Жак-Ален Миллер, курс 1984-1985 гг.
1,2,3,4
19 сеанс, 15 мая 1985

Cours du 15 mai 1985

Лекция от 15 мая 1985

L'interruption pendant deux semaines de ce cours a été pour moi malencontreuse. Vous vous êtes aperçus que cette interruption m'avait surpris, alors qu'elle était pourtant parfaitement prévisible, puisque le 1 et le 8 mai sont des jours chômés. Le fait que je n'en ai pas tenu compte à l'avance, ne peut être imputé qu'à mes difficultés avec la vacance. Si j' y avais pensé, je ne vous aurais pas laissé sur la partie formelle de ce dont il s'agit avec la logique du fantasme. Ou bien je vous aurais laissé un peu avant, ou bien j'aurais tout fait pour aller un peu au-delà. Je suppose en effet que depuis deux semaines, ça s'est un peu évaporé pour vous.

Перерыв на две недели в этом курсе был для меня неуместным. Вы заметили, что этот перерыв застал меня врасплох, хотя он был вполне предсказуем, так как 1 мая и 8 мая — нерабочие дни. То, что я не учел этого заранее, можно списать только на мои трудности с отпуском. Если бы я подумал об этом, я бы не оставил вас на формальной части того, что связано с логикой фантазма. Либо я оставил бы вас немного раньше, либо сделал бы все, чтобы пройти немного дальше. Я действительно полагаю, что за две недели всё это у вас немного улетучилось.

Je vous avais exposé le croisement de deux structures qui sont empruntées par Lacan aux mathématiques. Elles sont empruntées par Lacan aux mathématiques, et elles sont par lui modifiées conformément à sa conception de l'exigence du discours analytique. La première de ces deux structures s'abrège dans le graphe suivant, qui est, de façon visible pour tout le monde, une structure quadripartite, et que je vous ai déjà présenté sous le nom du groupe de Klein.

Я показал вам пересечение двух структур, заимствованных Лаканом из математики. Они заимствованы Лаканом из математики и модифицируются им в соответствии с его пониманием притязательности аналитического дискурса. На следующем графе сокращенно обозначена первая из этих двух структур, которая, очевидно для всех, представляет собой четырехчастную структуру и которую я уже представил вам под названием группы Клейна.

Dans ce contexte du groupe de Klein, comme aussi bien dans celui du discours analytique, ces flèches indiquent des opérations effectuant des transformations du terme de départ au terme d'arrivée. Ces opérations sont au nombre de trois. Ce groupe de Klein comporte trois opérations, la troisième abrégeant les deux premières. En appliquant la première opération de A à B, on obtient alpha. En appliquant la seconde opération de B à C, on obtient bêta. Le résultat de ces deux premières opérations s'obtient directement, en appliquant la troisième opération de A à C. On obtient alors gamma. Ces trois opérations sont convertibles l'une dans l'autre. On peut partir de alpha et gamma, pour abréger ensuite en bêta. Nous avons aussi une quatrième opération qu'il ne faut pas oublier, à savoir l'opération dite d'involution. Cette opération qualifie que la même opération répétée deux fois ramène au point de départ. Si on applique alpha à A, on est transporté à B, et si on réapplique alpha à B, on est ramené à A.

В контексте группы Клейна, как и в контексте аналитического дискурса, эти стрелки указывают на операции, осуществляющие преобразования от начального термина к конечному термину. Этих операций три. Эта группа Клейна состоит из трех операций, причем третья сокращает две первые. Применяя первую операцию от A к B, мы получаем альфа. Применяя вторую операцию от B к C, мы получаем бета. Результат этих первых двух операций получается напрямую/непосредственно, применяя третью операцию от А к С. Тогда мы получаем гамму. Эти три операции конвертируются друг в друга/одна в другую. Мы можем начать с альфы и гаммы, а затем сократить это до беты. У нас также есть четвертая операция, о которой нельзя забывать, а именно так называемая операция инволюции. Эта операция определяет, что одна и та же операция, повторяемая дважды, возвращает(ся) в исходную точку. Если мы применим альфу к А, мы перенесемся в B, а если мы повторно применим альфу к B, мы вернемся обратно в А.

Voilà, au minimum, la structure mathématique dont Lacan s'empare aux fins du discours analytique. Je vous ai déjà développé ça dans le détail la dernière fois.

Вот, по крайней мере, математическая структура, которую Лакан захватывает для целей аналитического дискурса. Я уже излагал вам это подробно в прошлый раз.

Nous avons également une autre structure qui n'a rien à voir avec celle-là mais que Lacan va croiser avec elle. Il s'agit de l'opération de la réunion. Elle est pratiquée sur des ensembles, et consiste à intersecter deux ensembles qui ont éventuellement des éléments communs. Elle permet ainsi de former un troisième ensemble qui réunit tous les éléments appartenant à l'un ou appartenant à l'autre.

У нас также есть другая структура, которая не имеет ничего общего с этой, но которую Лакан собирается скрестить с ней. Это операция объединения. Она практикуется на множествах и состоит в пересечении (intersecter) двух множеств, которые, при случае, имеют общие элементы. Она позволяет, таким образом, образовать третье множество, объединяющее все элементы, принадлежащие одному или (принадлежащие) другому.

Cette opération est mise à profit par Lacan dans le développement qu'il fait sur l'aliénation et la séparation, trois ans avant de construire sa logique du fantasme. Elle va revenir ici d'une nouvelle façon, qui est à apprécier. C'est, en effet, sensiblement différent. Le même schéma est mis en fonction mais pour d'autres fins. Il serait là stupide de considérer que c'est parce que Lacan, à l'occasion, emploie les mêmes mots, qu'il leur donne le même sens. Ce n'est pas le cas. Ça fait partie des difficultés de la lecture de Lacan.

Эта операция используется Лаканом в разработке, которую он делает над операциями отчуждения и сепарации за три года до того, как он сконструировал свою логику фантазма. Она вернется сюда в новом виде, который надо оценить по достоинству. На самом деле он существенно отличается. Вводится в действие та же схема, но для других целей. Было бы глупо считать, что именно потому, что Лакан иногда использует одни и те же слова, он придает им один и тот же смысл. Это не тот случай. Это часть трудностей прочтения Лакана.

Pourquoi est-ce que Lacan s'est emparé, comme d'un donné existant dans les mathématiques, du groupe de Klein? Il y a à cela d'abord une raison qui vaut toutes les raisons, à savoir que ce groupe de Klein est une structure quadripartite. Rien de ce qui est quadripartite n'est étranger au discours analytique selon Lacan. C'est une indication essentielle pour l'avenir, si on le suit dans l'exigence qu'il énonce, et à laquelle il a été fidèle - je le souligne - tout le long de son enseignement.

Почему Лакан ухватился за группу Клейна как за существующее в математике данное? Прежде всего, для этого есть причина, которая стоит всех причин, а именно то, что эта группа Клейна является четырехчастной структурой. Согласно Лакану, ничто четырехчастное не чуждо аналитическому дискурсу. Это существенное указание на будущее, если мы последуем за ним в том требовании, которое он изложил и которому он был верен — подчеркиваю это — на протяжении всего своего учения.

Ce qui doit nous retenir, c'est comment Lacan modifie cette structure du groupe de Klein. Il la modifie d'abord d'une façon essentielle en l'utilisant sans involution. Il conserve trois opérations mais il ne conserve pas la quatrième, celle qui permet le retour à zéro. De plus, ce graphe, il le coupe en deux. Il y ajoute une orientation tout à fait contraignante, puisqu'il ne conserve que la moitié de ses trajets. Le point en haut à droite est alors un point-source. C'est un point de départ et rien qu'un point de départ - rien n'y arrive. Et le point en bas à gauche est un point d'arrivée. C'est le point de convergence du graphe.

Что должно нас поддержать, так это то, как Лакан модифицирует эту структуру группы Клейна. Сначала он существенным образом модифицирует её, используя без инволюции. Он оставляет три операции, но не сохраняет четвертую, ту, которая позволяет вернуться к нулю. Более того, граф, он разрезает его надвое. Он добавляет ориентацию, безусловно обязывающую, поскольку оставляет только половину своих путей. Тогда точка в правом верхнем углу является ключевой точкой/точкой-источником. Это отправная точка и ничего кроме отправной точки — туда ничего не приходит. А нижняя левая точка является конечной точкой. Это точка схождения/конвергенции графа. Есть абсолютная начальная точка и абсолютная конечная точка.

