Жак-Ален Миллер, курс 1984-1985 гг.
1,2,3,4
6 сеанс, 19 декабря 1984

Cours du 19 décembre 1984

Je me suis arrêté, la dernière fois, sur le symbole que l'on peut dire élémentaire du vecteur. Je m'y suis arrêté car c'est un élément essentiel et inaperçu des constructions de Lacan. C'est le symbole même de l'orientation. C'est le support de la structure de l'expérience analytique. Ce vecteur est présent dans son Graphe, lequel, dans les Ecrits, prend la valeur de Graphe du désir. Tout ce Graphe orienté tient sur la vectorialisation.

В последний раз я остановился на символе, который является, можно сказать, элементарным [символом] вектора. Я остановился на нём, потому что этот элемент является существенным и [вместе с тем] незамеченным в конструкциях Лакана. Это также символ ориентации. Это поддержка структуры аналитического опыта. Этот вектор представлен в его Графе, который в Écrits принимает значение Графа желания. Этот Граф c ориентацией всецело базируется на векторизации.

En bouclant d'une façon h‚tive mon cours de la dernière fois, j'ai quand même pu vous faire distinguer ce vecteur, qui va de gauche à droite, de celui-ci qui le traverse et qui est en forme de crochet.

Поспешно завершив мою лекцию в прошлый раз, я все же смог заставить вас различать этот вектор, идущий слева направо от того, который его пересекает и который имеет форму крючка.

Je vous avais indiqué que le premier vecteur est un vecteur de succession. C'est un vecteur qui inscrit la succession linéaire constitutive de la chaîne signifiante. Le second vecteur comporte, lui, une valeur d'intentionnalité. Ca inscrit le vouloir-dire, l'intention de signification et, aussi bien, l'adresse à l'Autre qui trouve à s'inscrire au premier point de croisement de ces deux vecteurs. Je vous avais fait valoir que c'était un symbole non dépourvu d'ambiguïté, et je vais aujourd'hui examiner successivement ces deux valeurs, à savoir celle de la succession et celle de l'intentionnalité.

Я вам указывал, что первый вектор – это вектор последовательности (succession). Этот вектор описывает линейную последовательность, в составе которого находится цепь означающих. Второй вектор включает в себя ценность интенциональности. Здесь вписывается хотеть-сказать (значить), интенция значения, и, кроме того, обращение к Другому, который оказывается вписанным в первую точку пересечения этих двух векторов. Я подчеркивал вам, что это был символ, не лишенный двойственности, и сегодня я собираюсь последовательно рассмотреть значимость этих двух, а именно значимость последовательности и значимость интенциональности.

Ce mot d'intentionnalité est, bien sûr, un mot approché. C'est un mot préalable. En fait, c'est à partir de ce vecteur que trouvent à se placer ces termes où dans l'expérience analytique s'accomplit l'intentionnalité, à savoir la demande et le désir. C'est un binaire fameux de Lacan que cette demande et ce désir. Nous avons d'ailleurs mis ce binaire à l'ordre du jour dans une suite de conférences de la Section clinique, sous le titre: Phénomènes et structure de la demande et du désir. Ca se poursuit le mercredi soir, tous les quinze jours.

Слово интенциональность, конечно же, слово приблизительное. Это – предварительное слово. Фактически исходя из этого вектора, обретают свое место термины, в которых в аналитическом опыте реализуется интенциональность, а именно требование и желание. Требование и желание – это известная бинарность Лакана. Кстати, мы включили эту бинарность в повестку дня серии лекций Клинической секции под названием: "Феномены и структура требования и желания". Он проходит по средам, вечером, каждые две недели.

Je vais donc commencer par ce concept, au fond difficile, de la succession, concept qui est essentiel dans les constructions de Lacan. Il est essentiel pour des raisons qu'il s'agit de clarifier. C'est un concept qui est inclus dans l'idée même de l'ordonnance subjective. La succession, c'est une ordonnance. Ca dit ce qui vient d'abord et ce qui vient après. Ca introduit, par là-même, une dimension temporelle. Ca peut, en tout cas, l'introduire, même si c'est présenté sous forme de schéma. Ca introduit la dimension même à quoi tient le transfert. Si Lacan, à propos du transfert, se réfère à Hegel, c'est en raison de ce qu'il maintient, à travers même la structuration synchronique du transfert, son fondement de temps. Fondement de temps: c'est l'expression que Lacan utilise dès 1953.

Итак, я собираюсь начать с этой принципиально сложного понятия последовательности, понятии, которое является ключевым в конструкциях Лакана. Ключевым по причинам, которые необходимо прояснить. Именно это понятие включено в саму идею субъективного упорядочивания. Последовательность - это упорядочивание. Это говорит о том, что идёт до, а что следует после. Тем самым она (последовательность) вводит временное измерение. В любом случае она может его вводить, даже если это представлено в форме схемы. Она вводит само измерение, с которым связан перенос. Если Лакан в связи с переносом ссылается на Гегеля, то это потому, что он поддерживает, даже посредством синхронического структурирования переноса его основание времени. Основание времени: это выражение, которое Лакан использует с 1953 года.

Pour saisir en quoi l'idée de temps est si essentielle à la construction de l'ordonnance subjective, essayons de lui trouver un opposé. Si la succession est une ordonnance, opposons alors à la succession ce qui est en vrac. Opposons ce qui est en vrac et ce qui est de l'ordre. Ce qui est en vrac n'échappe pas à la comptabilité. Nous pouvons prendre ici ce que nous connaissons au niveau du nombre. D'un côté, nous avons le cardinal et, de l'autre côté, nous avons l'ordinal. Le nombre cardinal permet de compter ces choses qui sont en vrac. Avec l'ordinal s'introduit un élément supplémentaire qui est précisément celui de la succession. Il s'agit là de deux catégories sensiblement distinctes. Le problème de passer à l'ordinal quand on est avec une collection en vrac est un problème qui est au fondement même des mathématiques. Il peut, à partir de cette petite réflexion, déjà vous être sensible la différence qu'il y a à présenter les éléments à partir du vrac et à les présenter selon l'ordinal.

Чтобы ухватить, почему идея времени так важна в конструкции субъективного упорядочивания, попробуем найти ей противоположность. Если последовательность – это упорядочивание, то давайте противопоставим последовательности беспорядок (то, что находится вперемешку). Противопоставим беспорядок (то, что находится вперемешку) порядку. То, что находится в вперемешку, не ускользает от учёта. Мы можем использовать здесь то, что знаем из области чисел. С одной стороны, у нас есть кардинал [количественное число, мощность множества], а с другой – ординал [порядковое число]. Количественное число позволяет посчитать то, находится вперемешку. С порядковым числом вводится дополнительный элемент, который и является последовательностью. Речь идет о двух ощутимо различных категориях. Проблема перехода к порядковому числу, когда мы имеем дело с неупорядоченным множеством, является проблемой, лежащей в основе самой математики. Из этой небольшой рефлексии вы, возможно, уже заметили разницу в представлении элементов из неупорядоченного множества и в представлении их по порядковому [номеру].

Il est sensible qu'il n'y a pour Lacan de construction en analyse qu'à la condition que l'on présente un ensemble qui présente des séquences d'ordre. On peut relever là qu'en définitive les rapports de causalité sont susceptibles d'être représentés par une succession. Le rapport de la cause et des effets qui s'ensuivent est représentable par une succession. Je dirai même, en court-circuit, que c'est ça que Lacan appelle une ordonnance. Ce terme d'ordonnance subjective, il l'emploie précisément à propos de son schéma du fantasme de Sade où le point de départ est donné par l'objet a en tant que cause, en tant que cause du processus qui s'ensuit et que Lacan représente - je vous l'ai mis au tableau la dernière fois - par un vecteur deux fois coudé. L'ordonnance subjective, c'est une succession, mais une succession où se trouve impliquée une causalité. Pour aller plus vite encore, je dirai que c'est une succession qui inclut l'objet a. C'est l'objet a qui, dans une structure, contraint à l'orientation. L'objet a comme cause, dès lors qu'il est situé dans une structure, contraint cette structure à ne pouvoir être qu'orientée.

