Жак-Ален Миллер, курс 1985-1986 гг.
Экстимность
13 сеанс, 5 марта1986

Cours du 5 mars 1986

Лекция от 5 марта 1986

Il m'avait paru possible d'écrire en parallèle, à partir de Subversion du sujet, les formules suivantes que j'ai baptisées seconde métaphore paternelle :

Мне показалось возможным параллельно написать, исходя из «Ниспровержения субъекта» следующие формулы, которые я окрестил второй отцовской метафорой:

Je fais ce chemin dans l'idée de parvenir, avant la fin de l'année, à dégager l'extimité comme une relation logique. Nous manions en effet communément l'extériorité, l'intériorité, l'opposition, la contradiction, qui sont autant de modes de relation. J'ai même réussi à introduire, dans notre vocabulaire courant, le terme de corrélation, qui consiste à poser qu'il y a une relation entre deux termes. C'est finalement ce qui s'écrit du losange de Lacan. C'est d'ailleurs par rapport à quoi il faudrait situer le il n'y a pas de rapport sexuel, puisque Lacan n'a jamais rien écrit qui puisse se traduire dans ces termes: H <> это ромб F. Il a écrit par contre, des relations qu'il s'est efforcé de rendre logiques entre le sujet et l'Autre, et entre le sujet et l'objet a.

Я иду по этому пути с целью достичь до конца года понимания экстимности как логического отношения. На самом деле мы обычно имеем дело с внешним, внутренним, противоположностью, противоречием, которые представляют собой все способы отношений. Мне даже удалось ввести в наш повседневный лексикон термин корреляция, который заключается в утверждении, что между двумя терминами существуют (имеются) отношения. Это, наконец, то, что записывается как ромб Лакана. Более того, именно по отношению к чему следовало бы расположить это «сексуальных отношений не существует (не имеется)», поскольку Лакан никогда не писал ничего, что могло бы переводиться в этих терминах: H <> F. Он записал, с другой стороны, отношения, которые он пытался сделать логическими между субъектом и Другим, а также между субъектом и объектом a.

Pour aborder cette contingence corporelle, je vais partir du b a ba. Je ne développerai pas le premier point qui se résume à la proposition de l'inconscient structuré comme un langage. On peut en déduire la tripartition du symbolique, du réel et de l'imaginaire, qui est déjà présente dans le texte de Lévi-Strauss que je vous invite à relire, celui intitulé L'efficacité symbolique. Cette tripartition est même déjà tellement là, que Lévi-Strauss, au moment même où il critiquait sévèrement Lacan, l'a reprise comme étant de son cru - ce qui n'est pas vrai.

Бессознательное структурировано как язык (название раздела в испанской версии).

Чтобы подойти к этой телесной случайности, я начну с основ. Я не буду развивать первый пункт, который можно подытожить предложением о бессознательном, структурированном как язык. Из этого мы можем вывести тройственное разделение Символического, Реального и Воображаемого, которое уже присутствует в тексте Леви-Стросса, который предлагаю вам перечитать и который называется «Эффективность символов». Эта тройственность уже настолько присутствует, что Леви-Стросс, в тот самый момент, когда он резко критиковал Лакана, воспринял ее как свою собственную, что неверно.

J'aborde maintenant le deuxième point. Il est certain que l'accent a été mis d'emblée par Lacan sur la relation entre le symbolique et l'imaginaire, et ce dans des termes sans équivoque qui comportent une subordination de l'imaginaire au symbolique. C'est de là que Lacan a pu réinscrire, resituer son Stade du miroir, dont l'exposé même est sur ce point parfaitement ambigu. L'écrit si commenté du Stade du miroir apparaît après coup, du fait du développement de l'enseignement de Lacan, comme confondant le plan imaginaire et le plan symbolique, comme confondant le rapport a - a' avec le rapport S - A. Au premier plan de l'expérience rapportée dans Le stade du miroir, il y a l'équivalence, en position de reflet de l'individu et de son image réciproque. Puis, au second plan, apparaît une relation de détermination qui installe l'image dans une position dominante, directrice, formatrice, et qui est tout à fait distincte. Dans le premier rapport il y a équivalence, réciprocité et symétrie. Dans le second rapport il y a, même si c'est sous la forme d'un circuit deux vecteurs distincts

Теперь я перехожу ко второму пункту. Безусловно, Лаканом с самого начала был поставлен акцент на отношении между Символическим и Воображаемым, и это в недвусмысленных терминах, подразумевающих подчинение Воображаемого Символическому. Именно из этого Лакан смог переписать, переопределить место своей "Стадии зеркала", само изложение которой в этом отношении совершенно неоднозначно. Впоследствии, в связи с развитием учения Лакана, много комментируемый текст «Стадия зеркала» выглядит как смешение воображаемой плоскости с символической, как смешение отношения а-а' с отношением S-A. На переднем плане опыта, о котором сообщается в «Стадии зеркала», находится эквивалентность в позиции отражения индивида и его реципрокного образа. Затем, на втором плане, появляется отношение детерминации, которое устанавливает образ в доминирующем, руководящем, формирующем положении и которое является совершенно обособленным. В первых отношениях есть эквивалентность, реципрокность и симметрия. Во вторых отношениях существуют, пусть и в форме круга, два разных вектора:

L'individu, dans la réalité, produit sans doute cette image, mais cette image, en retour, il la ressent comme dominante. Elle est formatrice. Dans Le stade du miroir, cela est situé dans le registre de la causalité imaginaire. C'est ce que la distinction de l'imaginaire et du symbolique permet de replacer. Nous avons alors la distinction devenue classique de la relation duelle et du rapport symbolique qui, lui, est causal, déterminant, et qui se répercute dans cet enseignement à partir de ce schéma circulaire. Il est circulaire mais il comporte des termes non symétriques, non réciproques, et un fonctionnement dit d'après-coup :

Индивид, вероятно, производит этот образ в реальности, но этот образ, в свою очередь, индивид ощущает как доминирующий. Он является формирующим. В «Стадии зеркала» это находится в регистре воображаемой причинности. Именно это и есть то, что позволяет сделать различение между Воображаемыми и Символическим. Тогда мы имеем ставшее классическим различие дуального отношения и символического отношения, которое само является причинным, определяющим (детерминирующим), и которое отражено в этом учении из этой круговой схемы. Она является круговой, но включает в себя несимметричные, нереципрокные термины/понятия и так называемое функционирование последействия:

Comme référence ici, je vous donne les pages 548 et suivantes des Écrits. Ce sont celles où figure le schéma Z. Il est présenté par Lacan dans ces termes : « La formulation scientifique de la relation à cet Autre du sujet ». Si certains veulent lire cette phrase autrement qu'ils s'y essayent. Les questions sur la diversité des lectures ne portent qu'apparemment sur de grandes unités. Elles se décident au contraire au niveau de l'expression. Donc, cette phrase de Lacan, qui peut paraître ambiguë en français, je la lis comme se traduisant ainsi : la relation du sujet à l'Autre. Ceux qui pensent qu'il y a une autre lecture possible ont tout le loisir de gamberger s'ils le désirent.

В качестве ссылки я даю вам страницы 548 и последующие в «Écrits». Это страницы, на которых представлена Z-схема. Она представлена Лаканом в таких терминах: «Научная формулировка отношения к этому Другому субъекта». Если некоторые хотят иначе прочитать это предложение, пусть попробуют. Вопросы о разнообразии прочтений касаются, по-видимому, только крупных единиц. Они же, напротив, решаются на уровне выражения. Итак, это предложение Лакана, которое может показаться двусмысленным на французском языке, я его читаю как переведенное следующим образом: отношение субъекта к Другому. Те, кто считает, что существует другое возможное прочтение, могут обдумать это на досуге, если они этого желают.

Nous avons donc cette phrase : la formulation scientifique de la relation du sujet à l'Autre. Quelle est, à ce moment-là, cette relation ? Quelle est cette relation pour Lacan ? Si nous la considérons du point de vue de la recherche qui nous oriente, elle va sensiblement au-delà de l'inconscient structuré comme un langage. L'inconscient structuré comme un langage ne permet pas à lui tout seul de construire ce schéma-là :

Итак, у нас есть эта фраза: «научная формулировка отношения субъекта к этому Другому». Каковы на данный момент эти отношения? Каковы эти отношения для Лакана? Если мы рассмотрим их с точки зрения ориентирующего нас исследования, они ощутимо выходят по ту сторону бессознательного, структурированного как язык. Бессознательное, структурированное как язык, само по себе не позволяет построить здесь эту схему:

Cette relation comporte que non seulement l'inconscient est structuré comme un langage, mais aussi que l'inconscient est le discours de l'Autre. Il y a là, non seulement une doctrine sur la structure de langage de inconscient mais aussi, d'une façon non contradictoire, un dit sur l'articulation de l'inconscient. Ça comporte que l'inconscient est articulé comme un discours. Il est structuré comme un langage et il est articulé comme un discours. Le terme de discours est là l'opérateur qui fait entrer la fonction de la parole dans le champ du langage.

Эта связь подразумевает, что не только бессознательное структурировано как язык, но и что бессознательное является дискурсом Другого. Здесь есть не только учение о структуре языка бессознательного, но и в непротиворечивой форме высказывание об артикуляции бессознательного. Это подразумевает, что бессознательное артикулируется как дискурс. Оно структурировано как язык и артикулировано как дискурс. Термин дискурс является оператором, который вводит функцию речи в поле языка.

