Жак-Ален Миллер, курс 1984-1985 гг.
1,2,3,4
20 сеанс, 22 мая 1985

Cours du 22 mai 1985

Лекция от 22 мая 1985

Nous avons, la dernière fois, abordé à grands traits le thème renouvelé de ce qu'on pourrait appeler l'opposition diagonale qui est à retrouver dans les schémas quaternaires de Lacan, et qui, dans ce qui nous occupe actuellement, répartit les résultats des deux opérations de l'aliénation et de la vérité. Je vous ai suffisamment détaillé cette construction pour ne pas y revenir. Nous avons, à chaque coin, ces figures symétriques et inverses, auxquelles il nous revient de donner un sens en nous appuyant sur les indications que nous a laissées Lacan, spécialement dans l'écrit fort bref qui est son compte-rendu de La Logique du fantasme.

В прошлый раз мы в общих чертах подошли к обновленной теме того, что можно было бы назвать диагональной оппозицией, которую можно найти в четвертичных схемах Лакана, и которая, в том, что касается того, что нас занимает в настоящее время, распределяет результаты двух операций: отчуждения и истины. Я достаточно детализировал эту конструкцию, чтобы не возвращаться к ней. В каждом углу у нас есть эти симметричные и противоположные фигуры, которым нам остается задать направление, полагаясь на указания, оставленные нам Лаканом, особенно в очень кратком сочинении, его отчете о «Логике фантазма».

Je l'ai souligné: les sens ne sont pas uniques. Le seul sens unique, c'est la diagonale. Chacun de ces vecteurs, dès lors qu'on a soustrait l'opération d'involution du groupe de Klein, est aussi à sens unique. Mais le sens unique de ces vecteurs ne se retrouve pas sur les sommets, et nous pouvons les commenter selon les indications principales de Lacan - indications qui font s'opposer deux concepts freudiens que sont le ça et l'inconscient. Sur cette dichotomie, nous pouvons cependant en construire d'autres. Lacan ne s'en est pas privé au cours de ses Séminaires. Je vous ai d'ailleurs laissés, la dernière fois, sur une opposition rapide entre le sujet de la science en tant que je ne pense pas, et le sujet de la psychanalyse en tant que je ne suis pas. C'est là que Lacan place ce qu'il appelle lui-même la vertu de son schéma. La vertu de ce schéma, c'est qu'il est susceptible de plusieurs sens.

Я подчеркнул: направления не уникальны. Единственное уникальное направление — диагональное. Каждый из этих векторов после вычитания операции инволюции из группы Клейна также является однонаправленным. Но уникальное направление этих векторов не находится в вершинах, и мы можем прокомментировать их в соответствии с основными указаниями Лакана — указаниями, которые противопоставляют друг другу два фрейдовских понятия: Оно и бессознательное. Однако на основе этой дихотомии мы можем построить другие. Лакан не лишал себя этого удовольствия во время своих Семинаров. Более того, я оставил вас в прошлый раз с быстрой оппозицией между субъектом науки в качестве я не мыслю и субъектом психоанализа в качестве я не существую. Именно сюда Лакан помещает то, что он сам называет достоинством (vertu) своей схемы. Достоинство этой схемы в том, что она может иметь несколько направлений.

J'ai aussi, la dernière fois, marqué en quoi l'aliénation dont il s'agit ici, est une nouvelle aliénation par rapport à celle que Lacan opposait naguère à la séparation. L'aliénation en tant qu'opposée à la vérité est distincte. C'est ici une leçon de lecture qu'il faut prendre s'agissant de Lacan. Il ne faut pas s'imaginer que ses termes ont des définitions univoques. Ces termes doivent, au contraire, prendre leur définition de leur contexte et de leur usage.

В последний раз я также отметил, что отчуждение, о котором здесь идет речь, является новым по отношению к тому отчуждению, которое Лакан когда-то противопоставлял сепарации. Отчуждение, в качестве того, что противостоит истине, отличается. Это урок чтения, который следует усвоить, когда речь заходит о Лакане. Не стоит представлять себе, что его термины имеют однозначные определения. Его термины, напротив, получают свое определение исходя из их контекста и их использования.

Cette nouvelle aliénation, c'est toujours tout de même une aliénation subjective. On n'imagine pas d'aliénation qui traiterait l'objet. L'aliénation traite le sujet. On peut, par contre, certainement admettre que la séparation porte sur l'objet. C'est d'ailleurs ce qu'il faudrait arriver à mieux situer. L'aliénation - l'ancienne et la nouvelle - qualifie des positions subjectives. Je ne prends pas pour rien le fait que Lacan conserve le même mot et le même schéma de base. L'ancienne aliénation, telle que Lacan la situe par rapport à la séparation, c'est l'aliénation inconsciente. Elle qualifie le sujet des formations de l'inconscient. C'est celle qui fait le sujet être sujet à des formations de l'inconscient. Le sujet a des lapsus, le sujet a des actes manqués, le sujet a des rêves, le sujet a des symptômes. C'est le sujet en tant qu'il est amené à sacrifier l'être, son être, au sens.

Это новое отчуждение есть все же субъективное отчуждение. Нельзя представить себе отчуждение, которое имело бы дело с объектом. Отчуждение имеет дело с субъектом. С другой стороны, можно, конечно, допустить, что сепарация имеет отношение к объекту. Кроме того, нужно было получше определить положение отчуждения. Отчуждение — старое и новое — определяет субъективные позиции. Я полагаю, что недаром Лакан сохраняет то же самое слово и ту же основную схему. Старое отчуждение, в том виде, в котором Лакан соотносит его с сепарацией, представляет собой бессознательное отчуждение. Оно определяет субъекта образований бессознательного. Отчуждение — это то, что позволяет субъекту быть субъектом образований бессознательного. У субъекта есть оговорки, у субъекта есть ошибочные действия, сны, у субъекта есть симптомы. Это субъект, ведомый к пожертвованию бытия, своего бытия, ради смысла.

Sacrifiant l'être au sens, il ne se trouve pourtant pas supporté par ce sens, il ne se trouve pas porté aux nues par ce sens, il ne rencontre aucune ascension, il rencontre freudiennement le refoulement. On remplacera peut-être un jour la fête de l'Ascension par la fête du refoulement. On se demanderait alors ce qu'on aurait là à fêter. Dans ce sacrifice nécessaire du sens, le sujet tombe dans le non-sens. C'est ce qui fait ces diverses modalités de l'achoppement dont Lacan a fait une classe sous le nom des formations de l'inconscient. Il y a non seulement perte d'être pour le gain de sens, mais aussi, dans le sens même, affliction de non-sens. C'est ce qui justifie le terme d'aliénation.

Жертвуя бытием ради смысла, субъект, тем не менее, не поддерживается смыслом, не находит в этом смысле опору, он не обнаруживает себя превознесенным этим смыслом, он не возносится, он по-фрейдовски встречает вытеснение. Возможно когда-нибудь праздник Вознесения заменят праздником вытеснения. Тогда мы задавались бы вопросом, что мы будем праздновать. При необходимом жертвовании смыслом субъект впадает в бессмыслицу. Вот что делает эти различные модальности камнем преткновения, из которых Лакан выделил класс под названием образований бессознательного. Это не только утрата бытия ради обретения смысла, но и, в самом смысле, болезнь бессмыслицы. Именно это оправдывает термин отчуждение.

La nouvelle aliénation est au contraire - je l'ai dit la dernière fois - le rejet de l'inconscient. On peut donc parler, là, d'une inversion. C'est quelque chose sur quoi les commentateurs de l'avenir auront à se pencher. Il est certain que nous avons à nous interroger sur cette singulière inversion de Lacan, qui passe de l'aliénation signifiante à l'aliénation comme rejet de l'inconscient. Cette aliénation comme rejet de l'inconscient qualifie le sujet du je ne pense pas, c'est-à-dire le sujet qui, à l'inverse, a fait le choix de l'être. Il a fait le choix de l'être sous les espèces de l'être-Je, et ce au prix de l'inconscient. A cet égard, ramener à l'inconscient le sujet qui se croit Je, a la valeur de révéler une vérité, et ce qu'indique le schéma, c'est qu'il y faut une opération de transfert.

Наоборот, новое отчуждение — как я сказал в прошлый раз — это отбрасывание бессознательного. Поэтому здесь можно говорить об инверсии. Над этим будущим комментаторам придется задуматься. Несомненно, мы должны удивляться этой странной инверсии Лакана, который переходит от отчуждения означающего к отчуждению как отбрасыванию бессознательного. Отчуждение как отбрасывание бессознательного определяет субъекта я не мыслю, то есть субъекта, который, наоборот, сделал выбор быть. Он сделал выбор быть под видом Я-бытия ценой бессознательного. В этом отношении возвращение субъекта, считающего себя Я, обратно в бессознательное имеет значение раскрытия истины, и схема указывает на необходимость операции переноса.

Je marquerai que, corrélativement à cette inversion, le concept même de sens subit une division. Dans le Séminaire XI, le terme de sens semble unique. Mais dans La Logique du fantasme, il faut au contraire faire usage de la différence entre sens et signification. Nous allons revenir sur les raisons de ce clivage.

Замечу, что коррелятивно этой инверсии само понятие смысла претерпевает некоторое разделение. В XI Семинаре термин смысл кажется уникальным. А в «Логике фантазма», напротив, необходимо использовать различие между смыслом и значением. Мы еще вернемся к причинам этого раскола.

Il faut tout de suite remarquer que l'être dont le sujet en ce point fait choix, n'est pas un être que nous allons valider à partir de l'expérience analytique. C'est un être qui est préalable et, en quelque sorte, hostile à cette expérience. L'être du je ne pense pas, Lacan le qualifie de faux être. L'introduction de l'adjectif faux ne se fait évidemment qu'au regard de ce que nous pouvons estimer être la vérité du sujet. C'est un être dont on pourrait dire qu'il est inauthentique. Il serait inauthentique au regard de l'inconscient.

Следует сразу отметить, что бытие, выбор которого субъект делает в этот момент, — это не то бытие, которое мы собираемся подтвердить на основе аналитического опыта. Это бытие предварительное и в некотором роде враждебное этому опыту. Бытие я не мыслю Лакан определяет как ложное бытие. Введение прилагательного «ложное», очевидно делается только в отношении того бытия, которое мы можем оценить как истинное бытие субъекта. Это бытие, о котором можно сказать, что оно неподлинное (неаутентичное). Оно было бы неподлинным (неаутентичным) по отношению к бессознательному.