Чувствуется, что для Лакана в анализе конструкция существует лишь при условии, что она представляет собой множество, содержащее упорядоченную очередность. Здесь мы можем отследить, что, в конечном итоге, причинно-следственные связи могут быть представлены через последовательность. Связь между причиной и эффектами, которые они вызывают, могут быть представлена последовательностью. Я бы даже сказал, в замкнутом контуре, это то, что Лакан называет упорядочиванием. Термин субъективное упорядочивание им используется именно в связи со схемой фантазма де Сада, где отправной точкой выступает объект а как причина, как причина последующего процесса, и что Лакан представляет - я изобразил это в прошлый раз на доске - в виде дважды изогнутого вектора. Субъективное упорядочивание - это последовательность, но последовательность, в которой задействована причинность. Продвигаясь еще быстрее, я бы сказал, что это последовательность, которая включает в себя объект a. Именно объект a в структуре принуждает к ориентации. Объект а как причина, как только устанавливается в структуре, приводит к тому, что эта структура может существовать лишь в качестве ориентированной.

Il y a, dans l'enseignement de Lacan, un fragment qui vient à l'appui de cette approche et qui articule précisément le cardinal et l'ordinal. Il montre même, à partir de Freud, la nécessité d'avoir recours à cette distinction. Ce fragment, c'est le commentaire explicatif que Lacan propose des paradoxes de la structure du ça chez Freud. C'est un fragment qu'il m'est déjà arrivé, au moins une fois ici, de commenter. Il trouve aujourd'hui une fonction renouvelée, puisqu'il culmine sur une définition de la pulsion.

В учении Лакана есть фрагмент, который является поддержкой этого подхода и в котором сочленяется количественное [кардинал] и порядковое [ординал]. Он даже показывает, исходя из Фрейда, необходимость прибегать к этому различению. Этот фрагмент является пояснительным комментарием Лакана к парадоксам структуры Оно у Фрейда. Это фрагмент, который однажды, по крайней мере, я здесь уже комментировал. Сегодня он обретает обновленную функцию, поскольку в нем достигает кульминации определение влечения.

La pulsion, on ne peut nier qu'elle est spécialement présentable à partir d'un vecteur. Ca pousse. C'est là d'ailleurs que ce premier aspect de la succession se couple avec le second auquel je viendrai et qui est l'intentionnalité. J'ai dit demande et désir, mais il faut y ajouter un troisième terme, à savoir celui de pulsion. C'est avec la pulsion que se retrouve la succession causale et l'intentionnalité.

Нельзя отрицать, что влечение представимо сугубо исходя из вектора. Оно растет. Более того, именно здесь этот первый аспект последовательности объединяется в пару со вторым, интенциональностью, к которому я перейду. Я сказал требование и желание, но мы должны добавить третий термин, а именно влечение. Именно во влечении обнаруживаются причинная последовательность и интенциональность.

Les paradoxes de la structure du ça sont ceux que Lacan retrouve dans le texte même de Freud. Ces paradoxes tiennent à la conjonction de trois propositions. J'ai déjà naguère développé ce point. Je ne le rappelle ici que pour mémoire, afin de l'utiliser dans un cadre nouveau.

Эти парадоксы структуры Оно и есть те, что Лакан находит в самом тексте Фрейда. Эти парадоксы основаны на соединении трех суждений. В свое время я уже разрабатывал эту точку зрения. Я повторяю об этом здесь только в целях напоминания, чтобы использовать это в новом контексте.

Premièrement, le ça, dit Freud, est inorganisé. Deuxièmement, il n'y a pas de contradictions entre les pulsions qui habitent le ça. Troisièmement, Freud évoque le silence que les pulsions de mort font régner dans le ça. Lacan trouve là l'occasion de démontrer que l'on ne peut pas saisir la cohérence de ce que Freud vise par ces trois propositions, sans avoir recours à une catégorie qui n'est pas du vocabulaire de Freud et qui est celle du signifiant. Lacan considère que ce que Freud vise ne trouve sa cohérence que d'un point qui est extérieur à l'explicite du texte freudien. On a dit à Lacan que Freud n'avait jamais dit que l'inconscient était structuré comme un langage et qu'il y avait même des passages qui semblaient le démentir. Ca n'a jamais arrêté Lacan sur son chemin de commentaire de Freud. On a là, comme en réduction, cette façon de faire de Lacan.

Во-первых, Оно, говорит Фрейд, не организовано. Во-вторых, между влечениями, которые населяют Оно, нет противоречий. В-третьих, Фрейд подчеркивает тишину, которую влечения смерти устанавливают, как правящую в Оно. Лакан пользуется здесь случаем продемонстрировать, что мы не можем уловить связность того, к чему стремится Фрейд с помощью этих трех пропозиций, не прибегая к категории, которой нет в словаре Фрейда, – категории означающего. Лакан считает, что то, к чему стремится Фрейд, находит свою связность только из внешней точки в отношении разъяснений, содержащихся во фрейдовском тексте. Лакану возражали, что Фрейд никогда не говорил, что бессознательное структурировано как язык, и что есть даже отрывки, которые этому противоречат. Это никогда не останавливало Лакана на пути комментирования им Фрейда. Здесь, как в миниатюре, мы имеем дело с тем способом, которым Лакан действовал.

Pourquoi donc le signifiant permettrait-il d'ordonner ces trois propositions? Eh bien, pour la raison que le signifiant est le seul propre à articuler le cardinal et l'ordinal. Il est seul propre à rendre pensable la conjonction de l'inorganisé et de l'organisé. Tout le monde est à même de saisir la pertinence de l'exemple de Lacan lorsqu'il évoque le loto. C'est une façon, à la portée des enfants, d'approcher l'être du nombre. On distribue des petites cartes. Chacun des joueurs a des nombres qui y sont inscrits. Puis on tire au hasard des numéros que l'on puise dans une réserve. Quand le joueur a sa fiche remplie, il lève la main et il a gagné. En France, c'est un jeu qui est surtout joué par les enfants. On y joue par contre en Angleterre au niveau des adultes. Ceux-ci y jouent beaucoup d'argent. Vous avez, comme ça, des fêtes populaires où vous pouvez voir, réuni sous une b‚che, le populo anglais jouer au loto. Enfin, on a du mal à employer ce mot de populo au sujet des Anglais. C'est même peut- être par cette voie que l'on pourrait approcher ce populo tellement rétif à l'enseignement de Lacan.

Почему же тогда означающее позволяет упорядочить эти три пропозиции? Ну, по той причине, что означающее является единственно подходящим для артикуляции количественного и порядкового. Только оно способно сделать мыслимым сопряжение неорганизованного и организованного. Каждый может уловить актуальность примера Лакана, когда он затрагивает [тему] лото. Это доступный детям способ приблизиться к существу числа. Мы раздаем маленькие карточки. Каждый из игроков располагает числами, записанными на них. Затем мы случайным образом тянем номера, которые мы достаем из запаса. Когда у игрока заполнена карточка, он поднимает руку и выигрывает. Во Франции это игра, в которую играют в основном дети. В Англии, напротив, в нее играют на уровне взрослых. Они выигрывают в нее большие деньги. У вас, например, есть народные гуляния, на которых вы можете увидеть, как, собравшись вместе на бревне, английский народ populo играет в лото. Наконец, трудно использовать слово populo в английском языке. Возможно даже, что этот взгляд помог бы нам приблизиться к этому populo, который так избегает учение Лакана.