Ça permet d'introduire, au point de le rendre équivalent, le concept de l'Autre dans l'inconscient. L'Autre comme concept ce n'est pas la structure de langage qui l'implique immédiatement. C'est la fonction de la parole qui introduit l'Autre, et cela pas seulement pour Lacan. À partir du moment où on analyse la fonction de la parole, et dans l'atmosphère phénoménologique qui était celle de ce temps, on est conduit indirectement à situer l'Autre à qui cette parole s'adresse. Le terrain en quelque sorte natif du concept de l'Autre, c'est la fonction de la parole.

Это позволяет ввести вплоть до придания эквивалентности понятие Другого в бессознательном. Другой как понятие не является структурой языка, которая его непосредственно подразумевает. Именно функция речи вводит Другого, и не только у Лакана. С того момента, как мы анализируем функцию речи, и в феноменологической атмосфере того времени, нас косвенно подводят к тому, чтобы разместить Другого, к которому обращена эта речь. Территория, так сказать, родная для понятия Другого, — это функция речи.

Mais, à formuler que l'inconscient est articulé comme un discours, on peut déplacer l'Autre au point de considérer que l'inconscient n'est rien d'autre que le discours de cet Autre, de l'Autre inconscient. Vous avez la formule même dans ces pages des Écrits : «l'Autre inconscient». C'est une expression qui peut vous paraître galvaudée. Elle est pourtant déjà l'indice d'un déplacement.

Но, формулируя, что бессознательное артикулируется как дискурс, можно сместить Другого до такой степени, что бессознательное будет рассматриваться неиначе, как дискурс этого Другого, бессознательного Другого (l'Autre inconscient). У вас есть формулировка даже на этих страницах «Écrits»: «Другой бессознательный (l'Autre inconscient)». Это выражение может показаться вам слишком избитым, тем не менее, это уже некоторый показатель смещения.

Cet Autre inconscient, qui s'écrit dans une relation symbolique domine et détermine le sujet. C'est ce que Lacan formule dans une phrase simple: « La condition du sujet dépend de ce qui se déroule dans l'Autre ». Ce qui se déroule, c'est évidemment un discours. Ce n'est pas une suite d'événements.

Этот бессознательный Другой, который записывается в символическом отношении, доминирует над субъектом и детерминирует его. Это то, что Лакан формулирует в простом предложении: «Условие субъекта зависит от того, что происходит в Другом». То, что происходит, разумеется, является дискурсом. Это не последовательность событий.

On peut noter en passant que cette condition du sujet, c'est la condition clinique du sujet. C'est ça qui centre l'intérêt de Lacan. Cette condition, il la précise donc en ces termes : névrose ou psychose. Il est suggestif que le terme de perversion ne figure pas dans cette alternative. Je ne veux pas trop appuyer là-dessus, bien qu'on pourrait lui donner tout son sens du fait même que plus loin, dans son écrit Lacan traite effectivement de la perversion.

Попутно отметим, что это условие субъекта является клиническим условием субъекта. Именно в этом и заключается интерес Лакана. Поэтому это условие он уточняет в таких терминах: невроз или психоз. Есть предположение, что термин «перверсия» не фигурирует в этой альтернативе. Я не хочу слишком педалировать, хотя можно было бы придать ей весь тот смысл, который в ней есть, самим фактом того, что позже в своих работах Лакан действительно занимается перверсией.

Si on admet que la condition clinique du sujet dépend du discours de l'Autre, une question se pose. C'est une question qui va se répercuter tout le long de l'enseignement de Lacan. La question se pose de savoir comment le sujet est intéressé au discours de l'Autre. Il y a là tout ce qui fait notre problème. En effet, la seule écriture de l'Autre, à un degré redoublé de l'altérité, fait valoir l'extériorité de l'Autre par rapport au sujet. Et c'est aussi bien cette extériorité qu'implique la notion même de la subordination du sujet à l'inconscient, à savoir qu'il n'y peut rien. Ça lui est extérieur, et, à l'occasion, ça lui sert d'excuse. Dire qu'il faut bien que le sujet soit intéressé à ce discours, ça revient à dire précisément que la relation d'extériorité pure et simple ne suffit pas à qualifier ce qu'il en est du rapport à l'Autre. Il y a donc lieu de formuler par quoi et en quoi le sujet n'est pas là purement extérieur, mais concerne dans son être même par le discours de l'Autre.

Если допустить, что клиническое условие субъекта зависит от дискурса Другого, возникает вопрос. Это вопрос, который будет иметь последствия на протяжении всего учения Лакана. Возникает вопрос, каким образом субъект заинтересован в дискурсе Другого. В этом все, что составляет нашу проблему. Действительно, сама запись Другого, в удвоенной степени инаковости, утверждает экстериорность Другого по отношению к субъекту. И именно эта экстериорность подразумевается самим понятием подчиненности (subordination) субъекта бессознательному, а именно то, что он ничего не может с этим поделать. Она (подчиненность) является для него экстериорной/внешней, и в некоторых случаях служит ему оправданием. Сказать, что нужно, чтобы субъект был заинтересован в этом дискурсе, значит точно сказать, что отношения экстериорности попросту недостаточно, чтобы определить в этом что есть отношение к Другому. Поэтому необходимо сформулировать, чем и в чем субъект не является сугубо экстериорным/внешним, но в самом своем бытии касается дискурса Другого.

Реальность субъекта (название раздела в испанской версии).

Ce schéma Z, si nous le reprenons de ce point de vue, il indique par quels termes le sujet est intéressé à l'Autre. Il y est intéressé doublement. Il y est intéressé par une relation qui est une relation à la relation duelle, et il y est aussi intéressé par la relation à l'Autre :

Эта схема Z, если мы рассматриваем ее с этой точки зрения, указывает, посредством каких понятий субъект заинтересован Другим. Он заинтересован там вдвойне. Он заинтересован через отношение, которое является отношением к дуальному отношению, и его также интересует отношение к Другому:

Cette écriture, S, du sujet n'est nullement l'écriture du sujet en tant qu'il parle. Au contraire, ce point de départ comporte que ça parle dans L'Autre. C'est là la valeur du ça parle de Lacan, qu'il a par après regretté. On peut dire que ce schéma unilatéralise la fonction de la parole qui se trouve en quelque sorte absorbée dans le discours de l'Autre. Il n'en reste rien du côté du sujet comme tel. C'est ainsi que ce sujet - je vous prie de noter les termes précis qu'utilise Lacan - est qualifié « dans son ineffable et stupide existence ». Il ne faut pas lire ça trop vite. Il y a ce terme d'ineffable, et, le sujet relatif à l'Autre, il est ici précisément le sujet qui ne parle pas. C'est le sujet qui est sans parole. On peut opposer terme à terme l'existence ineffable et stupide du sujet à A, au lieu de l'Autre, où, corrélativement se pose la question de son existence. D'un côté, on a l'existence comme stupide, ineffable, hors de la parole, et, de l'autre côté, on a la parole tout entière attribut de l'Autre. Pour le lecteur pressé, Lacan prend soin de souligner que du côté de l'Autre, la question de l'existence ne se présente pas comme ineffable. Sont construits là deux termes opposés, à partir de ce prédicat de l'ineffable.

Эта запись, S, субъекта, никоим образом не является записью субъекта, в той мере, в какой он говорит (en tant qu'il parle). Напротив, эта точка отправления подразумевает, что оно (ça) говорит в Другом. Таково значение лакановского «оно говорит» (ça parle), о котором он позже сожалел. Можно сказать, что эта схема односторонне определяет функцию речи, которая находится в некотором роде поглощенной (absorbée) в дискурсе Другого. От субъекта как такового в этом ничего не остается. Именно так этот субъект — я вас прошу обратить внимание на то, какие точные термины использует Лакан — определен «в своем невыразимом (ineffable) и тупом (stupide) существовании». Не нужно читать это слишком быстро. Есть это понятие невыразимое, и, субъект, относящийся (relatif) к Другому, здесь именно тот субъект, который не говорит. Это именно субъект, который без речи. Можно термин за термином противопоставлять невыразимое и тупое существование субъекта (в/к) А, на/в месте Другого, где коррелятивно ставится вопрос о его существовании. С одной стороны, мы имеем существование как тупое, невыразимое, вне речи, а, с другой стороны, мы имеем речь, полностью являющуюся атрибутом Другого. Для спешащего читателя Лакан заботится о том, чтобы подчеркнуть, что на стороне Другого вопрос существования не предстает как невыразимый. Из этого предиката невыразимого выстраиваются два противоположных термина/понятия.

Ce qui est positif dans ineffable n'est pas fable, même s'il y a là-dedans une question de fable - la fable qui se raconte à ton sujet dans l'Autre, la fable qui se dit dans l'Autre et qui te concerne, t'intéresse. Mais enfin, le terme de fable n'est pas, dans l'usage, employé comme le contraire d'ineffable. Le terme que Lacan fait valoir comme antonyme, c'est celui d'articulé. La question n'est pas ineffable, elle est articulée. Le sujet dont Lacan a alors usage est un sujet tout à fait dessaisi de l'articulation. Ce (S <> A) écrit l'articulation du sujet à l'articulation.