Cette division introduit comme un choix initial, mais ça n'empêche que ce graphe converge au même point, en bas à gauche. Ce qui est remarquable dans ce graphe coupé c'est une division que met en valeur un choix initial et, en même temps, une sorte d'annulation de la portée de ce choix, puisqu'il y a convergence finale.

Почему Лакан заинтересовался этой группой Клейна? Как он считал её пригодной для поля Фрейда? Ну, я бы предположил, что для изначально то, что принимается во внимание — это расщепление/разделение графа. Это расщепление вводится в качестве начального выбора, но это не мешает этому графу сходиться в одной и той же точке, внизу слева. Здесь есть расщепление, которое подчеркивает первоначальный выбор, и в то же время, своего рода отмена области охвата этого выбора, так как есть конечная конвергенция.

Il y a une liaison essentielle du choix au sujet. C'est ce qui mérite d'être relevé dans l'expression de choix forcé. Cette expression est un concept fondamental, puisqu'on a l'habitude d'associer le choix et la liberté. Dans le discours analytique, Lacan associe, à rebours de cette opinion, le choix à la contrainte. C'est déjà vrai dans sa considération sur les séries aléatoires, par quoi il démarre sa construction des alpha, bêta, gamma dans son texte sur La Lettre volée. On peut s'imaginer, au départ, une séquence de choix libre représentée par le jet aléatoire. Mais dès que l'on superpose à cette série des liaisons minimales, le choix devient contraint. Tout le jeu qui porte sur ces séries, tient à la révélation - plus ou moins dissimulée par Lacan - de la contrainte des choix: vous ne pouvez pas choisir n'importe quoi. Lacan met expressément en valeur, au sein même de la liberté de choix, l'exclusion forcée. Si dans une série, on fixe des termes, il y a des exclusions forcées.

Есть существенная привязка выбора к субъекту. Вот что следует отметить в выражении «принудительный выбор». Это выражение является фундаментальным понятием, поскольку мы привыкли ассоциировать выбор и свободу. В аналитическом дискурсе Лакан, вопреки этому мнению, связывает выбор с принуждением. Это верно уже в его рассмотрении случайных рядов, с которых он начинает построение альфы, беты, гаммы в своем тексте об «Украденном письме». Можно представить, для начала, последовательность свободных выборов, воспроизводимую серией случайных бросков. Но как только на этот ряд накладываются минимальные связи, выбор становится вынужденным. Вся игра с этими сериями, связана с выявлением — более или менее скрытого Лаканом — ограничения выбора: вы не можете выбрать что угодно. Лакан особо подчеркивает принудительное исключение в рамках самой свободы выбора. Если в ряду мы устанавливаем понятия, возникают вынужденные исключения.

Le choix forcé que Lacan appelle aliénation, obéit à cette même logique. Elle est poussée alors à sa racine. Elle ne joue plus qu'entre deux termes dont l'un est forcément exclu. Quand vous avez quatre termes, vous ne vous sentez pas trop diminué s'il y en a un qui vous est interdit. Vous vous dites qu'avec le reste vous pouvez faire. Le progrès que marque le concept de choix forcé chez Lacan, c'est que ça porte seulement sur deux termes. Le choix apparaît alors singulièrement moins malléable.

Вынужденный выбор, который Лакан называет отчуждением, подчиняется той же логике. Так она становится корневой. Она работает только с двумя элементами, один из которых обязательно исключается. Когда у вас есть четыре элемента, вы не чувствуете себя слишком обделенным, если вам запрещен один. Вы говорите себе, что у вас кое-что осталось. Прогресс, отмеченный концепцией вынужденного выбора у Лакана, заключается в том, что она касается только двух элементов. Тогда выбор кажется особенно менее гибким.

En psychanalyse, le choix forcé est ce qu'il faut introduire pour répondre aux aberrations auxquelles peut induire le concept d'aliénation libre. L'association libre n'est là que pour révéler le choix forcé du sujet. C'est même ce qui fait la réussite des récits de cas cliniques quand l'analyste les présente et les construit. Il les construit puisqu'il sélectionne. Il ne donne pas un compte-rendu exhaustif, qui est d'ailleurs impossible, il sélectionne et il construit. Ce qui fait la réussite de telles narrations - je l'ai observé aux conférences de la Section clinique -, c'est que l'analyste arrive à les présenter comme une suite de choix forcés. Ce sont des choix forcés mais tout de même des choix. Ils se présentent d'abord bien comme une alternative, comme un ou bien... ou bien - qui fait d'ailleurs le titre d'un ouvrage de Kierkegaard auquel nous devons aussi un essai sur la répétition. Le choix forcé qui se trouve opérer sur cette alternative n'est pas la même chose que l'obligation qui, elle, ne vous laisse pas de choix. Le dilemme, c'est qu'il y a deux voies pour la même conclusion.

В психоанализе вынужденный выбор — это то, что необходимо ввести, чтобы ответить на аберрации, заблуждения, к которым может привести понятие свободного отчуждения. Свободная ассоциация существует лишь для того, чтобы выявлять вынужденный выбор субъекта. Когда аналитик представляет и конструирует клинический случай, именно это (выявление вынужденного выбора субъекта) делает его повествование успешным. Он конструирует его, поскольку он выбирает. Он не дает исчерпывающего отчета, что, кстати, невозможно, он отбирает и он конструирует. Успех таких нарративов — я наблюдал это на конференциях Клинической Секции — именно в том, что аналитику удается представить случай, как последовательность вынужденных выборов. Это — вынужденные выборы, но все же выборы. Они представляются, прежде всего, как альтернатива, как «или... или», — что, кстати, является названием произведения Кьеркегора, которому мы также обязаны за эссе «Повторение». Вынужденный выбор, действующий на эту альтернативу, — не то же самое, что обязательство, не оставляющее вам выбора. Дилемма состоит в том, что к одному и тому же выводу ведут два пути.

Je fais là un peu d'arguties sur ce terme de choix, mais c'est pour le justifier. Au-delà de ces arguties, ce qui justifie absolument l'emploi de ce terme de choix, en dehors des considérations qui portent sur la liberté et la contrainte, c'est que l'on ne peut pas ici choisir tout. Ce qui, à mon sens, justifie le terme de choix, c'est sa connexion avec un pas-tout. Je ne dis pas le pas-tout, car, des structures de pas-tout, il y en a plusieurs, contrairement à l'usage qu'on en fait inconsidérément. Ce choix forcé comporte, dans tous les cas, une perte. Son articulation à la perte est beaucoup plus fondamentale que son articulation à la liberté ou à la non-liberté.

Я занимаюсь немного крючкотворством (немного придираюсь) относительно термина «выбор», но лишь для того, чтобы оправдать его. За пределами этих придирок, то, что абсолютно оправдывает использование термина «выбор», помимо соображений, касающихся свободы и принуждения, так это то, что здесь нельзя выбрать все. Что, на мой взгляд, оправдывает термин «выбор», так это его связь с неким не-всем (un pas-tout). Я не говорю о конкретном не-всем, ибо структур не-всего несколько, вопреки тому, как мы их бездумно используем. Этот вынужденный выбор во всех случаях влечет за собой утрату. Его связь с утратой гораздо более фундаментальна, чем его связь со свободой или несвободой.

Ca a aussi le mérite d'être construit comme une liaison clinique entre l'obsession et le choix d'aliénation, dans la mesure où l'obsession est dans tous les cas rejet de la perte. C'est ce qu'on a, dans la psychanalyse, commenté en termes d'analité. C'est aussi bien ce qui fait la connexion avec la vigilance que l'obsession comporte, la vigilance comme refus de la perte de conscience, qui fait dériver le sujet dans un incessant entretien avec soi-même, dans un incessant je me dis, qui résiste à la psychanalyse. Le sujet de l'obsession veut être là, en quoi c'est un penseur. Le sujet de l'obsession est essentiellement un penseur. Plus exactement, c'est un faux penseur. C'est un penseur qui pense pour rejeter la perte, et qui se perd dans ses pensées. Il est à distinguer, là, de l'hystérie. On peut qualifier d'hystérie le fait de se mettre dans la position d'être ce qui se perd, dans la position d'adopter ce semblant de perte.

