазнять, соблазнять формой. Мне нет нужды настаивать на указании того, какая клиническая структура может иметь здесь особое значение. Пожертвовать скорее говоримым, чем видимым.

Si Lacan évoque l'éros de l'individu vivant, c'est que ça s'oppose terme à terme à la mort constitutive du sujet du signifiant. Il y a opposition entre cet éros et le désir. Le désir comme fonction signifiante n'est pas strictement équivalent à l'éros comme fonction du vivant. Il y a là un clivage entre le désir et autre chose concernant le vivant. C'est déjà l'amorce de ce qui sera plus tard l'écart entre le désir et la jouissance. Cette proposition que je vous ai rappelée - vous la trouverez pagé 710 des Écrits -, elle a déjà son ambiguïté puisqu'elle fait appel à la fantasmagorie, au scénario fantasmatique Dans ce moment de l'enseignement de Lacan,, nous avons comme un certain flou sur cette fonction fantasmatique et qui fait que sa fonction cruciale dans cet enseignement n'apparaîtra que par la suite. On peut même dire que la fonction essentielle du fantasme n'est pas immédiatement déchiffrable dans les Écrits. Elle l'est, bien sûr, en retour, mais elle ne l'est pas au premier abord.

Если Лакан упоминает об эросе живого индивида, то это потому, что это противопоставляется, в конечном итоге, конститутивной смерти субъекта означающего. Между этим эросом и желанием существует оппозиция. Желание как означающая функция не строго эквивалентна эросу как функции живого. Существует разрыв/расщепление/расслоение (clivage) между желанием и чем-то, касающимся жизни. Это уже набросок того, что позже станет разрывом между желанием и наслаждением. Это пропозиция, о которой я вам напомнил — вы найдете ее на странице 710 «Écrits», — уже имеет свою двузначность/амбивалентность, поскольку заставляет обратиться к фантасмагории, к фантазматическому сценарию. В этот момент учения Лакана мы имеем как бы некоторую расплывчатость в отношении этой фантазматической функции, и это значит, что ее ключевая функция появится в учении лишь позже. Можно даже сказать, что основная функция фантазма не сразу расшифровывается в Écrits. Она там есть, конечно, но не при первом подходе.

Je te mange

À ce manque-à-être du sujet il lui faut donc une contrepartie qui lui vienne de ce qu'il est comme vivant, c'est-à-dire de ce qu'il est hors signifiant. Ça conduit à la difficulté d'accorder l'objet et le phallus. Il s'agit en effet de saisir en quoi ce qui est hors signifiant comme imaginaire peut se retrouver mis en fonction dans la structure signifiante. C'est la que Lacan est conduit, et contre ses premières articulations, à distinguer le phallus comme signifiant et l'objet comme non signifiant. Le phallus prend alors le statut du manque-à-être. C'est par quoi il s'oppose aux objets mais c'est par quoi il est aussi bien le vecteur qui permet la mise en fonction signifiante des objets.

Я тебя ем

Следовательно, к этой нехватке-в-бытии субъекта ему нужна противоположность, которая приходит к нему из того, что он есть как живое, то есть из того, что он есть вне означающего. Это приводит к трудности соотнесения объекта и фаллоса. На самом деле это вопрос схватывания того, что находится вне означающего как Воображаемого, может оказаться приведенным в действие в означающей структуре. Именно здесь Лакана, вопреки его первым формулировкам, ведет к тому, чтобы различать фаллос как означающее и объект как не означающее. Тогда фаллос приобретает статус нехватки-в-бытии. Именно в этом он противопоставляется объектам, но именно в этом он является также вектором, позволяющим введение означающей функции объектов.

Lacan a trouvé une solution élégante. Il a mis d'abord le phallus comme à part de la séquence des objets. Ça a beaucoup frappé ses lecteurs et auditeurs, au point que c'est resté le nec plus ultra de la doctrine sur ce sujet. Il a mis d'abord le phallus en tant que signifiant à part des objets, mais ensuite, il a considéré que c'est ce phallus à part qui significantise les objets, qui accomplit la mise en fonction des objets dans la structure signifiante. C'est ce qu'écrit petit a sur (-φ). Cette formule indique que c'est le phallus qui donne sa fonction signifiante aux objets du désir.

Лакан нашел элегантное решение. Сначала он поместил фаллос в стороне от последовательности объектов. Это сильно поразило его читателей и слушателей, до такой степени, что осталось крайним пределом доктрины Лакана по этому вопросу. Сначала он отделил фаллос в качестве означающего от объектов, но затем он посчитал, что именно этот обособленный фаллос означивает объекты, осуществляет введение функции объектов в означающей структуре. Это то, что записывается маленькое а над (-φ). Эта формула указывает на то, что именно фаллос предоставляет объектам желания свою означающую функцию.

Il y a, toujours dans cette page 710, une indication tout à fait précieuse qui est apportée comme un élément de démonstration. Il s'agit de la coloration par l'objet de la relation à l'Autre, et précisément à l'Autre sexuel. Lacan évoque le statut d'objet oral que peut prendre l'Autre du signifiant en tant que partenaire sexuel. Je m'imagine qu'il se réfère là au style oral des épanchements amoureux qui s'indique dans le je te mange. C'est aussi présent dans le titillement des enfants par les adultes. Ça se retrouve également dans le folklore français. C'est un folklore qui est déjà extrêmement logifié au regard du folklore allemand qui est bien plus fleuri. Dans le folklore français, sorti des ogres et des fées, il ne reste pas grand chose. Il suffit de comparer les contes de Perrault à leur source. Il suffit de les comparer au répertoire des frères Grimm.

Есть, все еще на странице 710, очень ценное указание, которое служит элементом демонстрации (доказательства). Речь идет об окраске объектом отношения к Другому, и именно к сексуальному Другому. Лакан упоминает о статусе орального объекта, который Другой означающего может принять в качестве сексуального партнера. Я предполагаю, что ссылается там на оральный стиль любовных излияний, прослеживающийся в «Я тебя съем». Это также присутствует в щекотании детей взрослыми. Это также встречается во французском фольклоре. Это фольклор, который уже чрезвычайно логифицирован по сравнению с немецким фольклором, который гораздо более цветистый. Во французском фольклоре, происходящим от людоедов и фей, мало что осталось. Достаточно сравнить сказки Перро с их источником. Достаточно сравнить их с репертуаром братьев Гримм.

Le statut d'objet oral qu'est l'Autre se retrouve au niveau fantasmatique comme des images d'introjection. Lacan l'attribue au caractère oral que doit prendre la demande. Ça se formule par la bouche. « La demande sexuelle, dit-il, à seulement devoir se présenter oralement, ectopise dans le champ du désir génital des images d'introjection ». Le terme d'ectopie a là pour nous toute sa valeur. C'est indiquer un rapport d'espace et de situation : topos, en dehors : ek. Il y a là déjà l'amorce dune relation d'extimité. Cette extimité, je la relève dans cette ectopisation des images de dévoration dans le champ du désir.

Статус орального объекта, которым является Другой, обнаруживается на фантазматическом уровне как образы интроекции. Лакан приписывает это оральному характеру требования. Это формулируется ртом. «Сексуальное требование, — говорит он, — просто обязанное проявить себя орально, эктопирует/смещает образы интроекции в поле генитального желания». Термин эктопия имеет здесь для нас всю свою значимость. Он — термин указывает на отношение пространства и месторасположения: τοπος, вне: ἔκ. В этом уже есть набросок отношения экстимности. Эту экстимность я извлекаю из эктопизации (ectopisation) образов поглощения (пожирания) в поле желания.

Quand l'Autre du signifiant est pris au niveau où il est incarné comme le partenaire sexuel, ça conduit à repérer son ravalement au rang d'objet. C'est pourquoi, dès lors que la problématique sexuelle deviendra prévalante dans l'enseignement de Lacan, le statut de l'Autre, du même mouvement, trouvera à s'incarner sous les espèces de l'objet. Nous en avons déjà là une matrice, mais, à cette date, Lacan recule devant cette équivalence. Il y a là une élision.

Когда Другой означающего взят на уровне, где он воплощен в качестве сексуального партнера, это приводит к понижению его до ранга объекта. Вот почему, как только в учении Лакана сексуальная проблематика становится преобладающей, статус Другого, в тот же момент, будет воплощен под видами объекта. У нас уже есть его матрица, но на тот момент Лакан отступает перед этой эквивалентностью. Здесь есть элизия/выпадение.

Lacan écrit, et ça reste une indication clinique tout à fait précise et précieuse: « Ce qui se produit à l'extrême, c'est que le désir trouve son support fantasmatique dans ce qu'on appelle défense du sujet devant le partenaire pris comme signifiant de la dévoration accomplie ». Lacan invite à ce qu'ici, on pèse les termes. Si nous les pesons, la première chose que nous pouvons faire, c'est de remarquer que dans cette phrase, qui commente ($ <> a ), le support fantasmatique est le petit a. Lacan insiste sur le fait qu'il ne s'agit là pas tellement de l'objet oral mais d'un signifiant. À cette date, dans ce paragraphe, il recule devant le statut propre de l'objet a. Il ne peut pas admettre qu'il y ait là un élément si foncièrement hétérogène au signifiant. Il s'agit pour lui d'un objet dans son statut de signifiant.