То, что положительно в невыразимом, не является сказкой (fable), даже если в нем есть вопрос о сказке — в которой рассказывается о тебе, твоем субъекте в Другом, сказке, которая сказывается в Другом и которая касается тебя, интересует тебя. Но, в конце концов термин «сказка» не используется в обиходе как противоположность невыразимому/невысказываемому. Термин, которому Лакан придает ценность в качестве антонима, — это термин «артикулированный». Вопрос не (есть) невыразим/невысказываем (ineffable), он артикулирован. Субъект, которого затем использует Лакан, — это субъект, полностью освобожденный от артикуляции. Это (S <> A) записывает артикуляцию субъекта с артикуляцией (l'articulation du sujet à l'articulation).

Dans ce schéma Z, le sujet, le grand S, c'est un terme réel. Il faut le dire : c'est un terme réel, hors symbolique. C'est un terme réel, hors symbolique, et aussi bien hors imaginaire. C'est là toute la valeur de l'adjectif stupide. Ce sujet est en dehors des significations et de l'articulation signifiante.

В этой схеме Z субъект, заглавная S, является термином Реального. Следует сказать так: это термин Реального, вне Символического. Это термин Реального, вне Символического, а также вне Воображаемого. В этом все значение прилагательного тупой (stupide). Этот субъект находится вне значений и артикуляции означающих.

Si vous croyez que je force les choses en disant qu'il y a un terme réel qui figure déjà dans ce schéma, je vous prie de noter que dans ce même texte sur la psychose, Lacan situe un quatrième terme. Le fait qu'il soit quatrième a déjà toute sa valeur. Ça a toute sa valeur si on sait comment sont construits les schémas qui viendront par la suite, jusqu'à celui du discours analytique où le quatrième terme est l'objet a comme réel. C'est ce qui m'avait fait dire, en court-circuit, que cet objet a était en haut à gauche sur ce schéma :

Если вы думаете, что я форсирую события, говоря, что существует термин Реального, который уже присутствует в этой схеме, прошу вас, обратите внимание, что в этом же тексте о психозе Лакан помещает четвертый термин. Тот факт, что это — четвертый термин, уже имеет все свое значение. Это имеет всё своё значение, если мы знаем, как строятся последующие схемы, вплоть до [схемы] аналитического дискурса, где четвертым термином является объект a как реальный. Вот что заставило меня сказать, замыкая круг, что этот объект a находился в левом верхнем углу этой схемы:

Lacan qualifie le quatrième terme comme « le sujet dans sa réalité comme telle forclose ». Vous me permettrez de penser que dans l'écrit même où Lacan introduit le terme de forclusion dans toute sa rigueur à propos de la psychose, cet adjectif vaille la peine d'être souligné. La réalité du sujet c'est son existence stupide et ineffable, comme telle forclose dans le système.

Лакан определяет четвертый термин как «субъект в своей реальности как таковой форклюзирован». Вы позволите мне думать, что в том самом сочинении, в котором Лакан вводит термин форклюзия во всей его строгости по отношению к психозу, это прилагательное стоит подчеркнуть. Реальность субъекта — это его тупое и невыразимое существование как таковое, форклюзированное в системе.

Je pourrais faire ici quelques digressions, mais, comme je veux marcher d'un bon pas, je poursuis. Je poursuis en vous ordonnant trois registres que comporte ce schématisme.

Здесь я мог бы сделать несколько отступлений, но поскольку я хочу идти в хорошем темпе, я продолжу. Я продолжу, упорядочивая для вас три регистра, которые включают в себя этот схематизм.

Le premier, c'est l'articulation du signifiant.

Le second, c'est la signification du sujet.

Le troisième, c'est la subordination de l'imaginaire.


Первый — это артикуляция означающего.

Второй — это значение субъекта.

Третий — подчиненность Воображаемого.

Pour ce qui est du premier registre, il est certain que la différence d'accent que l'on trouve dans cet écrit par rapport au rapport de Rome, s'explique par l'avancée même de Lacan dans son Instance de la lettre. L'accent, là, il est mis sur la disjonction entre signifiant et signifié, de telle sorte que le discours de l'Autre, tout discours qu'il soit, est considéré comme réductible à une chaîne signifiante. Ça veut dire qu'il est plutôt du registre de l'écriture. Le résultat de l'entrée de la fonction de la parole dans le champ du langage, c'est la promotion de la fonction de l'écrit comme tel, c'est-à-dire distinct et subsistant hors de la lecture qui permet d'accéder au signifié.

Что касается первого регистра, то, безусловно, разница в акцентах, которую мы находим в этом сочинении по сравнению с «Римской речью», объясняется самим продвижением Лакана в его «Инстанции буквы». Акцент здесь ставится на дизъюнкции между означающим и означаемым, так что дискурс Другого, каким бы он ни был, считается сводимым к цепочке означающих. Это означает, что он относится скорее к регистру письма/записи. Результатом вхождения функции речи в поле языка является выдвижение функции письма как таковой, т.е. отличной и существующей вне чтения, что позволяет получить доступ к означаемому.

L'image que Lacan mobilise à ce moment-là pour marquer l'extériorité du discours de l'Autre est l'image des hiéroglyphes «encore indéchiffrables dans la solitude du désert». Cette image est aussi propice à métaphoriser le symptôme dans sa fixité mais aussi dans sa lisibilité potentielle. Les hiéroglyphes, il y a un moment où on ne peut pas les déchiffrer, et puis il y a un nommé Champollion qui arrive et qui les déchiffre. Il a fait ça dans une petite maison qui n'est pas loin de l'Académie Française. Vous pouvez y passer. Il n'y a pas de musée mais une plaque sur la maison, parce qu'un type s'est cassé la tête, il y a donc un moment où ces hiéroglyphes sont déchiffrables.

Образ, который Лакан задействует в этот момент, чтобы обозначить экстериорность дискурса Другого, — это образ иероглифов, «все ещё неразборчивых в одиночестве пустыни». Этот образ также способствует метафоризации симптома в его фиксированности, но также и в его потенциальной читаемости. Иероглифы, есть момент, когда их невозможно расшифровать, и тогда появляется некий Шампольон, который приходит и расшифровывает их. Он делал это в маленьком домике недалеко от Французской академии. Вы можете пойти туда. Там нет музея, но есть мемориальная доска на доме, потому что парень "голову сломал", чтобы найти решение. Поэтому есть момент, когда эти иероглифы поддаются расшифровке.

Il faut bien dire qu'à l'époque, l'optimisme thérapeutique de Lacan apparaît à son extrême, puisqu'il pose, conformément à cette métaphore des hiéroglyphes, que les symptômes se résolvent quand ils sont déchiffrés. Vous savez que cet optimisme à la Champollion cédera le pas, et que le hiéroglyphe n'est pas à cet égard une si bonne métaphore du symptôme. En tout cas, ce n'est qu'une métaphore partielle.

Следует сказать, что в то время терапевтический оптимизм Лакана казался предельным, поскольку он постулирует, в соответствии с этой метафорой иероглифов, что симптомы разрешаются, когда они расшифрованы. Вы знаете, что этот оптимизм в духе Шампольона уступит первенство, и что иероглиф, в этом отношении, не такая уж хорошая метафора для симптома. В любом случае, это лишь частная метафора.

Je laisse de côté les digressions que pourrait nous inspirer le désir de Champollion, et j'attire votre attention sur le second terme, celui du signifié, à propos duquel Lacan pose sa thèse centrale qui modifie l'inspiration saussurienne, à savoir que les signifiants imposent aux signifiés leur structure. Il n'y a donc aucune symétrie entre ces deux termes. Il n'y a pas de rapport de causalité qui serait celui de la conception classique du signifié au signifiant. Ça ne va pas dans le sens d'un j'ai quelque chose à dire, alors je mobilise le signifiant. Ça va à rebours. Les signifiants imposent aux signifiés leur structure et induisent dans ceux-ci la signification. Je ne commente pas davantage ce rappel, sinon pour indiquer tout de même que l'on voit déjà là pointer le concept de la direction. C'est un concept que Lacan rend fameux dans La direction de la cure. Il est déjà là impliqué par cette causalité signifiante qui comporte la subordination de l'imaginaire et la fonction directrice de l'articulation signifiante.

Я оставлю в стороне те отступления, на которые могло бы вдохновить нас желание Шампольона, и обращу ваше внимание на второй термин, термин означаемого, относительно которого Лакан выдвигает свой центральный тезис, модифицирующий соссюровское вдохновение, а именно, что означающие навязывают свою структуру означаемым. Поэтому между этими двумя терминами нет никакой симметрии. Нет отношения причинности, которая была бы таковой в классической концепции от означаемого к означающему. Это идет не в направлении некоего "мне есть что сказать, поэтому я мобилизую означающее". Это идет в противоположном направлении. Означающие навязывают свою структуру означаемым и индуцируют в них значение. Я не буду далее комментировать этот экскурс в прошлое, за исключением того, кроме как указать все же, что мы уже можем видеть там указание на концепт направления. Этот концепт, который Лакан делает знаменитым в «Направлении лечения». Он уже подразумевается там этой означающей причинностью, которая включает в себя подчинение Воображаемого и направляющую функцию означающей артикуляции.

