Nous sommes devant ce schéma, ce schéma maintenant complété par cette phrase, comme devant une sorte d'hiéroglyphe lacanien, et cela d'autant plus que son commentaire est resté très mince. Voilà ce que dit Lacan:
Мы находимся перед этой схемой, эта схема сейчас завершена этим предложением, как перед своего рода лакановским иероглифом, особенно в свете того, что его комментарий остался очень скудным. Вот что говорит Лакан:
"Nécessaire que p, ne peut se traduire que par ça ne cesse pas de s'écrire, entendez par là que ça se répète, qu'entre le ne cesse pas de s'écrire p et le ne cesse pas de s'écrire non p, nous sommes dans l'artefact, qui témoigne justement de cette béance concernant la vérité, et que l'ordre du possible est, comme l'indique Aristote, connecté au nécessaire [le seul problème, c'est que quand Aristote définit le possible, ce n'est pas le possible de Lacan]. Ce qui cesse de s'écrire, c'est p et non p. En ce sens, le possible témoigne de la faille de la vérité, à ceci près qu'il n'y a rien à en tirer. Il n'y a rien à en tirer, et Aristote lui-même en témoigne. Il témoigne de sa confusion à tout instant entre le possible et le contingent. C'est ce qu'écrit ici mon V vers le bas, car, après tout, tout ce qui cesse de s'écrire peut aussi bien cesser de ne pas s'écrire, à savoir venir au jour comme vérité de (...) [il y a là, dans la sténographie, un blanc. Il faudra que je me renseigne auprès de quelqu'un qui conserve les bandes de cette époque].
«Необходимо, чтобы «р» могло переводиться только как то, что не перестает писаться, под этим понимается, что оно повторяется, что между не перестающим писаться «р» и не перестающим писаться «не р», мы находимся в артефакте, что свидетельствует именно об этом зиянии в отношении истины и о том, что порядок возможного, как указывает Аристотель, связан с необходимым [единственная проблема заключается в том, что возможное у Аристотеля не тождественно возможному у Лакана]. То, что перестает писаться – это «р» и «не р». В этом смысле, возможное свидетельствует о провале истины, кроме того, что из него ничего не следует. Из него ничего не следует, и об этом свидетельствует сам Аристотель. Он свидетельствует о вечной спутанности между возможным и случайным. Это то, что я записываю как V перевернутое, потому что, все, что перестает писаться, точно так же может перестать не писаться, а именно выйти на свет, быть выявленным как истина (...) [в стенограмме есть пробел. Надо будет связаться с кем-нибудь, кто сохранил у себя записи тех лет].
Il peut arriver que j'aime une femme, comme à chacun d'entre vous. C'est ces sortes d'aventures dans lesquelles vous pouvez glisser. Ca ne donne pourtant aucune assurance concernant l'identification sexuelle de la personne que j'aime, pas plus que de la mienne. Seulement, il y a quelque chose qui, entre toutes ces contingences, pourrait bien témoigner de la présence du réel, et c'est bien ce qui ne s'avance que du dire, pour autant qu'il se supporte du principe de contradiction, qui, bien sûr, n'est pas le dire courant de tous les jours. Non seulement, dans le dire courant de tous les jours, vous vous contredisez sans cesse, mais vous ne faites aucune attention à ce principe de contradiction. Il n'y a vraiment que la logique qui l'élève à la dignité d'un principe, et qui vous permet, non pas, bien sûr, d'assurer aucun réel, mais de vous y retrouver dans ce qu'il pourrait être quand vous l'aurez inventé. Et c'est bien ce que j'ai marqué concernant l'impossible, c'est-à-dire ce qui sépare mais autrement que ne le fait le possible. Ce n'est pas un ou...ou, mais un et...et.
Может случиться, что я полюблю женщину, как и каждый из вас. Такого рода приключение может случиться с каждым. Однако это не дает никакой уверенности относительно сексуальной идентичности человека, которого я люблю, как и моей собственной. Имеется лишь нечто такое, между всеми этими случайностями, что вполне могло бы свидетельствовать о присутствии реального, и это именно то, что выдвигается только из высказывания (dire), поскольку оно поддерживается принципом противоречия, которое, конечно, не является повседневной речью (dire courant). Вы не только постоянно противоречите себе в повседневной речи, но и не обращаете внимания на этот принцип противоречия. Только логика действительно возводит его в достоинство принципа, и который позволяет вам, конечно, не обеспечить какое-либо реальное, но ориентироваться в том, чем оно могло бы быть, когда вы ее изобрели. И именно это я отметил относительно невозможного, то есть того, что разделяет, но иначе, чем возможное. Это не или,...или, а и...и.
En d'autres termes, que ce soit à la fois p et non p, c'est impossible. C'est très précisément ce que vous rejetez au nom du principe de contradiction. C'est pourtant le réel, puisque c'est delà que je pars, à savoir que pour tout savoir, il faut qu'il y ait invention, et que c'est ça qui se passe dans toute rencontre première avec le rapport sexuel. La condition pour que ça passe au réel est la logique, et c'est en cela qu'elle s'invente. La logique est le plus beau recours pour savoir ce qu'il en est du savoir inconscient, à savoir ce avec quoi nous nous guidons dans le pot au noir. Ce que la logique à élucubrer, c'est non pas de s'en tenir à ceci, qu'entre p et non p il faut choisir. Ce qui est important, ce qui constitue le réel, c'est que par la logique quelque chose se passe qui démontre, non pas qu'à la fois p et non p soient faux, mais que ni l'un ni l'autre ne puisse être vérifié logiquement d'aucune façon. C'est là le point de redépart, le point sur lequel la prochaine fois je reprendrai."