La réflexion de Lacan porte donc précisément sur cette réserve de petites fiches sur lesquelles on inscrit les chiffres que l'on va tirer au hasard. D'un côté, ces chiffres se trouvent mélangés dans la réserve. Ils sont donc co-présents les uns par rapport aux autres dans le désordre. C'est ce que Lacan appelle une coexistence constituée dans le désordre. Le terme de coexistence est celui que l'on reprend, d'une façon savante, comme la synchronie des éléments. C'est à distinguer, bien sûr, de ce qu'on opère lorsqu'on prélève ces éléments les uns après les autres pour les distribuer aux joueurs. Il y a là un élément de succession: dans quel ordre vont-il sortir de cette réserve? Cet élément de succession est tout à fait essentiel, puisque c'est ça qui fera les gagnants ou les perdants. Il faut avoir terminé avant les autres.

Следовательно, размышления Лакана опираются именно на этот запас маленьких карточек, на которых мы записываем цифры, которые собираемся вытащить наугад. С одной стороны, в запасе эти цифры перемешаны. Следовательно, они со-представлены одни по отношению к другим в неупорядоченности. Это то, что Лакан называет коэкзистенцией, конституируемой в беспорядке. Термин «коэкзистенция» – это то, что с точки зрения науки, мы принимаем за синхронию элементов. Разумеется, это следует отличать от того, как мы ими оперируем, когда берём эти элементы один за другим, чтобы раздать их игрокам. Здесь имеет место элемент последовательности: в каком порядке они выйдут из резерва? Этот элемент последовательности абсолютно необходим, поскольку именно он сделает вас победителями или проигравшими. Необходимо закончить раньше других.

Ca illustre donc, d'un côté, une coexistence tout à fait inorganisée des éléments, et, de l'autre côté, l'émergence d'une diachronie qui démontre que dans ce désordre des éléments subsistait pourtant un ordre, un ordre que Lacan dit être le plus indestructible à se déployer: quand vous tirez le 5, il est immédiatement appelé à sa place exacte sur les cartes dont vous disposez. C'est une illustration excellente des possibilités du signifiant, puisque lorsqu'il est dans sa première étape, dans le sac, un signifiant est strictement interchangeable avec un autre et satisfait donc à la commutativité, et que dès qu'il sort du sac, il rentre dans une dimension d'associativité, c'est-à-dire se met à pouvoir faire chaîne avec les autres signifiants. C'est une associativité rigoureuse puisque l'élément vient prendre sa place exacte et prédéterminée dans une chaîne. Vous avez là les deux axes essentiels du signifiant.

Таким образом, это иллюстрирует, с одной стороны, совершенно неорганизованное сосуществование элементов, а с другой – возникновение диахронии, которая демонстрирует, что в этом беспорядке элементов все же сохранялся порядок, порядок, который, как сказал Лакан, в своем проявлении представляется в высшей степени нерушимым: если вы вытаскиваете 5, то оно сразу занимает свое точное место на имеющихся у вас карточках. Это прекрасная иллюстрация возможностей означающего, поскольку, когда на первом этапе оно находится в мешке, означающее строго взаимозаменяемо с другим и, следовательно, удовлетворяет коммутативности, а как только его вытащили из мешка, оно вступает в измерение ассоциативности, то есть начинает образовывать цепочку с другими означающими. Это строгая ассоциативность, поскольку элемент занимает в цепочке точное и заранее определенное место. Мы имеем здесь две основные оси означающего.

N'oublions pas ce que ce texte signale en passant et dont j'ai fait une articulation essentielle naguère. Ce texte rend manifeste, de la façon la plus claire, comment le signifiant rend compatibles l'inorganisation et l'organisation. Ce texte indique aussi que tout dans l'expérience analytique n'est pas signifiant mais que tout est structure. C'est là le nerf de ce texte: il importe de ne pas confondre le signifiant - illustré au mieux par le jeu du loto - et ce qu'il faut entendre par structure. C'est là que Lacan réserve précisément la place d'un examen du statut énergétique de l'expérience analytique. Ce qui empêche de confondre le signifiant et la structure, eh bien, c'est l'objet a. Nous appelons objet a, ce qui nous oblige à distinguer le signifiant et la structure.

Не будем забывать, о чем попутно сигнализирует этот текст, и что я не так давно по существу артикулировал. Этот текст самым ясным образом демонстрирует, как означающее делает совместимым неорганизованное и организованное. Этот текст также показывает, что не все в аналитическом опыте является означающим, но все является структурой. Вот в чем нерв этого текста: важно не путать означающее, которое можно лучше всего проиллюстрировать примером игры в лото, и то, что следует понимать под структурой. Именно здесь Лакан оставляет место для исследования энергетического статуса аналитического опыта. Ну а что не дает перепутать означающее и структуру – так это объект а. Мы называем объектом а то, что вынуждает нас различать означающее и структуру.

Qu'est-ce que c'est que cette énergie quand, pour la situer, on part du signifiant? Il faut bien dire que du point de vue scientifique, du point de vue de la physique mathématique, c'est, bien entendu, du signifiant que l'on part pour situer l'énergie. Dans la psychologie, on peut parler des gens énergiques. On peut, dans une poésie de l'univers, dans une philosophie de la nature, repérer les flux d'énergie qui agitent les êtres du haut en bas de la création. Mais du point de vue de la physique mathématique, on aborde l'énergie à partir du signifiant. A cet égard, l'énergie n'est rien d'autre qu'une constante. Ce n'est rien d'autre qu'une constante, à ceci près qu'on y tient compte précisément de transformations orientées où l'on peut à l'occasion repérer des déperditions.

Что это за энергия, если, чтобы определить ее место, мы исходим из означающего? Надо сказать, что с научной точки зрения, с точки зрения математической физики, чтобы определить место энергии, мы, само собой разумеется, исходим из означающего. В психологии можно говорить об энергичных людях. В поэзии вселенной, в философии природы можно отметить потоки энергии, которые волнуют существа от начала и до конца творения. Но с точки зрения математической физики, мы подходим к энергии со стороны означающего. В этом отношении энергия – не что иное, как константа. Это не что иное, как константа, за тем исключением, что она точно учитывает ориентированные преобразования, в которых иногда можно отметить потери.

Eh bien, le statut énergétique dans une structure qui n'est pas que signifiante mais qui inclut l'objet a, est aussi fait d'une constante et d'une orientation. Je prétends que c'est ce que Lacan s'efforce d'imiter quand il nous présente, comme une exigence portant sur toute ordonnance subjective, un nombre constant, 4, avec, en plus, une orientation. Il s'agit d'une structure quadripartite et orientée qui constitue pour nous ce qui est nécessaire à transcrire le statut énergétique de façon opératoire dans l'expérience.

Что ж, энергетический статус в структуре, которая не только является означающей, но включает в себя объект а, также состоит из константы и ориентации. Я настаиваю, что именно это стремится имитировать Лакан, когда представляет нам в качестве налагаемой на любой субъективный порядок требовательности – это неизменное число 4 плюс ориентация. Речь идет о четырехчастной и ориентированной структуре, которая образует для нас то, что нужно транскрибировать в операционных целях как энергетический статус в опыте.

Les structures quaternaires de Lacan sont constituées d'un nombre constant qui est 4, et d'une orientation. C'est une orientation qui nous représente l'ordre en tant qu'indestructible. Il impose par là une régulation à la diachronie dans la psychanalyse. On a toujours l'idée que la psychanalyse est un processus orienté. Ce n'est pas Lacan qui a amené ça dans la psychanalyse. Il est même devenu classique de déterminer une séquence-type d'une analyse. Comment a-t-on appelé cette orientation fondamentale du processus? On l'a appelée une régression. La régression, c'était une façon, sommaire évidemment, de parler de l'orientation de l'expérience.