J'en viens maintenant au deuxième point, à savoir la signification du sujet. Ce sujet, nous l'avons pris au départ dans sa réalité, et il devient maintenant la signification induite par le signifiant. Au point de départ, ce sujet est pris dans sa réalité brute, puis le discours de l'Autre le fait signifier. Il le fait signifier dans sa vie même et il le fait signifier dans une analyse. Il le fait évaluer, reélaborer ce qu'il est comme signification. C'est ce que Lacan dit en toutes lettres: «Le sujet dans sa réalité comme telle forclose dans le système, devient le sujet véritable à mesure que le jeu des signifiants va le faire signifier». Ce qui est là impliqué, c'est une relation que nous connaissons chez Lacan. Nous la trouvons à tous les coins de page. Ce qui est là impliqué, c'est le réel comme non symbolique et gagné par le symbolique progressivement significantisé.

Теперь я перехожу ко второму пункту, а именно к значению субъекта. Этот субъект мы изначально взяли в его реальности, и теперь он становится значением, индуцированным означающим. В исходной точке этот субъект берется в его грубой реальности, а затем дискурс Другого заставляет его значить (le fait signifier). Он заставляет его значить в собственной жизни и заставляет его значить в анализе. Он (дискурс) заставляет его оценивать, переработать заново то, чем он является в качестве значения (signification). Об этом Лакан говорит совершенно определенно: «Субъект в своей реальности, как таковой, форклюзированный в системе, становится подлинным (истинным) субъектом, по мере того, как игра означающих будет заставлять его значить». То, что там подразумевается, так это отношения, известные нам по Лакану. Мы находим их на каждой странице. То, что здесь подразумевается, так это именно Реальное как не-Символическое и завоеванное постепенно означивающим Символическим.

La question se pose alors de savoir si cette symbolisation comporte ou non un reste. C'est pourquoi naguère, je me permettais déjà de dire que la vraie place de l'objet a comme reste est indiquée dans le schéma Z par le symbole S. Ce grand S est un sujet faux. Il est seulement potentiel. Il est en puissance. Il est en puissance d'être signification. Je pourrais aussi bien dire: sujet supposé. Il est aussi bien une façon d'écrire la supposition du sujet en puissance.

Тогда возникает вопрос, содержит ли эта символизация остаток или нет. Именно поэтому раньше я уже позволил себе сказать, что истинное место объекта a как остатка обозначается в Z-схеме символом S. Это большое S является ложным субъектом. Это только потенциал. Он в возможности. Он в возможности быть значением (d'être signification). Я мог бы также сказать: предполагаемый субъект. Это также способ написания предположения о субъекте в возможности.

Ne croyez pas qu'en martelant ainsi les pas de Lacan, je vous mène dans une zone que nous aurions dépassée depuis longtemps. N'oubliez pas la phrase qui m'a servi d'appui dans mon cours intitulé Les réponses du réel. C'était une phrase des années 70, une phrase de Lacan où le sujet est toujours qualifié d'effet de signification, avec cette rallonge que, dans l'analyse, il vaut comme réponse du réel.

Не думайте, что, ступая по стопам Лакана таким образом, я веду вас в зону, которую мы уже давно бы прошли. Не забывайте о фразе, которая послужила мне в качестве опоры в моем курсе под названием «Les réponses du réel» («Ответы Реального»). Это была фраза 1970-х годов, фраза Лакана, в которой субъект всегда определен как эффект значения, с продолжением (rallonge) — что в анализе он стоит как ответ Реального.

Le troisième point que je voudrais relever maintenant, c'est la subordination de l'imaginaire. Lacan ne pose pas du tout la relation duelle comme indépendante de la relation à l'Autre. Elle y est au contraire subordonnée. Dans le schéma Z, elle est bien encadrée par les termes de la fonction symbolique. Le sujet ne pourrait pas être un Narcisse s'il n'y avait pas l'Autre. C'est un fait avéré dans l'éthologie. Nous savons que l'animal n'est pas narcissique. C'est l'animal humain qui se distingue par l'intérêt prévalant qu'il porte à sa propre image. Lacan réserve le cas des animaux qui sont attrapés dans le discours de l'Autre via leur propriétaire. Il précise que la relation à l'Autre n'est pas nulle chez l'animal domestique, mais réduite à de sporadiques ébauches de névrose. C'est une considération qui ne varie pas chez Lacan. Le petit chien ou le petit chat sont parfaitement qualifiés pour s'inscrire comme grand S au niveau ineffable et stupide, mais certaines relations sont cependant susceptibles de s'établir avec leur propriétaire, c'est-à-dire avec le discours de l'Autre, de telle sorte que leur condition alors en dépend.

Третий пункт, который я хотел бы сейчас затронуть, — это подчинение Воображаемого. Лакан вовсе не позиционирует дуальное отношение как независимое по отношению к Другому. Напротив, оно подчинено ему. В Z-схеме оно хорошо обрамлено терминами символической функции. Субъект не мог бы быть Нарциссом, если бы не имелось бы Другого. Это доказанный факт в этологии. Мы знаем, что животное не нарциссично. Именно человеческое животное отличается преобладающим интересом к собственному образу. Лакан выделяет отдельно случай животных, которые захвачены дискурсом Другого через своего хозяина. Он указывает, что отношение к Другому у домашнего животного не является нулевым, а сводится к спорадическим зарисовкам невроза. Это соображение не меняется у Лакана. Cобачка или кошечка вполне способны вписать себя в качестве большого S на невыразимом и тупом (stupide) уровне, но, тем не менее, некоторые отношения с их владельцем, то есть с дискурсом Другого, могут быть установлены таким образом, что их состояние затем зависит от него.

Je pourrais amener ici, si je voulais faire une digression, des exemples de névroses canines que j'ai pu observer. Vous connaissez l'importance de parler aux plantes. Moi, j'ai voulu m'acheter un bonsaï et j'ai été dans un magasin pour demander les soins qu'il fallait dispenser à cette chose. On m'a répondu qu'il fallait lui parler gentiment. Je suis ressorti de la boutique parce que je n'étais pas sûr de pouvoir m'adresser avec suffisamment d'affection à cet arbre. Il est clair qu'il pourrait lui aussi ébaucher une névrose.

Я мог бы привести здесь, если бы захотел отвлечься, примеры неврозов собак, которые я наблюдал. Вы знаете, как важно разговаривать с растениями. Что касается меня, я хотел купить бонсай и пришел в магазин, чтобы спросить, как за ним ухаживать. Мне ответили, что нужно разговаривать с ним нежно (по-доброму). Я ушел из магазина, потому что не был уверен, что смогу обращаться к этому дереву с достаточной симпатией/любовью. Понятно, что и у него мог бы развиться невроз.

Le sujet dans sa réalité, Lacan l'aborde conformément à une doctrine plus générale concernant la causalité signifiante, à savoir que cette causalité utilise, emprunte les béances du réel. Les sillons couvrent les signifiants dans le monde réel. Le signifiant va chercher, pour les élargir, les béances que le monde réel lui offre comme étants. Ça trouve son point d'application concernant précisément la réalité du sujet, puisque vous savez qu'il paraît à cette date essentiel à Lacan que le sujet humain dans son existence ineffable et stupide soit un sujet prématuré. Au niveau même de sa réalité organique, il offre déjà une béance dont peut s'emparer le signifiant. Lacan n'hésite pas à parler de la symbiose avec l'Autre. Ce terme de symbiose, à cette date, qualifie la relation du sujet à l'Autre, dont la formulation scientifique est donnée par le schéma Z.

Лакан подходит к субъекту в его реальности в соответствии с более общей доктриной, касающейся причинности означающего, а именно, что эта причинность использует, заимствует брешь (béances) Реального. Борозды (sillons) покрывают означающие в реальном мире. Чтобы расширить их, означающее будет искать брешь, которые реальный мир предлагает ему как сущие (comme étants). Это находит свою точку приложения именно в реальности субъекта, поскольку вы знаете, что в это время Лакану кажется существенным, что человеческий субъект в его невыразимом и тупом существовании является преждевременным субъектом. На самом уровне своей органической реальности он уже предлагает брешь, которой может завладеть означающее. Лакан без колебаний говорит о симбиозе с Другим. Этот термин «симбиоз» на данный момент определяет отношение субъекта к Другому, научная формулировка которого дана Z-схемой.

Nous pouvons donc dire que nous avons d'abord le sujet réel qui est promis à devenir significatoire grâce au jeu des signifiants, et qu'il y a ensuite un Autre qui est l'ensemble de la chaîne signifiante, le jeu combinatoire des signifiants. C'est un Autre qui vaut 1. Je l'ai déjà rappelé. C'est un Autre complet et consistant. Puis il y a enfin une relation duelle imaginaire, faite de deux termes réciproques, mais elle-même subordonnée au symbolique.

Таким образом, мы можем сказать, что сначала у нас есть реальный субъект, которому обещано стать означенным (significatoire) благодаря игре означающих, и затем имеется Другой, который представляет собой (есть) множество цепочки означающих, комбинаторную игру означающих. Именно Другой, который равный 1. Я уже об этом напоминал. Это полный и консистентный Другой. Затем, наконец, имеется воображаемое дуальное отношение, состоящее из двух реципрокных терминов, но само по себе подчиненное Символическому.

Par rapport à tout ceci, il est sensible qu'il y a chez Lacan un franchissement. C'est là une doctrine qui a sa consistance et qui est tout à fait capable de resituer la seconde topique freudienne à partir du schéma R du texte sur les psychoses. Ça permet même d'unifier la première et la seconde topiques de Freud. Ça permet de faire sa place à l'introduction au narcissisme. Dans cet écrit sur la psychose, vous avez un exposé extraordinairement consistant qui ramasse les trois grandes époques de l'enseignement de Freud. On pourrait s'en satisfaire. Mais pourtant, par rapport à ça, il y a franchissement.

