В эту диагональную полярность я помещу также оппозицию акта и бессознательного, поскольку акт есть доступ к бытию.
C'est à condition, bien sûr, que l'on admette que le désir de l'analyste n'ait rien à voir avec le contre-transfert. La technique basée sur le contre-transfert de l'analyste ne consiste qu'à analyser avec les effets de sens sur l'analyste. C'est ce en quoi il défaille précisément à sa place.
Это, конечно, при условии, что признается, что желание аналитика не имеет ничего общего с контрпереносом. Техника, основанная на контрпереносе аналитика, состоит только в анализе воздействия смысла на аналитика. Это то, в чем он точно уступает своему месту.
C'est comme cela que je peux comprendre l'anecdote que quelqu'un, qui a été en contrôle avec Lacan, a rapporté l'autre soir à l'Ecole de la Cause freudienne. Ces anecdotes sur Lacan sont évidemment toujours sujettes à caution. D'abord parce qu'elles sont le fait de personnes dont le transfert à Lacan était certainement intensifié par la situation où ils étaient à son égard, et puis parce qu'avec le fil du temps, on les enjolive. J'ai pris cependant le parti, depuis longtemps, de considérer que les anecdotes sur Lacan sont toutes vraies, même les fausses. C'est de sagesse, puisqu'on ne sait, après tout, rien d'autre que de telles anecdotes sur Héraclite, par exemple, ou sur bon nombre de philosophes de l'Antiquité. Même quand c'est controuvé, ça n'empêche pas qu'on y sent quelque chose, que ça passe. Comme disait Lacan: ça s'y sent. Ca s'y sent et, à propos de Lacan, j'ai toujours vérifié ça.
Вот как я могу понять анекдот, который кто-то из тех, кто был на контроле с Лаканом, рассказал однажды вечером в Ecole de la Cause freudienne. Эти анекдоты о Лакане, очевидно, всегда сомнительны. Во-первых, потому что они созданы людьми, чье отношение к Лакану, безусловно, усиливалось тем положением, в котором они находились по отношению к нему, а во-вторых, потому что со временем их приукрашивают. Я, однако, долгое время считал, что все рассказы о Лакане верны, даже ложные. Это мудро, так как мы ведь ничего, кроме таких анекдотов, не знаем о Гераклите, например, или о немалом количестве античных философов. Даже когда это оспаривается, это не мешает нам что-то в этом почувствовать Как сказал Лакан: это можно там почувствовать. Это можно там почувствовать, и в отношении Лакана я всегда это подтверждал.
Cette anecdote, je vais vous la rapporter toute fraîche de la narration qu'en a faite Pierre Martin. Pierre Martin est en contrôle avec Lacan et lui rapporte régulièrement un cas. Son analysant fait un rêve, un rêve dont il ne reste rien, sinon une figure, un personnage sans visage, qui l‚che ou profère: Ah! Nietkof. Voilà ce qui reste du rêve. Il faut vraiment que la psychanalyse existe, pour que l'analyste qui entend ça, prenne le train, vienne à Paris, et le dise à quelqu'un d'autre. Lacan demande alors à Pierre Martin: A qui et de qui? Mais il n'y a rien d'autre dans le rêve et cette question n'a pas été posée par l'analyste. Alors, Lacan lui dit: Très bien, je vais me renseigner, revenez la semaine prochaine. Pierre Martin revient la semaine suivante, pour entendre Lacan lui dire que ce Nietkof pourrait bien qualifier le sans-nom. Ca n'a pas dû satisfaire suffisamment Pierre Martin, pour que Lacan lui dise alors de passer dans la bibliothèque et le laisse attendre là pendant deux heures. Pierre Martin rapporte alors que pendant ces deux heures il a eu le loisir de penser à son arrière grand-père qui avait fait la campagne de Russie.
Этот анекдот я приведу вам прямо из рассказа Пьера Мартена. Пьер Мартен на контроле у Лакана и регулярно сообщает ему о случае. Его анализант видит сон, сон, от которого ничего не остается, кроме фигуры, безликого персонажа, который обронил или произнес: Ах! Ниткофф. Это то, что осталось от сна. Психоанализ действительно должен существовать, чтобы аналитик, услышав это, сел на поезд, приехал в Париж и рассказал кому-то еще. Затем Лакан спрашивает Пьера Мартена: Кому и от кого? Но во сне больше ничего нет, и этот вопрос аналитик не задавал. Итак, Лакан сказал ему: «Хорошо, я узнаю, приходите на следующей неделе». Пьер Мартен возвращается на следующей неделе и слышит, как Лакан говорит ему, что этот Ниткофф вполне может квалифицировать безымянное. Должно быть, это недостаточно удовлетворило Пьера Мартена, и Лакан сказал ему пойти в библиотеку и позволить ему подождать там два часа. Затем Пьер Мартен сообщает, что в течение этих двух часов он имел досуг подумать о своем прадеде, служившем в русской кампании.
Voilà ce qui est pour Pierre Martin la leçon essentielle. Il nous a raconté deux séances de contrôle, mais moi, j'imagine que Lacan ne l'a pas fait attendre deux heures dans la bibliothèque pour le renvoyer, et qu'il y a donc une troisième séance qui a bien dû avoir lieu. Peut-être était-ce plus une séance analytique que de contrôle, surtout si Pierre Martin a parlé de son arrière grand-père, dont lui-même a indiqué qu'il n'était pas loin d'avoir pour lui une fonction d'idéal du moi. Est-ce qu'il faudrait en conclure - je me sers de cette anecdote pour réfléchir - qu'on analyse toujours avec son arrière grand-père qui a fait la campagne de Russie? Eh bien, je ne le pense pas. Je ne pense pas qu'on analyse avec son arrière grand-père qui a fait la campagne de Russie. C'est tout à fait autre chose que, au niveau du contrôle, Lacan avait indiqué. Ca peut toujours, par ailleurs, vous renvoyer à votre arrière grand-père. Mais si ça vous renvoie trop à votre arrière grand-père, si vous le voyez dans tous les rêves de vos analysants, il vaut mieux alors trouver l'occasion de vous débarrasser une fois pour toutes de votre arrière grand-père.