Лакан пишет, и это остается совершенно точным и ценным клиническим указанием: «В крайнем случае желание находит свою фантазматическую опору в том, что называется защитой субъекта перед партнером, рассматриваемым как означающее полного поглощения». Лакан предлагает нам здесь обдумать эти понятия. Если мы подумаем, первое, что мы сможем сделать, это заметить, что в этой фразе, которая комментирует ($ <> a), фантазматическая поддержка — это маленькое a. Лакан настаивает на том, что речь идет не столько об оральном объекте, сколько об означающем. В то время в этом абзаце он отступает перед собственным статусом объекта а. Он не может допустить, чтобы здесь был элемент, столь глубоко гетерогенный для означающего. Для него речь идет об объекте в его статусе означающего.

Le signifiant de la dévoration accomplie, c'est la mère. On peut apporter là tout un matériel clinique probant en tant que tel. Cette ectopie de la réalité dans le champ du désir et dans certaines difficultés de la vie amoureuse trouve là son fondement clinique. Je relève encore que déjà ici, le fantasme est qualifié clairement de défense du sujet. C'est un pas avant de qualifier le désir même comme défense. Vous savez que Lacan y viendra un peu plus tard.

Означающим осуществленного поглощения является мать. Можно предоставит здесь весь клинический материал, убедительный сам по себе. Эта эктопия реальности в поле желания и в некоторых трудностях любовной жизни находит здесь свою клиническую основу. Замечу еще раз, что уже здесь фантазм четко определен как защита субъекта. Это шаг перед тем, как определить само желание как защиту. Вы знаете, что Лакан придет к этому чуть позже.

a, exposant du désir

а, экспонента желания

Si je veux maintenant presser le pas et franchir une étape, je dirai que la logique contenue dans ce ($ <> a) conduit à poser petit a comme l'être du sujet. C'est parce qu'on l'a introduit comme contrepartie du manque-à-être que l'on peut dire qu'on est irrésistiblement conduit à l'élaborer comme l'être ou la substance du sujet. Lacan dira plus tard que s'il y a quelque chose d'ontique dans l'expérience analytique, c'est dans la jouissance qu'on peut le trouver. Eh bien, vous en avez déjà ici l'amorce, la nécessité anticipée.

Если я сейчас захочу ускориться и сделать шаг вперед, я скажу, что логика, содержащаяся в ($ <> а), приводит к тому, что маленькое а рассматривается как бытие субъекта. Именно потому, что мы ввели его как противоположность нехватки-в-бытии, можно сказать, что это непреодолимо побуждает к его разработке как бытия или субстанции/сущности субъекта. Позже Лакан скажет, что если в аналитическом опыте и есть что-то онтическое, то это можно найти именно в наслаждении. Что ж, у вас уже есть для этого набросок, предварительная необходимость.

Il y a un carrefour de l'enseignement de Lacan dans ces années 58-59. Il y a un carrefour qui aurait pu conduire à réduire l'objet dans le signifiant. On en voit, ici et là, les indices dans les Écrits. Considérer que l'inconscient est structuré comme un langage, ça oblige, chaque fois qu'il est question d'un objet dans la théorie analytique, de démontrer que cet objet est mis en fonction dans le langage, dans la chaîne signifiante. Ça pourrait passer pour être la conséquence de l'axiome de départ de Lacan. Or, la formule du fantasme incite à tout autre chose. Elle incite à accorder à l'objet un statut distinct du signifiant. Ce n'est pas parce que l'objet est mis en fonction dans la structure signifiante, qu'il s'évanouit dans le signifiant.

В эти 58-59 годы в учении Лакана есть перекресток. Перекресток, который мог бы привести к редукции объекта к означающему. То здесь, там мы видим эти указания в Écrits. Считать, что бессознательное структурировано как язык, это обязывает каждый раз, когда речь идет об объекте в аналитической теории, демонстрировать/доказывать, что этот объект начинает функционировать в языке в цепи означающих. Это могло бы сойти за следствие исходной аксиомы Лакана. Однако формула фантазма побуждает совсем к другому. Она побуждает придать объекту статус, отличный от означающего. Объект начинает функционировать в означающей структуре, он исчезает в означающем. Объект исчезает в означающем, не потому что он начинает функционировать в означающей структуре.

À partir de là, pour se repérer, on peut poser la question : quelle est la fonction que l'objet imaginaire reçoit du symbolique ? Poser cette question, c'est déjà admettre qu'il ne s'évanouit pas. Une seconde question serait celle-ci : quel est le rapport de l'objet et du désir ? Comment se fait-il qu'il y ait un objet qui soit en fonction dans le désir, dans le désir qui, lui, est articulé au manque-à-être ?

Исходя из этого, чтобы сориентироваться, можно задать вопрос: какова функция, которую воображаемый объект получает от/из Символического? Задать этот вопрос уже значит признать, что он не исчезает. Второй вопрос был бы таким: каково отношение между объектом и желанием? Каким образом существует объект, функционирующий в желании, в желании, которое само артикулировано с нехваткой-в-бытии?

Dans la Remarque sur le rapport de Daniel Lagache, vous avez cette expression de Lacan : « L'expérience du désir est celle du manque-à-être ». Il est évident que cette phrase est partiale. L'expérience du désir n'est pas seulement celle du manque-à-être. Le désir est aussi concerné par un objet. Comment s'articule le manque-à-être du désir - et donc le fait que le désir est désir de rien - avec le statut des objets qui y sont concernés.? On sait que ça fait difficulté. Le débutant qui apprend et répète à l' l'aveugle que le désir est désir de rien, se trouve ensuite surpris de la problématique toujours renaissante de l'objet du désir. Vous savez que c'est ce qui conduira Lacan à mettre l'objet en-deçà du sujet du désir. Le désir peut être désir de rien, mais il a un objet pour cause.

В Примечаниях к докладу Даниэля Лагаша есть выражение Лакана: «Опыт желания есть опыт нехватки-в-бытии». Очевидно, что эта фраза однобока. Опыт желания — это не только опыт нехватки-в-бытии. Желание также вовлечено через объект. Как нехватка-в-бытии желания — и, следовательно, тот факт, что желание, это желание ничто — артикулируется со статусом объектов, которые к нему относятся? Известно, что это сложно. Новичок, который учится и слепо повторяет, что желание есть желание ничто, потом удивляется вечно возрождающейся проблематике объекта желания. Вы знаете, что именно это приведет Лакана к тому, чтобы поставить объект по эту сторону субъекта желания. Желание может быть желанием ничто, но оно имеет объект своей причиной.

C'est la nécessite d'articuler le manque-à-être du désir et le statut de l'objet qui conduit Lacan, précisément dans ce texte sur Lagache, à poser que la structure comme telle comporte un élément hétérogène au signifiant. J'avais rappelé cela : si tout est structure, pas tout est signifiant. Je l'ai même présenté de façon logique. Il faut que vous en voyiez l'enjeu proprement analytique, l'enjeu dans l'expérience. Que la structure comporte un élément hétérogène au signifiant, c'est la condition pour pouvoir articuler le manque-à-être du désir comme effet de signifiant aux objets qui hantent ce manque-à-être.

Именно необходимость артикулировать нехватку-в-бытии желания и статус объекта приводит Лакана, именно в этом тексте о Лагаше, к утверждению, что структура как таковая включает в себя элемент, гетерогенный означающему. Я напоминал об этом: если все является структурой, не все есть означающее. Я даже представил это логически. Нужно, чтобы вы увидели в этом собственно аналитическую цель, цель в опыте. То, что структура включает в себя элемент, гетерогенный означающему, является условием возможности артикулировать нехватку-в-бытии желания как эффект означающего с объектами, которые преследуют эту нехватку-в-бытии.

Là, je peux vous faire valoir ce qui est quand même une tentative de solution par Lacan. Dans Remarque sur le rapport de Daniel Laquelle, il est conduit, pour rendre cela pensable, à évoquer une transmutation de l'objet qui admet, premièrement, que l'objet est sélectionné dans le corps, mais qui implique, deuxièmement qu'il se trouve sublimé de par sa mise en fonction signifiante. Il se trouve élevé à une fonction qui le dépasse. Il y a là un quasi-mathème que Lacan n'a pas écrit mais qui est la formule de cette solution. À la question sur la fonction que l'objet imaginaire reçoit du symbolique, Lacan répond que l'objet est comme l'exposant de la fonction du désir. On pourrait donc écrire cela ainsi, l'objet étant là l'exposant du désir comme manque-à-être :

Здесь я могу показать вам, что все-таки является попыткой решения Лакана. В "Примечании к отчету Даниэля Лагаша", чтобы сделать это мыслимым, он вынужден обратиться к преобразованию объекта, которое, во-первых, допускает, что объект выбран в теле, но, во-вторых, подразумевает, что он оказывается сублимированным через его помещение в означающую функцию. Он оказывается возведенным в функцию, которая превосходит его. Здесь есть квазиматема, которую Лакан не писал, но которая является формулой этого решения. На вопрос о функции, которую воображаемый объект получает от Символического, Лакан отвечает, что объект подобен экспоненте функции желания. Следовательно, можно было бы записать это так, объект, будучи здесь экспонентой желания подобен нехватке-в-бытии:

Vous savez ce qu'est un exposant. C'est ce qui exprime la puissance à laquelle une quantité est élevée. Lacan propose donc de traduire ainsi la sublimation signifiante de l'objet. C'est une solution élégante qui vise à rendre en même temps pensables le rien du manque-à-être, c'est-à-dire l'absence d'objet qui est celle de ce désir de rien, et le fait qu'un objet soit pourtant en cause dans cette fonction. Cette formule, essaye de coordonner le manque d'objet du désir et l'objet qu'il y a pourtant.