По отношению ко всему этому, ощутимо, что имеется/есть у Лакана пересечение (преодоление). Именно здесь эта доктрина обретает свою консистентность и вполне способна заново определить место второй фрейдовской топике исходя из схемы R текста о психозах. Это даже позволяет объединить (унифицировать) первую и вторую топики Фрейда. Это позволяет дать место для введения нарциссизма (Введение в нарцизм). В этом тексте о психозах у вас есть необычайно последовательное изложение, объединяющее три значимые вехи учения Фрейда. Этим можно было бы удовлетвориться. Но все же, по отношению к этому, есть пересечение (преодоление).

Le franchissement je peux le scander sur les trois points que je viens de faire valoir, à savoir l'articulation du signifiant, la signification du sujet et la subordination de l'imaginaire.
Pour ce qui est du franchissement du premier point, je ne développerai pas. Je dirai seulement que Lacan, un peu plus tard, écrira le signifiant comme articulé. Il l'écrira à partir de deux termes :

Я могу скандировать это пересечение (преодоление) через три пункта, которые я только что подчеркнул, а именно - артикуляция означающего, значение субъекта и подчиненность Воображаемого.

Что касается пересечения (преодоления) первого пункта, я не буду вдаваться в подробно. Я скажу только, что Лакан чуть позже запишет означающее как артикулированное. Он запишет это исходя из двух членов (слагаемых):

Ce sont deux termes numérotés. Ils ont pour indice des nombres naturels. Si nous arrivons à ω, nous donnerons à cette numérotation toute sa valeur. Dire que le signifiant est toujours articulé, demande que l'on traite la question à partir de deux signifiants au minimum et de la relation articulée qu'ils entretiennent.

Эти два члена (слагаемых) пронумерованы. Их индексом являются натуральные числа. Если мы придем к ω, мы придадим всю ценность (всё значение) этой нумерации. Сказать, что означающее всегда артикулированно, требует чтобы мы разбирались в вопросе, начиная, как минимум, с двух означающих и артикулированного отношения, которое они поддерживают.

J'en viens maintenant au second point, celui de la signification du sujet. Je dirai qu'on va, là, de la signification du sujet au sujet barré. On voit émerger, dans l'enseignement de Lacan l'écriture du $. C'est un terme sur lequel je me suis déjà longuement appesanti, mais je vous fais ici valoir que quand on l'écrit comme sujet barré, on n'écrit plus la signification du sujet : on tente d'écrire le sujet à partir du signifiant. À partir de là, on est précisément conduit à l'écrire comme un signifiant en moins. À ce moment-là on n'écrit plus le sujet dans son ineffable et stupide existence, on l'écrit en tant qu'il parle.

Теперь я перехожу ко второму пункту, а именно к значению субъекта. Я бы сказал, что здесь мы идем от значения субъекта к субъекту перечеркнутому. В учении Лакана мы видим, как появляется запись $. Это понятие, на котором я уже подробно останавливался, но я указываю вам здесь, что, когда мы пишем его как субъекта перечеркнутого, мы больше не записываем значение субъекта: мы пытаемся записать субъекта исходя из означающего. С этого момента мы вынуждены писать его как означающее в минусе (с минусом) (signifiant en moins). С этого момента мы больше не записываем субъекта через его невыразимое и тупое существование, мы записываем его в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит).

J'espère que j'arrive à réveiller pour vous la valeur de ce en tant qu'il parle. En fait ça ne va pas de soi. Le premier départ de Lacan était tout à fait à l'opposé : le sujet était saisi dans son existence ineffable, c'est-à-dire en tant qu'il ne parle pas. C'est vraiment accoucher d'un sujet nouveau que de le saisir en tant qu'il parle. C'est là écrire, disons-le, le sujet véritable. Ce $, dit Lacan dans La direction de la cure, «écrit la refente que le sujet subit de n'être sujet qu'en tant qu'il parle». Le sujet subit d'être véritablement sujet en tant qu'il parle. Dans le double emploie du mot sujet dans cette phrase, il y a comme un écho du décalage précédent. C'est là indiquer un tout autre statut du sujet. Je vous invite à relire la parenthèse qui figure à la fin de la page 634 des Écrits: «(Ce que symbolise la barre oblique de noble bâtardise dont nous affectons l'S du sujet pour le noter d'être ce sujet-là : $.)» Je pense que vous êtes en mesure de saisir la valeur de ce être ce sujet-là, c'est-à-dire le sujet en tant qu'il parle.

Я надеюсь, что мне удастся пробудить в вас ценностное значение этого в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит). На самом деле это не само собой разумеющееся. Отправная точка Лакана была прямо противоположной: субъект схватывается в его невыразимом существовании, то есть, в качестве того, что он не говорит (поскольку он не говорит). Действительно, рождение нового субъекта, это постижение (схватывание) его в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит). Вот где, так сказать, пишется подлинный (истинный) субъект. Этот $, говорит Лакан в «Направлении лечения», «пишет (прописывает) расщепление (refente), которое субъект претерпевает от того, что он является субъектом лишь в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит)». Субъект претерпевает от того, чтобы действительно быть субъектом/подлежащим в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит). В двойном употреблении слова субъект в этом предложении есть отголосок предыдущего смещения/разрыва (décalage). Это указывает на совершенно иной статус субъекта. Я предлагаю вам перечитать то, что находится в скобках в конце страницы 634 Écrits «(Это символизируется косой чертой благородного незаконнорождения, которой мы снабжаем S субъекта, чтобы отметить, что он является этим субъектом: $)». Я думаю, что вы способны понять ценность (значение) этого бытия этого субъекта (быть этим субъектом/подлежащим) (de ce être ce sujet-là), то есть субъекта в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит).

Ce franchissement fait par Lacan va avoir des conséquences tout à fait décisives. En effet, quand on raisonne sur grand S, on raisonne sur un sujet plein, on raisonne sur l'être-là stupide du sujet, mais quand on fait fonctionner le sujet en tant qu'il parle, c'est-à-dire en tant que $, on fait fonctionner un sujet en manque-à-être, on introduit le manque comme essentiel à sa définition. L'effet de saisir le sujet dans son manque-à-être laisse un reste. Ça laisse la place d'un complément à ce manque. C'est l'objet a qui viendra à cette place dans l'élaboration de Lacan. C'est de la fission subi par ce sujet initial, que nous verrons s'élaborer ces deux termes corrélatifs que sont $ et petit a.

Сделанное Лаканом пересечение будет иметь абсолютно решающие последствия. Действительно, когда мы рассуждаем о большом S, мы рассуждаем о полном субъекте, мы рассуждаем о тупом бытии субъекта, но когда мы заставляем субъект функционировать в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит), т.е. субъект в качестве $, мы заставляем субъект функционировать в нехватке-в-бытии, мы вводим нехватку как существенное для его определения. Эффект схватывания субъекта в его нехватки-в-бытии оставляет остаток. Это оставляет место для дополнения (к) этой нехватки. Именно объект a придёт на это место в разработке Лакана. Именно в результате дробления (fission), которое претерпевает этот изначальный (initial) субъект, мы увидим, как разрабатываются эти два коррелятивных термина: $ и маленькое а.

L'objet a va précisément conserver ce statut d'ineffable et stupide, au moins en pendant tout le temps de l'élaboration. C'est pour cela que j'ai choisi ce grand S pour vous faire parcourir les écarts de l'élaboration de cet objet a.

Объект а точно сохранит этот статус невыразимого и тупого, по крайней мере, на все время разработки. Вот почему я выбрал эту заглавную букву S, чтобы заставить вас бегло ознакомиться с разрывами в разработке этого объекта a.

Dans l'enseignement de Lacan, ce franchissement est connoté par la place primordiale, centrale, que prend pour lui, à cette date, la fonction du désir. C'est cela le secret de La direction de la cure et les principes de son pouvoir. C'est un écrit qui est tout entier fait pour distinguer, d'un côté, les pouvoirs de la direction de la cure, qui sont fondés sur les effets de la demande, et, d'un autre côté, les pouvoirs qui prennent leur départ dans la fonction du désir. C'est un écrit qui a pour objectif de restituer la fonction du désir dans la direction de la cure. Pour vous donner une formule qui marque là le pas franchi, je vous donnerai celle-ci, que vous pourrez mettre en série avec les premières que je vous ai rappelées : le désir est le discours de l'Autre.

В учении Лакана это пересечение имеет коннотацию с первичным, центральным местом, которое дня него в тот момент занимает функция желания. Именно в этом секрет Направления лечения и принципов его действенности. Это сочинение, полностью составленное для того, чтобы различать, с одной стороны, возможности направления лечения, которые основаны на эффектах требования, и, с другой стороны, возможности, которые берут свое начало в функции желания. Это сочинение, цель которого заново определить место функции желания в направлении лечения. Чтобы дать вам формулу, которая маркирует сделанный здесь шаг, я предоставлю вам формулу, которую вы сможете поставить в серию с первыми, о которых я вам напомнил: желание — это дискурс Другого.