Si on affadissait quelque peu l'opposition qui est là inscrite, on pourrait y retrouver l'opposition que la vulgate phénoménologique a répandu, à savoir celle de la conscience naturelle et de la conscience philosophique. La conscience naturelle se tiendrait dans l'affairement ustensilaire du monde, d'un monde supposé plein, sans se poser de questions. Ce qui serait, par contre, le propre de la conscience philosophique, ce serait qu'au terme d'une surprise, d'un décollement d'avec l'évidence naturelle, elle serait susceptible de mettre ce qui existe en question et, par là-même, de se tenir au niveau d'un certain manque, d'assumer la question comme étant insoluble ou comme t‚che infinie.

Если бы мы несколько ослабили оппозицию, которая там записана, мы могли бы найти там оппозицию, которую распространила феноменологическая вульгата — оппозицию естественного сознания и философского сознания. Естественное сознание держалась бы в утилитарной суете мира, якобы полного мира, не задаваясь вопросами. Что, с другой стороны, было бы характерной чертой философского сознания, так это то, что в конце неожиданности, отделения от естественной очевидности оно было бы способно поставить под сомнение то, что существует, и тем самым остаться в стороне, на уровне некой нехватки принять вопрос как неразрешимый или как бесконечную задачу.

Cette vulgate, qui a fait les cours de philosophie en France pendant les années 50, est un mixte approximatif de Husserl, de Hegel et de Heidegger. Mais enfin, elle n'est pas sans rapport avec l'opposition dont nous parlons, dans la mesure où il s'agit, sur cette diagonale, de sortir d'un état de faux être au prix d'une vérité.

Эта вульгата, задававшая тон в философии во Франции в пятидесятые годы, представляет собой приблизительную смесь Гуссерля, Гегеля и Хайдеггера. Но, она, в конце концов, имеет отношение к оппозиции, о которой мы говорим, поскольку речь идет о выходе на этой диагонали из состояния ложного бытия ценой истины. Представление об этом неподлинном (неаутентичном) бытии можно приобрести только ценой истины.

La notion de cet être inauthentique ne s'acquiert qu'au prix d'une vérité. Cette notion ne s'acquiert qu'au prix d'une vérité, à ceci près que ce que comporte la vérité du sujet n'est pas conscience, philosophique ou pas. Cette vérité est au niveau du je ne suis pas d'un sujet, dont on peut dire, en première approximation, qu'il n'est pas Je. C'est un sujet dont la pensée ne comporte pas de Je.

Это понятие приобретается только ценой истины, за исключением того, что истина субъекта не влечет за собой сознания — будь оно философским или нет. Истина находится на уровне я не мыслю субъекта, о котором можно приблизительно сказать, что он не есть Я. Это субъект, «мысль» которого не включает в себя Я.

J'accentue ici le point difficile de cette inversion qui frappe le concept d'aliénation chez Lacan. Au fond, il n'y a pas d'exemple qui le fasse mieux valoir que le sens et la vertu du schéma, puisque le même fonctionnement se montre, dans l'enseignement de Lacan, susceptible de recevoir des sens strictement inverses. C'est une confirmation pour notre abord de cette année, qui consiste à ressaisir le fonctionnement formel de cet enseignement. J'accentue ici le point de cette inversion, mais il faut tout de même que je donne les raisons pour lesquelles on maintient ce terme.

Я ставлю здесь акцент на сложном моменте инверсии, которая затрагивает концепцию отчуждения у Лакана. По сути дела, нет примера, на котором можно было бы продемонстрировать это лучше, чем смысл и достоинство схемы, поскольку в учении Лакана показано, что одно и то же функционирование способно принимать строго противоположный смысл. Это подтверждение нашего подхода к этому году, цель которого состоит в возвращении к формальному функционированию этого учения. Я ставлю здесь акцент на инверсии, но, тем не менее, я должен указать причины, по которым этот термин сохраняется.

Pourquoi donc ce terme d'aliénation? Il faut rappeler que c'est un concept qui a eu, en France, son heure de gloire théorique dans les années 50, et qui a commencé à p‚lir en 1960, précisément au moment où Lacan faisait ses Séminaires de 64 et 67 qui ont ce terme pour pivot. C'est donc un concept qui est dans la ligne de la modification freudienne des concepts de Marx. C'est d'ailleurs encore à Marx que Lacan aura recours pour forger le terme de plus-de-jouir décalqué sur le concept marxiste de plus-value. Le terme d'aliénation paraît plus discret. Il est en lui-même moins surprenant dans la langue que celui de plus-de-jouir. Ca n'empêche qu'il fait partie de ce qu'on pourrait appeler le pillage de Marx par Lacan, de sa référence conflictuelle à la conceptualisation marxiste qui l'accompagne pendant tout un temps de son élaboration. Vous savez que Lacan fut l'élève de Kojève. Il était tout à fait sensible à la postérité hégélienne. L'aliénation est vraiment un concept néohégélien. C'est un concept que, dans ces mêmes années-là, Althusser met en cause, quand il met une barrière entre les élucubrations du jeune Marx - le Marx néohégélien - et le Marx qui serait le Marx scientifique du Capital. La reprise par Lacan du concept d'aliénation est en fait une critique du concept marxiste.

Итак, почему выбран именно термин отчуждение? Как вы помните, концепция отчуждения была на пике теоретической славы во Франции в пятидесятых и начала исчезать в шестидесятых, как раз тогда, когда Лакан проводил Семинары 1964 года и 1967 года, в которых этот термин является ключевым. Итак, понятие отчуждение соответствует фрейдовскому преобразованию понятий Маркса. Более того, Лакан все еще будет обращаться к Марксу, чтобы изобрести термин прибавочное наслаждение, восходящий к марксистской концепции прибавочной стоимости. Термин отчуждение кажется менее радикальным. Его употребление само по себе более привычно, чем употребление термина прибавочное наслаждение. Это не мешает ему быть частью того, что можно было бы назвать разграблением Маркса Лаканом, его противоречивой отсылкой к марксистской концептуализации, которая сопровождала его на протяжении всего времени его теоретических разработок. Вы знаете, что Лакан был учеником Кожева. Лакан был весьма чувствителен к гегелевским последователям. Отчуждение — поистине неогегелельянское понятие. В те же годы Альтюссер ставит понятие отчуждение под вопрос, когда проводит границу между трудами молодого Маркса — Маркса-неогегельянца — и зрелым Марксом, который станет научным Марксом «Капитала». Возвращение Лакана к понятию отчуждение на самом деле является критикой марксистского понятия.

Je suis allé reprendre un volume que je n'avais pas réouvert depuis mes années d'étudiant, à savoir celui des Manuscrits de 44 de Marx. Il s'agit d'un passage qu'à l'époque nous commentions avec Althusser. Ça date vraiment, mais on peut y saisir d'abord la valeur du terme d'aliénation chez Marx, saisir ensuite en quoi il est fait pour résonner avec Freud, et saisir enfin en quoi il est aussi bien, en luimême, inadéquat pour ce dont il s'agit pour nous.

Я снова открыл книгу, которую не открывал со студенческих лет, а именно: «Рукописи 1844 года» Маркса. Речь идет об отрывке, который мы в то время комментировали с Альтюссером. В то время, мы сначала должны были понять значение термина отчуждение у Маркса, затем понять, как он резонирует с Фрейдом, и, наконец, понять, что сам по себе термин неадекватен тому, о чем в нем речь идет для нас.

Qu'est-ce qui est, en somme, au centre de cette affaire? Ce qui est au centre de cette affaire, c'est la perte de l'objet. Marx le dit comme ça.

Что, если сказать совсем коротко, находится в центре этого интеллектуального предприятия? В центре этого предприятия находится утрата объекта. Маркс так и говорит.

Il s'agit même de la perte de la réalité - qu'il ne faut pas confondre avec la déréalisation. Pour Marx, l'aliénation s'introduit de ce qu'il pense être un fait économique actuel. Ça débute par une phénoménologie déjà fort sophistiquée de la réalité économique du travail, et ça se poursuit par la théorie de ce fait économique actuel, qui exprime en fait l'aliénation radicale de l'homme à laquelle a conduit le processus historique. Ça vaut la peine d'être lu. C'est assez court et à la fois ferme et puissant.

Речь идет вовсе не об утрате реальности, которую следует не путать с дереализацией. Для Маркса отчуждение выводится из того, что он называет предпосылками политической экономии. Все начинается с весьма изощренной феноменологии экономической реальности труда и продолжается теорией условий общественной жизни, которая на деле выражает радикальное отчуждение человека, к которому привел исторический процесс. Его стоит прочитать. Текст довольно краткий, законченный и сильный.

"Nous partons d'un fait économique actuel." C'est la première phrase. Il y a déjà beaucoup à dire sur cette expression. Ca s'oppose précisément à toute idée d'expliquer les choses comme les théologiens, c'est-à-dire par le péché originel. C'est sur ce registre-là que le marxisme pourra saisir la façon dont nous, nous abordons ce péché originel, à savoir que nous l'abordons avec un côté transhistorique. Lacan le corrige, mais nous sommes toujours, il faut le dire, menacés par ça. Nous sommes menacés par le fait de donner une nouvelle mouture du péché originel. C'est pourquoi nous avons dû être confrontés à devoir le déduire. Cette inflexion doit en effet être corrigée, et c'est ce que nous faisons quand nous relevons que le choix de ce faux-être du sujet, que le choix de l'être du Je au prix de l'inconscient, est aussi bien un choix que nous considérons comme attesté historiquement à l'époque de la science. Nous ne nous prononçons pas pour ce qui est d'avant cette ère, que nous considérons marquée par l'émergence du cogito et comme la terre ferme de la pensée moderne. D'une certaine façon, nous pourrions dire, nous aussi, que nous partons d'un fait actuel. Nous ne partons pas d'un fait scientifique mais du fait de la science. Et puis ça se simplifie encore pour nous, puisque nous n'avons, après tout, qu'à partir que d'un fait actuel qui est l'existence de la psychanalyse. C'est avec ça que nous avons à nous débrouiller à l'époque où nous sommes.