Вы знаете, что такое экспонента. Это то, что выражает степень, в которую возводится количество. Итак, Лакан предлагает переводить означающую сублимацию объекта следующим образом. Это элегантное решение, нацеленное на то, чтобы в то же время сделать мыслимым ничто нехватки-в-бытии, то есть отсутствие объекта, которое является объектом этого желания ничто, и тот факт, что объект, тем не менее, является причиной в этой функции. Эта формула dа пытается согласовать нехватку объекта желания и объект, который все же имеется.

Pourquoi cette formule ne restera-t-elle pas chez Lacan? Celle qui restera, c'est celle qui met l'objet en-deçà du sujet et qui articule le rien et le quelque chose de l'objet :

Почему эта формула не останется у Лакана? Та, которая остается, это именно та, которая помещает объект по эту сторону субъекта и артикулирует ничто и что-то объекта:

Ça comporte l'obligation de poser qu'il y a une part de l'objet qui n'est pas imaginaire. Pas tout objet est imaginaire. C'est pourquoi, réfléchi dans le miroir, il ne donne pas seulement a'. Même si l'objet est emprunté à la fonction imaginaire, il ne s'épuise pas dans cette fonction. Il a aussi une fonction proprement symbolique. Cet objet ne donne pas seulement a', il est restitué au champ de l'Autre. Rien que là, nous avons cette problématique que nous avons abrégée comme étant celle-ci :

Это включает в себя обязательство постулировать, что есть часть объекта, которая не является воображаемой. Не всякий объект является воображаемым. Вот почему, отражаясь в зеркале, он предоставляет не только а'. Даже если объект заимствован из воображаемой функции, он не исчерпывается в этой функции. Он также имеет функцию строго символическую. Этот объект предоставляет не только а', он воссоздается в поле Другого. В одном лишь этом месте у нас есть эта проблематика, которую мы сократили до:

Не факLe seul fait de creuser la mise en fonction signifiante de l'objet oblige à distinguer, concernant l'objet, sa part imaginaire, où il se trouve redupliqué par le miroir, et sa part symbolique. De cette mise en fonction signifiante, Lacan tire les conséquences : l'objet figure aussi au champ de l'Autre. La mise en fonction signifiante veut dire que l'objet figure aussi au champ de l'Autre. Il figure au champ de l'Autre, dit Lacan, en fonction d'exposant du désir dans l'Autre. Nous avons là l'amorce d'une extrême sophistication de l'objet, et on ne peut pas, à partir de là, échapper à une logification de l'objet a.

Сам факт вникания введения в означающую функцию объекта заставляет различать в отношении объекта его воображаемую часть, где он оказывается заново удвоенным зеркалом, и его символическую часть. Из этого введения функции означающего Лакан выводит следствия: объект также фигурирует в поле Другого. Введение означающей функции значит, что объект также находится в поле Другого. Он фигурирует в поле Другого, говорит Лакан, в функции экспоненты желания в Другом. Мы имеем здесь набросок предельной изощренности объекта, и исходя из этого нельзя избежать логификации объекта а.

Ce statut d'exposant du désir, il ne parle pas beaucoup à l'imaginaire. C'est une tentative pour résoudre une question théorique dont je vous ai montré la valeur. Ce petit d et ce petit a, ça essaye de nouer, dans la même formule, le fait que pourtant il y en a un. Ce paradoxe, Lacan ne le dénouera qu'en posant l'objet comme cause du désir. Ça implique que si l'expérience du désir est celle du manque-à-être, la réalisation du désir, elle, ne l'est pas. Elle n'est pas expérience du manque-à-être. Réalisation du désir, c'est, au contraire, annulation du manque-à-être. La réalisation du désir, telle qu'elle peut être située à l'horizon de l'expérience analytique, est sans doute une annulation du sujet, mais à condition de saisir qu'il s'agit là d'une annulation qui comporte l'abolition du manque-à-être. Cette réalisation du désir apparaît déjà comme autre chose qu'une expérience de signifiant. Elle apparaît comme la limite de l'expérience avec le signifiant.

Этот статус экспоненты желания мало что говорит о Воображаемом. Это попытка решить теоретический вопрос, значение которого я вам показал. Это маленькое d и это маленькое а, это попытка связать (nouer) в одной и той же формуле тот факт, что, тем не менее, в этом имеется один. Лакан приведет этот парадокс к развязке (dénouera), только постулировав объект как причину желания. Это предполагает, что если опыт желания является опытом нехватки-в-бытии, то реализация желания — она не является таковой. Это не опыт нехватки-в-бытии. Реализация желания есть, наоборот, аннулирование (annulation) нехватки-в-бытии. Реализация желания в том виде, в каком оно может располагаться на горизонте аналитического опыта, наверное, является аннулированием субъекта, но при условии схватывания того, что речь идет здесь об аннулировании, которая включает в себя упразднение (abolition) нехватки-в-бытии. Эта реализация желания выступает уже как нечто иное, чем опыт означающего. Оно появляется как предел опыта с означающим.

Les objets lacaniens

Pour arriver à la fin de mon parcours qui est ω, je passerai rapidement sur le pas suivant que fait Lacan, page 818 des Écrits. C'est une radicalisation de ce que je vous ai souligné. C'est une radicalisation qui consiste à définir l'objet a comme tel par ceci, qu'il n'a pas d'image spéculaire. C'est là un pas de plus. Dans sa Remarque sur le rapport de Daniel Lagache, Lacan distingue la part imaginaire et la part symbolique de l'objet. Ici, il simplifie les choses en définissant l'objet a comme échappant complètement à l'imaginaire. Il échappe au miroir. Lacan ne dit plus que l'objet réfléchi dans le miroir ne donne pas seulement a', il dit qu'il échappe au miroir.

Лакановские объекты

Чтобы достичь конца моего пути, которым является ω, я быстро перейду к следующему шагу, который делает Лакан, страница 818 "Écrits". Это радикализация того, на что я вам указал. Это радикализация, которая заключается в определении объекта а как такового посредством того, что у него нет зеркального образа. Это еще один шаг вперед. В своем "Замечании к отчету Даниэля Лагаша" Лакан различает воображаемую и символическую части объекта. Здесь он упрощает вещи, определяя объект а, как полностью ускользающий от Воображаемого. Он ускользает от зеркала. Лакан больше не говорит, что объект, отраженный в зеркале, предоставляет не только а', он говорит, что он ускользает от зеркала.

Je ne suis pas conduit à vous animer ça, puisque la présentation que je vous fais ici est très formelle et en appelle très peu à l'expérience. Il faudrait cependant apercevoir le rôle que joue le fait d'élargir la liste des objets freudiens. Est-ce que c'est parce qu'il a rencontré le regard et la voix dans l'expérience, que Lacan est conduit à cette élaboration de l'objet qui échappe au miroir, ou est-ce que ce sont les nécessités logiques de cette élaboration qui le conduisent à saisir ces nouveaux objets dans l'expérience ? Personne ne le saura jamais. Il n'est pas sûr que ce soit de l'ordre du sachable pour Lacan lui-même.

Я не уполномочен побуждать вас к этому, поскольку презентация, которую я здесь делаю, весьма формальна и приводит очень мало опыта. Однако следует обратить внимание на ту роль, которую играет факт расширения списка фрейдовских объектов. Потому ли, что столкновение со взглядом и голосом в опыте привело Лакана к этой разработке объекта, который ускользает от зеркала, или именно логические необходимости этой разработки приводят его к тому, чтобы уловить эти новые объекты в опыте? Никто никогда этого не узнает. Не факт, что для самого Лакана это было из разряда познаваемого/достижимого.

Ce qu'on voit, c'est qu'il a en effet élargi la liste des objets freudiens. Si on ne pense qu'à l'objet oral ou qu'à l'objet anal, on ne saisit même pas ce que peut vouloir dire le fait qu'ils échappent au miroir. Ce sont des objets matériels. On ne voit pas en quoi les fèces échapperaient au miroir, et on ne voit pas pourquoi l'objet oral, qui est comestible et qu'on se met dans la bouche, échapperait au miroir et pas à la bouche. Mais quand on ajoute le regard et la voix à ces objets freudiens, la proposition échapper au miroir va de soi.