Это также заслуживает того, чтобы быть сконструированным как клиническая связь между навязчивостью и выбором отчуждения, в той мере, в какой навязчивость во всех случаях является отказом от утраты. Это то, что в психоанализе было прокомментировано в терминах анальности. Это также то, что создает соединение/связь (connexion) с бдительностью, которую навязчивость включает в себя, бдительностью как отказом от утраты/потери сознания, которая заставляет субъекта дрейфовать в непрекращающемся разговоре с самим собой, в непрекращающемся «я говорю себе», которое сопротивляется психоанализу. Субъект невроза навязчивости хочет присутствовать (быть там), в этом смысле он мыслитель. Субъект невроза навязчивости по своей сущности — мыслитель. Точнее, ложный мыслитель. Это мыслитель, который думает, чтобы отвергнуть утрату, и который теряется в своих мыслях. Это следует отличать здесь от истерии. Можно квалифицировать как истерию факт помещения себя в положение того, что теряется, в положение принятия этой кажимости утраты.

La représentation du choix, on peut s'imaginer la faire au plus simple avec le schéma d'un ensemble qui se divise en deux. Il y aurait à choisir l'une ou l'autre des parties. Mais cet un ou l'autre, si on veut rester fidèle à cette représentation, se présente en fait comme des parties extérieures.

C'est sans doute un choix de parties, mais de parties qui font des tout chacune. Je peux dire qu'elles font des tout, parce qu'elles sont extérieures, parce qu'elles sont exclusives.

Представление (репрезентацию) выбора можно вообразить самым простым образом с помощью схемы некоего множества, которое разделяется на две части. Следовало бы выбрать ту или иную из частей. Но эта — та или иная — если мы хотим остаться верными этому представлению, на самом деле представляются как внешние части. Это, вероятно, выбор частей, но частей, каждая из которых составляет целое. Я могу сказать, что каждая составляет целое, потому что они внешние, потому что каждая из них единственная в своем роде, исключительная, эксклюзивная.

Mais le choix forcé de Lacan n'est pas un choix qui opère sur des parties exclusives. C'est un choix qui opère sur des parties inclusives, sur des parties qui empiètent l'une sur l'autre. C'est pourquoi Lacan fait fonctionner ce choix sur le schéma de la réunion qui est fait de deux ensembles s'intersectant. Ce qui qualifie ce choix, n'est pas seulement le fait que l'on perd l'autre côté. Ca, c'est le choix ordinaire, du style: on ne peut pas tout avoir. On ne perd pas seulement l'autre côté de ce qu'on a choisi, on perd aussi bien du côté qu'on a choisi. A cet égard, les parties ne sont pas toutes. Si on veut cerner cette affaire de façon rigoureuse, il faut forcer les choses jusqu'à ce degré de précision que je donne ici. Il y a, en quelque sorte, une double perte. Il y a une perte qui est celle de ce qu'on n'a pas choisi, et une seconde perte à l'intérieur même de ce qu'on a choisi.

Но вынужденный выбор Лакана — это не выбор, который действует на эксклюзивных частях. Это выбор, который действует на инклюзивных частях, на частях, которые перекрывают друг друга. Вот почему Лакан показывает то, как работает этот выбор на схеме объединения, состоящей из двух пересекающихся множеств. То, что определяет этот выбор, не есть только тот факт, что мы теряем другую сторону. Это обычный выбор в стиле: мы не можем иметь все. Мы теряем не только другую сторону того, что мы выбираем, мы также теряем и с той стороны, которую выбрали. В этом отношении части — не целые (не все). Если мы хотим разобраться с этим строгим образом, следует форсировать вещи до той степени точности, которую я здесь даю. В некотором роде, здесь имеет место двойная потеря. Есть потеря, которая является потерей (из) того, чего не выбрали, и вторая потеря — внутри самого того, что выбрали.

J'ajouterai que dans la mise en fonction de ce schématisme dans le discours analytique, la perte n'est pas morte. La perte n'est pas passée par profits et pertes. La perte agit. La perte est féconde. La perte ne s'en va pas une fois pour toutes. Cela, c'est le champ freudien qui l'impose. Comment, sinon, donner une valeur au concept de refoulement? Le refoulement, c'est une perte. C'est même ça qui motive d'avoir recours au terme de choix en tant qu'il comporte la perte. Le refoulement est une perte en tant qu'elle fait retour. Le refoulé et le retour du refoulé ne font qu'un.

Я добавлю, что при приведении в действие этого схематизма в аналитическом дискурсе, потеря не мертва. Потеря не сброшена со счетов. Потеря действует. Потеря плодотворна. Потеря не уходит раз и навсегда. Именно фрейдово поле налагает ее. Как иначе придать значение понятию вытеснение? Вытеснение — это потеря. Это даже то, что мотивирует обратиться к термину «выбор», поскольку он включает в себя потерю. Вытеснение — это потеря, в качестве того, что она возвращается. Вытесненное и возвращение вытесненного составляют лишь одно.

Ce que je vous dis là au niveau du signifiant, est aussi vrai au niveau de l'objet comme objet perdu. Je vous ai déjà fait remarquer que l'effort de Lacan portait précisément sur l'essai d'articuler le signifiant et l'objet, c'est-à-dire, en termes freudiens, de nouer le refoulement et l'objet perdu. Même si cet objet perdu est d'une autre nature que le signifiant, on ne peut s'empêcher de constater, dans l'élaboration même de Freud, que cet objet perdu fait lui aussi retour, fait retour de jouissance. C'est ce retour de jouissance que Lacan appellera plus-de-jouir.

То, что я говорю здесь на уровне означающего, также верно и на уровне объекта в качестве утраченного объекта. Я уже указывал вам, что усилия Лакана были сосредоточены именно на попытке сочленить означающее и объект, то есть, в терминах Фрейда, связать вытеснение и утраченный объект. Даже если этот утраченный объект имеет иную природу, чем означающее, нельзя не заметить, что в самой разработке Фрейда этот утраченный объект тоже делает его (означающее) возврат, делает возврат наслаждения. Именно это возвращение наслаждения Лакан назовет plus-de-jouir, прибавочным наслаждением.

Lacan construit le refoulement freudien comme un choix forcé - c'est ce qu'il appelle l'aliénation - en déterminant un des deux ensembles comme le sujet et le second comme l'Autre, justifiant ainsi l'empiètement de ce schéma par l'insertion subjective au champ de l'Autre. Il marque là que le choix forcé comporte une double perte: la première étant celle du sujet comme ensemble vide, et la seconde étant celle d'un signifiant dans l'ensemble de l'Autre. Il y a donc une double perte que je peux figurer ainsi.

Лакан конструирует фрейдовское вытеснение как вынужденный выбор — это то, что он называет отчуждением — определяя одно из двух множеств в качестве субъекта, а второе — в качестве Другого, тем самым обосновывая выход за пределы этой схемы субъективным включением в поле Другого. Здесь он отмечает, что вынужденный выбор влечет за собой двойную потерю/утрату: первая — это потеря субъекта в качестве пустого множества, а вторая — в качестве означающего во множестве Другого. Итак, есть двойная потеря, которую я могу представить таким образом.

La seconde perte est celle qui prélève au moins un signifiant sur le champ de l'Autre. Elle écrit que le champ de l'Autre est pas-tout. Il y a au moins un signifiant qui, par l'effet de ce choix forcé, s'éclipse, est élidé. A cet égard, l'aliénation construite sur la réunion est une façon d'approcher, de cerner, le refoulement freudien. C'est en progrès sur le schéma que Lacan en avait donné auparavant, celui de la métaphore. Il a d'abord rendu compte du refoulement à partir d'un schéma linguistique modifié par ses soins, à savoir l'élision d'un signifiant dans la métaphore. Ensuite, il a progressé en en rendant compte à partir d'une structure logico-mathématique.

Вторая потеря — это потеря, которая изымает, по крайней мере, одно означающее из поля Другого. Она записывает, что поле Другого, это не-все. Есть, по крайней мере, одно означающее, которое в результате этого вынужденного выбора, затмевается, опускается, выпадает (élidé). В этом отношении отчуждение, простроенное на объединении, является одним из путей подхода к вопросу о фрейдовском вытеснении. Именно продвигаясь по схеме, которую ранее предложил для него (вытеснения) Лакан, схеме метафоры. Сначала он понимает вытеснение, исходя из лингвистической схемы, модифицированной его стараниями, а именно элизией/исключением означающего в метафоре. Затем он продвинулся вперёд, объясняя его, исходя из логико-математической структуры.

Cette opération est un progrès, parce qu'elle permet, à la différence de la métaphore, de présenter le complément de l'aliénation par une seconde opération de séparation qui, elle, est b‚tie bâtie sur l'intersection et non plus sur la réunion - intersection qui introduit un autre type de manque dans l'Autre.

Dans la partie hachurée, il y a des éléments, des signifiants. Par contre, l'autre partie, à la différence du premier schéma, est vide.