Четвертичные структуры Лакана состоят из константы, то есть числа 4, и ориентации. Это ориентация представляет для нас порядок в качестве нерушимого. Тем самым он устанавливает управление диахронией в психоанализе. Мы всегда считали психоанализ ориентированным процессом. Не Лакан привнес это в психоанализ. Стало даже классикой определять стандартную последовательность в анализе. Как называлась эта фундаментальная ориентация процесса? Это называлось регрессией. Регрессия была способом, очевидно обобщенным, говорить об ориентации опыта.

Avec son loto, Lacan donne au terme de réservoir des pulsions - terme qui a fait des difficultés - une incarnation qui se prête vraiment à l'illustration. Vous avez aussi la boite aux lettres, page 659 des Ecrits. Toutes les lettres y sont mélangées et ensuite chacune va vers son destinataire. C'est un effet que nous avons retrouvé au premier plan lors de la dissolution de l'Ecole freudienne.

В своем примере с лото Лакан придает термину «резервуар влечений» – термину, который вызывал трудности - воплощение, которое действительно годится в качестве иллюстрации. Еще, на странице 659 Ecrits, упоминается почтовый ящик. Все письма в нем перемешаны, а затем каждое отправляется получателю. Это эффект, который вышел на первый план во время роспуска Фрейдовой школы.

"Pensons, dit Lacan, à la boite aux lettres, à la cavité intérieure de quelque idole baalique, pensons à la bocca di leone qui, de les combiner, recevait à Venise sa fonction redoutable." Vous connaissez ça. Ca peut se visiter. C'était une cavité où l'on pouvait placer des lettres de dénonciation afin de faire du bien à son prochain. Là aussi se combinent la diachronie et la synchronie. La bocca di leone nous présente bien la fonction de mort qui s'attache à cette combinatoire. En effet, la pulsion de mort vaut comme antithèse par rapport à ce champ de la parole. Elle vaut comme antithèse mais est pourtant incluse, dit Lacan dès 1960, dans le rapport du sujet et du signifiant. C'est d'ailleurs difficile de s'y retrouver, puisque lui-même t‚tonne à formuler cette antithèse, cette antithèse de la pulsion de mort et de la pulsion de la parole que Freud lui-même a aperçue avec son silence des pulsions.

«Давайте подумаем, - говорит Лакан, - о почтовом ящике, о внутренней полости какого-нибудь идола, вроде Баала, давайте подумаем о bocca di leone (почтовый ящик для писем с доносами в виде головы льва - прим. перев.), который, объединив их качества, сыграл свою ужасающую роль в Венеции». Вы их знаете. Их можно еще увидеть. Это ящик с пастью, куда можно было бросать доносы, чтобы причинить добро ближнему. Здесь также сочетаются диахрония и синхрония. La bocca di leone хорошо иллюстрирует функцию смерти, связанную с этой комбинаторикой. Фактически, влечение смерти выступает как антитеза в отношении этого поля речи. Оно выступает как антитеза, но, тем не менее, как говорит Лакан начиная с 1960 г., оно включено в отношения между субъектом и означающим. Более того, здесь трудно не запутаться, поскольку он сам был удивлен, формулируя эту антитезу, эту антитезу влечения смерти и влечения к речи (la pulsion de la parole), которую сам Фрейд усматривал в своем безмолвии влечений.

Nous pouvons maintenant mettre exactement ça en place. Ce qui, en effet, s'évoque là, n'est rien d'autre que l'opération de séparation comme antithèse de l'aliénation. Tout ce commentaire de Lacan est basé sur l'opposition de l'inconscient et des pulsions. Il est basé sur cette opposition et sur son articulation. Cette opposition de l'inconscient et des pulsions, nous en avons la grille générale dans l'articulation de l'aliénation et de la séparation. Ce n'est pas par un automatisme de plume que Lacan conjoint ici structure et pulsion. Il le fait de façon absolument essentielle. Il n'y a structure dans l'expérience analytique qu'à la condition qu'elle inclût l'objet a, qu'elle inclût le statut énergétique en tant que constante et orientation.

Теперь мы можем внедрить именно это. Фактически, здесь возникает не что иное, как операция сепарации в качестве антитезы отчуждения. Весь этот комментарий Лакана основан на противопоставлении бессознательного и влечений. Он основан на данном противопоставлении и на его артикуляции. Это противопоставление бессознательного и влечений представляет собой общий подход в артикуляции отчуждения и сепарации. Здесь Лакан соединяет структуру и влечение не автоматически. Он делает это существенно важным. Структура в аналитическом опыте существует только при условии, что она включает в себя объект а, что она включает энергетический статус в смысле константы и ориентации.

Ca se retrouve un peu plus loin, lorsque par exemple Lacan se promet - ça peut paraître opaque - de démontrer l'articulation de la défense à la pulsion. C'est encore de la même chose qu'il s'agit. Le concept freudien de défense tient pour Lacan essentiellement à l'aliénation. Ce concept s'articule au concept de pulsion dont Lacan rend compte à partir de la séparation. La pulsion, c'est une affaire de reste. Ca n'a pas d'autre réalité qu'un reste. La défense, elle, porte sur le sujet.

Это обнаруживается чуть дальше, например, когда Лакан обещает - это может показаться неясным - продемонстрировать сочленение защиты и влечения. Речь снова идет о том же. Для Лакана фрейдистская концепция защиты, по существу, исходит из отчуждения. Эта концепция сочленяется с концепцией влечения, которую Лакан объясняет исходя из сепарации. Влечение - это дело остатка. Оно не имеет иной реальности, кроме остатка. А защита, она относится к субъекту.

"La défense, dit Lacan, nous fait voir la matrice de la dénégation en tant que mode originel du sujet, c'est-à-dire l'ablation signifiante." Quand Lacan dit ceci, il ne fait rien d'autre que de commenter par anticipation son schéma de l'aliénation, à savoir que ce qu'on appelle défense dans l'expérience tient à cette ablation signifiante où le sujet trouve sa place dans l'ensemble vide de signifiants par rapport à un signifiant qui est précisément celui de sa dénégation, celui sur lequel il porte.

«Защита, - говорит Лакан, - заставляет нас видеть матрицу отрицания (dénégation) как исходный режим субъекта, то есть означающую абляцию». Когда Лакан говорит это, это ничто иное как комментарий, предвосхищающий его схему отчуждения, а именно: то, что называется защитой в опыте, исходит из этой означающей абляции, в которой субъект находит свое место в пустом множестве означающих по отношению к означающему, которое и есть означающее его отрицания, к тому, к которому оно относится.

Quand Lacan analyse la défense dans sa "Remarque sur le rapport de Daniel Lagache", ça doit se lire par anticipation avec l'articulation de l'aliénation et de la séparation qui sont les deux schèmes que Lacan propose pour réordonner et rendre lisible le désordre des concepts freudiens. C'est ça que, d'une façon générale, Lacan a apporté à Freud. Freud a inventé ses concepts au cours d'une longue investigation, mais il les a inventés dans le désordre. C'est un fouillis et c'est comme ça que Lacan le traite. Ce que Lacan a considéré être son apport propre à lui, c'est précisément l'introduction d'une orientation et d'une construction qui, prenant ce désordre conceptuel dans sa synchronie, sort dans le bon ordre les éléments qui s'y trouvent. C'est en quoi le mot d'orientation est si essentiel dans l'enseignement de Lacan. C'est ça qu'il a rajouté à Freud.