«Мы исходили из предпосылок политической экономии». Это первое предложение. Об этом выражении уже многое можно сказать. Оно противопоставляется любой идее объяснения вещей с точки зрения теологии, то есть, исходя из первородного греха. Именно в этом регистре марксизм сможет уловить способ, каким мы подходим к первородному греху, а именно, что мы подходим к нему с трансисторической стороны. Лакан исправляет это, но, надо сказать, он нам все еще грозит. Нам грозит факт появления новой версии первородного греха. Вот почему нам пришлось столкнуться с необходимостью его дедукции. Этот перегиб (inflexion) действительно должен быть исправлен, и именно это мы и делаем, когда указываем, что выбор ложного бытия субъекта, что выбор бытия Я ценой бессознательного, есть также выбор, которые мы считаем исторически подтвержденным в век науки. Мы не причисляем себя к тому, что было до этой эпохи, которую мы считаем отмеченной возникновением cogito и твердого основания современной мысли. В некотором смысле мы тоже могли бы сказать, что начинаем с актуального факта. Мы исходим не из научного факта, а из факта науки. И тогда для нас это становится еще проще, так как мы должны, в конце концов, только исходить из актуального факта, которым является существование психоанализа. Это то, с чем нам приходится иметь дело в наше время.

Je reviens au texte de Marx: "L'ouvrier devient d'autant plus pauvre qu'il produit plus de richesses, que sa production croît en puissance et en volume." Il y a là la constatation d'une paupérisation absolue, que l'on a tenté de remettre au goût du jour dans la deuxième moitié du XXe siècle. Ca n'a convaincu personne, au moins dans les pays dits développés. Un dirigeant communiste français, dans les années 60, avait proféré, comme vérité d'un fait actuel, que l'ouvrier français des années 50 mangeait moins de viande que sous le second Empire. Cela non plus, ça n'avait convaincu personne. Il faut tout simplement dire que ça n'était pas exact. Quand on dit que l'on part d'un fait économique actuel, il faut tout de même s'apercevoir si c'est 1844 ou 1964. Mais laissons en paix l'‚me de ce dirigeant.

Я возвращаюсь к тексту Маркса: «Рабочий становится тем беднее, чем больше богатства он производит, чем больше растут мощь и размеры его продукции». Есть наблюдение абсолютной нищеты, которое мы попытались актуализировать во второй половине XX века. Это никого не убедило, по крайней мере, в так называемых развитых странах. Лидер французских коммунистов в шестидесятых годах заявил как истину об актуальном факте, что французский рабочий пятидесятых годов ел меньше мяса, чем во времена Второй империи. Это тоже никого не убедило. Надо лишь сказать, что это не точно. Когда мы говорим, что исходим из актуальных экономических предпосылок, мы все равно должны понимать, 1844 ли это или 1964 год. Да упокоится с миром, душа этого лидера.

C'est donc un premier point, disons quantitatif, de Marx. La seconde phrase atteint un pallier supérieur: "L'ouvrier devient une marchandise d'autant plus vide qu'il crée plus de marchandises." Ca, c'est tout à fait autre chose. Ca qualifie cette fois-ci le producteur, qui devient le plus vil de son propre produit: "La dépréciation du monde des hommes augmente en raison directe de la mise en valeur du monde des choses. Le travail ne produit pas que des marchandises, il se produit lui-même, et produit l'ouvrier en tant que marchandise." C'est tout à fait saisissant comme approche. Ca va dominer, sinon la pensée communiste, mais tout un courant de révolutionnarisme philosophique. Vous avez eu, par exemple, le situationnisme. C'était une fleur de l'époque de 1968. Il y a un courant révolutionnaire, libertaire et spontanéiste, qui en France prend sa source dans ce paragraphe de Marx.

Таким образом, это первый пункт Маркса, скажем так, количественный. Вторая фраза достигает более высокого уровня: «Рабочий становится товаром тем более пустым, чем больше он создает товаров». Ну, это совсем другое. Это определяет производителя на этот раз, который становится обесцененным своим продуктом: «В прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей, растет обесценивание человеческого мира. Труд производит не только товары: он производит самого себя и рабочего как товар». Это весьма цепляющий, захватывающий подход. Он будет господствовать если не в коммунистической мысли, то в целом течении философского революционизма. У нас был, например, ситуационизм. Это был расцвет эпохи 68го. Есть революционное, либертарианское и стихийное движение, которое во Франции проистекает из этого параграфа Маркса.

Partant de la description de ce fait économique actuel, Marx en donne ensuite le secret. Le secret, c'est que le produit affronte le producteur comme un être étranger, comme une puissance indépendante de lui: "Au stade de l'économie, cette actualisation du travail apparaît comme la perte de sa réalité pour l'ouvrier. L'objectivation du travail apparaît comme la perte de l'objet, et l'appropriation apparaît comme l'aliénation ou le dessaisissement." Nous avons là le comble d'une inversion. Plus il y a de produits et plus le producteur est pauvre. Plus il y a de produits et plus le producteur devient lui-même un produit. Le produit qui actualise le travail, et qui devrait insérer le producteur au réel, est au contraire perte de la réalité de ce producteur. Ce qui est objectivation est perte de l'objet, et ce qui devrait être propriété est au contraire dessaisissement. Le sujet qui produit ne se reconnaît pas dans son produit. Ce produit lui échappe au bénéfice de l'Autre. Le produit lui est ravi, le sujet s'en trouve spolié. Il n'est plus produit que de son produit. L'aliénation est l'ensemble de ces phénomènes.

Начав с описания актуальных экономических предпосылок, Маркс раскрывает секрет. Секрет заключается в том, что продукт противостоит его производителю как чужеродная сущность, как независимая от него сила: «На стадии развития экономики это осуществление труда выступает для рабочего как утрата его реальности. Опредмечивание труда выступает как утрата предмета, присвоение выступает как отчуждение или отказ от него». Здесь мы подходим к вершине инверсии. Чем больше продуктов, тем беднее производитель. Чем больше продуктов, тем в большей степени сам производитель становится продуктом. Продукт, который осуществляет работу и должен ввести производителя в действительность, есть, напротив, выключение из реальности ее производителя. Что есть опредмечивание, есть утрата предмета, а то, что должно быть собственностью, есть, наоборот, лишение. Субъект, который производит, не узнает себя в своем продукте. Продукт ускользает от него в пользу Другого. У него крадут товар, у субъекта его отнимают. Он больше не производится, кроме как своим продуктом. Отчуждение представляет собой множество этих явлений.

Ce que Marx décrit, c'est, il faut le dire, une certaine destitution subjective - pour reprendre l'expression de Lacan. C'est une certaine destitution subjective sur laquelle Marx compte bien fonder un être nouveau. C'est déjà dans cette destitution subjective que se trouve inscrit ce qui se développera par la suite comme le Parti Léniniste. Mais pour le moment, dans le contexte des Manuscrits de 44, l'aliénation est un concept plus vaste, certainement et clairement feurbachien, et qui permet aussitôt à Marx de mettre en série l'économie et la religion, pour montrer que c'est au bénéfice de Dieu que l'homme fonctionne dans la religion. Il nourrit Dieu de son être et s'en trouve par là d'autant plus appauvri: "Plus l'homme met de choses en Dieu, moins il en garde en lui-même."

То, что описывает Маркс, — это, надо сказать, некое субъективное разжалование, если воспользоваться выражением Лакана. Это некая субъективное разжалование, на которой Маркс намеревается основать новое бытие. Уже в этом субъективном разжаловании заложено то, что впоследствии разовьется в ленинскую партию. Но на данный момент, в контексте «Рукописей 1844 года», отчуждение представляет собой более широкое понятие, несомненно и явно — фейербаховское; оно сразу же позволяет Марксу поставить экономику и религию в один ряд, показать, что человек действует на благо Бога в религии. Он питает Бога своим бытием и тем самым оказывается еще более бедным: «Чем больше человек вкладывает в Бога, тем меньше остается в нем самом».

"L'ouvrier met sa vie dans l'objet, mais alors celle-ci ne lui appartient plus, elle appartient à l'objet. L'aliénation de l'ouvrier dans son produit signifie non seulement que son travail devient un objet, mais que son travail existe en dehors de lui et devient une puissance autonome vis-à-vis de lui." Ça ouvre une perspective qui est évidemment de réintégration. Comment obtenir la réintégration de son être par le sujet? Ca n'est certainement pas par le simple retour à zéro de la propriété privée. Chez Marx, il n'y a pas de simple retour à zéro. Cette propriété, il s'agit en fait de la sublimer comme propriété collective. A cet égard, ce qui est promis comme réintégration subjective, celle qui permet au sujet de réintégrer son essence de sujet, se situe dans les perspectives d'appropriation réelle de l'essence humaine par l'homme et pour l'homme.

«Рабочий вкладывает в предмет свою жизнь, но отныне эта жизнь принадлежит уже не ему, а предмету. Отчуждение рабочего в его продукте имеет не только то значение, что его труд становится предметом, приобретает внешнее существование, но еще и то значение, что его труд существует вне его, независимо от него, как нечто чужое для него, и что этот труд становится противостоящей ему самостоятельной силой». Это открывает перспективу, которая, очевидно, является перспективой реинтеграции. Как субъекту добиться реинтеграции собственного бытия? Это, конечно, не просто обнуление, упразднение частной собственности. У Маркса нет простого упразднения. Фактически речь идет о сублимации собственности как коллективной собственности. В этом отношении то, что обещается как субъективная реинтеграция, то, что позволяет субъекту реинтегрировать свою сущность в качестве субъекта, находится в перспективе реального присвоения человеческой сущности человеком и для человека.

Lacan, lui, lorsqu'il reprend cette aliénation, c'est pour qualifier le rapport logique à l'Autre, en soulignant que ce rapport se fait, de façon élective et obligée, sous le mode de l'aliénation. Par quelque bout qu'on le prenne, le rapport foncier du sujet à l'Autre est toujours aliénation. Ce rapport comporte toujours une perte. C'est cette nécessité de la perte que Lacan souligne. Il s'agit d'une perte, et d'une perte sans réintégration. Ce qui tire l'oeil de l'analyste dans ce passage de Marx, c'est très simplement cette expression de perte de l'objet, c'est cet abord de Marx de saisir, au niveau de la phénoménologie, la perte de l'objet comme décisive d'une modification subjective. La correction que Lacan apporte à ce concept, prépare déjà celle qu'il apportera plus tard à la plus-value en la transformant en plus-de-jouir, c'est-à-dire en abordant, à partir de Marx, le statut de l'objet comme perdu.