Вот что является для Пьера Мартена важным уроком. Он рассказал нам о двух сеансах контроля, но я полагаю, что Лакан не заставлял его ждать два часа в библиотеке, чтобы вернуть его, и что, следовательно, должен был состояться третий сеанс. Возможно, это был скорее аналитический сеанс, чем контроль, особенно если Пьер Мартен говорил о своем прадеде, который, как он сам указывал, был недалеко от функции идеала-я. Следует ли из этого сделать вывод — я использую этот анекдот для размышления, — что всегда анализируем с его прадедом, служившим в русской кампании? Ну, я так не думаю. Не думаю, что анализируем с его прадедом, служившим в русской кампании. Это нечто совершенно отличное от того, что на уровне контроля указывал Лакан. Кроме того, оно всегда может отправить вас обратно к вашему прадеду. Но если это слишком отсылает вас к прадеду, если вы видите его во всех снах анализантов, то лучше найти возможность избавиться от прадеда раз и навсегда.
L'indication de contrôle est toute différente. Elle est d'avoir recours au savoir et, à l'occasion, au savoir de l'Autre. C'est prendre ce qui n'a pu paraître qu'une jaculation - nietkof - comme un signifiant, comme un signifiant, là, d'une autre langue. Il est courant que dans un rêve un seul mot soit suffisant. Vous connaissez l'exemple freudien de canal. Un mot peut être suffisant, et d'autant plus un mot d'une autre langue qui, à l'occasion, peut être la langue de l'Autre. Pour arriver à faire passer la vérité, pourquoi même ne pas accoler de la chimie? C'est arrivé à Freud avec la formule de la triméthylamine. Pourquoi ne pas accoler, aussi bien, du latin? Pour moi, ça m'est arrivé avec les mathématiques. Ca m'est arrivé avec rien d'autre que ça: V = L.
Индикация на контроле совсем другая. Это обращение к знанию, а иногда и к знанию Другого. Это значит принять то, что могло появиться только как жакуляция — nietkof — как означающее, как означающее там, на другом языке. Обычно во сне достаточно одного слова. Вы знаете фрейдовский пример канала. Может быть достаточно слова, и тем более слова из другого языка, который при случае может быть языком Другого. Чтобы докопаться до истины, почему бы и химию не добавить? Так случилось с Фрейдом с формулой триметиламина. Почему бы не добавить еще и латынь? У меня так получилось с математикой. У меня получилось только: V = L.
Il est remarquable qu'il y ait dans ce rêve une énigme qu'on s'empresse de refiler à un Autre, respectant là, de façon tout à fait incarnée, la structure de la troisième personne, qui est celle du contrôle comme celle de la passe. Dire que c'est une énigme a sa valeur de la disparition des traits de la figure. On voit bien pourquoi ça fait penser à un nom propre, à un nom propre du sans nom. Il y a d'ailleurs bien eu, dans l'Histoire, un monsieur Niet qui était Molotov. Il y a un progrès dans un tel rêve. C'est, en tout cas, ce qu'indiquait Pierre Martin, puisqu'il le voyait voisin de la fin de l'analyse. Dans cette figure du Nom-du-Père - le non, c'est aussi niet - il n'y a précisément plus rien d'imaginaire. C'est un être sans figure, d'ailleurs proche de l'homme noir à la fin de L'Eveil du printemps. La façon dont Pierre Martin a déchiffré plus tard ce nietkof est intéressante. Ce n'est pas seulement le sans-nom ni celui qui dit non, mais, aussi bien, celui qu'on désigne par ce qui lui manque. Je crois donc que l'acte analytique est le contrôle du je ne pense pas. Ce je ne pense pas est, à l'occasion, renvoi à la science. C'est peut-être pour ça que Lacan a mis Pierre Martin dans sa bibliothèque.
Примечательно, что в этом сне есть загадка, которую спешат передать Другому, соблюдая там в совершенно воплощенном виде структуру третьего лица, которая является структурой контроля, подобной структуре Пасса. Сказать, что это загадка, можно по исчезновению черт фигуры. Понятно, почему это позволяет думать о собственном имени, о собственном имени безымянного. В истории действительно был мистер Ниет, который был Молотовым [имеется в виду «Niet, Molotoff» финская пропагандистская песня Зимней войны – прим. перев.]. В таком сне есть прогресс. Во всяком случае, это то, на что указал Пьер Мартен, поскольку он видел его ближе к концу анализа. В этой фигуре Имени Отца — нет так же ниет — точно нет ничего более воображаемого. Он бесформенное существо, к тому же близкое к черному человеку в конце «Пробуждения весны». Интересно, как позднее Пьер Мартен расшифровал nietkof. Это не только безымянный или тот, кто говорит нет, но и тот, кто обозначен тем, чего ему не хватает. Поэтому я считаю, что аналитический акт — это контроль над «я не мыслю». «Я не мыслю», иногда это ссылка на науку. Возможно, поэтому Лакан поместил Пьера Мартена в свою библиотеку.
Je vais m'arrêter là pour aujourd'hui.
Я остановлюсь на этом сегодня.
Рабочий перевод: Екатерина Седова, Ирина Север, Егор Цветков, Ольга Ким, ред. с фр. Ирина Макарова, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.