Эта операция является прогрессом, потому что она позволяет, в отличие от метафоры, представить дополнение отчуждения посредством второй операции — сепарации, которая сама построена на пересечении, а уже не на объединении — пересечении, которое вводит в Другого другой тип нехватки.
В заштрихованной части есть элементы, означающие. С другой стороны, другая часть, в отличие от первой схемы, пустая.

En articulant cette séparation et cette aliénation, Lacan isole un autre manque dans l'Autre. C'est un manque qui n'est pas de signifiants. C'est un autre manque qui n'est pas du type du refoulement. Vous savez comment Lacan l'effectue. Il considère que le sujet opère avec sa propre perte, et que cette partie vide vient mettre son bord dans l'Autre. Lacan essaye là de mettre en valeur la différence de la fonction de la perte quand il s'agit de l'objet perdu d'une part, et quand il s'agit du signifiant perdu du refoulement d'autre part.

Излагая/связывая эту сепарацию и это отчуждение, Лакан выделяет другую нехватку в Другом. Это нехватка не из области означающих. Это — другая нехватка, не относящаяся к типу вытеснения. Вы знаете, как Лакан осуществляет это. Он считает, что субъект действует с собственной потерей и что эта пустая часть заходит своим краем в Другого. Лакан пытается здесь подчеркнуть разницу в функции потери, когда речь идет о потерянном объекте, с одной стороны, и когда речь идет о потерянном означающем вытеснения, с другой стороны.

«a (Ca) montre aussi que quand il s'agit de l'objet, ce n'est pas interprétable comme une formation de l'inconscient. «a (Ca) ne peut pas être retrouvé par l'interprétation comme peut l'être le signifiant chu. Lacan essaye pourtant de donner une consistance logique à cet objet. Il lui donne une consistance logique en considérant qu'il est fait de l'intersection de l'ensemble vide avec l'ensemble de l'Autre. Il est fait du recouvrement du manque subjectif et du manque dans l'Autre. C'est en quoi ces deux schémas mettent en valeur le pas-tout de l'Autre et aussi bien sa division. Vous comprenez que cet Autre, on puisse l'écrire A barré . Il s'agit d'un manque dans l'Autre, ou encore de l'Autre divisé, ou encore de l'Autre pas-tout. Mais, cette partie écornée, on ne peut pas la qualifier, ici, de signifiant de l'Autre barré. «a oblige d'introduire un autre symbole, l'objet a.

Это также показывает, что когда речь идет об объекте, то это не может интерпретироваться подобно образованию бессознательного. Это не может быть найдено путем интерпретации, каковым могло бы быть выпавшее (chu) означающее. Тем не менее Лакан пытается придать этому объекту логическую консистентность. Он придает ему логическую консистентность, считая, что тот состоит из пересечения пустого множества с множеством Другого. Он состоит из восстановления субъективной нехватки в Другом. Вот как эти две схемы подчеркивают не-все Другого, а также его разделение. Вы понимаете, что этот Другой, его можно записать как А перечеркнутое, Ⱥ. Речь идет о нехватке в Другом, или же в разделенном Другом, или же не всем Другом. Но эту отсеченную часть мы не можем определить здесь в качестве означающего перечеркнутого Другого. Для нее требуется ввести другой символ, объект а.

Remarquons ceci: dans ce premier mouvement, l'aliénation comporte un choix forcé , c'est-à-dire qu'on est contraint de choisir cette partie à droite où est S2.

Отметим следующее: на этом первом этапе, отчуждение влечет за собой вынужденный выбор, который подразумевает, что мы вынуждены выбрать эту часть справа, где находится S2.

Neanmoins pour obtenir l'effet de la séparation, on opère avec la partie exclue du choix, la partie gauche

Le choix forcé comporte que l'on se porte d'abord sur une branche de l'alternative, mais l'autre continuant d'être active et on pourrait l'ecrire sur un tel schema, abregé en tout cas:

С другой стороны, чтобы добиться эффекта сепарации, мы оперируем с той частью, которая исключена из выбора, левой частью.

Вынужденный выбор подразумевает, что мы фокусируемся сначала на одной ветви альтернативы, но другая продолжает быть активна, и мы можем записать это в виде такой схемы:

Nous avons, en haut à droite, la structure de départ du choix forcé, et nous avons, en haut à gauche, l'opération d'aliénation. Ce qui est exclu par le choix forcé continue néanmoins d'opérer, et nous avons cet ensemble vide, en bas à droite, qui revient se porter sur l'Autre.
C'est en quoi Lacan peut dire que la séparation représente le retour de l'aliénation. Le sujet opère avec sa propre perte qui le ramène à son point de départ. On pourrait ici écrire la séparation. On aurait là comme un vecteur non écrit, qui marque que le sujet se retrouve à son point de départ. On pourrait, par exemple, écrire ici la séparation :

У нас есть справа вверху исходная структура вынужденного выбора, а вверху слева — операция отчуждения. То, что исключено вынужденным выбором, тем не менее, продолжает действовать, и у нас есть пустое множество в правом нижнем углу, которое снова возвращается в Другого.
В отношении чего Лакан может сказать, что сепарация представляет возвращение отчуждения. Субъект оперирует собственной утратой, которая возвращает его к исходной точке. Здесь можно было бы написать сепарацию. Мы получили бы здесь как бы неписаный вектор, обозначающий, что субъект возвращается к исходной точке. Мы могли бы, к примеру, здесь записать сепарацию:

On voit déjà la amorcée que la partie exclue du choix forcé continue d'opérer. Ce n'est pas là un simple fiat. Que les pertes reviennent, ça répond à une constante du champ freudien. Les pertes opèrent, elles agissent.

Итак, вы видите, что часть, исключенная из вынужденного выбора, продолжает действовать. Здесь это не просто некоторое «да будет так». То, что потери возвращаются, отвечает константе фрейдова поля. Потери работают, они действуют.

Nous allons en venir maintenant à la construction du nouveau choix par Lacan. Mais avant d'en arriver là, je noterai tout de même qu'au moment où Lacan amène l'aliénation et la séparation, le transfert est en fait situé au niveau de la séparation. Lacan appelle alors transfert ce qui complémente le refoulement et la perte d'être qui lui est corrélative. La perte d'être corrélative du refoulement, c'est ce que nous avons avec $, avec l'ensemble vide connexe:

La séparation est alors le retour de ce manque d'être qu'est le sujet, pour recouvrir le manque présent dans l'Autre.

Теперь мы перейдем к конструкции нового выбора Лакана. Но прежде, чем мы перейдем к этому вопросу, я все же отмечу, что в тот момент, когда Лакан вводит отчуждение и сепарацию, перенос фактически находится на уровне сепарации. Затем Лакан называет переносом то, что дополняет вытеснение и коррелятивную ему потерю бытия. Коррелятивная вытеснению потеря бытия — это то, что у нас есть с $, соединенное с пустым множеством. Тогда сепарация является возвратом этой нехватки бытия, которое является субъектом, чтобы покрыть нехватку в Другом.

C'est par là que Lacan peut mettre en fonction le désir de l'analyste comme étant précisément le point d'appel de la séparation. Le désir de l'analyste en tant qu'il opère au lieu de l'Autre, c'est de ménager, dans le champ de l'Autre, cet espace de vide où le manque du sujet se trouve appelé à devenir être. C'est en quoi Lacan peut qualifier une analyse, non plus comme un avènement du sujet - c'était sa première doctrine - mais comme un avènement d'être, lié à la fonction de l'objet.

Именно здесь Лакан может привести в действие желание аналитика как раз в качестве точки призыва к сепарации. Желание аналитика, поскольку оно действует в месте Другого, состоит в том, чтобы расположить в поле Другого то пространство пустоты, где нехватка субъекта призвана стать бытием. Именно так Лакан может определить анализ — уже не как пришествие субъекта — это была его первая доктрина, — а как пришествие бытия (avènement d'être), связанного с функцией объекта.

Si, après, Lacan insiste sur la fonction du sujet supposé savoir comme pivot du transfert, c'est contre ce qu'il a dit lui-même avant. S'il insiste, c'est pour situer le transfert aussi bien du côté de l'aliénation. Lacan a toujours traité le transfert comme une interruption de la relation symbolique. C'est déjà présent - je vous l'avais montré - dans son premier schéma en Z, où le transfert correspond à un point mort. C'est là le saut tout à fait capital que constitue l'avancée du sujet supposé savoir, qui est d'admettre que le transfert puisse aussi bien qualifier l'aliénation, c'est-à-dire le rapport au signifiant. C'est, par la suite, ce qui conduit Lacan à considérer que le transfert se motive suffisamment de la primarité signifiante du trait unaire. C'est tout à fait énorme. Ça étend le terme de transfert. Le transfert n'est plus seulement qualifié dans sa fonction d'interruption du symbolique, mais comme le support même de cette relation symbolique. J'aurai l'occasion de reprendre cela.