Что мы видим, так это то, что он действительно расширил список фрейдовских объектов. Если думать только об объекте оральном или только об анальном объекте, даже не понятно, что может означать тот факт, что они ускользают от зеркала. Это материальные объекты. Мы не видим, как фекалии ускользнули бы от зеркала, и мы не видим, почему оральный объект, который является съедобным и который мы кладем в рот, ускользал бы от зеркала, а не ото рта. Но когда мы добавляем взгляд и голос к этим фрейдовым объектам, пропозиция ускользнуть от зеркала становится сама собой разумеющейся.

Il faudrait encore, là, bien sûr, sophistiquer les choses, puisque, après tout on peut rendre la voix visible. De même, à confondre le voir et le regard, on peut penser capturer le regard. Mais enfin, on admettra sans difficulté que ce sont des objets qui apparaissent singulièrement dématérialisés. Pour pouvoir les ajouter à la liste des objets, il faut déjà avoir une définition extrêmement sophistiquée de l'objet. Il faut déjà au moins avoir une définition de l'objet qui en fait l'exposant d'un désir. Il faut déjà saisir que l'objet dans le désir est déjà sublimé.

Здесь, конечно, надо бы еще кое-то усовершенствовать/додумать, поскольку, в конце концов, голос можно сделать видимым. Точно так же, путая зрение и взгляд, мы можем подумать о том, чтобы захватить взгляд. Но, в конце концов, мы без труда допускаем, что это объекты, которые кажутся исключительно дематериализованными. Чтобы иметь возможность добавлять их в список объектов, нужно уже иметь чрезвычайно изощренное определение объекта. Нужно уже, по крайней мере, иметь определение объекта, которое делает его экспонентой желания. Нужно уже осознать, что объект в желании уже сублимирован.

N'oubliez pas qu'en faisant cette liste, Lacan distingue les objets freudiens et les objets lacaniens. Les objets freudiens, dit-il, sont des objets articulés à la demande. C'est pour cela qu'on les a d'abord trouvés. Les objets lacaniens, eux, sont directement articulés au désir. Ils font corps avec la division du sujet. Les objets de la demande se prêtent à une rectification éducative, spécialement l'objet anal. Les autres non. Évidemment, ça peut se discuter. Ça peut se discuter puisque vous apprendre ce qu'on peut ou ce qu'on ne peut pas regarder fait aussi partie de votre éducation. C'est d'ailleurs vous indiquer ce qui est spécialement intéressant. C'est immédiatement vous indiquer la place du regard. Il y a aussi une éducation qui porte sur la voix. Pas seulement sur le comment bien s'exprimer. Il y a une éducation qui porte sur le ton de la voix, sa sculpture, sa tonalité, etc. Il est sûr que ça demande que l'objet voix soit sophistiqué. Je ne vais pas m'étendre sur cette distinction des objets freudiens et des objets lacaniens qui nous retiendra peut-être l'année prochaine, mais je serais plutôt porté à penser que c'est l'extrême exigence de cette construction logique qui a permis de découvrir, dans l'expérience, des objets supplémentaires qu'un matérialisme vulgaire passait à l'as.

Не забывайте, что, составляя этот список, Лакан проводит различие между фрейдовскими объектами и лакановскими объектами. Фрейдовские объекты, говорит он, — это объекты, артикулированные в требовании. Вот почему мы нашли их в первую очередь. Лакановские объекты напрямую артикулированы в желании. Они делают тело (corps) с расщеплением (division) субъекта. Объекты требования поддаются воспитательной ректификации (rectification), особенно анальный объект. Другие нет. Разумеется, это можно обсудить. Это можно обсудить, поскольку обучение вас тому, что мы можем или не можем смотреть, также является частью вашего образования. Именно, кстати, указывать вам на то, что особенно интересно. Незамедлительно указать вам место взгляда. Существует также образование, связанное с голосом. Не только о том, как хорошо выступать. Существует образование, которое занимается тембром голоса, его скульптурой, тональностью и т.д. Конечно, это требует, чтобы голосовой объект был утонченным (sophistiqué). Я не собираюсь распространяться по поводу этого различия между фрейдовскими объектами и лакановскими объектами, которое, возможно, послужит нам снова опорой в следующем году, но я скорее склонен думать, что именно крайняя требовательность (exigence) этой логической конструкции позволила обнаружить в опыте дополнительные объекты, которыми заурядный материализм пренебрег.

Donc, cet objet se trouve être maintenant défini comme strictement exclu de la dimension imaginaire. Il est défini comme non réfléchi. « Il est insaisissable au miroir », dit Lacan, page 818 des Écrits. Il y a là une radicalisation de la définition de l'objet a. À ce moment-là, on peut écrire une bonne fois cette formule de i(a) sur petit a. C'est poser clairement qu'à cet objet insaisissable au miroir, l'image spéculaire donne son habillement : i(a), qui est la partie totale et saisissable au miroir, et qui n'est rien que le voile de l'objet en tant que tel :

Таким образом, объект теперь оказывается определенным как строго исключенный из Воображаемого измерения. Он определяется как неотраженный. «Он неуловим в зеркале», — говорит Лакан на странице 818 Écrits. Здесь происходит радикализация определения объекта а. В этот момент можно написать в который раз эту формулу для i(a) над маленьким a. Это значит ясно показать, что этому объекту, неуловимому/несхватываемому в зеркале, зеркальный образ предоставляет свое облачение: i(a), которое является целостной и схватываемой частью в зеркале и которое есть не что иное, как вуаль объекта как такового:

Il faut maintenant que je vous amène au pas suivant. Je le situerai dans le petit texte de Lacan qui s'appelle «Du Trieb de Freud et du désir du psychanalyste».

Теперь нужно, чтобы я привел вас к следующему шагу. Я размещу его в небольшой текст Лакана, который называется "О влечении (Trieb) Фрейда и желании психоаналитика".

a, objet de la pulsion

Là, la mise en fonction de l'objet dans la structure signifiante, qui implique une domination du statut de l'objet sur le signifiant, cède la place au fait que c'est le sujet qui est en division par l'objet. La solution que Lacan conservera de cette problématique, ce n'est pas l'objet comme exposant du désir, mais c'est l'objet cause du désir. Il y a donc deux solutions distinctes de l'articulation du manque d'objet et de l'objet comme quelque chose qui est conservé par le désir. La première solution, c'est da. Mais Lacan s'arrête à la deuxième solution, c'est-à-dire à l'objet cause du désir. C'est là qu'on peut dire que l'expérience du désir est à la fois celle du manque-à-être et celle de quelque chose qui se trouve en-deça :

a, объект влечения

Здесь помещение функции объекта в означающую структуру, которое предполагает доминирование статуса объекта над означающим, уступает место тому, что именно субъект расщепляется объектом. Решение, которое Лакан сохранит от этой проблематики, это не объект как экспонента желания, а именно объект-причина (l'objet cause) желания. Таким образом, есть два различных решения артикуляции нехватки объекта и объекта как чего-то, что сохраняется желанием. Первое решение da. Но Лакан останавливается на втором решении, то есть на объекте-причине желания. Именно здесь можно сказать, что опыт желания — это и опыт нехватки-в-бытии, и опыт чего-то, что находится по эту сторону:

Je vous ferai alors remarquer comment Lacan définit la structure du fantasme. Cette structure du fantasme est faite, dit-il - je simplifie – « du rapport qu'il [le désir] méconnaît, de cette division [du sujet et du désir] à un objet qui la cause ». Nous avons, d'un côté, la division du sujet et du désir, et, de l'autre côté, nous avons un objet qui la cause. Voilà le rapport. On s'y perd puisque le désir dans cette phrase est à deux places. C'est fait pour ça. Vous trouverez ce paragraphe page 853 des Écrits. C'est une toute nouvelle définition de la structure du fantasme. Ce n'est plus la définition du fantasme par la mise en fonction symbolique de l'image, c'est la définition du fantasme à partir du rapport de la division subjective à l'objet qui la cause.

Затем я покажу вам, как Лакан определяет структуру фантазма. Эта структура фантазма создана, говорит он, — я упрощаю, — «из отношения, которое оно [желание] не признавало, из этого расщепления [субъекта и желания] объектом как причиной расщепления (qui la cause)». У нас есть, с одной стороны, расщепление субъекта и желания, а с другой стороны, у нас есть объект, его (расщепления) причина. Вот это отношение. Мы теряемся в нем, так как желание в этом предложении стоит в двух местах. Вот для чего это. Вы найдете этот абзац на странице 853 Écrits. Это совершенно новое определение структуры фантазма. Это уже не определение фантазма через через введение символической функции образа, это определение фантазма, исходя из отношения субъективного расщепления объектом-причиной (расщепление объектом, который является причиной/ который его вызывает).