Когда Лакан обращается к понятию отчуждение, он делает это для того, чтобы определить логическое отношение с Другим, подчеркивая, что это отношение осуществляется выборочным и принудительным образом в соответствии с модальностью отчуждения. Как ни крути, фундаментальным отношением субъекта к Другому всегда является отчуждение. Это отношение всегда включает в себя потерю. Именно эту необходимость потери подчеркивает Лакан. Это утрата, и утрата без возможности восстановить то, что было утрачено. Аналитику в этом отрывке из Маркса бросается в глаза очень простое выражение утраты предмета, это подход Маркса к пониманию на феноменологическом уровне потери объекта как решающего фактора для субъективного преобразования. Изменение, которое Лакан привносит в это понятие, уже подготавливает изменение, которое он позднее привнесет в прибавочную стоимость, превратив ее в прибавочное наслаждение — отталкиваясь от Маркса он приблизится к статусу объекта как потерянного.

Puisque nous admettons très bien la dépendance historique de la psychanalyse à l'endroit du discours de la science, pourquoi ne pas admettre aussi qu'elle est contemporaine de cet état des faits économiques actuels? En tout cas, c'est bien dans cette direction que Lacan est allé en faisant un parallèle entre Marx et Freud, mais d'une façon qui n'est certes pas celle de Marcuse.

Если мы так хорошо признаем историческую зависимость психоанализа от научного дискурса, почему бы нам также не признать, что он современен состоянию актуальных экономических предпосылок, предпосылок политической экономии? В любом случае, именно в этом направлении шел Лакан, проводя параллель между Марксом и Фрейдом, но не тем способом, которым ее проводил Маркузе.

Il y a donc nécessité de la perte et, en fait, double perte. Premièrement, celle que subit le choix forcé du fait qu'il y a un choix exclu. Deuxièmement, ce choix forcé est lui-même un choix écorné, pendant que le choix exclu est lui-même aussi un choix partiel. Ce choix partiel - appelons-le dans les termes de Lacan - est un choix complémenté. C'est en quoi le binaire de l'aliénation et de la vérité est en fait une structure à quatre: choix forcé et choix exclu, avec une nouvelle division à l'intérieur de ces choix. En plus, le binaire aliénation et vérité nécessite un tiers qui est le transfert, que j'avais inscrit sur la diagonale du schéma. Le transfert, tel que Lacan le présente, est une opération qui traite l'aliénation et qui effectue le passage de l'aliénation à la vérité.

Le transfert, tel que Lacan le présente, est une opération qui traite l'aliénation et qui effectue le passage de l'aliénation à la vérité.

Следовательно, есть необходимость в потере и, по сути дела, в двойной потере. Во-первых, то, чему подвергается вынужденный выбор, потому что существует исключенный выбор. Во-вторых, этот вынужденный выбор сам по себе является усеченным выбором, тогда как исключенный выбор сам по себе также является частичным выбором. Этот частичный выбор — назовем его, используя термины Лакана — является дополненным выбором. Таким образом, бинарность отчуждения и истины на самом деле представляет собой четырехчастную структуру: вынужденный выбор и исключенный выбор с дальнейшим разделением внутри этих выборов. Кроме того, бинарность отчуждения и истины требует третьего элемента — переноса, который я написал на диагонали схемы. Перенос, как его представляет Лакан, — это операция, которая обрабатывает отчуждение и осуществляет переход от отчуждения к истине.

Un mot ici, sur ce qui s'isole de deux positions subjectives: l'aliénation et la vérité. L'aliénation qualifie le sujet en tant qu'il s'imagine maître de son être. A cet égard, c'est l'inverse de l'aliénation marxiste. L'aliénation marxiste qualifie précisément le point où le sujet est bien en peine de s'imaginer maître de son être, qui est extérieur, autonome par rapport à lui, et qui l'asservit. L'aliénation lacanienne, c'est exactement le contraire. C'est la dimension où le sujet s'imagine maître de son être. On a là comme l'annonce de ce que Lacan, plus tard, dans un autre schéma quaternaire que nous n'aurons vraisemblablement pas le temps de parcourir cette année, appellera le discours du maître. Je vous donne là, en court-circuit, la constance de sa construction. Ça ne surgit pas tout armé de son cerveau. C'est quelque chose qui se creuse à travers son enseignement.

Несколько слов о том, что выделяется из двух субъективных позиций: отчуждения и истины. Отчуждение определяет субъекта постольку, поскольку он воображает себя хозяином своего бытия. В этом отношении данное отчуждение противоположно марксистскому отчуждению. Марксистское отчуждение как раз и определяет тот момент, когда субъект с трудом воображает себя хозяином своего внешнего, автономного по отношению к нему и порабощающего его бытия. Лакановское отчуждение — прямо противоположно. Это измерение, в котором субъект воображает себя хозяином своего бытия. Мы имеем здесь как объявление того, что Лакан позже, в другой четверичной схеме, которую мы, вероятно, не успеем пройти в этом году, назовем дискурсом господина. Я даю вам там вкратце постоянство его конструкции. Это не рождается во всеоружии в его голове. Это постепенно вырабатывается в его учении.

De cette aliénation comme statut du je ne pense pas, il faut dire qu'elle donne aussi bien les fondements du moi, du moi-Je. Elle construit le fondement logique du Je qui n'est pas suffisamment fondé du stade du miroir, qui n'est pas suffisamment fondé d'une expérience de l'imaginaire. Le fondement logique du Je, c'est le rejet de l'inconscient comme choix forcé. C'est ce qui reste méconnu quand on se tient au niveau du fait psychologique actuel du stade du miroir et de ce qui s'ensuit.

Об этом отчуждении как статусе «Я не мыслю», надо сказать, что оно также дает основание «меня», меня-Я. Оно конструирует логическое основание Я, недостаточно обоснованное в стадии зеркала, недостаточно обоснованное в опыте воображаемого. Логическим основанием Я является отбрасывание бессознательного как вынужденного выбора. Это то, что остается неузнанным, когда мы находимся на уровне актуального психологического факта стадии зеркала и того, что следует из нее.

Je dirai que le discours du maître rassemble l'ancienne et la nouvelle aliénation. Il nous donne d'abord le fondement signifiant du Je. Il nous donne S1 sur $, c'est-à-dire le sujet représenté par un signifiant, c'est-à-dire l'aliénation inconsciente.

Я бы сказал, что дискурс господина сближает старое и новое отчуждение. Для начала это дает нам означающую основу Я. Это дает нам S1 над $, то есть субъект, представленный означающим, то есть бессознательное отчуждение.

En effet, ce discours du maître, Lacan, à l'occasion, l'appelle, d'une façon très singulière, le discours de l'inconscient. On ne s'y retrouve dans cette jungle apparente, que si on s'aperçoit que c'est un effort pour écrire d'un seul trait, ou d'une même structure, l'ancienne et la nouvelle aliénation. Pour écrire alors le discours de l'inconscient ou du maître, il faut ici ajouter ces deux autres termes de S2 et de a.

Действительно, этот дискурс господина Лакан иногда называет, очень своеобразно, дискурсом бессознательного. В этих кажущихся джунглях можно сориентироваться только когда осознаешь, что это попытка записать одной чертой или в одной и той же структуре старое и новое отчуждение. Для того, чтобы записать дискурс бессознательного или Господина, здесь необходимо добавить два других элемента — S2 и а.

Sous les espèces de petit a, que Lacan qualifie alors de plus-de-jouir, on retrouve la place du produit, en tant que dans ce discours, il se retrouve aliéné. C'est un petit a d'aliénation dont il s'agit dans ce discours du maître. C'est un produit perdu. Lacan le dit doublement, puisqu'il utilise et le terme de produit et le terme de plus-de-jouir pour qualifier ce petit a comme terme d'aliénation. N'oublions pas qu'à la place de S2, il faut en effet inscrire le producteur. Il faut y inscrire le producteur, l'esclave, puisque cette place est, dans les quatre discours, liée à celui qui travaille. Il faut reconnaître là les échos de ce qui se conserve de l'abord de Marx dans l'analyse. Ça marque ce couplage de Marx et de Freud devant lequel Lacan ne reculait pas. Je noterai que Lacan dit aussi bien que ce discours du maître exclut le fantasme. C'est ce que va faire apparaître la position du je ne pense pas.

Под видами маленького а, которое Лакан затем определяет как прибавочное наслаждение мы находим место продукта, поскольку в этом дискурсе он оказывается отчужденным. Маленькое а дискурса господина — это маленькое а отчуждения. Это утраченный продукт. Лакан говорит об этом двояко, поскольку он использует как термин продукт, так и термин прибавочное наслаждение, чтобы квалифицировать это маленькое а как термин отчуждения. Не забываем, что на месте S2 фактически нужно вписать производителя. Необходимо вписать производителя, раба, поскольку это место в четырех дискурсах связано с тем, кто работает. Надо признать здесь отголоски того, что сохраняется от подхода Маркса в анализе. Это указывает на соединение (couplage) Маркса и Фрейда, от которого Лакан не отступал. Замечу, что Лакан говорит также, что дискурс господина исключает фантазм. Это то, что проявит позицию я не мыслю.