Когда Лакан анализирует защиту в своем «Примечании к докладу Даниэля Лагаша» ("Remarque sur le rapport de Daniel Lagache"), то, это должно читаться как предвосхищение отчуждения и сепарации, двух схем, которые Лакан предлагает для переупорядочивания, для того, чтобы сделать читабельным беспорядок фрейдовских понятий. Это то, что Лакан, в общих чертах, привнес в учение Фрейда. Фрейд изобрел свои понятия в ходе длительного исследования, но они у него находятся в беспорядке. Это хаос, и Лакан именно так к этому и относится. То, что Лакан считал своим собственным вкладом, - это как раз введение ориентации и конструкции, которые позволяют взять этот концептуальный беспорядок в его синхронии и расположить в правильном порядке элементы, которые в нем присутствуют. Вот почему слово «ориентация» так важно в учении Лакана. Вот что он добавил к учению Фрейда.

J'ai déjà souligné ce paradoxe de l'expérience analytique, à savoir que c'est l'analyste qui doit y opérer à partir de la séparation. Ca veut dire qu'il doit opérer à partir de la position du transfert. C'est alors le sujet qui se trouve rejeté en position d'aliénation quand il travaille. Les moments où il ne travaille pas sont des moments où il opère à partir de la séparation.

Я уже подчеркивал этот парадокс аналитического опыта, то есть то, что именно аналитик должен действовать в нем, исходя из сепарации. Это означает, что он должен действовать отталкиваясь, от позиции переноса. И именно субъект оказывается отброшенным в позицию отчуждения, когда он работает. Моменты, когда он не работает, - это те моменты, когда он действует, исходя из сепарации.

Il y a une difficulté avec le sujet hystérique, c'est-à-dire tout sujet en tant qu'il est au moins hystérisé dans l'expérience analytique. Ce sujet, quand nous disons qu'il est hystérique ou hystérisé, c'est pour dire qu'il manifeste, qu'il rend visible, qu'il affiche son aliénation, c'est-à-dire son accrochage signifiant qui vient de l'Autre. C'est ce qu'on traduit grossièrement par la suggestibilité ou l'hypersensibilité, voire la thé‚tralité, du patient. Ce sont là des termes de ravalement qui ne doivent avoir aucune place dans la théorie analytique. Ce sont des termes psychiatriques de ravalement où certains voudraient compromettre Lacan. On peut chercher dans tout son enseignement, on ne trouve rien qui soit de l'ordre du ravalement à l'égard du désir du sujet hystérique. On ne peut pas dire la même chose des analystes en général.

Есть одна проблема с истерическим субъектом, то есть с любым субъектом, поскольку он истеризован, по крайней мере, в аналитическом опыте. Когда мы говорим об истеризованном или истерическом субъекте, это означает, что он проявляет, делает видимым, афиширует свое отчуждение, то есть свою означающую привязку (accrochage), исходящую от Другого. В общих чертах, это выражается внушаемостью или гиперчувствительностью, и даже театральностью поведения пациента. Это термины с принижающим значением (ravalement), которым не должно быть места в аналитической теории. Это психиатрические принижающие термины, в которых некоторые хотели бы скомпрометировать Лакана. Можно перелопатить все его учение, но не найдется ничего, что указывало бы на принижение по отношению к желанию истерического субъекта. Чего нельзя сказать об аналитиках в целом.

Cette position manifeste de l'aliénation, c'est elle qui justifie qu'on dise que le désir chez l'hystérique et chez le sujet est le désir de l'Autre. C'est même en quoi le désir est statutairement d'aliénation. Seulement, ce qu'écrit le mathème complet du sujet, c'est que cette position d'aliénation est fondée et établie sur la séparation.

Эта позиция явно указывает на отчуждение, именно она оправдывает утверждение, что желание у истерика и у субъекта является желанием Другого. Именно это и представляет собой желание в соответствии с законом отчуждения. То, что записано в полной матеме - это лишь то, что эта позиция отчуждения основана и учреждена сепарацией.

Cette position d'aliénation est accrochée sur le peut-il me perdre, et le sujet, dans son désir, en subit la virulence. Il subit la virulence de cette question. Il la subit comme le désir de faire manque en tant que sujet dans l'Autre. C'est en quoi la vérité de sa position est donnée par l'objet a en tant que pas dans l'Autre. Il y a là une disjonction. Cette conjonction est soutenue par une disjonction. L'écriture de ce sujet-là, $, c'est l'écriture de son accrochage dans l'Autre, alors que cette écriture de $/a est faite de sa séparation d'avec les signifiants qui sont dans l'Autre. Ca ne veut pas dire pour autant que c'est hors de l'Autre comme structure. C'est hors des signifiants.

Эта позиция отчуждения повисла на "может ли он меня потерять", и субъект в своем желании заражается им. Он заражается этим вопросом. Он переживает это как желание в качестве субъекта восполнить нехватку в Другом. Вот в чем выражается истинность его позиции через объект а как след в Другом. Здесь имеет место дизъюнкция. Эта конъюнкция (соединение) поддерживается дизъюнкцией. Запись субъекта как $ - это запись его привязки (accrochage) за Другого, тогда как запись $/a означает его сепарацию от находящихся в Другом означающих. Однако это не означает, что он находится вне Другого как структуры. Он находится вне означающих.

Le secret de la position hystérique, c'est que le sujet contient, dans sa position pure, l'objet a. Il l'enferme et il entend le garder. Le sujet se présente comme le trésor inestimable auquel il tient ferme, et cela même si ce trésor est invisible dans sa division de sujet. Il peut l'être plus ou moins selon la modalité de cet objet, mais il y tient. On peut même dire que le désir du sujet dans l'analyse, en tant qu'il est ce trésor inestimable qu'il renferme, c'est que l'Autre avoue son désir, c'est-à-dire ce que Lacan appelle, à propos d'Alcibiade, la merveille. Cette merveille, le sujet a, dans l'analyse, à la céder.

Секрет истерической позиции в том, что в своей исходной позиции субъект содержит в себе объект а. Он удерживает его и намеревается оставить его в себе. Субъект представляется бесценным сокровищем, которое он крепко удерживает, даже в том случае, если это сокровище невидимо в его субъективном разделении. Оно может быть больше или меньше в зависимости от модальности этого объекта, но он удерживает его. Мы можем даже сказать, что желание субъекта в анализе, поскольку это и есть бесценное сокровище, которое он в себе скрывает, состоит в том, чтобы Другой признался в своем желании, то есть в том, что Лакан называет в отношении Алкивиада чудом. В анализе субъект должен это чудо уступить.

Ne pas céder sur son désir comporte cette cession. Si le ne pas céder sur son désir, cueilli à contre-temps dans l'enseignement de Lacan, a eu autant de succès, c'est parce que ça permet de méconnaître que dans l'expérience analytique il s'agit de cession. Il s'agit de cession de cette merveille. Cette merveille, elle n'est si précieuse que parce qu'elle inclut la castration, que parce qu'elle inclut un moins qui comporte qu'on n'aille pas y voir. Il ne faut pas aller voir dans les dessous. C'est même parce qu'il y a des dessous qu'on peut croire qu'il y a quelque chose là où il n'y a rien. C'est une opération qui a tout à fait sa place dans l'histoire universelle: Le ne pas céder sur son désir, ça peut très bien s'écrire $/a. Ca s'inscrit comme ça quand on méconnaît la portée de ce que Lacan en dit. Ca devient une statufication du moi et rien de plus. On confond alors la valeur propre du ne pas céder sur son désir avec le ne pas céder la merveille qu'on enferme.