Cette division subjective, Lacan l'appelle ici la division du sujet et du désir. Dans la formule ( $ <> a), petit a s'introduit comme une contrepartie à l'effet du signifiant, mais dans la définition que je viens de vous donner, les choses bougent. Elles bougent puisque c'est l'objet comme tel qui est posé comme causant la division du sujet. Nous avons une formule qui attribue le sujet barré à l'effet du signifiant et une formule qui l'attribue a un effet de l'objet. Vous connaissez les accords entre ces deux formules réparties et non contradictoires dans l'enseignement de Lacan :

Это субъективное расщепление Лакан называет здесь расщеплением субъекта и желания. В формулу ($<>а) вводится маленькое а как противоположность эффекту означающего, но в определении, которое я вам только что дал, вещи движутся. Они движутся, поскольку именно объект как таковой постулирован как причиняющий расщепление субъекту. У нас есть формула, которая приписывает (атрибутирует) перечеркнутый субъект эффекту означающего, и формула, которая приписывает (атрибутирует) его эффекту объекта. Вам знакомы эти соглашения между этими двумя распространенными и непротиворечивыми формулами в учении Лакана вам известно:

Qu'est-ce que dérobe cette structure du fantasme? Elle dérobe une formule, à savoir que c'est la pulsion qui divise le sujet et le désir. Il suffit de mettre ensemble ces propositions, pour saisir que nous avons alors la pulsion même comme petit a, ou disons, l'objet de la pulsion. Nous avons là un glissement qui est fait, il faut le dire, très brièvement. Ce sont seulement deux ou trois petits paragraphes qui nous le signalent. Désormais, l'objet qui n'a plus rien de saisissable au miroir, l'objet qui peut être la voix ou le regard, ne peut plus se définir par l'insatisfaction de la demande. La généralisation même du concept de l'objet empêche de le définir par l'insatisfaction de la demande. Dès lors, il ne peut plus être défini que par l'insatisfaction de la pulsion, par l'insatisfaction de la demande comme pulsion, c'est-à-dire ce qui ne se demande pas, ce qui ne passe plus seulement oralement. La seule façon de trouver une substance à cet objet insaisissable au miroir, c'est de poser désormais qu'il concerne la satisfaction de la pulsion, c'est-à-dire qu'il concerne la jouissance. Nous avons ici une problématique nouvelle qui, n'est plus celle de la fonction de l'objet comme imaginaire ou symbolique. Nous avons une problématique de la fonction de l'objet comme jouissance de la pulsion.

Что скрывает эта структура фантазма? Она скрывает формулу, а именно, что это влечение расщепляет субъект и желание. Достаточно соединить эти пропозиции вместе, чтобы уловить, что тогда мы имеем само влечение как маленькое а или, скажем, объект влечения. Здесь мы имеем скольжение, которое сделано, надо сказать, очень сжато (brièvement). Всего лишь два или три небольших абзаца, которые это сообщают. Отныне объект, который больше не имеет ничего улавливаемого в зеркале, объект, который может быть голосом или взглядом, уже не может определяться через неудовлетворенность требования. Само обобщение понятия объекта препятствует определению его через неудовлетворенность требования. С этого момента он больше не может быть определен только через неудовлетворенность влечения, через неудовлетворенность требования как влечения, то есть то, что не требуется, то, что больше не происходит только устно/оральным образом. Единственный способ найти субстанцию в этом объекте, неуловимом/несхватываемым в зеркале — именно отныне постулировать, что он касается удовлетворения влечения, то есть наслаждения. Перед нами здесь новая проблематика, которая больше не является проблемой функции объекта как воображаемого или символического. Мы имеем проблематику функции объекта как наслаждения влечения.

Quelle est la fonction que l'objet comme jouissance de la pulsion reçoit du symbolique? C'est à ce moment que Lacan pose cette antinomie que j'ai soulignée depuis longtemps : le désir vient de l'Autre / la jouissance est du côté de la Chose. La formule qui résume ça, c'est la formule de tout à l'heure :

Какую функцию объект как наслаждение влечения получает от Символического? Именно в этот момент Лакан формулирует эту антиномию, которую я уже давно подчеркиваю: желание приходит от Другого/наслаждение — на стороне Вещи. Формула, которая подводит итог, — это формула, приведенная ранее:

a, dans le champ de l'Autre

La problématique que nous allons rencontrer maintenant sera la problématique - et là nous approchons de la consistance logique - de la jouissance et de l'Autre, ou disons, de la jouissance et du savoir. Si je veux vous laisser avec des repères certains, il faut que je vous renvoie au pas suivant de Lacan, toujours dans les Écrits. C'est le pas marqué par le texte Position de l'inconscient, qui élabore non plus seulement le ($ <> a), c'est-à-dire le rapport de l'objet contrepartie du sujet ou de l'objet cause de la division du sujet, mais la problématique du rapport de l'Autre comme barré à l'objet a :

a, в поле Другого

Проблематика, с которой мы сейчас столкнемся, будет проблематикой — и здесь мы приближаемся к логической консистентности — наслаждения и Другого, или, скажем, наслаждения и знания (savoir). Если я хочу оставить вас с некоторыми ориентирами, нужно, чтобы я направил вас к следующему шагу Лакана, все еще в Écrits. Это шаг, отмеченный текстом «Позиция бессознательного», который разрабатывает не только ($ <> а), то есть отношение объекта, противоположного (l'objet contrepartie) субъекту или объекта-причины расщепления субъекта, но проблематика отношения Другого как перечеркнутого к объекту а:

Il y a là une exigence logique. Si on pose l'objet comme inséré dans la structure symbolique alors il faut lui trouver une place dans l'Autre. Quelle est sa place? Où s'inscrit-il, cet objet? Vous savez qu'extimité est le terme que je propose pour dénommer cette inscription. Mais, pour y arriver, il faudra que vous fassiez une petite station dans ce Position de l'inconscient, dont les schémas du sujet et de l'Autre, si on les fait apparaître, impliquent bien une position d'intersection de l'objet :

Здесь есть логическая требовательность. Если мы представляем (poser) объект как включенный в в структуру Символического, то нужно найти для него (ему?) место в Другом. Каково его место? Где записывается этот объект? Вы знаете, что экстимность — это термин, который я предлагаю назвать этой записью. Но чтобы этого достичь, вам нужно будет сделать небольшую остановку в "Позиции бессознательного", чьи схемы субъекта и Другого, если их выявить, действительно подразумевают позицию пересечения объекта:

C'est une position qui fait de l'objet perdu l'objet du désir de l'Autre. Si le sujet ne l'a pas, cet objet l'Autre l'a-t-il ? Les formules logiques que Lacan construit nous conduisent à dire qu'il n'est pas sans l'avoir. Il a, dans ce champ de l'Autre, une part-limité, une zone réservée où cet objet s'inscrit.

Это позиция, которая делает из утраченного объекта объект желания Другого. Если субъект его не имеет, то имеет ли этот объект Другой? Логические формулы, которые Лакан конструирует, позволяют нам сказать, что он не без того, чтобы его иметь. Он имеет в поле Другого ограниченную часть, где этот объект записывается.

Je dirai que Position de l'inconscient est là-dessus très sommaire. On doit se contenter d'une indication. L'objet se situe encore dans le registre de la contrepartie. On trouve, page 849, cette formule : « Dans la pulsion, le sujet cherche un objet qui lui remplace cette perte de vie qui est la sienne d'être sexué ». C'est une phrase qui se situe encore dans le registre de la contrepartie. Ça introduit l'objet comme un complément du sujet. Mais, du côté de l'Autre, comment peut-on qualifier le rapport de cet objet avec l'Autre ? On est bien conduit à poser qu'il y a un rapport. Il faut bien restituer cet objet au champ de l'Autre. On ne peut pas se contenter de poser une relation d'extériorité entre l'objet et l'Autre.

Я бы сказал, что «Позиция бессознательного» очень кратка по этому поводу. Мы должны довольствоваться одним указанием. Объект все еще размещается в регистре противоположности. На странице 849 мы находим такую формулу: «Во влечении субъект ищет (некий) объект, который заменит ему эту потерю жизни, которая есть его сексуализированное бытие». Именно эта фраза, которая все еще размещается в регистре противоположности. Это вводит объект как дополнение субъекта. Но как можно определить отношение этого объекта с Другим со стороны Другого? Мы пришли к постулату, что имеется (некое) отношение. Нужно вернуть этот объект в поле Другого. Мы не можем довольствоваться установлением отношения экстериорности между объектом и Другим.

Vous savez que Position de l'inconscient se termine par un paragraphe qui dit ce qu'il y a du côté de l'Autre. Vous pouvez le lire avec moi. Il faut le lire en se demandant si Lacan, dans la liste de ce qu'il met du côté de l'Autre, va mettre l'objet ou pas. Voici ce paragraphe :

Вы знаете, что "Позиция бессознательного" заканчивается абзацем, в котором говорится это "что имеется на стороне Другого". Вы можете прочитать это вместе со мной. Нужно читать его, спрашивая себя об этом, собирается ли Лакан, в списке того, что он размещает на стороне Другого, разместить объект, или же нет. Вот этот абзац:

« Du côté de l'Autre, du lieu où la parole se vérifié de rencontrer l'échange des signifiants [nous sommes d'accord, c'est la moindre des choses, nous savons ça depuis longtemps, depuis le rapport de Rome], les idéaux qu'ils supportent, les structures élémentaires de la parenté [il y a là toute la thèse de Lévi-Strauss], la métaphore du père comme principe de la séparation [vous avez là le -Nom-du-Père], la division toujours rouverte dans le sujet dans son aliénation première [on a là le $], de ce côté seulement et par ces voies que nous venons de dire, l'ordre et la norme doivent s'instaurer qui disent au sujet ce qu'il faut faire comme homme ou femme ».