Venons-en maintenant à ce que j'avais annoncé la fois dernière, à savoir au couple du ça et de l'inconscient. Je vous ai parlé du couple du je ne pense pas et du je ne suis pas, et je vous parle maintenant d'un autre couple, celui du ça et de l'inconscient. Prenons notre point de départ du je ne pense pas qui qualifie cette zone hachurée,

Давайте теперь перейдем к тому, о чем я объявил в прошлый раз, а именно к паре Оно и бессознательное. Я говорил вам о паре я не мыслю и я не существую, а теперь я говорю вам о другой паре: об Оно и о бессознательном. Давайте возьмем за отправную точку я не мыслю, что соответствует заштрихованной области,

Essayons de saisir ce qui se trouve en tension et en opposition avec ce je ne pense pas.
Qu'est-ce qui vient interdire au Je, au Je inauthentique, au Je maître, de pouvoir penser être tout Je? Qu'est-ce qui empêche le sujet de pouvoir penser couvrir exhaustivement la sphère de son existence? Qu'est-ce qui vient là comme en négatif? C'est un négatif qui est à distinguer du je ne suis pas. Il y a aussi du négatif dans le je ne suis pas, mais ce dont il s'agit alors, c'est d'une abolition. Mais dans cette zone, en haut à gauche du schéma, il s'agit d'un négatif qui, comme le dit Lacan, de n'être pas, n'est pas sans être. Au niveau de l'inconscient, le sujet est sans être. Nous savons que nous ne le substantialisons pas. Mais ici, il s'agit au contraire de quelque chose qui, tout en étant de l'ordre du négatif, n'en est pas moins quelque chose, quelque chose dont l'obsession peut nous donner une notion.

Попытаемся ухватить то, что находится в напряжении и оппозиции с тем, что я не думаю. Что запрещает Я, неподлинному Я, Я-господину, быть способным думать о том, чтобы быть всем Я? Что мешает субъекту иметь возможность мыслить исчерпывающе охватывающей сферу своего существования? Что приходит здесь в качестве отрицания? Это отрицание следует отличать от отрицания я не существую (я не есть). В я не есть (существую) [примеч. редактора: в русском языке, мы переводим известное выражение "я мыслю, следовательно, я существую", тогда как речь идет не о регистре существования, а регистре бытия. Верно переводить: я мыслю, значит, я есть. В дальнейшем различие между я есть и я существую будет играть важную роль у Лакана и особенно в последнем курсе Миллера l'Etre et L'Un. Если не начать исправлять устоявшийся перевод на русском, то это различие так и не будет улавливаться в русском языке] также есть отрицание, но здесь это упразднение. Но в этой зоне, в верхнем левом углу схемы, речь идет об отрицании, которое, как говорит Лакан, о «не быть», о не быть без бытия На уровне бессознательного субъект — без бытия. Мы знаем, что мы не субстанциализируем его. Но здесь, напротив, речь идет о чем-то, что хотя относится к категории отрицания, тем не менее является чем-то — чем-то, о чем навязчивость может дать нам представление.

Ce schéma permet d'opposer, d'un côté, l'essence aérienne et diabolique de l'inconscient, les affinités de vide de l'inconscient en relation avec le je ne pense pas, et, de l'autre côté, le ça, qui, précisément, n'a aucune essence aérienne ni aucune affinité de vide. Le ça, comme le dit Freud dans son langage thermodynamique, est de l'ordre du réservoir. Il apparaît dans la psychanalyse comme une sorte d'inconscient plein. J'ai déjà souligné qu'il était essentiel, dans la clinique analytique, de se repérer sur les affinités de vide de l'inconscient. C'est même ce qui donne sa valeur au sujet supposé savoir. Toute la construction de Lacan n'est rien d'autre, en ce point, que le vidage de l'inconscient par le concept du sujet même. Ce vidage de l'inconscient est une ligne directrice de son enseignement. C'est d'ailleurs ce qu'il s'efforce déjà de réaliser quand il oppose le symbolique et l'imaginaire. C'est dans la dimension de l'imaginaire qu'il a appris à ses élèves à placer précisément les contenus de l'inconscient, et par là-même à les disqualifier au bénéfice de ce qui est le vide de la chaîne symbolique. Cette opposition du symbolique et de l'imaginaire est reprise et déplacée dans celle de l'inconscient et du ça. Ce qui reste constant, c'est le vidage de l'inconscient. C'est une ligne qui n'a pas varié dans tout l'enseignement de Lacan.

Эта схема позволяет противопоставить, с одной стороны, эфемерную и дьявольскую сущность бессознательного, подобие пустоты бессознательного по отношению к я не мыслю, а с другой стороны, Оно, которое, как раз, не имеет бесплотной сущности и никакого подобия пустоты. И, как говорит Фрейд на своем термодинамическом языке, имеет порядок резервуара. Оно появляется в психоанализе как своего рода полное бессознательное. Я уже подчеркивал, что в аналитической клинике важно ориентироваться на подобия пустоты бессознательного. Это как раз то, что придает ценность субъекту, предположительно знающему. Вся конструкция Лакана на данном этапе есть не что иное, как опустошение бессознательного понятием субъекта. Это опустошение бессознательного является главной линией его учения. Более того, это то, чего он уже пытался добиться, когда противопоставляет символическое и воображаемое. Именно в измерение воображаемого он учил своих учеников помещать содержание бессознательного и тем самым дисквалифицировать его в пользу того, что есть пустота символической цепочки. Эта оппозиция символического и воображаемого подхватывается и перемещается в оппозицию бессознательного и Оно. Что остается постоянным, так это опустошение бессознательного. Это неизменная линия на протяжении всего учения Лакана.

Alors, cette zone, en haut à gauche, comment la qualifier? Lacan prend ça au plus simple, à savoir que le je ne pense pas n'est pas complet. Il n'est pas tout l'être. C'est d'ailleurs ce qui fait l'essence de l'aliénation. C'est un manque-à-être qui va affecter le sujet, le sujet qui a pourtant choisi d'être. Il y a donc là un certain suis, une certaine part d'être qui est là en reste.

Итак, эта зона вверху слева, как её обозначить? Лакан представляет это в самом простом виде, а именно, что я не мыслю — неполное. Оно не есть всё бытие. В этом, впрочем, и состоит сущность отчуждения. Именно нехватка бытия воздействует на субъекта, субъекта, который, тем не менее, выбрал быть. Итак, здесь есть определенное есть/быть, определенная часть бытия, которая присутствует в остатке.

Lacan écrit: "Le je ne pense pas reste écorné du suis de l'intersection liée." Vous vous rappelez la construction de cette réunion à partir de la négation morganienne de l'interprétation.

Лакан пишет: «"Я не мыслю" по-прежнему является усечением "есть/быть" связанного пересечения». Вы помните конструкцию этого объединения, начиная с моргановского отрицания интерпретации.

Comment donc qualifier cette part d'être qui échappe à l'empire du Je? Le plus simple est de dire que c'est de l'être qui n'est pas Je, et de justifier là l'emploi du terme de ça dans la doctrine psychanalytique. Nous avons alors un point de départ qui est de placer, en haut à gauche, un ça qui n'est pas sans être, et de placer, en bas à droite, l'inconscient complémentant le je ne suis pas.

Как же тогда определить эту часть бытия, ускользающую от империи Я? Проще всего сказать, что есть бытие, которое не есть Я, и обосновать употребление термина Оно в психоаналитическом учении. Тогда у нас есть отправная точка, которая заключается в том, чтобы поместить в левом верхнем углу Оно, которое не лишено бытия, а в правом нижнем углу поместить бессознательное, дополняющее я не есть/быть.

Il faut voir ce que Lacan fait de ça. Il ne décalque pas, là, purement et simplement le ça freudien, même s'il s'en inspire au plus près. Qu'est-ce, ce ça? demande Lacan. Et il répond, de façon surprenante, que c'est tout le reste de la structure grammaticale. Par rapport au Je, ce ça est tout le reste, tout le reste de la structure grammaticale. Pourquoi la grammaire? Je ferai d'abord remarquer que la grammaire n'est pas le lexique. C'est ce qu'on constate si on prend le cas Schreber. Les innovations du sujet Schreber, avec le caractère de maîtrise qu'il y a là par rapport au discours, affectent certainement le lexique mais n'affectent pas la grammaire. La "langue fondamentale" de Schreber innove dans sa création de vocables, mais elle respecte intégralement la structure grammaticale. Elle la met même en valeur dans le phénomènes des phrases inachevées.

Нужно увидеть, что Лакан делает с Оно. Здесь он не копирует просто-напросто фрейдовское Оно, хоть вдохновлен им непосредственно. Что это — Оно? — спрашивает Лакан. И он отвечает, неожиданным образом, что это все, что остается от грамматической структуры. По отношению к Я, Оно — это весь остаток от грамматической структуры. Почему грамматика? Прежде всего отмечу, что грамматика — это не лексика. Это то, что мы видим, если возьмем случай Шребера. Нововведения субъекта Шребера с характером господства, присущим дискурсу, конечно, затрагивают лексику, но не затрагивают грамматику. «Фундаментальный язык» Шребера вводит новшества в создании вокабул, но полностью соблюдает грамматическую структуру. Он даже подчеркивает это в феноменах незавершенных фраз.

Cette considération m'a permis de saisir une remarque de Lacan qui m'était restée opaque dans son texte sur l'acte analytique: "L'impossibilité éprouvée du discours pulvérulent est le cheval de Troie par où rentre dans la cité du discours le maître qui est le psychotique." On saisit là en quoi le psychotique est le maître du discours. C'est par la maîtrise que nous qualifions, après tout, le comble de l'aliénation. Le psychotique se manifeste comme maître du langage, c'est-à-dire par le fait qu'il crée des mots ou que ces mots se créent à travers lui. C'est bien là un fait de maîtrise. Néanmoins, ce maître du langage doit entrer dans la cité du discours, et il y rentre seulement par le fait que le discours pulvérulent est impossible. Quelle valeur donner à ce discours pulvérulent? - sinon celle de l'impossible. Le discours sans grammaire est impossible. Je dis ça un peu vite, mais c'est, bien sûr, à suivre et à éprouver sur le texte même des productions délirantes. Il y a une impossibilité éprouvée du discours pulvérulent. On peut, bien sûr, s'attaquer à la grammaire. Il faut voir jusqu'à quel point. Qu'est-ce qu'on obtient par la liste de mots? L'artiste peut évidemment feindre la destruction de la grammaire. Je ne vais pas développer ça outre mesure, mais l'opposition grammaire/lexique me paraît rester essentielle.