Если впоследствии Лакан настаивает на функции субъекта предположительно знающего в качестве стержня переноса, то это противоречит тому, что он сам говорил ранее. Если он и настаивает на этом, то для того, чтобы поставить перенос также на сторону отчуждения. Лакан всегда рассматривал перенос как прерывание символических отношений. Он уже присутствует — я показал это вам — на своей первой схеме в форме Z, где перенос соответствует мертвой точке. Именно здесь происходит капитальный скачок который конституирует продвижение субъекта предположительно знающего, что позволяет признать, что перенос может также определять отчуждение, то есть отношение к означающему. Впоследствии это приводит Лакана к выводу, что перенос в достаточной степени мотивируется первичным означающим единичной черты. Это совершенно невероятно. Это расширяет термин «перенос». Перенос определяется уже не только своей функцией прерывания символического, но и как сама поддержка символических отношений. У меня еще будет возможность вернуться к этому.

Je reviens maintenant au nouveau choix forcé de Lacan pour sa logique du fantasme.

Теперь я возвращаюсь к новому вынужденному выбору Лакана из-за его логики фантазма.

Je ferai remarquer que le couple aliénation-séparation porte d'abord sur le surgissement du sujet dans le réel. A partir de là, vous voyez que le schéma de l'aliénation n'est pas du tout propre à la situation analytique. C'est un schéma qui vaut pour tout sujet, dès lors qu'il est appelé par le signifiant à prendre place au lieu de l'Autre. C'est un schéma qui vaut, non pas même dès lors que le sujet parle, mais dès lors qu'on lui parle et qu'on le conduit à empiéter sur le champ de l'Autre, pour qu'il soit ainsi appelé à être représenté par le signifiant. Ce schéma vaut pour le surgissement de tout sujet dans le réel.

Я хотел бы отметить, что пара отчуждения-сепарация прежде всего касается появления субъекта в Реальном. Из этого следует, вы видите, что схема отчуждения вовсе не специфична для аналитической ситуации. Это схема, которая касается любого субъекта, коль скоро он призван через означающее занять место вместо Другого. Это схема, которая подходит даже не тогда, когда субъект говорит, но с тех пор как ему говорят и заставляют его вторгаться в поле Другого, так что он, таким образом, призван, чтобы быть представленным означающим. Эта схема касается возникновения каждого субъекта в Реальном.

C'est à la fin de "Position de l'inconscient" - je vous renvoie ici à la page 842 des Écrits - qu'il apparaît que c'est la même chose dans l'analyse. Le champ de l'inconscient prend siège dans le fauteuil de l'analyse. Le champ de l'inconscient est, dans le schéma, la partie écornée du refoulement. Eh bien, ce fonctionnement se trouve en quelque sorte reproduit dans l'analyse. Il y a là une équivalence de structure entre ce qu'est le surgissement du sujet dans le réel et ce qui s'effectue dans l'analyse.

Она находится в конце «Позиции бессознательного» — я отсылаю вас сюда на страницу 842 Écrits — кажется, что это то же самое происходит в анализе. Поле бессознательного занимает место в кресле анализа. Поле бессознательного является — на схеме — усеченной частью вытеснения. Что ж, это функционирование в некотором роде воспроизводится в анализе. Здесь имеет место эквивалентность структуры между появлением субъекта в Реальном и тем, что осуществляется в анализе.

On peut dire que s'agissant de la séparation, il en va de même. Au départ, la séparation qualifie ce qui a eu lieu dans l'histoire du sujet, à savoir de se faire l'objet du désir de l'Autre, de ceux qui ont incarné cet Autre dans son histoire. Dans l'analyse, ça a lieu aussi. Ça a lieu mais dans l'attente que ça se révèle. Je force ici un peu les traits pour vous faire apercevoir ce qui, sinon, est strictement invisible. C'est écrit dans Lacan d'une telle façon qu'on ne s'aperçoit pas de cette architecture.

Можно сказать, что в случае сепарации происходит то же самое. Изначально сепарация определяет то, что произошло в истории субъекта, а именно: сделать себя объектом желания Другого, тех, кто воплотил этого Другого в своей истории. В анализе происходит то же самое. Это имеет место, но в ожидании, что это раскрывается. Здесь я немного утрирую некоторые черты, чтобы позволить вам увидеть то, что в противном случае, является строго невидимым. Она написано у Лакана таким образом, что эта архитектура не усматривается.

Le nouveau choix forcé de Lacan disjoint, lui, strictement ce qui relève de la situation analytique et de la situation non analytique. Comment la qualifier, cette situation non analytique? On pourrait dire situation de la condition humaine, pour prendre une expression qui a beaucoup servi. Lacan disjoint ces deux versants. Il les disjoint presque doublement. Il les disjoint à l'intérieur même de ce premier graphe.

Ce qu'il va placer en haut à gauche et en bas à droite, c'est déjà cette disjonction. Et l'écart des deux graphes, c'est encore cette disjonction.

Новый вынужденный выбор Лакана, по его мнению, четко разделяет то, что относится к аналитической ситуации и к неаналитической ситуации. Как определить эту неаналитическую ситуацию? Мы можем сказать condition humaine, человеческая ситуация, условия человеческого, если возьмем выражение, которое широко используется. Лакан разъединяет эти два аспекта. Он разделяет их практически двояко. Он разделяет их внутри самого первого графа.

То, что он разместит вверху слева и внизу справа, уже является дизъюнкцией. И различие двух графов — снова дизъюнкция.

Cette disjonction est même qualifiée expressément de la distance du sujet supposé savoir - c'est le premier graphe - à son inscription dans le réel. C'est à partir de là que l'on peut s'apercevoir que dans le couple aliénation-séparation, la distance n'est pas faite du sujet supposé savoir à son insertion dans le réel. C'est pour la raison très simple que le schéma de l'aliénation et de la séparation n'est pas univoquement compatible avec la définition du transfert comme sujet supposé savoir.

Эта дизъюнкция явно определяется как дистанция субъекта предположительно знающего — это первый граф — от его записи в Реальном. Начиная с этого мы можем заметить, что в паре отчуждение-сепарация нет дистанции, устанавливаемой субъектом предположительно знающим, когда он вводится в Реальное. По той простой причине, что схема отчуждения и сепарации не имеет однозначной совместимости с определением переноса как субъекта предположительно знающего.

Avec ce que je vous dis là, je ne vous évite pas de lire Lacan. J'implique au contraire que vous le lisiez, pour que vous puissiez vous y retrouver. Je pense cependant vous faire apparaître une armature qui n'est pas de surface.

Тем, что я здесь говорю, я не избавляю вас от чтения Лакана. Наоборот, я заинтересован, чтобы вы прочли его, чтобы вы могли найти свой путь. Между тем я думаю продемонстрировать вам каркас, который не лежит на поверхности.

La nouvelle aliénation de Lacan, qu'est-ce que c'est? L'ancienne aliénation servait à définir le refoulement par le choix forcé. Elle servait à indiquer au plus simple comment pouvait s'inscrire le champ de l'inconscient comme éclipse du sujet.
La nouvelle aliénation fonde tout à fait autre chose. Elle fonde au contraire le rejet de l'inconscient. Son point de départ, c'est - je vous l'ai déjà dit - la présentation du cogito cartésien comme une intersection entre pensée et être. Puis nous avons la négation de cette intersection.

La négation de cette intersection désigne les deux ensembles que j'ai laissés en blanc, et qui se trouvent désignés négativement par je ne pense pas et je ne suis pas.

Новое отчуждение Лакана, что это такое? Прежнее отчуждение служило для определения вытеснения вследствие вынужденного выбора. Оно служило наиболее простому обозначению, того, как поле бессознательного может записываться как затмение (исчезновение) субъекта. Новое отчуждение основывается совсем на другом. Напротив, оно обосновывает отказ от бессознательного. Его отправной точкой является — я уже говорил вам об этом ранее — представление картезианского cogito как пересечения мысли и бытия. Затем у нас есть отрицание этого пересечения. Отрицание этого пересечения обозначает два множества, которые я оставил пустыми и которые обозначены отрицаниями я не мыслю и я не существую.