«На стороне Другого, месте, где речь проверяется, чтобы встретиться (столкнуться) с обменом означающими [мы согласны, это наименьшее из того, что мы знаем давно, со времен "Римской речи"], идеалами, которые они поддерживают, элементарными структурами родства [вот здесь весь тезис Леви-Стросса], метафорой отца как принципом сепарации [вы имеете здесь Имя-Отца] расщеплением, всегда вновь открывающем в субъекте в его первоначальное отчуждение [здесь у нас $], только на этой стороне и этими путями, о которых мы только что говорили, должны установиться порядок и норма, которые говорят субъекту, что делать как мужчине или женщине».

Vous voyez qu'alors qu'il y a une exigence à poser, quel est le statut de l'objet au lieu de l'Autre, Lacan ne formule pas où est l'objet dans l'Autre. Ça nous donne un repère très certain. Nous sommes en effet presque à la fin des Écrits. Nous sortons donc maintenant des Écrits, sauf en ce qui concerne le dernier texte qui est La science et la vérité.

Вы видите, что хотя есть требовательность установить, каков статус объекта в месте Другого, Лакан не формулирует, где находится объект в Другом. Это предоставляет нам ориентир очень определенный. Мы действительно почти в конце Écrits. Итак, мы сейчас покидаем Écrits, за исключением того, что есть в последнем тексте, который называется «Наука и истина».

Il y a toujours cette exigence - exigence toujours renouvelée - que l'objet soit inscrit dans l'Autre du signifiant. Tant que l'on opère avec l'Autre comme grand A, il n'y a aucune chance qu'on puisse y loger l'objet, c'est-à-dire le terme hétérogène au signifiant. Le rapport (A <> a), on ne parvient pas à l'écrire. Il y a une nécessité à ce que ce rapport soit posé comme étant celui de S(A barré) <> a. Le rapport de la jouissance et du savoir n'est abordable que si l'on part de l'inconsistance de l'Autre.

Всегда есть эта требовательность — постоянно обновляющаяся требовательность — чтобы объект был вписан в Другого означающего. Пока мы оперируем Другим как заглавным А, нет никаких шансов, что можно было бы поместить туда объект, то есть элемент, гетерогенный означающему. Отношение (A<>a) записать не удается. Оно нуждается в том, чтобы это отношение было представлено в качестве отношения S(A barré) <> а. Отношение между наслаждением и знанием доступно, только если исходить из неконсистентности Другого.

(A <> a) est l'écriture de sa consistance et S(A barré) <> a est l'écriture de son inconsistance. L'articulation du sujet barré avec l'objet est une articulation de manque-à-être : l'objet est un complément d'être. Mais quand on essaye d'écrire le rapport de l'Autre et de l'objet, on ne peut l'écrire que comme le rapport d'une inconsistance à une consistance. C'est là que l'expression de consistance logique doit nous retenir et constituer notre horizon.

(A <> a) — запись его консистентности, а S(A barré <> a — запись его неконсистентности. артикуляция перечеркнутого субъекта с объектом есть артикуляция нехватки-в-бытии: объект есть дополнение бытия.. Но когда мы пытаемся записать отношение Другого и объекта, мы можем записать его только как отношение неконсистентности к консистентности. Именно здесь нас должно удерживать выражение логической консистентности и сформировать наш горизонт.

Il y a, chez Lacan, d'une manière tout à fait explicite, le rappel que la structure de l'Autre est logique. Elle s'écrit S(A barré). C'est la condition pour pouvoir restituer l'objet a au champ de l'Autre. Dire que la condition est que cette structure soit considérée comme logique, c'est aussi dire qu'il ne suffit pas qu'elle soit considérée comme linguistique.

У Лакана, в очень явной форме, есть напоминание о том, что структура Другого логична. Она записывается S (A перечеркнутое). Это условие возможности вернуть объект а в поле Другого. Сказать, что условием является то, чтобы эта структура рассматривалась как логическая, значит также сказать, что недостаточно, чтобы она рассматривалась как лингвистическая.

a, produit de l'expérience

Quand Lacan introduit l'objet a comme consistance logique, il pose que dans l'analyse, on vérifie dans cet objet est la cause du désir. C'est rappeler qu'on ne peut pas, dans l'analyse, vérifier dans l'Autre sa consistance. C'est rappeler que la consistance de l'Autre n'est pas vérifiable. C'est ce qu'on abrège en disant qu'il n'y a pas d'Autre de l'Autre.


a, продукт опыта

Когда Лакан вводит объект а как логическую консистентность, он постулирует, что в анализе мы удостоверяемся в том, что в этом объекте есть причина желания. Это напоминание, что в анализе невозможно проверить в Другом его консистентность. Это напоминание, что консистентность Другого не верифицируема (не поддается проверке?). Это то, что мы сокращаем, говоря, что не имеется Другого Другого.

À cet égard, tout l'artifice analytique repose sur cette structure logique, mais le problème est alors celui de ce prélèvement corporel par quoi nous pouvons abréger, commenter l'objet a. Nous disons prélèvement corporel et cette expression laisse indistinctes les choses entre le détachement d'image et le détachement de jouissance, puisque image et jouissance tiennent au corps. Le prélèvement corporel est déjà fait quand le sujet vient à l'analyse. C'est notre hypothèse de départ : l'objet a est déjà là. À cet égard, on peut dire que cet objet précède l'analyse. Mais en quoi consiste l'expérience analytique ? - sinon à connecter cet objet à la chaîne signifiante, c'est-à-dire à l'élaboration du savoir. Ça modifie donc déjà le sujet en le faisant apparaître comme pur clivage de l'énonciation. C'est dans la mesure où l'expérience analytique est un apurement de logique, que l'objet a peut être, dans l'expérience, posé comme production de l'expérience.

В этом отношении вся аналитическое ухищрение опирается на эту логическую структуру, но проблема тогда становится проблемой этого телесного изъятия, за счет чего мы можем произвести сокращение, прокомментировать объект а. Мы говорим телесное изъятие, и это выражение оставляет вещи между откреплением образа откреплением наслаждения, неразличимыми, поскольку образ и наслаждение зацеплены за тело (tiennent au corps). Телесное изъятие уже произведено, когда субъект приходит в анализ. Это наша исходная гипотеза: объект а уже там. В этом отношении можно сказать, что этот объект предшествует анализу. Но из чего состоит аналитический опыт? — иначе как соединять этот объект с цепочкой означающих, то есть с выработкой знания. Следовательно, это уже модифицирует субъект, заставляя его появляться в качестве чистого расщепления высказывания. Именно в той мере, в какой аналитический опыт является выверкой логики, объект а в опыте может быть постулирован как продукция опыта.

Le premier point, c'est que d'une certaine façon le prélèvement corporel est déjà là. Le prélèvement de jouissance est déjà là.
Le second point, c'est que dans l'analyse ce prélèvement est connecté au savoir.

Первый момент заключается в том, что телесное изъятие некоторым образом уже здесь. Изъятие наслаждения уже здесь.
Второй момент состоит в том, что в анализе это изъятие соединено со знанием.

Le troisième point, c'est que le sujet se dégage comme pur clivage. Apparaît alors, corrélativement, ce prélèvement corporel comme objet a. L'artifice analytique consiste à faire apparaître comme production de l'expérience, ce qui est déjà là comme prélèvement de jouissance. C'est la valeur très surprenante de cette phrase de Lacan que vous trouvez à la page 23 du n° 29 d'Ornicar ?: « Suffira-t-il de remarquer qu'en l'acte psychanalytique l'objet a n'est censé venir qu'en forme de production? »

Третий момент заключается в том, что субъект проявляется как чистое расщепление. Затем появляется коррелятивно это телесное изъятие как объект а. Аналитическое ухищрение состоит в том, чтобы заставить появиться как продукцию опыта то, что уже здесь, как изъятие наслаждения. Это то самое удивительное значение этой фразы Лакана, которое вы найдете на странице 23 в № 29 "Ornicar?": "Достаточно ли будет заметить, что в психоаналитическом акте объект а предполагается появиться только в форме продукции?».

Qu'est-ce qu'implique ce n'est censé venir ? ça implique que nous pouvons définir l'objet a à partir de l'expérience analytique comme telle, à partir de son artifice. Ça implique que nous pouvons définir l'objet a comme une production de l'expérience, à distinguer du prélèvement corporel qui pourtant est déjà fait. C'est par là que l'on peut dire que l'objet a n'émerge qu'à la fin de l'analyse. Il y a là une prodigieuse logification de l'objet que je ne fais que vous faire miroiter. Il y a une logification de l'objet par rapport à ce qui est son point de départ à savoir les images qui captivent l'éros vivant.