Это соображение позволило мне уловить замечание Лакана, которое осталось для меня неясным в его тексте об аналитическом акте: «Доказанная невозможность бессвязной речи — это троянский конь, на котором вступает в город дискурса, господин, являющийся психотиком». Здесь можно понять, каким образом психотик является господином дискурса. Именно господством мы определяем, в конце концов, вершину/верх/предел отчуждения. Психотик проявляется как господин языка, тем фактом, что он создает слова или что эти слова создаются через него. Это действительно факт господства. Тем не менее, этот господин языка должен войти в город дискурса, и он входит в него только потому, что бессвязная речь невозможна. Какое значение следует придавать этому бессвязной речи? — если не невозможное. Речь без грамматики невозможна. Говорю это немного поспешно, но это, конечно, нужно проследить и проверить в самом тексте бредовых образований. Это доказанная невозможность бессвязной речи. Можно, конечно, нанести удар по грамматике. Мы должны увидеть, до какой степени это возможно. Что мы получим от списка слов? Творец очевидно может изобразить разрушение грамматики. Я не собираюсь развивать это чрезмерно, но мне кажется, что оппозиция грамматика/лексика остается существенной.

Par là, je dirai aussi bien qu'il y a un je ne pense pas du psychotique. Il y a chez lui un je ne pense pas comme rejet du statut du je ne suis pas. C'est ce que Schreber lui-même appelle le penser à rien. Ce penser à rien n'est pas, là, le je ne pense pas. Le penser à rien qui fait effraction, c'est le retour d'un je ne suis pas que le psychotique éprouve dans la souffrance au sein de son je ne pense pas. On peut dire alors qu'il use de son fantasme à l'encontre de ce penser à rien, il en use pour récupérer son être. C'est sur le mode du déchirement que fait pour lui émergence le je ne suis pas. Il faut qu'il puisse alors se rejeter dans son je ne pense pas à l'aide de son fantasme. Je reviendrai là-dessus plus tard.

При этом я бы также сказал, что есть некое я не мыслю психотика. У него я не мыслю как отбрасывание статуса я не есть. Это то, что сам Шребер называет думать ни о чем. Это «думать ни о чем», здесь — я не мыслю. «Думать ни о чем», которое врывается, — это возвращение я не есть, которое психотик испытывает в страдании внутри его я не мыслю. Тогда мы можем сказать, что он использует свой фантазм против этого «думать ни о чем», он использует его для восстановления своего бытия. Именно в модусе разрыва для него возникает я не есть. Нужно,чтобы он мог бы отбросить себя в свое я не мыслю с помощью фантазма. Я вернусь к этому позже.

Le ça, on peut dire que c'est le sujet. C'est le sujet comme pas-je. C'est même ce que Lacan a exploité en écrivant Es = S. Le ça est un mode du sujet. C'est même le sujet grammatical en tant que pas-je. Il n'y a pas que le je qui puisse être sujet grammatical. Le ça est aussi bien le sujet grammatical. Ca pleut, ça va chier, ça bouge: nous avons là un mode de sujet grammatical qu'on peut précisément dire acéphale. Acéphale, c'est le terme que Lacan lui-même emploie pour le sujet de la pulsion. Ces phrases sont grammaticalement correctes, même si on les classe dans le langage familier. Elles sont indiscutablement dotées d'un sujet grammatical mais présentent pourtant très bien ce qu'est le mode acéphale du sujet. Se conjuguent là, au mieux pour nous, la grammaire et le statut de la pulsion.

Оно — можно сказать, что это субъект. Это субъект как не-Я. Это то самое, что разработал Лакан, записав Es = S. Оно — это некоторая модальность субъекта. Это тот самый грамматический субъект в качестве не-я. Не только Я может быть грамматическим субъектом. Оно также является грамматическим субъектом. Оно проливается, оно смердит, оно движется: здесь мы имеем модус грамматического подлежащего/субъекта, который мы можем точно назвать ацефальным. Ацефальный — это термин, который сам Лакан использует для обозначения субъекта влечения. Эти предложения грамматически правильны, даже если мы определяем их в качестве разговорного языка. Они, несомненно, наделены грамматическим субъектом, но тем не менее очень хорошо показывают, что такое ацефальный модус субъекта. Здесь наилучшим для нас образом соединяются грамматика и статус влечения.

On peut dès alors admettre avec Freud que la grammaire est l'essence du ça. Vous savez que les pulsions freudiennes ne sont pas si désordonnées que ça, puisqu'elles connaissent la grammaire. Freud, sans avoir lu Lacan, présente les pulsions comme respectant la grammaire. Relisez le texte de Freud là-dessus. La grammaire est respectée dans le ça. C'est encore à cette place que nous pouvons faire connexion avec le fantasme comme phrase d'où le je est exclu. Vous voyez là les faisceaux convergents de l'enseignement de Lacan. Lacan nous dit qu'il y a du sens à ce niveau-là. Pourquoi y a-t-il du sens dans le ça? Il y a du sens dans le ça, parce qu'il y a grammaire. C'est déjà la démonstration que Lacan a pu faire de telle phrase de Chomsky. Si insensée que cette phrase soit dans l'appariement des notions, on peut lui trouver du sens. On peut lui trouver du sens dès lors qu'elle est grammaticale. Tout ce que je viens de vous dire explique cette phrase de Lacan que je vous lis maintenant: "Le pas-je qui s'y suppose n'est, d'être pas, pas sans être, c'est bien "ça" qui le désigne et d'un index qui est pointé vers le sujet par la grammaire. "Ca", c'est l'ergot que porte le "ne", noeud qui glisse au long de la phrase pour en assurer l'indicible métonymie." Je reviendrai sur ce ne qui porte le ça comme un ergot. C'est aussi le ne que Lacan avait déjà analysé comme présentant le sujet de l'énonciation. Mais pas seulement, car j'y vois également le ne que Freud lui-même a mis en valeur dans l'obsession de l'homme aux rats.

Мы можем тогда признать вместе с Фрейдом, что грамматика — это сущность Оно. Вы знаете, что фрейдовские влечения не так неупорядочены, поскольку они знакомы с грамматикой. Фрейд, не читавший Лакана, представляет влечения как соблюдающие грамматику. Перечитайте текст Фрейда по этому поводу. Грамматика соблюдается в Оно. Именно в этом месте мы можем установить связь с фантазмом как с предложением, из которого исключено Я. Вы видите здесь сходящиеся пучки учения Лакана. Лакан говорит нам, что на этом уровне есть смысл. Почему есть смысл в Оно? В Оно есть смысл, потому что есть грамматика. Это уже демонстрация того, что Лакан смог сделать из такого предложения Хомского. (Бесцветные зелёные мысли спят яростно) Каким бы безумным ни было это предложение в сочетании понятий, мы можем найти в нем смысл. Мы можем найти в нем смысл, поскольку оно грамматически верное. Все, что я только что сказал вам, объясняет эту фразу Лакана, которую я вам сейчас зачитаю: «Не-я, которое здесь предполагает "не есть" — не бытие, оно не без бытия, это как раз Оно, что обозначает его и индекс, который указывает на субъекта грамматически. "Оно" — это спорынья (паразит) (l'ergot), которую проносит «не», узел, который скользит вдоль предложения, чтобы обеспечить его невысказанную метонимию». Я вернусь к этому «не», которое проносит Оно, как спорынью. Это также то самое «не», которое Лакан уже проанализировал как представляющее субъект высказывания. Но не только, потому что я также вижу «не», которое сам Фрейд подчеркивал в навязчивости Человека с крысами.

Au fond, toute phrase est métonymique. Si on prend au sérieux le fait que toute phrase est métonymique, ça veut dire qu'il n'y en a pas qui ne comporte de l'indicible. Il n'y a pas de dit qui ne comporte de l'indicible. C'est en quoi - j'aborderai peut-être ça par un autre biais l'année prochaine - on devrait pouvoir situer l'objet a au niveau même de la phrase. Ce n'est pas seulement que sous toute phrase glisse un désir, c'est que toute phrase comporte aussi bien l'objet a, qui est la cause de ce désir. A cet égard, l'interprétation, c'est l'interprétation de l'indicible. Il ne faudrait pas reculer devant une linguistique qui ne passerait pas simplement par la différence de l'énoncé et de l'énonciation, mais qui trouverait le ressort de l'unité de la phrase - après tout mystérieux - dans cet indicible. Ca veut dire que de ce côté-là, nous ne sommes pas au niveau d'un sujet muet. C'est pourquoi on ne peut pas dire que l'opposition du ça et de l'inconscient reflète l'opposition de l'imaginaire et du symbolique. Là où c'est plein, c'est-à-dire dans la zone pulsion-fantasme, on retrouve la structure de langage, en particulier la structure grammaticale et la métonymie de la phrase.

По сути, каждое предложение метонимично. Если серьезно отнестись к тому факту, что каждое предложение метонимично, это означает, что нет ни одного предложения, которое не включало бы в себя невысказанное. Нет сказанного, которое не включало бы невысказанное. Вот как — возможно, в следующем году я подберусь к этому с другого ракурса — мы сможем расположить объект а на самом уровне предложения. Дело не только в том, что под каждым предложением проскальзывает желание, но в том, что каждое предложение содержит и объект а, являющийся причиной этого желания. В этом отношении интерпретация — это интерпретация невысказанного. Мы не должны отступать перед лингвистикой, которая не просто прошла бы через различие между высказанным и высказыванием, но и нашла бы пружину единства предложения — все-таки таинственную — в этом невысказанном. Это значит, что с этой стороны мы не на уровне немого субъекта. Вот почему нельзя сказать, что оппозиция Оно и бессознательного отражает оппозицию воображаемого и символического. Там, где она полная, т. е. в зоне влечения-фантазма, мы находим структуру языка, в частности грамматическую структуру и метонимию предложения.

Il faut quand même que je dise un mot de cet inconscient qui vient là, en bas à droite du schéma, répondre à la position du ça. Dans ce schéma, il y a déjà une opposition de l'inconscient et du fantasme. Ca nous démontre le caractère extrême et radical du concept d'inconscient chez Lacan. Le je ne suis pas va avec un pense qui le complémente, de la même façon que le je ne pense pas allait avec un suis qui l'écornait. C'est ce qui complémente l'inexistence du sujet par le non-sens, non-sens qu'il faut dire, cette fois-ci, faux non-sens - faux non-sens parce que c'est interprétable. Que le sujet de l'inconscient puisse être qualifié de je ne suis pas, c'est ce qui se marque à ce que ce sujet-là ne peux pas dire donc je suis. Il est au contraire beaucoup plus prompt à se manifester comme dénégation, c'est-à-dire comme un je n'y suis pas. Il disparaît dans les formations de l'inconscient. C'est bien par là que l'interprétation a sa valeur, puisqu'elle est précisément l'effort pour identifier le sujet là où il a disparu sous le signifiant. Si l'interprétation peut être placée dans cette position d'aliénation en tant qu'elle va révéler l'indicible métonymie, elle n'en est pas moins aussi bien présente en tant qu'elle traite le je ne suis pas. On ne trouve pas à une seule place, sur un seul vecteur, l'opération interprétation.