Je vous ai montré la dernière fois ce que ça avait de simple dans l'abord. Nous avons la transcription du cogito comme intersection, puis sa négation pour le convertir au champ freudien. Nier ce cogito, c'est donc obtenir la réunion du je ne pense pas et du je ne suis pas.
A l'envers de ce que Lacan a pu présenter là-dessus auparavant, nous avons ici un point de vue anti-cartésien. Sur cette réunion du je ne pense pas et du je ne suis pas, nous avons la fonction du choix forcé. Le choix exclu, c'est le je ne suis pas. Le point de départ est donc la réunion du je ne pense pas et du je ne suis pas.

Я показал вам в прошлый раз, как просто это было вначале (простоту подхода). У нас есть транскрипция cogito как пересечения, а затем его отрицание, для его преобразования во фрейдово поле. Следовательно, отрицать это cogito — значит добиться воссоединения я-не-мыслящего и я-не-сущего. Изнанка (оборотная сторона) того, что Лакан мог представить по этому поводу ранее, то, что мы имеем антикартезианскую точку зрения. В соединении Я не мыслю и Я не существую, у нас есть функция вынужденного выбора. Исключенный выбор — это не я. Итак, отправной точкой является соединение Я не мыслю и Я не существую.

Ici, l'aliénation n'est pas faite pour situer le refoulement. Elle est faite, au contraire, pour qualifier le rejet de l'inconscient. En fait, ça va de soi. Il va de soi que le je ne pense pas soit rejet de l'inconscient, puisque l'inconscient c'est des pensées. Dans l'espace où nous sommes, qui est l'envers du cartésianisme, ce que nous appelons pensée, c'est l'inconscient. A cet égard, si Lacan situe le je ne pense pas comme primaire dans le choix, c'est pour mettre en valeur ce qu'a d'artifice le discours analytique, en tant qu'il fait précisément sa place à la pensée de l'inconscient. Ce qu'il appelle ici, au rebours de l'aliénation, l'opération de vérité, c'est celle qui transporte le sujet dans un champ où, au prix de son être, il se livre à la pensée, où il est en proie à la pensée comme inconsciente. C'est même en quoi Lacan fera une connexion entre l'aliénation et le passage à l'acte, dans la mesure où le passage à l'acte est rejet de l'inconscient. Le comble du passage à l'acte, c'est le suicide, que Lacan définit comme un rien-vouloir-savoir, comme un refus du savoir inconscient. A cet égard, il faut bien voir ce que Lacan, dans son nouveau choix forcé, appelle aliénation, n'est pas sans relation avec ce que, précédemment, il appelait la séparation. Ca fait évidemment une difficulté de lecture.

Здесь отчуждение не подходит для того, чтобы расположить вытеснение. Это сделано наоборот для того, чтобы определить отказ от бессознательного. На самом деле, это само собой разумеется. Само собой разумеется, что я не мыслю — это отказ от бессознательного, поскольку бессознательное — это мысли. В пространстве, где мы находимся, которое является другой стороной картезианства, то, что мы называем мыслью, есть бессознательное. В этом отношении, если Лакан помещает «я не мыслю» как первичное в выборе, он делает это для того, чтобы подчеркнуть искусность аналитического дискурса, поскольку он точно оставляет место для мысли о «бессознательном». То, что он называет здесь, вопреки отчуждению, действием истины, есть то, что переносит субъекта в поле, где он ценой своего бытия отдается мысли, где он становится жертвой мысли как бессознательной. Именно так Лакан устанавливает связь между отчуждением и переходом к действию, поскольку переход к действию — это отказ от бессознательного. Кульминацией перехода к действию является самоубийство, которое Лакан определяет как ничего-не-хотеть-знать, как отказ от бессознательного знания. В этом отношении мы должны ясно видеть, что то, что Лакан в своем новом вынужденном выборе называет отчуждением, не лишено связи с тем, что он раньше называл сепарацией. Очевидно, это затрудняет чтение.

Pourquoi le je ne pense pas est-il le choix primaire du sujet? Le choix primaire du sujet n'est pas de prendre parti pour l'inconscient. Lacan n'en donne pas de raisons. Si quelqu'un veut situer là la lutte pour la vie, grand bien lui fasse! Le sujet affirme d'abord un je ne pense pas. Ca veut dire que sa position primaire, c'est je suis. Sur ce schématisme, on n'obtient ce je suis qu'à le faire correspondre au je ne pense pas. Le prix du je suis est le je ne pense pas.

Почему я не мыслю, является первичным выбором субъекта? Первичный выбор субъекта состоит не в том, чтобы занимать сторону бессознательного. Лакан не называет причин для этого. Если кто-то хочет устроить там борьбу на выживание — на здоровье! Субъект сначала утверждает (констатирует) я не мыслю. Это означает, что его первичная позиция — я существую. Согласно этому схематизму нельзя добиться я существую, сопоставляя с я не мыслю. Цена я существую — это я не мыслю.

Ce qui est ouvert chez Lacan, c'est que ça n'a pas toujours été comme ça. Ca n'est pas depuis toujours que le sujet a d'abord choisi le je suis. C'est avec Descartes que ce choix s'est opéré. C'est le choix de la science, et c'est précisément ce choix qui fait sa place à la psychanalyse.

Ce schéma nous donne cette complémentarité que nous articulons de la psychanalyse à l'endroit de la science.

Лакан открыл то, что так было не всегда. Не всегда субъект сначала выбирал я существую. Этот выбор был сделан вместе с Декартом. Это выбор науки, и именно этот выбор дает место психоанализу. Эта схема дает нам взаимодополняемость/комплементарность, которой мы сочленяем психоанализ с наукой.

Le choix primaire du sujet est donc un je suis, accouplé à un faux je pense qui est celui du cogito cartésien. Nous le considérons comme un faux je pense, car c'est l'inconscient freudien que nous considérons comme un vrai pense. Dans la mesure où le sujet fait ce choix primaire du je suis, il laisse en dehors tout cet espace de perte dont nous faisons notre profit. Cet espace de perte est toujours là. On peut le voir dans cet effort que font les Anglo-saxons pour réduire la philosophie à une variante du logico-positivisme. Le prix qu'ils payent est visible dans leurs librairies. Au rayon "philosophie", à côté des constructions logico-positivistes, il y a tout ce qu'on peut recueillir de l'orient et de ses sagesses. Ça vient occuper tout l'espace de perte qui se dégage là. Ça va de pair: logico-positivisme et orient, secte de Moon et logico-positivisme.

Таким образом, первичный выбор субъекта — это я существую, сопряженное с ложным я мыслю, которое является картезианским cogito. Мы рассматриваем я мыслю как ложное, потому что именно фрейдово бессознательное мы считаем истинной мыслью (истиной я мыслю). В той мере, в какой субъект делает этот первичный выбор я существую, он оставляет в стороне все то измерение утраты, в котором мы получаем выгоду. Это измерение утраты всегда рядом/все еще существует. Мы видим это в попытке англосаксов свести философию к разновидности логического позитивизма. Цена, которую они платят, видна в их книжных магазинах. В отделе «философия» рядом с логико-позитивистскими построениями, есть все, что можно почерпнуть из Востока и его мудрости. Это просто заполняет все пространство/измерение утраты, которое там возникает. Рука об руку идут: логический позитивизм и ориентализм, секта Муна и логический позитивизм.

Le vrai cogito cartésien revue de façon freudienne, c'est donc: je ne pense pas, je suis. Corrélatif de ce choix, il y a le refoulement du je ne suis pas. On a donc un choix primaire, celui de l'être du je suis, que l'on peut qualifier de choix de la maîtrise. C'est alors strictement la méconnaissance du sujet comme effet de langage. Au niveau du langage, le sujet ne peut en effet aucunement se prendre pour un être. Le choix primaire, dit Lacan, c'est celui "du sujet qui s'imagine maître de son être, c'est-à-dire de ne pas être langage". C'est ce qu'il qualifiera plus tard de faux être du sujet, c'est-à-dire un être qui pose le sujet sans inconscient. Le statut du je ne pense pas, c'est le sujet sans inconscient.

Итак, истинное картезианское cogito, рассмотренное по Фрейду, таково: я не мыслю, я существую. Коррелятом этого выбора является вытеснение я не существую. Таким образом, у нас есть первичный выбор, выбор бытия я существую, который мы можем определить как выбор господский (de la maîtrise). Тогда это явно непризнавание субъекта как эффекта языка (которое является следствием языка). На уровне языка субъект действительно никоим образом не может воспринимать себя как бытие. Первичный выбор, говорит Лакан, — в котором «субъект, воображает себя господином своего бытия, то есть не быть языком». Это то, что он позже назовет ложным бытием субъекта, т. е. бытие, полагающее субъект без бессознательного. Положение/статус я не мыслю — это субъект без бессознательного.