Il faudrait là rentrer dans le détail de tout ce qui est modifié par cette implication qui fait du désir même, le discours de l'Autre. Mais je me contenterai de vous indiquer que la dichotomie de la demande et du désir est homologue à la distinction au signifiant et du signifié :

Нам пришлось бы подробно остановиться на всем, что модифицировано посредством этого вовлечения (импликации), которое делает само желание дискурсом Другого. Но я только отмечу, что дихотомия требования и желания однородна (гомологична) различию между означающим и означаемым:

Elle comporte que le sujet en tant qu'il parle soit le sujet du désir, à ceci près que le désir défini à partir du signifiant n'est plus articulable à la reconnaissance. Il y est au contraire défini comme assujettissement. Ça veut dire que le désir est articulé au sujet en tant qu'il parle, c'est-àdire au sujet barré et non plus à aucune existence du sujet. Le terme qui vient alors remplacer celui de reconnaissance du désir est celui d'interprétation. J'avais naguère construit cette opposition : interprétation/reconnaissance du désir.

Она подразумевает, что субъект в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит), является субъектом желания, за исключением того (с той разницей), что желание, определяемое исходя из означающего, больше не может быть выражено/не есть артикулированное/сочлененное (plus articulable à) с признанием. Напротив, оно определяется в этом как подчинение. Это означает, что желание артикулировано с субъектом в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит), то есть с субъектом перечеркнутым, а не с каким-либо его существованием. Термин, который затем заменяет термин признание желания, — это термин интерпретация. Ранее я уже выстраивал эту оппозицию: интерпретация/признание желания.

À partir de là, nous avons une nouvelle écriture du rapport du sujet à l'Autre et du rapport du sujet à l'imaginaire :

Оттуда у нас есть новая запись отношения субъекта к Другому и отношения субъекта к Воображаемому:

L'articulation signifiante telle qu'elle est saisie alors dans sa distinction d'avec le signifié, l'articulation signifiante comme parole, elle prend figure de la demande. C'est pourquoi j'écris ($ <> D) comme homologue au rapport du sujet à l'Autre qui figurait dans le schéma précédent. À partir de l'expérience analytique, l'Autre du signifiant est saisi, mis en fonction comme demande. C'est le mode de la parole. La demande est le mode de la parole. Le terme est même employé comme équivalent à celui d'articulation signifiante. Ça fait que dans cet écrit, il n'est jamais question que de « signifiant de la demande ». On a même le sentiment de 1'absence complète de la dimension de l'objet, puisque les termes d'oral, d'anal, et même de génital, se trouvent qualifier des signifiants de la demande. C'est dire combien la demande est là un des noms de l'Autre du signifiant.

Означающая артикуляция, схватываемая затем в ее различии от означаемого, означающая артикуляция как речь принимает фигуру требования. Вот почему я пишу ($ <> D) как аналог отношения субъекта к Другому, которое появилось в предыдущей схеме. Исходя из аналитического опыта Другой означающего схватывается, вводится (включается в функцию) как требование. Это модус речи. Требование — это модус речи. Этот термин даже используется как эквивалентный термину означающей артикуляции (артикуляции/сочленения означающих). Это означает, что в этом сочинении речь всегда идет только об "означающем требования". Возникает даже ощущение полного отсутствия измерения объекта, поскольку термины "оральный", "анальный" и даже "генитальный" начинают определять означающие требования. Это показывает, насколько требование там является одним из имен Другого означающего.

Ce qui est mis en fonction, c'est donc ce sujet barré, qui est qualifié avant tout par sa propre disparition énonciative. Le sujet en tant qu'il parle est singulièrement situé par ce terme que Lacan emprunte à la technologie moderne, celui de fading. Il faudrait ici quelqu'un qui puisse nous parler très précisément de l'effet fading en technologie. Nous avons le sujet en fading qui devient de terme de référence. C'est au point que cette écriture de ($ <> D) devient pour Lacan l'écriture même de la pulsion - pulsion du sujet, pulsion dont la problématique est essentiellement au niveau du signifiant et non pas de l'objet. La pulsion n'apparaît là être intéressée dans l'expérience analytique qu'à partir des signifiants de la demande.

Таким образом, то, что вводится в действие, так это субъект перечеркнутый, определяемый, прежде всего, своим собственным исчезновением в высказывании (disparition énonciative). Субъект в качестве того, что он говорит (поскольку он говорит), располагает особым образом (находит свое положение) этим термином, который Лакан позаимствовал в современной технологии, — термином "угасание" (fading). Здесь нам понадобится кто-то, кто может очень точно рассказать нам об эффекте угасания в технологии. У нас есть субъект в угасании, который становится эталонным термином. Доходит до того, что эта запись ($ <> D) становится для Лакана самой записью влечения — влечения субъекта, влечения, проблематика которого, по существу, находится на уровне означающего, а не объекта. В этом случае влечение появляется здесь лишь будучи заинтересованным в аналитическом опыте только исходя из означающих требования.

Объект желания (название из испанской версии)

Pour aborder maintenant l'écriture du fantasme, il faut en revenir au troisièmement de tout à l'heure, c'est-à-dire à la subordination de l'imaginaire. Nous passons là de la relation duelle au fantasme :

Для того чтобы подойти сейчас к записи фантазма, нужно вернуться к третьему пункту из предыдущих, то есть к подчиненности Воображаемого. Здесь мы переходим от дуального отношения к фантазму:

Nous pouvons nous reporter au graphe de Lacan. Il inscrit ce que le petit schéma Z se trouvait incapable de situer. Il connote ce franchissement que j'ai dit, ce dépliement qu'implique le passage de S à $. En effet dans ce graphe qui est un quaternaire redoublé, nous voyons se distinguer la relation imaginaire - écrite m-i(a) - et le fantasme comme tel. Le passage de cette relation duelle - qui est comme un énorme sac à formations imaginaires - au fantasme est tout à fait capital. Je parle du fantasme au singulier, du fantasme dans son usage fondamental. Il y a là quelque chose qui dans l'isolement de l'objet a, est tout à fait décisif. Ça a une toute autre valeur que l'axe a - a'.

Мы можем обратиться к графу Лакана. Он описывает то, что маленькая схема Z оказалась не способной разместить. Он обозначает то пересечение (преодоление), о котором я сказал, это развертывание, влекущее за собой переход от S к $. Действительно, на этом графе, представляющем из себя удвоенную четверку, мы видим как различаются воображаемое отношение — записанное как m-i(А) — и фантазм как таковой. Переход от этих дуальных отношений, похожих на огромный мешок с воображаемыми образованиями, к фантазму имеет решающее значение. Я говорю о фантазме в единственном числе, о фантазме в его фундаментальном применении. Здесь есть нечто, что в изоляции от (выделении) объекта а имеет решающее значение. Оно имеет совершенно иное значение, чем ось а-а'.

L'axe axe a – a', c'est une multitude, c'est un foisonnement c'est une catégorie. C'est une catégorie qui est celle de l'imaginaire et qui est très maniable. On fait dessiner les enfants, on leur fait commenter leurs dessins, et il en ressort toujours quelque chose. On peut le vérifier. On peut aussi présenter aux adultes des figures et en faire des tests. On arrive à coder assez bien ces expérimentations avec l'imaginaire. Tout cela se laisse parfaitement situer au niveau a - a'. Mais un pas considérable est franchi lorsque de ce sac imaginaire, on extrait et on valorise le fantasme au singulier, et un petit a en fonction dans le fantasme - petit a qui n'est justement pas une catégorie mais un particulier : celui-là et pas un autre. Lacan commente cela en parlant du sujet en fading devant l'objet du désir.

Ось а-а' - это разнооборазие, это изобилие, это категория. Это категория, которая является категорией Воображаемого, и она очень легкоуправляема (гибка, маневренна). Мы заставляем детей рисовать, заставляем комментировать свои рисунки, и из этого всегда что-то получается. Можно это проверить. Можно также предъявить взрослым картинки и провести тесты. Нам удается довольно хорошо кодировать эти эксперименты с помощью Воображаемого. Все это может быть прекрасно расположено на уровне a - a'. Но значительный шаг сделан, когда из этого воображаемого мешка извлекается и оценивается фантазм в единственном числе и маленькое а в качестве функции в фантазме — маленькое а, являющееся как раз не категорией, а частным: этим, а не другим. Лакан комментирует это, говоря о том, что субъект угасает перед объектом желания.

Je ne peux pas faire ici les digressions que j'ai faites naguère. Je mettrai seulement l'accent sur la nécessité où se trouve Lacan de distinguer le signifiant du désir et l'objet du désir. Le signifiant du désir, c'est ainsi qu'il baptise le phallus dans sa Direction de la cure, mais il en distingue – et c'est ce qui doit nous retenir ici - l'objet du désir.

Здесь я не могу сделать отступления, которые делал раньше. Лишь подчеркну ту необходимость, с которой сталкивается Лакан, чтобы различить означающее желания и объект желания. Означающее желания — именно так он окрестил фаллос в своем Направлении лечения, но он отличает от него — и это то, что должно нас здесь задержать — от объекта желания.

Je voudrais vous faire valoir ce que comporte un cas qui a été maintenant plusieurs fois commenté et qui est la fin d'analyse d'un obsessionnel. Vous savez que ça tourne autour d'un rêve rapporté par une femme à son homme, et qui a comme résultat de lui rendre, à cette femme, une valeur érotique pour cet homme. Lacan s'interroge : comment fait-elle donc, à travers ce rêve qu'elle rapporte, pour se rendre cette valeur érotique ? Vous savez que c'est un rêve ou cette femme se voit dotée d'un organe mâle. Lacan isole ceci : « Avoir un phallus ne suffit pas à lui restituer une position d'objet qui l'approprie à un fantasme ». Qu'est-ce que comporte cette indication, pour saisir le point où il en est de son élaboration ?