Тем не менее, я должен сказать несколько слов об этом бессознательном, которое появляется там, в правом нижнем углу схемы, в ответ на положение Оно. В этой схеме уже есть оппозиция между бессознательным и фантазмом. Это демонстрирует нам крайний и радикальный характер концепции бессознательного у Лакана. Я не есть сочетается с мыслью, дополняющей его, точно так же, как я не мыслю сочетается с есть/быть, которое его усекает. Это то, что дополняет несуществование субъекта бессмыслицей — бессмыслицей, которую надо сказать, на этот раз ложной бессмыслицей — ложной бессмыслицей, потому что она поддается истолкованию. То, что субъект бессознательного может быть определен как я не есть, — это то, что отмечено тем, что этот субъект не может сказать: следовательно я есть. Наоборот, оно скорее проявляется как отрицание, то есть как здесь я не есть. Я есть исчезает в образованиях бессознательного. Именно благодаря этому интерпретация имеет свою ценность, поскольку именно это попытка идентифицировать субъекта там, где он исчез под означающим. Если интерпретация может быть помещена в эту позицию отчуждения, поскольку она собирается раскрыть невысказанную метонимию, она, тем не менее, точно так же присутствует, поскольку имеет дело с я не есть. Операция интерпретации находится не на одном единственном месте, одном единственном векторе.

De la même façon que, en haut à gauche du schéma, nous avons, du fait de la grammaire, placé le sens, nous plaçons en bas à droite, au niveau de l'inconscient, la signification.

Точно так же, как в верхнем левом углу схемы, мы, учитывая грамматику поместили смысл, мы помещаем внизу справа, на уровне бессознательного, значение.

La signification, c'est Bedeutung. Je vous ai préparé à ce terme en vous marquant qu'il va de la signification à la référence. Il y a ce fait que l'inconscient freudien est fait de représentations de choses et non de représentations de mots. C'est ce qu'on oppose à Lacan. Il aurait fait rentrer dans l'inconscient ce qui appartient au préconscient freudien. C'est là que nous, nous marquons que les signifiants, ce sont des choses. Ce sont des significations mais qui ont valeur de référence. Lacan ne situe pas du tout là la Chose comme das Ding, c'est-à-dire la Chose comme jouissance. Il y situe "ce qui comme Bedeutung prend le pas sur quoi que ce soit qui puisse l'ordonner". Ce qui prend le pas sur quoi que ce soit qui puisse l'ordonner, c'est ce que nous désignons par ce complexe de la signification et de la référence. C'est ce dont le concept même de signifiant rend compte. C'est par là que l'on pourra ensuite repérer ce qui fait défaut dans cette Bedeutung, à savoir le rapport sexuel. C'est ce que dit Lacan: "Au niveau de la signification, le langage fait défaut, réduit le rapport des sexes à avoir ou pas la connotation phallique."

Значение — это Bedeutung. Я подготовил вас к этому термину, отметив, что он переходит от значения к отсылке. Дело в том, что фрейдовское бессознательное состоит из репрезентаций вещей, а не репрезентаций слов. Это в оппозиции Лакану. Он перенес в бессознательное то, что принадлежит фрейдовскому предсознательному. Здесь мы отмечаем, что означающие — это вещи. Это значения, но они имеют статус отсылки. Лакан вовсе не помещает здесь Вещь как das Ding, то есть Вещь как наслаждение. Он помещает там «то, что, как Bedeutung, получает приоритет над чем бы то ни было, что может это упорядочивать». То, что имеет приоритет перед чем-либо, что может его упорядочить, это то, что мы обозначаем этим комплексом значения и референции/отсылки. Это то, что объясняет само понятие означающего. Именно благодаря этому мы сможем определить, чего не хватает в этом Bedeutung, а именно сексуальных отношений. Вот что говорит Лакан: «На уровне значения язык отсутствует, сводит сексуальные отношения к тому, чтобы иметь или не иметь фаллическую коннотацию».

Je reviendrai là-dessus, mais je veux pour l'instant finir la mise en place des choses avant le terme échu de ce cours.

Я еще вернусь к этому, а пока хочу закончить разработку до окончания этого курса.

Vous voyez donc comment se multiplient les oppositions du je ne suis pas et du je ne pense pas, de l'inconscient et du ça, de la signification et du sens. Vous avez là tout un vaste ensemble qui trouve à se situer et à se ranger d'une façon assez paisible.

Итак, вы видите, как множатся оппозиции я не есть и я не мыслю, бессознательного и Оно, значения и смысла. У вас есть целое протяженное множество, которое находит свое место и устраивается довольно мирно.

Pour arriver à finir aujourd'hui la mise en place, il faut maintenant que j'évoque le point 4, en bas à gauche du schéma.

Чтобы иметь возможность закончить разработку сегодня, теперь мне нужно перейти к точке 4 в левом нижнем углу схемы.

Cette exigence du quatrième nous est promise dès le début par notre schéma. Qu'est-ce qui vient là combiner le résultat des deux opérations? Pour donner une consistance à ce quatrième point, il faut un fiat. "Le point quart, dit Lacan, combine les résultats de chaque opération en représentant son essence dans son residu." Il construit ce point par une combinaison du résidu de chaque opération. Le terme de combinaison nous indique que nous allons déjà présenter ce quatrième comme ceci, c'est-à-dire comme une réunion qui a la valeur de combiner ce qu'il nous faut situer comme étant le résidu de chaque opération.

Эта необходимость четвертого обещана нам с самого начала нашей схемой. Что же получается, если совместить результат двух операций? Чтобы придать консистентность этой четвертой точке, необходимо согласиться вот с чем: «Четвертая точка, — говорит Лакан, — объединяет результаты каждой операции, резюмируя его остатки». Он выстраивает эту точку комбинацией остатков каждой операции. Термин «комбинация» указывает нам на то, что мы уже собираемся представить эту четвертую таким образом, то есть как объединение, имеющее значение комбинации того, что мы должны рассматривать как остаток каждой операции.

Il faut que je vous abrège tout de suite ce qui figure le résultat de ce quatrième. Le résidu de l'opération en haut à gauche, c'est moins phi. Le résidu de l'opération en bas à droite, c'est petit a. Si on suivait le schéma, ça obligerait à écrire, dans le point quart, petit a à droite et moins-phi à gauche.

Я должен сразу же вкратце изложить вам, что представляет собой результат этого четвертого. Остаток от операции в верхнем левом углу — минус фи. Остаток от операции в правом нижнем углу — маленькое а. Если бы мы следовали схеме, для этого потребовалось бы написать в четвертой точке маленькое а справа и минус фи слева.

Mais Lacan précise que ces relations se renversent. Nous avons alors le schéma suivant.

Но Лакан уточняет, что эти отношения меняются местами. И тогда у нас есть следующая схема.

Je ne prétends pas que le coin quart se déduit mathématiquement. Ce schéma est fait pour nous donner, à partir d'un point de départ unique, deux conditions subjectives - la première étant l'objet d'un choix forcé, la seconde étant appelée par le transfert - et une quatrième opération qui conclut les données. Nous retrouvons là une tentative de nous représenter et de nous expliquer une conjonction décisive chez Lacan, c'est-à-dire un mode de conjonction du sujet et de l'objet - ces deux versants ne cessent, chez Lacan, de se faire la guerre. C'est, aussi bien, le versant du symptôme et celui du fantasme, le versant du plaisir et celui de la jouissance. Nous en avons là une nouvelle édition à partir du je ne suis pas et du je ne pense pas. Nous retrouvons une structure quadripartite.

Я не утверждаю, что четвертый угол можно вывести математически. Эта схема предназначена для того, чтобы дать нам два субъективных условия из одной отправной точки — первое является объектом принудительного выбора, второе вызывается переносом — и четвертая операция, резюмирует данные. Мы обнаруживаем здесь попытку представить и объяснить нам решающее соединение у Лакана, то есть способ соединения субъекта и объекта — эти две стороны не перестают у Лакана вести войну. Это также сторона симптома и сторона фантазма, сторона удовольствия и сторона наслаждения. У нас есть новая редакция, исходящая из я не есть и с я не мыслю. Мы снова обнаруживаем четырехчастную структуру.

C'est là qu'on pourrait attendre, et qu'on trouvera, la passe comme fin de l'analyse, c'est-à-dire un certain mode de conjonction de l'objet et de la castration. Je ne dis pas que l'on trouve cela dans le compterendu de La Logique du fantasme, où le mot de passe ne figure pas. On y trouve, au contraire, la notion de l'impasse du sujet, c'est-à-dire ce qui doit logiquement précéder toute élaboration de la passe. C'est l'impasse du sujet en tant qu'elle révèle sa vérité. Je dirai que c'est là qu'il y a logique du fantasme. Le fantasme, en effet, nous le trouvons déjà en haut à droite du schéma, à la première position subjective. Ce que reconstitue ce traitement de cette logique du fantasme, c'est, dans l'analyse, la construction du fantasme jusqu'au point où c'est au comble de son impasse que se révèle au sujet, sur le mode temporel de l'éclair, sa passe.

Именно здесь можно было бы ожидать и найти пасс как завершение анализа, то есть определенный способ соединения объекта и кастрации. Я не говорю, что это можно найти в отчете о «Логике фантазма», где слово passe, проход, «пасс» не фигурирует. Наоборот, мы находим там понятие тупика субъекта (impasse du sujet), то есть того, что логически должно предшествовать всякой разработке пасса. Это тупик субъекта, поскольку он раскрывает свою истину. Я бы сказал, что именно здесь присутствует логика фантазма. На самом деле фантазм мы находим уже в правом верхнем углу схемы, в первой субъективной позиции. То, что восстанавливает эта трактовка логики фантазма, — это построение фантазма до точки, где он находится на пороге своего тупика, открывающегося субъекту во временном модусе вспышки, своем пассе.