C'est ce que Lacan situe comme le choix du moins pire. C'est dire que ce n'est pas le bien. Pourquoi ne sommes-nous pas au niveau du bien tout court? Nous ne pouvons pas être au niveau du bien mais seulement au niveau du moins pire, dans la mesure où on ne peut pas oublier la part écornée qui figure dans le schéma. Le choix du bien, c'est quand on suppose que la partie fait un tout dans le choix. L'inconscient, admettons que ce soit le pire. La difficulté tient évidemment au fait que quand Lacan parle du moins pire, il ne parle pas du pire, et que quand il parle du pire, il ne dit pas que c'est le moins pire. Ici, c'est moins pire ou pire. Le moins pire se place en haut à gauche du schéma, et le pire en bas à droite.

Это то, что Лакан определяет этот выбор наименьшего из зол. Это значит, что это не благо. Почему мы вообще не находимся на уровне блага? Мы не можем быть на уровне блага, а только на уровне наименьшего из зол (не плохого), поскольку мы не можем забыть о той усеченной части, которая обозначена схеме. Выбор блага — это когда мы предполагаем, что часть составляет единое целое в выборе. Бессознательное, признаем, что это худшее. Трудность, очевидно, заключается в том, что, когда Лакан говорит о наименьшем из зол, по крайней мере, он не говорит о худшем, А когда он говорит о худшем, он не говорит, что это наименьшее зло (не плохое). Здесь все не так плохо или хуже. Наименее худший вариант находится в верхнем левом углу схемы, а худший — в правом нижнем углу.

L'option du pire, on n'opte pas pour elle. On n'opte pour elle que par surprise. On n'opte pas pour elle, parce que, à ce niveau, le donc je suis qui vaut dans le je ne pense pas, est impossible à dire. Pourtant, la psychanalyse, c'est l'option pour le je ne suis pas. C'est le choix de l'inconscient au prix de la maîtrise. C'est le choix d'avoir à se connaître comme effet de langage, et donc comme pas maître de son être. C'est même ce qui fait le danger de l'analyse quand elle conduit à donner la préférence en tout à l'inconscient.

Мы не выбираем худший вариант. Мы выбираем его только из-за удивления. Мы не выбираем его, потому что на этом уровне невозможно сказать, следовательно, я существую, которое относится к я не мыслю. И все же психоанализ — это вариант для я не существую. Это выбор бессознательного ценой господства (de la maîtrise). Это выбор в пользу того, чтобы познать себя как эффект языка, а значит, как не господина своего бытия. В этом и заключается опасность анализа, когда он ведет к тому, что во всем отдается предпочтение бессознательному.

Ce qui fait le postulat de la psychanalyse selon Lacan, c'est que l'inconscient puisse être invoqué à partir de ce je ne pense pas, c'est qu'on puisse passer d'un point à un autre, d'un je ne pense pas à un je ne suis pas. C'est en quoi le transfert mérite son nom d'opération. Cette diagonale du transfert ferme une équerre. Elle est une opération qui, portant sur le je ne pense pas, le transforme en un je ne suis pas.

Постулатом психоанализа, согласно Лакану, является то, что бессознательное может быть утверждено начиная с я не мыслю, то есть что мы можем переходить из одной точки в другую, от я не мыслю к я не существую. Вот почему перенос заслуживает названия операции. Эта диагональ переноса замыкает квадрат. Это операция, которая, имеет отношение (затрагивая/опираясь) я не мыслю, превращает его в я не существую.

C'est par cette diagonale que je peux rejoindre l'option exclue. Il faut le transfert pour que le sujet se soutienne au niveau du je ne suis pas.

Именно через эту диагональ я могу добраться до возможности исключения. Перенос необходим для того, чтобы субъект поддерживал себя на уровне я не существую.

Je souligne quand même que ce schéma n'est pas susceptible d'une seule lecture. Il y a une autre lecture possible, que je vous ménagerai par la suite, et qui fait de l'analyste un je ne pense pas. On peut poser l'analyste à la place du je ne pense pas, et l'analysant à la place du je ne suis pas.

Подчеркну все же, что эта схема не поддается однозначному прочтению. Есть еще одно возможное прочтение, которое я приберегу для вас, и которое делает из аналитика «я не мыслю». Мы можем поставить аналитика вместо «Я не думаю» и анализанта вместо «Я не есть».

L'analysant est voué au je ne suis pas de l'inconscient, et il appartient à l'analyste de se tenir hors des effets du signifiant. Ces effets du signifiant se concentrent sur l'analysant, mais l'analyste doit, lui, se tenir hors de ces effets de sens. C'est en quoi l'analyste devrait être, non pas le sujet en voie de se réaliser, mais le sujet réalisé. Le sujet réalisé, ce n'est pas l'avènement du sujet. Le sujet réalisé, c'est l'avènement du sujet à son être, à son être de je ne pense pas.

Анализант обречен на Я не существую бессознательного и от аналитика зависит держать себя вне эффектов означающего. Эти эффекты означающего концентрируются на анализанте, но аналитик должен держаться подальше от этих эффектов значения. Таким должен быть аналитик, не субъект в процессе реализации себя, а реализованный субъект. Реализованный субъект — это не пришествие субъекта. Реализованный субъект есть пришествие субъекта к его бытию, к его бытию я не мыслю.

Dans cette polarité diagonale, je situerai, aussi bien, l'opposition de l'acte et de l'inconscient, dans la mesure où l'acte est un accès à l'être.

В эту диагональную полярность я помещу также оппозицию акта и бессознательного, поскольку акт есть доступ к бытию.

C'est à condition, bien sûr, que l'on admette que le désir de l'analyste n'ait rien à voir avec le contre-transfert. La technique basée sur le contre-transfert de l'analyste ne consiste qu'à analyser avec les effets de sens sur l'analyste. C'est ce en quoi il défaille précisément à sa place.

Это, конечно, при условии, что признается, что желание аналитика не имеет ничего общего с контрпереносом. Техника, основанная на контрпереносе аналитика, состоит только в анализе воздействия смысла на аналитика. Это то, в чем он точно уступает своему месту.

C'est comme cela que je peux comprendre l'anecdote que quelqu'un, qui a été en contrôle avec Lacan, a rapporté l'autre soir à l'Ecole de la Cause freudienne. Ces anecdotes sur Lacan sont évidemment toujours sujettes à caution. D'abord parce qu'elles sont le fait de personnes dont le transfert à Lacan était certainement intensifié par la situation où ils étaient à son égard, et puis parce qu'avec le fil du temps, on les enjolive. J'ai pris cependant le parti, depuis longtemps, de considérer que les anecdotes sur Lacan sont toutes vraies, même les fausses. C'est de sagesse, puisqu'on ne sait, après tout, rien d'autre que de telles anecdotes sur Héraclite, par exemple, ou sur bon nombre de philosophes de l'Antiquité. Même quand c'est controuvé, ça n'empêche pas qu'on y sent quelque chose, que ça passe. Comme disait Lacan: ça s'y sent. Ca s'y sent et, à propos de Lacan, j'ai toujours vérifié ça.

Вот как я могу понять анекдот, который кто-то из тех, кто был на контроле с Лаканом, рассказал однажды вечером в Ecole de la Cause freudienne. Эти анекдоты о Лакане, очевидно, всегда сомнительны. Во-первых, потому что они созданы людьми, чье отношение к Лакану, безусловно, усиливалось тем положением, в котором они находились по отношению к нему, а во-вторых, потому что со временем их приукрашивают. Я, однако, долгое время считал, что все рассказы о Лакане верны, даже ложные. Это мудро, так как мы ведь ничего, кроме таких анекдотов, не знаем о Гераклите, например, или о немалом количестве античных философов. Даже когда это оспаривается, это не мешает нам что-то в этом почувствовать Как сказал Лакан: это можно там почувствовать. Это можно там почувствовать, и в отношении Лакана я всегда это подтверждал.