Я хотел бы обратить ваше внимание на то, что происходит в (включает в себя) случае, который уже несколько раз был прокомментирован и который является завершением анализа невроза навязчивости. Вы знаете, что он (оно) вращается вокруг сновидения, сообщенного женщиной своему мужчине, что в результате придает ей, этой женщине, эротическую ценность для этого мужчины. Лакан задается вопросом: как ей удается через это сновидение, которое она приносит, придать себе эту эротическую ценность? Вы знаете, что это сновидение, в котором эта женщина видит себя наделенной мужским органом. Лакан выделяет это: «Иметь фаллос недостаточно, чтобы вернуть ей позицию объекта, которая необходима (approprie) в фантазме». Что включает в себя это указание, чтобы уловить момент, где это находится в его разработке?

Ça ne suffît pas, dit-il. Ça ne suffit pas car ce qui fait d'elle vraiment un objet du désir, c'est que non seulement elle l'a, mais que le fait de l'avoir ne la laisse pas moins le désirer. Il y a là une opposition tout à fait précise entre le signifiant du désir et l'objet du désir. Ça nous indique comment Lacan traite là l'objet du désir. L'avoir, au fond, c'est une ruse. C'est une ruse qui n'a d'impact qu'à laisser le manque-à-être derrière cet avoir. Elle est tout de même sujette à un manque-à-être. Le point subtil que Lacan fait valoir, c'est que le fait de l'avoir a pour effet ici de toucher le manque-à-être. C'est ce qui indique ce qu'est pour lui l'objet du désir, et en quoi cet objet ne peut pas figurer sur l'axe a - a'. La dimension imaginaire est insuffisante à situer l'objet du désir, parce que ce qui est constitutif de cet objet c'est de ne pas y être, d'être perte.
C'est au point que la satisfaction de la demande dérobe l'objet. Le fait de l'avoir lui laisse tout de même un désir. La demande, apparemment satisfaite, laisse pourtant place à une insatisfaction foncière.

Этого недостаточно, говорит он. Этого недостаточно, потому в действительности, то, что делает ее объектом желания, это не только то, что она им (органом) обладает, но и то, что его наличие не делает ее менее желанной. Здесь присутствует совершенно точная оппозиция означающего желания и объекта желания. Это указывает нам на то, как Лакан обходится там с объектом желания. Иметь его, по сути, — это уловка. Это именно уловка, которая имеет влияние только, чтобы оставить нехватку-в-бытии позади этого обладания (имения). Она (уловка) все так же подвержена (sujette) нехватке-в-бытии. Тонкий момент, который подчеркивает Лакан, заключается в том, что факт обладания имеет здесь эффект прикосновения к нехватке-в-бытии. Именно это указывает на то, что является для него объектом желания и почему этот объект не может фигурировать на оси а — а'. Воображаемого измерения недостаточно, чтобы разместить объект желания, потому что то, что конституирует этот объект, это не быть там, быть потерей. Доходит до того, что удовлетворение требования укрывает объект. Факт обладания все же оставляет ему желание. Требование, казалось бы, удовлетворенное, тем не менее, оставляет место для фундаментальной неудовлетворенности.

Si la satisfaction de la demande dérobe l'objet il faut dire alors - et c'est là la distinction propre de la demande et du désir - que c'est l'insatisfaction de la demande qui est constitutive de l'objet du désir. C'est à proprement parler ce que Lacan, à cette date, peut faire valoir comme petit a. C'est un objet qui a rapport à l'insatisfaction de la demande et aussi à l'insatisfaction du besoin en tant qu'il est articulé à la demande. On a donc une formule de l'objet du désir, une formule en négatif : plus la demande est satisfaite, ou plus le besoin articulé dans la demande est satisfait et plus le sujet est privé de l'objet du désir.

Если удовлетворение требования укрывает объект, то следует сказать — и это подлинное различие между требованием и желанием, — что именно неудовлетворение требования конституирует объект желания. Строго говоря, это то, что Лакан на тот момент может утвердить как маленькое а. Это объект, который относится к неудовлетворению требования, а также к неудовлетворению потребности в той мере, в какой она артикулирована с требованием. Таким образом, мы имеем формулу объекта желания, в негативе: чем больше требование удовлетворено, или чем больше удовлетворена потребность артикулированная требованием, тем больше субъект лишен объекта желания.

Mettre l'accent là-dessus, à partir de la distinction de la demande et du désir, fait sortir l'objet du désir du registre imaginaire. Ça le fait jaillir de cette dimension où jusqu'à maintenant Lacan le structurait très bien. Il le structurait très bien parce qu'il n'articulait pas les choses à partir de la distinction de la demande et du désir. Le désir était pour lui une fonction imaginaire. L'objet du désir était essentiellement une formation imaginaire. Mais là, articuler le désir à la demande, c'est-à-dire au signifiant, a comme effet corrélatif de faire jaillir cet objet et de le rendre tout à fait distinct. C'est un objet qui, cette fois-ci, est lié à l'insatisfaction.

Сделанный акцент, начиная с различия между требованием и желанием, заставляет выйти объект желания из регистра Воображаемого. Это заставляет его внезапно появиться из того измерения, в котором до сих пор Лакан очень хорошо его структурировал. Он очень хорошо его структурировал, потому что не артикулировал эти вещи исходя из различия требования и желания. Желание было для него воображаемой функцией. Объект желания был, по сути, воображаемым образованием. Но здесь артикуляция желания по отношению к требованию, то есть к означающему, имеет коррелятивный эффект, чтобы заставить внезапно появиться этому объекту и сделать его совершенно отчетливым (обособленным). Это объект на этот раз связан с неудовлетворением.

Nous ne sommes pas très loin du franchissement suivant que nous allons rencontrer. Le franchissement suivant, c'est celui où ce n'est pas seulement l'insatisfaction de la demande qui sera en jeu, mais l'insatisfaction de la pulsion. Le terme d'insatisfaction garde toute sa valeur, mais ce qui va à proprement parler faire de l'objet a un plus-de-jouir, c'est le moment où Lacan l'articulera non plus à la demande, mais à la pulsion, à l'insatisfaction de la pulsion, c'est-à-dire à un manque-à-jouir. La satisfaction la plus simple de la jouissance, c'est d'être la satisfaction d'une pulsion. La définition de l'objet a comme plus-de-jouir a quand même comme pivot cette insatisfaction.

Мы приближаемся к следующему пересечению, с которым предстоит встретиться. В следующем пересечении, это то, где на кону будет не только (не просто) неудовлетворение требования, но и неудовлетворение влечения. Термин неудовлетворение сохраняет всю свою значимость (значение), но то, что, строго говоря, сделает объект а прибавочным наслаждением, это момент, когда Лакан артикулирует, сочленит его уже не с требованием, а с влечением, с неудовлетворением влечения, то есть с нехваткой-в-наслаждении. Простейшее удовлетворение наслаждения — это удовлетворение влечения. Определение объекта а как прибавочного наслаждения, тем не менее, в качестве стержня имеет эту неудовлетворенность.

Dans cette Direction de la cure, nous trouvons une définition de la notion du fantasme, présentée comme telle. et qui tente de nous valoriser l'objet du désir qualifié à partir de la demande, c'est-à-dire à partir du signifiant et non plus à partir de l'imaginaire. Je vous rappelle cette définition : «Le fantasme inconscient est une image mise en fonction dans la structure signifiante». Nous pouvons être surpris que Lacan qualifie le fantasme en l'introduisant comme «position par rapport à l'autre [ici mon semblable] que le sujet soutient en tant que sujet». Nous sommes là dans une position que l'on peut dire tout à fait intermédiaire de sa doctrine - position qui distingue l'objet du désir, petit a, de l'ordre imaginaire, pour le mettre en fonction dans le symbolique.

В Направлении лечения мы находим определение понятия фантазма, представленное как таковое, которое пытается придать значение (оценить) для нас объекту желания, определяемого исходя из требования, то есть, исходя из означающего, а не исходя из Воображаемого. Напомню вам это определение: "Бессознательный фантазм — это образ, действие означающей структуры (структуры означающих?)". Нас может удивить, что Лакан определяет фантазм, вводя его как «позицию по отношению к другому [здесь, подобному мне], которую субъект поддерживает в качестве субъекта (подчиненного)». Мы находимся здесь в положении, которое вполне можно назвать "промежуточным положением в его учении/доктрине" — положение, которое отличает объект желания, маленькое а, от порядка Воображаемого, чтобы ввести их в действие в Символическом.

Mais Lacan, en même temps, lui conserve d'une façon tout à fait explicite ses adhérences imaginaires en mettant l'accent sur ce qui dans le fantasme est image et par là-même rapport au semblable. La phénoménologie ne va pas là contre. Tout ce que les analystes ont ramassé sous la rubrique du fantasme comme scénario imaginaire se prête tout à fait à cette définition. La dimension imaginaire du fantasme n'est pas niable.

Но Лакан в тоже время сам весьма явно сохраняет свои воображаемые приверженности, подставя акцент на том, что в фантазме есть образ и, таким образом, отношение к подобному (semblable). Феноменология не возражает, не имеет ничего против этого. Все, что аналитики собрали под рубрикой фантазма как воображаемого сценария, вполне поддается этому определению. Воображаемое измерение фантазма неотрицаемо.