Cette construction du schéma, nous pouvons la dire comme étant le traitement du fantasme par le transfert. C'est la conduction de la première position subjective à la seconde qui fait obtenir effectivement la construction psychanalytique du fantasme. Bien sûr, nous n'avons pas là des résidus purs et simples. Lacan présente déjà ça comme le résultat d'une conjonction du je ne pense pas et du je ne suis pas. Le je ne pense pas du sujet conjoint à l'inconscient, se traduit par une négativation, une négativation du faux être, et donc par la révélation du manque-à-être, qui dans l'analyse prend la forme de la castration où s'incarne le sujet.

Мы можем сказать, что это построение схемы представляет собой обращение с фантазмом в переносе. Именно переход от первой субъективной позиции ко второй приводит к получению психоаналитической конструкции фантазма. Конечно, у нас нет прямых остатков в чистом виде (résidus purs et simples). Уже Лакан представляет это как результат соединения я не мыслю и я не есть. Я не думаю субъекта, соединенное с бессознательным, переводится как отрицание, отрицание ложного бытия и, следовательно, как раскрытие нехватки бытия, которое в анализе принимает форму кастрации, в которой воплощается субъект.

La conjonction du faux être et de l'inconscient nous donne donc moins-phi, tandis que, de l'autre côté, la conjonction du je ne suis pas et du ça nous donne petit a, c'est-à-dire un je suis ça, c'est-à-dire une positivation: Pour aller vite, je dirai que ce qui est constant chez Lacan, c'est la définition de la fin de l'analyse à partir d'un certain mode de conjonction, c'est-à-dire un croisement, ou bien un chiasme. Ce qui se répercute sous un mode divers dans son enseignement, ce sont ces constructions de conjonction, ces constructions logiques de conjonction, pour définir la fin de l'analyse. Je reviendrai là-dessus. Ce que je pourrais faire pour terminer, c'est d'essayer de situer sur ce schéma les affinités de l'obsession et de l'hystérie.

Таким образом, конъюнкция ложного бытия и бессознательного дает нам минус фи, в то время как, с другой стороны, конъюнкция я не есть и Оно дает нам маленькое а, то есть я есть это, то есть позитивация: Чтобы продвигаться быстро, я скажу, что то, что является постоянным у Лакана, является определением окончания анализа, начинающегося с определенного способа соединения, то есть пересечения или же хиазма. Что звучит в различных модальностях в его учении, так это эти конструкции конъюнкции, эти логические конструкции конъюнкции, определяющие конец анализа. Я еще вернусь к этому. Что я мог бы сделать, чтобы закончить, так это попытаться расположить на этой схеме сходство невроза навязчивости и истерии.

L'obsession, je lui trouve des affinités avec le je ne pense pas, plus précisément avec un je ne pense pas la différence sexuelle. L'hystérie, au contraire, profère un je ne suis pas ça. Elle s'épuise à dire je ne suis pas ça. Le débat de l'obsession est au niveau d'un je ne peux pas penser ce que je veux. A cet égard, c'est l'échec d'une adhésion passionnée à un je ne pense pas, un je ne pense pas qui veut dire je pense ce que je veux ou je pense comme maître.

Невроз навязчивости, я нахожу родство с я не мыслю, точнее с я не мыслю различие полов. Истерия, наоборот, изрекает я не есть это. Она изматывает себя, говоря: я не есть это. Дебаты невроза навязчивости находятся на уровне того, что я не могу думать то, что хочу. В этом отношении, это провал страстного прицепления (adhésion passionnée) я не мыслю, я не думаю, что означает, что я думаю то, что я хочу, или я думаю как господин.

C'est du fait que ce côté-là soit accentué chez le sujet, que se manifeste de façon aussi patente l'intrusion signifiante, à l'occasion sous la forme de formules que Freud met en valeur s'agissant de l'homme aux rats. Ce sont des formules qui sont appels à l'Autre: Que Dieu la préserve! Qu'est-ce qui fait alors intrusion signifiante? Eh bien, c'est un petit ne, un petit ne que Lacan évoque, à ce niveau, comme étant ce qui porte l'ergot du ça. A cet égard, l'obsession se joue sur cette frontière du je ne pense pas et du fantasme. Vous savez que Freud mettait en cause ce terme d'obsession. Il lui préférait le terme de pensée compulsionnelle, qui comporte, comme il le dit à propos de l'homme aux rats, les souhaits, les tentations, les impulsions, les réflexions, les ordres et les défenses. Ce que met certainement en valeur l'obsession, c'est cette flèche de la contrainte qui est présente dans les quatre discours au niveau supérieur.

Именно потому, что эта сторона акцентирована в субъекте, вторжение означающих проявляется таким явным образом, иногда в форме формул, которые подчеркивает Фрейд, в отношении Человека с крысами. Это формулы — обращения к Другому: Да хранит ее Бог! Что тогда делает вторжение означающих? Что ж, это маленькое ne, маленькое ne, которое Лакан упоминает на этом уровне как то, что проносит в себе Оно. В этом отношении невроз навязчивости разыгрывается на границе между я не мыслю и фантазмом. Вы знаете, что Фрейд поставил под сомнение этот термин «навязчивость». Он предпочитал термин компульсивное мышление, которое включает, как он говорит о Человеке с крысами, желания, искушения, импульсы, рефлексии, предписания и защиты. Что, безусловно, подчеркивает навязчивость, так это ту стрелку импликации, которая присутствует во всех четырех дискурсах на верхнем уровне.

C'est au point qu'on est tenté de dire qu'il y a dans l'obsession une production de division du sujet. Cette division est mise en valeur, mais il faut voir sous quel mode. A certains égards, on pourrait donner à l'obsession un statut d'objet a, un statut d'objet a dans la pensée. Pourquoi pas? Lacan mettait bien en série l'obsession et l'hystérie à partir du découpage de la cisaille langagière, qui atteint la pensée dans l'obsession, et le corps dans l'hystérie. Ca montre les affinités de l'obsession et de la voix, d'une voix qui n'a pas les mêmes caractères d'aliénation que dans la psychose. C'est une voix dont il faudrait concevoir les affinités avec le rien, le rien qui, à l'occasion, mérite d'être dans la liste des objets a. Mais avant de s'engager d'une façon univoque dans cette voie, il faut tenir compte de ce qui dans l'obsession fait impératif, de ce qui dans l'obsession est signifiant maître.

Доходит до того, что возникает искушение сказать, что в неврозе навязчивости производится разделение субъекта. Это разделение выделено, но надо смотреть в какой модальности. В некотором отношении можно было бы придать навязчивости статус объекта а, статус объекта а в мысли. Почему бы и нет? Лакан действительно поставил невроз навязчивости и истерию в один ряд, начиная с разрезания ножницами языка (découpage de la cisaille langagière), которые достигают мысли при навязчивости и тела при истерии. Он показывает сходство между навязчивой идеей и голосом, голосом, который не имеет здесь таких характеристик отчуждения, как при психозе. Это голос, чье родство с ничто — ничто, которое при случае заслуживает быть включенным в список объектов а. Но прежде чем однозначно вступить на этот путь, необходимо принять во внимание, что в навязчивости делает императив, что в неврозе навязчивости является господствующим означающим.

Il faudrait maintenant que j'y oppose l'hystérie. Je ferai ça une autre fois. Je me contenterai, pour cette fois-ci, de cette mise en place. La fois prochaine, en évoquant l'hystérie, je passerai à l'insertion au réel de cette affaire du sujet supposé savoir, qui est ici aussi bien en cause. C'est en cause à partir de la répétition déjà incluse dans ce schéma.

Теперь мне пришлось бы противопоставить этому истерию. Я сделаю это в другой раз. Я удовлетворюсь на этот раз этой установкой. В следующий раз, говоря об истерии, я перейду к включению реального в дело субъекта, предположительно знающего, о чем и здесь идет речь. Это вопрос из-за повторения, уже включенного в эту схему.

Cette répétition, peut-être en avons-nous déjà une idée quand l'homme aux rats rentre en analyse. L'impasse du sujet supposé savoir est une impasse où, avec Freud, l'homme aux rats s'engage. Elle s'amorce déjà comme une répétition. C'est ce dont on s'aperçoit par l'interprétation authentique de Freud. Elle s'engage comme une répétition de ce qui a affecté le sujet avant qu'il soit né, c'est-à-dire dans sa constellation familiale. A cet égard, la cause déclenchante, précipitante, de l'entrée de l'homme aux rats en analyse, est déjà répétition à se produire. C'est par là qu'on peut saisir ce que Lacan dit d'une façon plus énigmatique: "Avisons-nous que l'impasse du sujet supposé savoir, il n'est possible de la reproduire que de ce qu'elle soit déjà répétition à se produire." Il n'y a pas pour cela de meilleur exemple que l'entrée en analyse de l'homme aux rats.

Возможно, мы уже имеем некоторое представление об этом повторении, когда Человек с крысами возвращается к анализу. Тупик субъекта, предположительно знающего, — это тупик, в который согласно Фрейду входит Человека c крысами. Он начинается как повторение. Это то, что мы воспринимаем через аутентичную интерпретацию Фрейда. Он действует как повторение того, что повлияло на субъекта до его рождения, то есть в его семейной констелляции. В этом отношении инициирующей, ускоряющей причиной входа Человека c крысами в анализ является уже производимое повторение. Вот как мы можем ухватить то, что Лакан говорит более загадочным образом: «Давайте осознаем, что тупик субъекта, предположительно знающего, можно воспроизвести только из того, что уже является повторением». Нет лучшего примера для этого, чем вхождение в анализ Человека c крысами.

Je développerai ça la fois prochaine.

Я разовью этот тезис в следующий раз.

Рабочий перевод: Полина Чижова, Екатерина Седова, ред. с фр. Ирина Макарова, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.

НА ГЛАВНУЮ

Жак-Ален Миллер, курс 1984-1985 гг.1,2,3,420 сеанс, 22 мая 1985

Жак-Ален Миллер, курс 1984-1985 гг.
1,2,3,4
20 сеанс, 22 мая 1985