Cette anecdote, je vais vous la rapporter toute fraîche de la narration qu'en a faite Pierre Martin. Pierre Martin est en contrôle avec Lacan et lui rapporte régulièrement un cas. Son analysant fait un rêve, un rêve dont il ne reste rien, sinon une figure, un personnage sans visage, qui l‚che ou profère: Ah! Nietkof. Voilà ce qui reste du rêve. Il faut vraiment que la psychanalyse existe, pour que l'analyste qui entend ça, prenne le train, vienne à Paris, et le dise à quelqu'un d'autre. Lacan demande alors à Pierre Martin: A qui et de qui? Mais il n'y a rien d'autre dans le rêve et cette question n'a pas été posée par l'analyste. Alors, Lacan lui dit: Très bien, je vais me renseigner, revenez la semaine prochaine. Pierre Martin revient la semaine suivante, pour entendre Lacan lui dire que ce Nietkof pourrait bien qualifier le sans-nom. Ca n'a pas dû satisfaire suffisamment Pierre Martin, pour que Lacan lui dise alors de passer dans la bibliothèque et le laisse attendre là pendant deux heures. Pierre Martin rapporte alors que pendant ces deux heures il a eu le loisir de penser à son arrière grand-père qui avait fait la campagne de Russie.

Этот анекдот я приведу вам прямо из рассказа Пьера Мартена. Пьер Мартен на контроле у Лакана и регулярно сообщает ему о случае. Его анализант видит сон, сон, от которого ничего не остается, кроме фигуры, безликого персонажа, который обронил или произнес: Ах! Ниткофф. Это то, что осталось от сна. Психоанализ действительно должен существовать, чтобы аналитик, услышав это, сел на поезд, приехал в Париж и рассказал кому-то еще. Затем Лакан спрашивает Пьера Мартена: Кому и от кого? Но во сне больше ничего нет, и этот вопрос аналитик не задавал. Итак, Лакан сказал ему: «Хорошо, я узнаю, приходите на следующей неделе». Пьер Мартен возвращается на следующей неделе и слышит, как Лакан говорит ему, что этот Ниткофф вполне может квалифицировать безымянное. Должно быть, это недостаточно удовлетворило Пьера Мартена, и Лакан сказал ему пойти в библиотеку и позволить ему подождать там два часа. Затем Пьер Мартен сообщает, что в течение этих двух часов он имел досуг подумать о своем прадеде, служившем в русской кампании.

Voilà ce qui est pour Pierre Martin la leçon essentielle. Il nous a raconté deux séances de contrôle, mais moi, j'imagine que Lacan ne l'a pas fait attendre deux heures dans la bibliothèque pour le renvoyer, et qu'il y a donc une troisième séance qui a bien dû avoir lieu. Peut-être était-ce plus une séance analytique que de contrôle, surtout si Pierre Martin a parlé de son arrière grand-père, dont lui-même a indiqué qu'il n'était pas loin d'avoir pour lui une fonction d'idéal du moi. Est-ce qu'il faudrait en conclure - je me sers de cette anecdote pour réfléchir - qu'on analyse toujours avec son arrière grand-père qui a fait la campagne de Russie? Eh bien, je ne le pense pas. Je ne pense pas qu'on analyse avec son arrière grand-père qui a fait la campagne de Russie. C'est tout à fait autre chose que, au niveau du contrôle, Lacan avait indiqué. Ca peut toujours, par ailleurs, vous renvoyer à votre arrière grand-père. Mais si ça vous renvoie trop à votre arrière grand-père, si vous le voyez dans tous les rêves de vos analysants, il vaut mieux alors trouver l'occasion de vous débarrasser une fois pour toutes de votre arrière grand-père.

Вот что является для Пьера Мартена важным уроком. Он рассказал нам о двух сеансах контроля, но я полагаю, что Лакан не заставлял его ждать два часа в библиотеке, чтобы вернуть его, и что, следовательно, должен был состояться третий сеанс. Возможно, это был скорее аналитический сеанс, чем контроль, особенно если Пьер Мартен говорил о своем прадеде, который, как он сам указывал, был недалеко от функции идеала-я. Следует ли из этого сделать вывод — я использую этот анекдот для размышления, — что всегда анализируем с его прадедом, служившим в русской кампании? Ну, я так не думаю. Не думаю, что анализируем с его прадедом, служившим в русской кампании. Это нечто совершенно отличное от того, что на уровне контроля указывал Лакан. Кроме того, оно всегда может отправить вас обратно к вашему прадеду. Но если это слишком отсылает вас к прадеду, если вы видите его во всех снах анализантов, то лучше найти возможность избавиться от прадеда раз и навсегда.

L'indication de contrôle est toute différente. Elle est d'avoir recours au savoir et, à l'occasion, au savoir de l'Autre. C'est prendre ce qui n'a pu paraître qu'une jaculation - nietkof - comme un signifiant, comme un signifiant, là, d'une autre langue. Il est courant que dans un rêve un seul mot soit suffisant. Vous connaissez l'exemple freudien de canal. Un mot peut être suffisant, et d'autant plus un mot d'une autre langue qui, à l'occasion, peut être la langue de l'Autre. Pour arriver à faire passer la vérité, pourquoi même ne pas accoler de la chimie? C'est arrivé à Freud avec la formule de la triméthylamine. Pourquoi ne pas accoler, aussi bien, du latin? Pour moi, ça m'est arrivé avec les mathématiques. Ca m'est arrivé avec rien d'autre que ça: V = L.

Индикация на контроле совсем другая. Это обращение к знанию, а иногда и к знанию Другого. Это значит принять то, что могло появиться только как жакуляция — nietkof — как означающее, как означающее там, на другом языке. Обычно во сне достаточно одного слова. Вы знаете фрейдовский пример канала. Может быть достаточно слова, и тем более слова из другого языка, который при случае может быть языком Другого. Чтобы докопаться до истины, почему бы и химию не добавить? Так случилось с Фрейдом с формулой триметиламина. Почему бы не добавить еще и латынь? У меня так получилось с математикой. У меня получилось только: V = L.

Il est remarquable qu'il y ait dans ce rêve une énigme qu'on s'empresse de refiler à un Autre, respectant là, de façon tout à fait incarnée, la structure de la troisième personne, qui est celle du contrôle comme celle de la passe. Dire que c'est une énigme a sa valeur de la disparition des traits de la figure. On voit bien pourquoi ça fait penser à un nom propre, à un nom propre du sans nom. Il y a d'ailleurs bien eu, dans l'Histoire, un monsieur Niet qui était Molotov. Il y a un progrès dans un tel rêve. C'est, en tout cas, ce qu'indiquait Pierre Martin, puisqu'il le voyait voisin de la fin de l'analyse. Dans cette figure du Nom-du-Père - le non, c'est aussi niet - il n'y a précisément plus rien d'imaginaire. C'est un être sans figure, d'ailleurs proche de l'homme noir à la fin de L'Eveil du printemps. La façon dont Pierre Martin a déchiffré plus tard ce nietkof est intéressante. Ce n'est pas seulement le sans-nom ni celui qui dit non, mais, aussi bien, celui qu'on désigne par ce qui lui manque. Je crois donc que l'acte analytique est le contrôle du je ne pense pas. Ce je ne pense pas est, à l'occasion, renvoi à la science. C'est peut-être pour ça que Lacan a mis Pierre Martin dans sa bibliothèque.

Примечательно, что в этом сне есть загадка, которую спешат передать Другому, соблюдая там в совершенно воплощенном виде структуру третьего лица, которая является структурой контроля, подобной структуре Пасса. Сказать, что это загадка, можно по исчезновению черт фигуры. Понятно, почему это позволяет думать о собственном имени, о собственном имени безымянного. В истории действительно был мистер Ниет, который был Молотовым [имеется в виду «Niet, Molotoff» финская пропагандистская песня Зимней войны – прим. перев.]. В таком сне есть прогресс. Во всяком случае, это то, на что указал Пьер Мартен, поскольку он видел его ближе к концу анализа. В этой фигуре Имени Отца — нет так же ниет — точно нет ничего более воображаемого. Он бесформенное существо, к тому же близкое к черному человеку в конце «Пробуждения весны». Интересно, как позднее Пьер Мартен расшифровал nietkof. Это не только безымянный или тот, кто говорит нет, но и тот, кто обозначен тем, чего ему не хватает. Поэтому я считаю, что аналитический акт — это контроль над «я не мыслю». «Я не мыслю», иногда это ссылка на науку. Возможно, поэтому Лакан поместил Пьера Мартена в свою библиотеку.

Je vais m'arrêter là pour aujourd'hui.
Я остановлюсь на этом сегодня.

Рабочий перевод: Екатерина Седова, Ирина Север, Егор Цветков, Ольга Ким, ред. с фр. Ирина Макарова, ред. на русском Алла Бибиксарова, сайт: Ольга Ким.