«Не отступать от своего желания» включает в себя эту уступку. Если это «не отступать от своего желания», которое было взято из учения Лакана довольно поздно, имело такой успех, то это потому, что оно позволяет игнорировать тот факт, что в аналитическом опыте речь идет об уступке. Речь идет об уступке этого чуда. Это чудо, оно так ценно лишь потому, что оно включает в себя кастрацию, лишь потому, что оно включает в себя минус, который означает, что его нельзя взять и рассмотреть. Не нужно пытаться подглядеть снизу. И даже, поскольку существуют эти снизу , можно поверить, что там что-то есть, но там ничего нет. Это операция, определенно, заняла свое место во всемирной истории. «Не отступать от своего желания» вполне можно записать как $/a. Так это записывается, когда игнорируют сферу применения, которую установил, говоря об этом, Лакан. В результате я превращается в статую и не более того. То есть значимость «не отступать от своего желания» путают с «не отступать от чуда, которое заключено внутри».

A cet égard, l'entrée du sujet dans le discours analytique comporte en soi-même un effet de cession. C'est d'abord un déplacement du savoir. Ce qui fonde la possibilité même de cette merveille du sujet, c'est qu'aucun savoir ne se montre suffisant à la réduire. Le savoir s'y démontre impuissant. C'est en quoi la démonstration de l'impuissance du savoir de l'Autre est si essentielle à l'hystérique. Le déplacement du savoir consiste, vous le savez, à ce que le savoir passe de l'autre côté, de cette place-ci à cette place-là.

В этом отношении, вход субъекта в аналитический дискурс содержит в себе эффект уступки. Прежде всего то перемещение знания. В основе самой возможности этого чуда субъекта лежит то, что ни одного знания недостаточно, чтобы его уменьшить. Знания здесь бессильны. Именно поэтому демонстрация бессилия знаний Другого так важна для истерички. Перемещение знания заключается, вы знаете, в том, что знание переходит на другую сторону с этого места на это место.

On indique par là que ça devient un savoir muet. C'est par là qu'il devient merveille à la place où était précédemment la merveille du sujet. Et dans ce déplacement, il est viré au compte de l'analyste, toujours évidemment avec un moins. C'est parce qu'il ne s'explique pas. C'est parce qu'il ne se montre pas. C'est parce qu'à son tour il se voile. C'est cela qu'on appelle du doux nom d'interprétation. C'est un doux nom dont il faut dire qu'il aseptise ce dont il s'agit. Il n'est pas niable que tout soit interprétation dans l'analyse. Tout, du côté de l'analyste, est interprétation. Ce déplacement du savoir est la condition pour que ce déplace corrélativement le sujet. Il vient, par là, à travailler, c'est-à-dire à fournir de la matière à interpréter. Le déplacement du savoir est la condition du travail du sujet. L'interprétation dont le fondement est donné par ce savoir voilé - l'interprétation ne dévoile pas - a un effet de division du sujet, un effet immédiat.

Этим обозначается то, что это становится немым знанием. Вот, где оно становится чудесным - на месте, где раньше было чудо субъекта. И эти перемещения его отправляют на счет аналитика, всегда, конечно, с минусом. Это потому, что это знание не объясняется. Потому, что оно не показывается. Это потому, что оно, в свою очередь, завуалировано. Это то, что мы называем сладким именем "интерпретация". Это милое имя, которое, по его словам, соответствует тому, о чем идет речь. Нельзя не отрицать, что все интерпретируется в анализе. Все со стороны аналитика - это интерпретация. Такое перемещение знаний является условием для того, чтобы субъект перемещался корреляционно. Он приходит сюда, чтобы работать, то есть обеспечить материю для интерпретации. Перемещение знаний является условием работы субъекта. Интерпретация, в основе которой лежит это завуалированное знание - интерпретация не раскрывает - имеет эффект разделения субъекта, эффект немедленный.

Il s'agit de savoir si avec cet axe-là on a le tout de l'expérience analytique. Les places sont déjà réservées pour que l'on réponde non. On n'a pas là le tout de la structure analytique, puisqu'il faut faire sa place paradoxale à cet objet a.

Вопрос в том, имеем ли мы с этой осью доступ ко всему аналитическому опыту. Мы уже подготовились к тому, чтобы ответить на это нет. У нас здесь нет всей аналитической структуры, поскольку мы должны отвести парадоксальное место для этого объекта а.

J'ai insisté, dans un séminaire plus restreint que j'anime, sur la double valence de la position de l'analyste. Je ne veux pas parler de sa double position, puisqu'il y n'en a qu'une, mais cette position a une double valence. C'est ça qui est apparu à Freud comme la surprise du transfert, à savoir que dans un contexte où étaient essentiellement mis en place l'interprétation et le dit du sujet, c'est l'objet même qui surgit, cette fois-ci dans toute sa semblance, l'objet même produit de l'opération de séparation.

Я настоял на более узком семинаре, который я и проводил, о двойной валентности позиции аналитика. Я не хочу говорить о его двойной позиции, поскольку есть только одна, но эта позиция имеет двойную валентность. То, что предстает перед Фрейдом как сюрприз переноса, в контексте, где в основном работает интерпретация и высказываемое субъектом, - это сам объект, который возникает на этот раз во всем своем подобии и сам производит операцию сепарации.

L'objet a, dans l'écriture de l'hystérie, est au compte du sujet. Il se trouve viré au compte de l'analyste et il faut appeler ça par son nom, à savoir que c'est une dépossession. Cette dépossession est dans l'expérience analytique une modalité qui, à l'occasion, est tout à fait apparente. C'est, si je puis dire, un ravissement. Qu'est-ce que ça comporte? Qu'est-ce que ça veut dire que ce soit ravi? On ne peut pas considérer que le fait de payer l'analyste constitue le ravissement. C'est là qu'il faut peut-être s'arrêter sur ce que comporte le fait de parler, le fait de la position de parler. Pour saisir comment cet objet vient à cette place, il faut peut-être partir de l'ordre où j'ai développé les choses, à savoir que le déplacement du savoir met le sujet en position de travailler et de parler. La condition du travail analytique, c'est de parler. Eh bien, disons que l'objet a émerge ici en retour du fait que le sujet parle.

Объект а, в написании истерички, находится на счету у субъекта. Он оказывается зачисленным на счет аналитика, и мы должны назвать это своим именем, а именно, утратой владения. Эта утрата владения в аналитическом опыте по ходу имеет совершенно явный механизм. Это, если можно так сказать, восхищение. Что это включает в себя? Что означает, что я восхищен? Нельзя рассматривать факт оплаты аналитику как восхищение. Именно здесь, возможно, стоит остановиться на том, что привносит факт говорения, позиция говорения. Чтобы понять, как этот объект приходит на это место, возможно, нужно покинуть порядок, в котором я развивал тему, а именно, то, что перемещение знаний ставит субъекта в положение работы и говорения. Условие аналитической работы - говорить. Ну, скажем так, объект появился здесь в ответ на то, что субъект говорит.

L'expérience analytique comme telle réalise l'insertion de l'objet a dans la division du sujet, l'insertion de l'objet a comme effet de langage majeur. Le ce dont on parle, sans jamais que cette référence puisse être cernée au terme, est rétroconstitué par le seul fait de parler. Le seul fait de parler rétroconstitue cette référence.

Непосредственно в аналитическом опыте и происходит включение объекта а в разделение субъекта, включение объекта а как основного эффекта языка. То, о чем мы говорим, об отправной точке, которая еще никогда не была очерчена в понятии, реконструируется единственным фактом говорения. Единственный факт говорения реконструирует эту отправную точку.

Ce sont là des considérations qui me semblent utiles pour situer le silence dans l'expérience analytique quand il se produit du côté de l'analysant. Freud impliquait déjà que quand ce moment de silence se prolongeait, il y avait là des pensées présentes se rapportant à l'analyste. C'était déjà - Lacan le souligne - isoler le rapport entre le silence et la présence de l'analyste, sa présence au sens fort, c'est-à- dire sa présence comme objet a. Le silence, c'est aussi bien ce par quoi se traduit, à l'occasion, la volonté de conserver cet objet a, c'est-à-dire de rétablir une position où c'est au compte du sujet qu'est à inscrire cet objet a.