Что подразумевается под "предполагается появиться"? Это подразумевает, что мы можем определить объект а, исходя из аналитического опыта как такового, исходя из его ухищрения. Это подразумевает, что мы можем определить объект а как продукцию опыта, чтобы отличать от телесного изъятия, которое, тем не менее, уже сделано. Таким образом, можно сказать, что объект а появляется только в конце анализа. В этом есть изумительная логификация объекта, на которую я вам только намекаю. Существует логификация объекта по отношению к тому, что является его отправной точкой, а именно к образам, которые захватывают живой эрос.

Cette connexion de savoir, Lacan la dit en termes propres. Il appelle ça « la mise à la masse de l'en-je [qui qualifie là le prélèvement corporel premier] par une prise dans le savoir ». Vous savez ce qu'est la mise à la masse en électricité. Ça consiste à relier, électriquement, directement à la masse. C'est ainsi que Lacan qualifie la chose : relier directement le plus-de-jouir au savoir. Ça fait apparaître une connexion nécessaire de l'inconsistance de l'Autre à la consistance logique de l'objet. Ça oblige, aussi bien, à élaborer la présence de cet objet dans l'Autre sur le mode de l'extimité.

Эту соединение знания Лакан излагает в своих собственных терминах. Он называет это «заземлением в-я (en-je) [которое здесь определяет первое телесное изъятие] путем захвата знания». Вы знаете, что такое электрическое заземление. Оно заключается в электрическом соединении непосредственно с землей. Вот как Лакан определяет это: напрямую связывая прибавочное наслаждение со знанием. Это выявляет необходимую связь неконсистентности Другого с логической консистентностью объекта. Это также требует разработки присутствия этого объекта в Другом в модусе экстимности.

consistance- inconsistance

Eh bien, je crois maintenant que j'ai encore le temps d'arriver jusqu'au ω. J'ai pris ça comme repère d'un statut logique de l'inconsistance qui me paraît tout à fait propre à introduire le statut d'extimité de l'objet dans l'Autre. Je vais vous animer ça à la fois précisément et rapidement.


Консистентность - неконсистентность

Что ж, теперь я думаю, что у меня еще есть время добраться до ω. Я взял это в качестве ориентира логического статуса неконсистентности, который мне кажется вполне подходящим для введения статуса экстимности объекта в Другом. Я собираюсь оживить его для вас точно и быстро.

Au fond, qu'est-ce qui peut nous imager au mieux l'Autre comme consistant, l'Autre où se font les échanges signifiants, où tourne la chaîne signifiante ? Le seul fait qu'on abrège cette chaîne avec S1-S2 montre ici la place éminente du nombre naturel, de l'entier positif dans la définition de l'Autre. Vous avez donc cette séquence des nombres: 1, 2, 3, 4, 5, etc. Vous pouvez mettre aussi le zéro. C'est même conseillé. Vous savez que cette séquence des nombres a toujours apparu comme quelque chose d'absolument primitif à partir au moment où on s'est mis à vouloir formaliser les mathématiques. Il y a quelque chose de si primitif dans ces nombres, qu'il faut vraiment l'Autre pour les avoir créés. Vous connaissez la parole célèbre de Kronecker en 1886. Elle est connue. La date, par contre, j'ai été la chercher. Cette parole était que Dieu a fait les nombres entiers, et que, tout le reste, c'est le travail des hommes.

В сущности, что может лучше всего изобразить (imager) нам Другого как консистентного, Другого, где происходят означающие обмены, где вращается означающая цепочка? Единственный факт того, что сокращаем эту цепочку до S1-S2, показывает здесь выдающееся место натурального числа, положительного целого числа в определении Другого. Итак, у вас есть последовательность чисел: 1, 2, 3, 4, 5 и т. д. Вы можете поставить также ноль. Это даже рекомендуется. Вы знаете, что эта последовательность (séquence) чисел всегда представлялась чем-то абсолютно примитивным, начиная с того момента, когда появилось желание формализовать математику. В этих числах есть что-то настолько примитивное, что для их создания действительно нужен Другой. Вы знаете знаменитую речь Кронекера в 1886 году. Она известна. Дату же я, наоборот, искал. Речь была о том, что Бог создал целые числа, и что все остальное — дело рук человеческих.

Qu'est-ce qui se passe quand on entreprend de formaliser cette suite des nombres ? La formaliser, ça veut dire que c'est la désubstantialiser. C'est la considérer comme une séquence d'objets quelconques qu'il s'agit de générer méthodiquement, comme si on n'avait jamais eu l'expérience de cette suite des nombres. Vous savez que celui à qui on rapporte classiquement cette formalisation, c'est le mathématicien italien Peano. Il s'est aperçu qu'il y avait là des propriétés élémentaires qu'il pouvait caractériser sous forme d'axiomes indépendants, c'est-à-dire non déductibles les uns des autres. Il en a énuméré cinq.

Что происходит, когда мы беремся формализовать этот ряд (suite) чисел? Формализовать его — значит десубстанциализировать (désubstantialiser). Это значит рассматривать его как последовательность каких-либо объектов, которые нужно методически генерировать (речь идет о том, чтобы методически генерировать?), как если бы мы никогда не сталкивались (не имели опыта/эксперимента?) с таким рядом чисел. Вы знаете, что тот, кому классически (традиционно?) приписывается эта формализация, — итальянский математик Пеано. Он обнаружил, что существуют элементарные свойства, которые он мог охарактеризовать в виде независимых аксиом, т.е. не выводимых друг из друга. Он перечислил пять.

Dans cette chaîne des nombres entiers, il y a d'abord un nombre qui est le premier et qui n'a pas de prédécesseurs. Puis, à partir de cet élément premier, il faut considérer que l'on peut passer à toute la suite. C'est l'opération qui permet de former 1 à partir de 0, de former 2 à partir de 1, etc. Il y a un objet initial et puis la fonction de succession. On peut donc très bien se contenter d'une opération, une opération qu'en logique on appelle unaire puisqu'elle ne porte que sur un élément. L'addition, par exemple, est une opération binaire puis puisqu'elle porte sur deux éléments reliés par le symbole +. Ça a donc conduit, Peano à inventer un symbole pour l'opération de succession.

В этой цепочке целых чисел первым сначала имеется некое число, которое является первым и которое не имеет предшественников. Затем, начиная с этого первого элемента, следует рассматривать, что можно перейти ко всему ряду (suite). Это операция, которая позволяет образовать (сформировать?) 1 из исходя 0, образовать 2 из 1 и т. д. Есть некий начальный (инициальный) объект, а затем функция следования (succession). Можно, следовательно, вполне довольствоваться операцией, — операцией, которую в логике называют унарной, поскольку она касается только одного элемента. Сложение, например, является бинарной операцией, так как в ней участвуют два элемента (она относится к двум элементам?), соединенных reliés символом +. Это побудило (привело?) Пеано изобрести символ операции следования.

Je vais vous énumérer les cinq axiomes.
Le premier caractérise le 0 en disant que 0 est un nombre. Voilà un axiome dont on ne peut se passer pour définir la suite. Il faut de toute façon, avoir un élément initial. Peano écrit simplement cela avec le signe d'appartenance :

Я собираюсь перечислить вам пять аксиом.
Первая характеризует 0, говоря, что 0 — это число. Это аксиома, без которой мы не можем обойтись, чтобы определить следующее (la suite). В любом случае необходимо иметь начальный элемент. Пеано просто пишет это со знаком принадлежности:

Ce grand N est ici l'ensemble des nombres naturels. C'est aussi une figure très valable pour notre grand A comme consistant. 0 ∈ N, c'est le premier axiome.

Le second axiome, c'est que si petit n - un nombre quelconque - est un nombre naturel, alors n' est aussi un nombre naturel. Si n fait partie de grand N, alors n' fait partie aussi de N :

Это заглавное N является здесь множеством натуральных чисел. Это также очень подходящая фигура для нашего заглавного А как консистентного. 0 ∈ N [0 принадлежит множеству натуральных чисел] — первая аксиома.

Вторая аксиома состоит в том, что если маленькое n — какое-либо число — является натуральным числом, то n' также является натуральным числом. Если n составляет часть заглавного N, то n' также составляет часть N:

Le troisième axiome consiste à dire que les seuls nombres naturels sont ceux qui sont produits par ces deux axiomes. C'est un troisième axiome d'induction.

Le quatrième axiome consiste à dire que si m' = n', alors m = n. Ça veut dire que si deux nombres, m et n, ont les successeurs égaux, ils sont égaux.

Le cinquième axiome, c'est que pour tout n, n' est différent de 0. C'est simplement marquer qu'il y en a un qui n'a pas de successeur.

Третья аксиома состоит в утверждении, что единственными натуральными числами являются те, которые производятся этими двумя аксиомами. Это — третья аксиома индукции.

Четвертая аксиома состоит в том, что если m' = n', то m = n. Это означает, что если два числа m и n имеют равные последующие (successeurs), то они равны.

Пятая аксиома заключается в том, что для всех n, n отлично от 0. Это просто означает, что существует одно число, которое не имеет последующего.