Cet objet a, c'est donc, d'un côté, une image, mais, d'un autre côté, il y a exigence qu'il soit mis en fonction dans la structure signifiante, ne serait-ce que pour rendre compte de son statut d'insatisfaction de la demande. En effet, définir l'objet par l'insatisfaction de la demande, qu'est-ce que ça exige ? Ça exige qu'on se situe par rapport à l'Autre. Ça suppose que cet objet même, cet objet-image, n'en a pas moins un rapport à l'Autre du signifiant. Si le sujet en tant qu'il parle est manque-à-être, si l'expérience même de parler est une expérience de déperdition d'être, ce qui en est corrélatif, c'est «l'appel à recevoir le complément de l'Autre» - recevoir de l'Autre le complément du manque-à-être.

Таким образом, этот объект a является, с одной стороны, образом, но, с другой стороны, есть востребование, чтобы он был введен в действие в означающей структуру, не будет ли это только затем, чтобы учесть его статус неудовлетворения требования. Действительно, что затребовано для того, чтобы определить объект через неудовлетворение требования? Это требует от нас размещения себя по отношению к Другому. Это предполагает, что сам этот объект, этот объект-образ, от этого не в меньшей степени (все-таки) имеет отношение к Другому означающего. Если субъект, поскольку он говорит, есть нехватка-в-бытии, если сам опыт говорения есть опыт убыли (déperdition) бытия, то коррелятом этого является "призыв получить дополнение (от) Другого" - получить от Другого дополнение нехватки-в-бытии.

Nous avions un être plein, S, qui ne parle pas. Quand, cet être, nous le définissons en tant qu'il parle, il subit un manque-à-être. Nous avons donc, de toute façon, à rendre compte de son complément d'être, à savoir l'objet a, objet qui ne cessera pas d'être ce complément d'être du sujet. C'est ce que je rappelais tout à l'heure par ce schéma :

У нас было полное существо, S, которое не говорит. Когда мы определяем это бытие (существо) в качестве того, что оно говорит (поскольку оно говорит), оно претерпевает нехватку-в-бытии. Поэтому мы при любом раскладе должны учитывать (осознавать), его дополнение бытия, а именно объект a, объект, который не перестанет быть этим дополнением бытия субъекта. Это то, что я недавно вспомнил в связи с этой схемой:

D'où vient ce complément d'être du sujet ? Je dirai que la réponse massive, toujours valable, c'est que ce complément d'être lui vient de son corps. C'est ce que Lacan articule dans les Écrits : «Le sujet vient à pourvoir à son implication dans la séquence signifiante avec les images qu'active son éros d'individu vivant». Le sujet vient à pourvoir à son manque-à-être par les images, c'est-à-dire par les formations imaginaires qui sont celles mêmes qui se situent dans la relation a - a'. Le sujet en prélève un élément pour en faire un complément. Toute la contingence corporelle de cette image est là introduite.

Откуда берется это дополнение бытия субъекта? Я скажу, что общий ответ, который все еще имеет силу, заключается в том, что это дополнение бытия приходит к нему из тела. Вот что Лакан формулирует в Écrits «Субъект приходит, чтобы обеспечить свое включение в последовательность означающих с образами, которые приводят в движение его эрос живого индивида». Субъект приходит, чтобы обеспечить свою нехватку-в-бытии посредством образов, то есть через воображаемые образования, являющимися теми самыми, которые располагаются в отношениях а - а'. Субъект изымает из них элемент, чтобы сделать его дополнением. Так вводится вся телесная случайность этого образа.

Nous n'avancerons qu'en nous demandant ce que c'est que ce corps. Quel est le vrai statut de ce prélèvement corporel ? Ce terme de prélèvement corporel, je vous signale qu'il figure dans le petit texte de Lacan sur L'acte psychanalytique qui est paru dans le numéro 29 d'Ornicar ?, page 22. Je dirai que dans tous les cas, c'est-à-dire tout le long de l'enseignement de Lacan, l'objet a est un prélèvement corporel. C'est un prélèvement corporel qui a pour fonction de combler le manqueà-être corrélatif de l'inscription, de l'implication subjective dans la séquence signifiante.

Мы продвинемся вперед только задаваясь вопросом, что это за тело. Каков истинный статус этого телесного изъятия? Замечу, что этот термин "телесное изъятие " встречается в небольшом тексте Лакана "Психоаналитический акт", появившемся в номере 29 "Ornicar?", стр. 22. Я скажу, что во всех случаях, то есть на протяжении всего учения Лакана, объект а — это телесное изъятие. Это телесное изъятие, функция которого в том, чтобы восполнить нехватку-в-бытии, коррелирующую с записью (из?) субъективного включения (импликации) в последовательность означающих.

La question est de savoir ce qu'est ce prélèvement corporel. Nous avons le passage de ce prélèvement corporel comme image au prélèvement corporel comme jouissance. C'est là que, progressivement nous verrons cette image corporelle, si manifeste dans le fantasme explicite, céder la place à un prélèvement corporel invisible, à un prélèvement corporel qui est un prélèvement de jouissance. À cet égard, il n'est plus l'objet imaginaire.

Вопрос в том, что это за телесное изъятие? У нас есть переход от телесного изъятия как образа к телесному изъятию как наслаждению. Именно здесь постепенно мы увидим, как этот телесный образ, столь очевидный в конкретном фантазме, уступает место невидимому телесному изъятию, телесному изъятию, которое является изъятием наслаждения. В этом отношении он больше не является воображаемым объектом.

C'est à partir des ambiguïtés de la notion d'objet partiel que Lacan va pouvoir passer, dans la rubrique du prélèvement corporel, de l'image à la jouissance. « La notion d'objet partiel, dit-il, nous paraît ce que l'analyse a découvert de plus juste. Mais, au prix de postulats sur une idéale totalisation de cet objet, se dessine le bénéfice de cette trouvaille ». C'est là d'abord mettre l'accent sur le corps morcelé, mais il faut voir que l'attention de Lacan se porte sur la fonction que l'objet du désir reçoit du symbolique. Ça veut dire que son attention se porte sur la transmutation de l'image corporelle que le sujet subit du fait de sa prescription dans le symbolique, ne serait-ce que par l'insatisfaction de la demande. C'est là que se fait le pas qui conduit à distinguer les appendices du corps de ce que ce prélèvement devrait à l'image du semblable.

Именно на основе двусмысленностей понятия частичного объекта Лакан сможет перейти в рубрике телесного изъятия, от образа к наслаждению. «Понятие частичного объекта, — говорит он, — нам кажется, что то, что анализ открыл наиболее точно. (Прим: здесь акцент на том, что именно психоанализ в отличии от других парадигм с этим управился наиболее точно, а не то, что это самое точное в поле па, что удалось сделать па). Но ценой постулатов о тотальной идеализации этого объекта вырисовывается выгода этой находки». Это делается прежде всего для того, чтобы подчеркнуть раздробленность (morcelé) тела, но надо видеть (заметить), что внимание Лакана сосредоточено на функции, которую объект желания получает из Символического. Это говорит о том, что его внимание сосредоточено на преобразовании образа тела, которую претерпевает субъект в результате его предписанности к Символическому, хотя бы через неудовлетворение требования. Именно здесь делается шаг, который ведет (приводит?) к различению придатков тела от того, чем это изъятие обязано образу подобного (l'image du semblable).

Ce qui s'accomplit ici, c'est une dissymétrisation de l'objet a. L'objet a, quand on le repère dans la dimension imaginaire, il est précisément par excellence reflet. Il est un double. Le paradoxe de l'élaboration de Lacan, c'est, au contraire, d'appeler désormais petit a ce qui n'a pas de double. Par là, la fonction de l'objet du désir, la fonction que l'objet du désir prélevé sur le corporel reçoit du symbolique, elle ne comporte pas d'altérité, elle ne comporte pas d'image spéculaire. Là, nous sommes déjà à une désimaginarisation de la place de cet objet. Même si Lacan attendra dix ans pour révéler à son auditoire que l'objet a est du réel on peut dire que c'est déjà ici implicite.

Что здесь достигается, так это диссимметрия объекта а. Объект а, когда его засекаем в Воображаемом измерении, он по преимуществу является отражением. Он — двойник. Парадокс разработки Лакана, напротив, состоит в том, чтобы отныне называть маленьким а тем, что не имеет двойника. Таким образом, функция объекта желания, функция, которую объект желания, изъятый из телесного, получает от Символического, не включает в себя инаковости, не включает в себя зеркальный образ. Здесь мы уже находимся в де/воображимизации (désimaginarisation) места этого объекта. Даже если Лакан подождет десять лет, чтобы открыть своей аудитории, что объект а — от Реального, можем сказать, что он здесь уже таким подразумевается (имплицитно).

Je ne suis pas encore aujourd'hui arrivé jusqu'à ω, mais j'ai quand même marché d'un bon pas. La fois prochaine, je reprendrai exactement à ce point à savoir comment l'élément corporel vire de l'image à la jouissance, et comment se fait plus pressante la nécessité de lui restituer une structure logique.

Сегодня я еще не достиг ω, но все же сделал значительный шаг. В следующий раз я вернусь именно к этому моменту, а именно к тому, как телесный элемент делает поворот от образа к наслаждению, и как становится все более настоятельной необходимость заново разместить в логической структуре.


Рабочий перевод: Елена Уразбаева, Ольга Ким, ред. с фр. Ирина Макарова, Ирина Север, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.