Это и есть те соображения, которые мне кажутся полезными для того, чтобы разместить молчание в аналитическом опыте, в том случае, когда оно возникает на стороне анализанта. Фрейд уже подразумевал под продолжительным моментом молчания то, что здесь возникают мысли, касающиеся аналитика. Это уже была, как подчеркивает Лакан, попытка выделения связи между молчанием и присутствием аналитика, его присутствие в строгом смысле, то есть присутствие в качестве объекта а. Молчание - это и есть то, что переводится по ходу (анализа) волей удержания объекта а, т.е. восстановлением позиции, где объект а записан на счет субъекта.

Il y a une demande que fait l'analyste étant donné ce qu'est la psychanalyse. C'est une demande qui est articulée à travers la règle fondamentale et son impératif. C'est livrer sa parole. Ca cache, en fait, de livrer sa division subjective et, au-delà, ce qui la cause. Cela ne se dit pas dans la règle fondamentale. Il suffit en effet qu'on la respecte pour que cet effet se produise immanquablement. Le silence du sujet - et non pas simplement l'installation permanente dans le silence qui pour un sujet peut se produire - fait déjà émerger l'analyste en position de demande. On s'adresse toujours à un Autre dont on suppose qu'il est plein. Il s'agit là de la demande implicite dans la présence même de l'analyste. Les analystes ont repéré ça depuis longtemps. Il est classique de relever que dans les états de silence de l'analysant, il y a souvent un problème dit d'analité. C'est une façon de traduire ce que comporte de rétention cette position du sujet. C'est cependant négliger que c'est à proprement parler de la castration que ce rien, ce rien qu'il s'agit de retenir, prend sa valeur. Foncièrement, en effet, c'est un rien. C'est retenir ce rien.

Есть требование, которое выставляет аналитик, вытекающее из того, что такое психоанализ. Это требование, сформулированное в рамках основного правила и его императива - предъявить свою речь. За этим скрывается, на самом деле, предъявление субъективного разделения по ту сторону того, что его вызывает. Об этом не говорится в основном правиле. На самом деле достаточно просто это уважать, чтобы эффект неизменно возник. Молчание субъекта - речь не просто регулярным пребыванием в тишине, что может случаться с субъектом - уже приводит к появлению аналитика в позиции требования. Мы всегда обращаемся к Другому, который, как мы предполагаем, полон. Речь идет о неявном требовании в самом присутствии аналитика. Аналитики это давно заметили. Классическое замечание на этот счет представляет собой то, что "в состояниях молчания анализанта часто усматривалась проблема анальности". Это один из способов перевода того, что означает удержание этой позиции субъекта. Однако это пренебрежением тем, что, строго говоря, это "ничто" относится к кастрации, ничто, которое удерживается, обретает свою ценность. По сути, в самом деле, это ничто. Это удержание ничто.

L'analyste, il a affaire à la demande, y compris la sienne, même si on peut préférer d'autres termes pour la qualifier. Les demandes formulées, du seul fait qu'elles se produisent à cette place, portent des effets de vérité constitutifs de l'interprétation. Lacan a introduit ce terme pour significantiser le désir lorsqu'il ne le définit plus seulement comme désir de reconnaissance mais comme métonymie de la chaîne signifiante. Il qualifie alors comme demande cette chaîne signifiante par rapport au désir. Du seul fait que le sujet parle, il demande. Le désir est en dérivation par rapport à la chaîne signifiante.

Аналитик имеет дело с требованием, в том числе со своим, даже если мы можем предпочитать другие понятие, чтобы описать это. Сформулированные требования только потому, что возникают на этом месте, вызывают эффекты истины, лежащие в его основании. Лакан ввел этот термин, чтобы означить желание, в тот момент, когда он уже не определяет его только как желание признания, но и как метонимию означающей цепи. Тогда эту цепочку означающих он определяет как требование в отношении желания. Исходя из одного единственного факта того, что субъект говорит, он требует. Желание - это отклонение в отношении цепочки означающих.

Lacan, par rapport à la demande du patient, formule que l'analyste n'y répond pas. Je remarque déjà que ça ne veut pas dire que, lui, ne demande pas. Ca veut plutôt dire qu'il ne donne pas. A cet égard, il faut opposer sévèrement la demande et le don. Ce qui manifeste de façon intangible qu'il ne donne pas, c'est qu'il fait payer. Il y a là une limite quasiment infranchissable à la constitution de l'expérience analytique: l'analyste ne donne pas, il fait payer. Ca peut se traduire par le fait qu'il demande de l'argent, et l'argent c'est du signifiant. C'est du signifiant même si ça se présente sous la forme de pièces d'or sonnantes et trébuchantes, même si ça se présente en nature sous forme de poulet ou de jambon. Ca reste néanmoins du signifiant. C'est inscrire le cycle de l'expérience analytique dans l'économie générale et la vie sociale, voire dans le discours universel. De plus, à l'occasion, ça touche à l'être. Ca touche à l'être puisque le peut-il me perdre peut se moduler en un peut-il me perdre pour de l'argent, pour de l'argent que je ne peux pas lui donner.

Лакан формулирует, что на требование пациента аналитик не отвечает. Я уже заметил, что это не значит, что он не требует. Это, скорее значит, что он не дает. В этой связи необходимо сделать строгое противопоставление требования и дара. То, что он не дает неосязаемо проявляется в том, что он заставляет платить. Здесь устанавливается абсолютно непреодолимый предел формирующий аналитический опыт: аналитик не дает, он заставляет платить. Это может переводится как то, что он требует деньги, и деньги - это означающее. Это относится к означающему даже, если это предстает в форме звонких золотых монет или в натуральном виде, в виде курицы или ветчины. Но это все равно означающее. Это вписывание цикла аналитического опыта в общую экономику и социальную жизнь, т.е. во всеобщий дискурс. К тому же при случае это может затрагивать бытие. Это затрагивает бытие, поскольку "может ли он меня потерять" превращается в "может ли он потерять меня из-за денег", из-за денег, которые я не могу ему дать.

Si on s'accorde sur ce fait que l'analyste ne répond pas à la demande du patient, rien ne dit que lui, l'analyste, ne demande pas. Il y a en particulier quelque chose qu'il demande et que comporte sa position. Il demande la division du sujet. Il demande que le sujet - c'est la règle fondamentale - lui confie ses pensées, parle à b‚tons rompus, ne retienne rien, et s'expose donc à devoir démentir ce que lui-même formule: je dis ça mais je ne sais pas d'où ça me vient, je dis ça mais je ne suis pas d'accord avec cette idée. Il y a là sa division de sujet au plus simple.

Если согласиться с тем, что аналитик не отвечает на требование пациента, ничего не говорит о том, что он, аналитик, не требует. Есть, в частности. нечто, что он требует и что содержится в его позиции. Он требует разделения субъекта. Он требует, чтобы субъект - это и есть основное правило - доверил ему свои мысли, говорил спонтанно, ничего не удерживал, и был готов к тому, что опровергать то, что он сам формулирует: Я говорю это, но не знаю, откуда это взялось, я говорю это, но я не согласен с этой идеей. Здесь и проявляется разделение субъекта в самой простой форме.

Je veux bien qu'on mette entre guillemets cette "demande de division du sujet". Je veux bien qu'on la mette entre guillemets mais qu'on n'oublie pas ce qu'il y a dans demande. Ce qu'il y a dans demande, c'est commandement. Il y a un vecteur qui est d'intentionnalité.