Il faudrait, bien sur, commenter ces cinq axiomes qui marquent une date tout à fait importante dans l'histoire de la logique, et dont nous pouvons dire qu'ils nous donnent une caractérisation très acceptable de l'Autre de la chaîne signifiante, à partir du moment où on la prend comme ordonnée. Ça paraît être tout à fait consistant. À partir de là, on ne trouvera aucune contradiction, on ne verra jamais apparaître une proposition et son contraire. On peut donc s'imaginer avoir ainsi caractérisé les nombres entiers. À partir de là, aucune chance que l'on puisse rencontrer autre chose qu'un nombre entier dans N. C'est ça l'assurance que l'on croit avoir. C'est l'assurance que dans cet Autre dit grand N, on ne trouvera rien d'hétérogène. C'est la ce qu'on croit être l'Autre. C'est ce que Peano a cru. Il a cru qu'il y avait là un Autre qui s'égalait au Dieu qui avait créé les nombres naturels.

Следовало бы, конечно, прокомментировать эти пять аксиом, которые знаменуют очень важную дату в истории логики, и о которых мы можем сказать, что они предоставляют нам весьма приемлемую характеристику Другого означающей цепочки начиная с момента, когда ее принимают как упорядоченную. Кажется, это вполне последовательно/консистентно. Отсюда мы не найдем никакого противоречия, мы никогда не увидим появления пропозиции и ее противоположности. Исходя из этого, можно представить, что таким образом мы охарактеризовали целые числа. И следовательно, нет никаких шансов, что мы встретим что-то иное, кроме целого числа в N. Это гарантия, которая, как мы верим, у нас есть. Это гарантия того, что в этом Другом, называемом большим N, мы не найдем ничего гетерогенного. Это то, что мы считаем является Другим. Вот, во что верил Пеано. Он верил, что там был Другой, равный Богу, создавший натуральные числа.

Eh bien, pas du tout ! En dépit de la simplicité de cet ensemble de cinq axiomes, on a découvert que c'était tout de même inconsistant. Il ne s'agit pas d'une inconsistance ravageante, sinon on ne pourrait même plus compter. Ce n'est pas une inconsistance ravageante mais une inconsistance tout a fait subtile et qui a été baptisée, par Gödel en 1931, l'inconsistance.

Ну, вовсе нет! Несмотря на простоту этого множества пяти аксиом, было обнаружено, что оно всё же неконсистентно. Речь идет не об опустошительной (опустошающей?) (ravageante) неконсистентности, иначе мы бы даже не смогли считать. Это не опустошительная (опустошающая?) неконсистентность, а неконсистентность, довольно тонкая, которая была наречена Гёделем в 1931 году неконсистентностью.

On peut très bien avoir un système de l'arithmétique tout à fait consistant mais qui, néanmoins, contient au moins un élément qui n'est pas un nombre naturel standard. C'est cela l'inconsistance ω. Bien qu'on ait bouché toutes les issues et que donc ce système est consistant, on ne peut pas démontrer qu'un filou de nombre ne s'est pas glissé dans N pour s'y trouver en extra.

Ну хорошо, можно иметь систему арифметики, вполне консистентную, но которая, тем не менее, содержит, по крайней мере, один элемент, не являющийся стандартным натуральным числом. Это — неконсистентность ω. Хотя заблокированы все выходы и, следовательно, эта система консистентна, нельзя доказать, что числовой обманщик не проскользнул в N, чтобы оказаться там в качестве экстра/лишним.

Les cinq axiomes de Peano ne parviennent pas à caractériser complètement la suite des nombres. Il y a des modèles qui réalisent parfaitement les axiomes de Peano mais qui pourtant comportent un élément hétérogène. La suite des nombres entiers est évidemment l'un de ces modèles. On peut parfaitement définir le modèle N compatible avec les axiomes de Peano mais comportant un élément hétérogène.

Пять аксиом Пеано не достигают того, чтобы полностью охарактеризовать ряд (la suite) чисел. Есть модели, которые прекрасно реализуют аксиомы Пеано, но которые, тем не менее включает в себя гетерогенный элемент. Ряд (la suite) целых чисел является, как раз, одной из таких моделей. Можно точно определить модель N, совместимую с аксиомами Пеано, но включающую гетерогенный элемент.

La question, c'est qu'il n'y a aucune définition de N qui permette de démontrer - c'est ça l'important - que N ne contient que 0,1, 2, 3, 4, 5, etc. Et pourquoi ? Nous posons très bien que 0 fait partie de N, puis que le successeur de 0, c'est-à-dire 1, fait partie de N, puis encore que le successeur de 1, c'est-à-dire 2, fait aussi partie de N, et ainsi de suite :

Вопрос в том, что нет никого определения N, позволяющего доказать — и это важно, — что N содержит только 0,1, 2, 3, 4, 5 и т. д. И почему? Мы очень хорошо представляем, что 0 составляет часть N, затем, что последующий за 0 (преемник нуля), то есть 1, составляет часть N, затем снова, что последующий за 1 (преемник единицы), то есть 2, также составляет часть N, и далее:

Nous pouvons très bien faire cette suite. Mais il n'y a aucune contradiction à supposer un extra, un élément extra, un élément extérieur que nous pouvons peut-être - ça ira plus vite - appeler petit a. Il n'y a aucune contradiction à supposer un élément a faisant partie de N. Cet élément a fait partie de N, et il est aussi différent de 0, de 1, de 2, etc. Le seul élément positif là, c'est que a fait partie de N. Puis nous avons a comme différent de 0, de 1, de 2, de 3, et ainsi à l'infini :

Мы вполне можем составить этот ряд. Но нет никакого противоречия в предположении о об экстра, экстериорном элементе, который мы, может быть, — это будет быстрее — можем назвать маленьким а. Нет никакого противоречия в предположении предположить элемент а, составляющий часть N. Этот элемент а составляет часть N, и также он отличен от 0, от 1, от 2 и т. д. Единственный позитивный элемент здесь, это то, что а составляет часть N. Тогда мы имеем а как отличное от 0, от 1, от 2, от 3 и так далее до бесконечности:

Or - et c'est là le truc - une démonstration ne peut utiliser qu'un nombre fini de prémisses. Pour démontrer que a ∈ N est contradictoire, on sera toujours obligé, pour opérer la démonstration, d'arrêter la liste à un moment donné.

Однако — и в этом вся хитрость — доказательство может использовать только конечное число предпосылок. Чтобы доказать, что a ∈ N противоречиво, мы всегда будем вынуждены, чтобы сделать доказательство, остановить список в в некий данный момент?

Or, si on l'arrête à un moment donné, c'est toujours vrai. Il est toujours vrai qu'il y a un élément qui fait partie de N et qui est distinct de 0, de 1, de 2, de 3 ou de 4. Toute liste finie de ces prémisses est toujours vraie pour quelque élément a. On ne peut pas démontrer que c'est contradictoire. C'est là force du théorème de Gödel de 1930 que de démontrer qu'à partir du moment où il n'y a pas de contradiction, un modèle existe. Tout ensemble de conditions qui sont remplies par des nombres naturels admet nécessairement un modèle non standard. Il y a toujours, pour les axiomes de Peano y compris, une interprétation qui laisse entrer au moins un élément comme petit a. Ce n'est pas du tout, là, pure inconsistance. Ce n'est pas du tout qu'il y a une contradiction. C'est le fait qu'on ne peut pas démontrer de contradiction à partir de là, et que donc ce modèle existe. C'est un théorème des années 50 qui pose que tout ensemble de conditions remplies par les nombres naturels admet également un modèle non standard, c'est-à-dire un modèle qui comporte ce petit a fantomatique. C'est là l'utilisation la plus brillante du concept ω qui a été posé par Gödel.

Однако, если остановить его в определенный момент то, это всегда истинно. Всегда истинно, что имеется элемент, который составляет часть N и отличный от 0, от 1, от 2, от 3 или от 4. Любой конечный список этих предпосылок всегда истинен для некоторого элемента a. Невозможно доказать, что это противоречиво. В этом сила теоремы Гёделя 1930 года, демонстрирующая, что модель существует, начиная с того момента, когда не имеется противоречие. Любое множество условий, которым удовлетворяют (sont remplies par) натуральные числа, обязательно допускает нестандартную модель. Всегда существует, включая аксиомы Пеано, интерпретация, которая допускает (laisse entrer), по крайней мере, один элемент, такой как маленькое а. Это вовсе не так, здесь чистая неконсистентность. Это вовсе не то, что имеется противоречие. Дело в том, что отсюда нельзя доказать противоречие, и поэтому эта модель существует. Это теорема 1950-х годов, которая утверждает, что любое множество условий, которым удовлетворяют (remplies par) натуральные числа, также допускает нестандартную модель, то есть модель, включающую это маленькое призрачное а. Это наиболее блестящее использование понятия ω, сформулированного/изложенного Гёделем.

J'ai été évidemment forcé d'abréger un petit peu les choses. Cette inconsistance ω, c'est de là que nous repartirons pour caractériser le rapport de l'objet et de l'Autre.

Я, разумеется, был вынужден немного сократить материал. Эта неконсистентность ω — вот откуда мы снова начнем, чтобы охарактеризовать отношение объекта и Другого.

Рабочий перевод: Екатерина Седова, ред. с фр. Ирина Макарова, Ирина Север, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.