Я хочу, чтобы мы заключили это «требование о разделении субъекта» в кавычки. Я бы хотел заключить его в кавычки, поскольку не стоит забывать о том, что есть в требовании. То, что есть в требовании - это команда. Здесь есть вектор, который относится к интенциональности.

C'est une intentionnalité que l'on peut qualifier de volonté - volonté de division du sujet. Ca a toujours fait des difficultés à la psychologie. On a essayé, en effet, de fonder une doctrine de cette volonté. On a essayé de faire valoir un je veux avant le je suis. Il y a quelque chose d'irréductible - ça serait démontrable dans la psychologie même - dans le je veux. C'est quelque chose qui n'a rien à voir avec la liberté. Volonté n'a rien à voir avec liberté. C'est un terme à quoi certainement le désir appartient. D'ailleurs, dans l'exemple canonique et sempiternellement répété du Che vuoi? de Lacan, désir et volonté sont confondus. A cet égard, on pourrait mettre demande et désir sur le che vuoi de la volonté. Sauf que le désir - je l'ai déjà fait valoir - n'émerge que comme une question. Le sujet peut ne pas méconnaître que ce qu'il désire se présente à lui comme ce qu'il ne veut pas. C'est par là même qu'il y a une question. Il y a une question sur cette disjonction qui fait que le désir peut se présenter comme ce dont on ne veut pas.

Эта интенцианальность может быть определена как воля - воля разделения субъекта. Это всегда создавало сложности для психологии. Мы пытались создать доктрину этой воли. Мы пытались выделить "я хочу" до "я есть". Есть что-то неустранимое в этом "я хочу" и это было доказано самой психологией. Это не имеет никакого отношения к свободе. Воля не имеет никакого отношения к свободе. Это термин, к которому, безусловно, принадлежит желание. Кстати, в каноническом и вечном цитируемом примере "Чего ты хочешь?" ("Che vuoi?) Лакана желание и воля путаются. В этой связи можно было бы поместить желание и требование на сторону воли в "Чего ты хочешь?". Вот только желание - я уже это отмечал - возникает лишь как вопрос. Субъект может не игнорировать тот факт, что то, что он желает, предстает для него как то, чего он не хочет. Именно поэтому и возникает вопрос. Есть вопрос об этом расхождении, которое и приводит к тому, что желание может быть представлено как то, чего не хотят.

La demande a, remarquons-le, comme avantage sur le désir qu'elle sait ce qu'elle veut. En tout cas, elle se présente comme le sachant. On s'imagine que la demande serait interrogative sous prétexte qu'elle s'adresse à l'Autre. La demande n'est pas du tout forcément interrogative. L'interrogation n'est qu'un des modes de la demande. Elle peut être évidemment supportée d'un est-ce que voulez bien me donner ceci? Seulement, dans la demande, ça ne se présente pas comme ce dont on ne veut pas. Ca se présente, au contraire, exactement comme ce qu'on veut. Ne serait-ce que par là, elle n'est pas sans rapport avec la pulsion, la pulsion qui n'est pas question mais réponse. Lacan le dit dans sa "Remarque à Daniel Lagache": elle est affirmative. A cet égard, on comprend pourquoi Lacan peut écrire la pulsion freudienne à partir de la demande, comme une confrontation du sujet à la demande: ($ <> D). La pulsion, c'est une demande inconsciente.

Требование имеет, отметим это, как бы преимущество над желанием, потому что оно знает, чего оно хочет. Во всяком случае, оно представляет себя как знающее. Мы воображаем, что требование представлено в вопросительной форме под предлогом обращения к Другому. Требование, строго говоря, вообще не связано с вопрошанием. Вопрошание является лишь одной из форм требования. Оно, конечно, может быть поддерживаемо "хотите ли вы мне дать это?". Только в требовании это не предстает под видом того, что "мы этого не хотим". Это предстает, наоборот точно так, как мы хотим. Не поэтому ли требование не обходится без связи с влечением, ведь влечение - это не вопрос, это ответ. Лакан говорит об этом в своем «Замечании Даниэлю Лагашу»: оно (влечение) утвердительно. В этой связи понятно, почему Лакан может записывать фрейдовское влечение исходя из требования, как некоего противостояния субъекта требованию ($ < > D). Влечение - это бессознательное требование.

S'il faut que je vous laisse maintenant sur quelque chose qui a à voir avec les quatre, je vous laisserai sur cette ordonnance du quaternaire lacanien.

Если мне нужно теперь, чтобы вы остались с чем-то, что имеет отношение к четырем, я оставлю вас на этом упорядочении лакановской четверки.

Je distingue d'abord l'axe qui va du sujet supposé fondateur de l'interprétation au sujet divisé dans la question de son désir. C'est l'axe de l'interrogation, de l'allusion. Puis je distingue l'autre axe, celui qui relie a et S1, c'est-à-dire l'objet a et le signifiant maître. Là, nous ne sommes pas sur l'axe de l'interrogation, nous sommes sur l'axe de l'affirmation. C'est là que se situe le signifiant qui ne se discute pas et où se situe aussi bien l'objet qui ne fait pas question. C'est pourquoi je dirai que la demande comme telle est à revaloriser. Il faut s'apercevoir que dans ce graphe même de Lacan, ce qui circule vraiment comme vecteur d'intentionnalité, c'est, à proprement parler, la demande. L'entrée dans l'analyse s'enracine aussi bien dans la demande. Et ce que nous situons dans la séparation même est encore demande.

Сначала я отличаю ось, которая идет от субъекта предположительного основателя интерпретации к субъекту разделенного в вопросе желания. Это ось вопрошания, намека. Затем я различаю другую ось, которая соединяет a и S1, то есть объект и господское означающее. Здесь мы не на оси вопроса, мы на оси утверждения. Именно тут располагается означающее, которое не обсуждают, и где также расположен объект, который не задает вопросов. Именно поэтому я бы сказал, что требование как таковое должно быть переоценено. Надо понимать, что в этом самом графе Лакана, что действительно циркулирует как вектор интенциональности, - это, собственно говоря, требование. Вхождение в анализ также уходит корнями в требование. И то, что мы располагаем в самой сепарации - это тоже требование.

J'ai dit, il y a un ou deux cours, que transfert et pulsion, qu'amour et pulsion occupaient en fait, dans ce schématisme, des places homologues. Eh bien, comment ne pas le voir quand il faut distinguer, dans les registres de la demande, la demande d'amour qui, comme telle, ouvre le registre du transfert qui n'est pas celui de l'interprétation? A cet égard, cette demande d'amour est à la même place de la demande que comporte la pulsion. C'est, dans les deux cas, rapport à l'être. Dans le cas de la demande d'amour comme dans le cas de la demande inconsciente qu'est la pulsion, c'est une demande d'être.

Я сказал один или два курса назад, что перенос и влечение, любовь и влечение, на самом деле, занимают в этой схеме гомологичные места. Ну, а как это не заметить, если необходимо различать в регистрах требования требование любви, которое как таковое открывает регистр переноса, который не является регистром интерпретации? В этой связи это требование любви находится на том же месте требования, где содержится влечение. В обоих случаях здесь есть связь с бытием. В случае требования любви, как и в случае бессознательного требования, представляющего собой влечение, это требование быть.

Eh bien, je m'en tiendrai là. Je vous donne rendez-vous le mercredi 9 janvier, de l'autre côté de la coupure de l'année.

Ну, я буду этого придерживаться. Я назначаю вам встречу в среду, 9 января, на другой стороне разреза по году.


Перевод: Д. Колосов, Е. Палесская, Е.Седова, И. Макарова (Редакция И. Макарова, А. Бибиксарова (рус.), сайт- О. Ким