Другими словами, невозможно, чтобы оно было и «р», и «не р». Именно это вы и отбрасываете (rejetez) во имя принципа противоречия. Тем не менее, невозможное — это реальное, именно отсюда я и начинаю: для того, чтобы знать все (à savoir que pour tout savoir), должно быть изобретение, и это то, что происходит при любой первой встрече с сексуальными отношениями. Условием его перехода в реальное является логика, и именно в нем она изобретается. Логика — лучший ресурс для познания того, что является бессознательным знанием, и именно этим мы руководствуемся в депрессии. Логика разъясняет, что не нужно придерживаться принципа выбора между «р» и «не р». Согласно логике происходит что-то, что демонстрирует, не то, что и «р», и «не р» ложны, а то, что ни то, ни другое не может быть проверено логическим образом — вот, что действительно важно и это то, что конституирует реальное. Это отправная точка, точка, к которой я начну в следующий раз».
Après ce commentaire, Lacan - je vous l'ai dit - n'est plus revenu sur ce schéma.
Как я Вам уже говорил, после этого комментария Лакан не возвращался к этой схеме.
Pour éclairer tout ceci, partons d'abord de ce que Lacan qualifie de "toutes ces contingences". Toutes ces contingences, telle que la contingence est ici située, c'est aussi bien p que non p. Disons que la contingence est justement dans cet aussi bien. Pourquoi est-ce que ce serait là faille de la vérité? La vérité, au moins dans l'expérience analytique, n'est pas de l'ordre du nécessaire. Si elle était de l'ordre du nécessaire, c'est-à-dire ne cessant pas de s'écrire, il faudrait dire qu'elle serait là une fois pour toutes. Est-ce que nous admettons nous-mêmes, en parlant des émergences de la vérité, qu'elle soit dans l'ordre du nécessaire? A l'occasion, le sujet témoigne d'un ça n'est plus vrai pour moi. La vérité comporte une fonction temporalisée dans l'expérience analytique.
Чтобы все это прояснить, давайте начнем с того, что Лакан называет «всеми этими случайностями». Все эти случайности, например, случайность, расположенная здесь, могут быть как «р», так и «не р». Скажем, случайность заключается как раз в этом. Почему случайность может быть провалом истины? Истина, по крайней мере в аналитическом опыте, не относится к порядку необходимого. Если бы она относилась к порядку необходимого, т. е. не переставала бы писаться, то надо было бы сказать, что она есть раз и навсегда. Признаем ли мы сами, говоря о возникновении истины, что она имеет отношение к порядку необходимого? Иногда субъект свидетельствует о чем-то, что больше не соответствует истинному для меня. В аналитическом опыте истина содержит функцию, помещенную в темпоральные координаты (temporalisée).
Si cette vérité, cette vérité dans l'expérience analytique, on devait l'écrire, il faudrait l'écrire comme l'écrit Nicolas Recher.
Если нам надо было бы записать эту истину, истину в аналитическом опыте, то нужно было бы записать ее, как пишет Николас Решер.
Ça signifie que p est vrai à l'instant t. Ce n'est pas seulement c'est vrai ou c'est faux. C'est vrai à l'instant t. Vrai ici, c'est true - on ne va changer de lettre pour chaque langue. J'ai dit à Cambridge que voir écrit l'objet a avec un o était ridicule. Je garde donc très volontiers cette lettre pour dire vrai, et d'autant plus que c'est aussi l'initiale du transfert.
Это означает, что p истинно в момент t. Оно не просто является истинным или ложным. Оно истинно в момент t. Под истиной (t) подразумевается true, мы не будем менять букву для каждого языка. Я сказал в Кембридже, что было бы абсурдно записывать объект а через о (other). Поэтому я охотно сохраняю написание истины через t, тем более, что буква t также является аббревиатурой для переноса (transfert).
Disons que le possible comme faille de la vérité se soutient essentiellement de ce que nous devons considérer la vérité, la vérité dans l'expérience analytique, comme elle-même modale. Ce qui, à partir de l'analyse, ne nous paraît pas évident à nous, c'est qu'on distingue entre l'assertorique et le modal. Il y a une petite indication de Lacan là-dessus. Ca concerne Aristote: "Il y a un endroit où Aristote dérape, un endroit où la logique propositionnelle est tout aussi modale que les autres." Ca veut dire qu'il n'y a pas une pure logique de la vérité à côté de la logique modale. Nous sommes conduits, dans l'expérience analytique, à modaliser temporellement la vérité. C'est à cette condition précisément que le possible peut être considéré comme témoignant de la faille de la vérité.
Предположим, что возможное как провал в истине первоначально (фундаментально, сущностно) поддерживается тем фактом, что мы должны рассматривать истину, истину в аналитическом опыте, как модальную. То, что из анализа не кажется нам очевидным, так это различие между утвердительным и модальным. Имеется небольшое указание Лакана на это. Оно касается Аристотеля: «Есть место, где Аристотель ошибается, место, где пропозициональная логика (силлогистика) является также и модальной, как и во всех других случаях». Это означает, что не существует чистой логики истины на стороне модальной логики. В аналитическом опыте мы приходим к тому, чтобы придать временно логике модальность (modaliser temporellement la vérité). Именно при этом условии возможное может быть помыслено как свидетельство провала истины.
Le réel, à cet égard, se définit par une forclusion obtenue à partir du symbolique, c'est-à-dire à partir de l'impossible à écrire. C'est ce que formule le paragraphe 17 d'un ouvrage intitulé De la syntaxe logique du langage, à savoir que ce n'est pas à nous d'établir des interdictions mais à nous d'arriver à des conventions: "En logique, il n'y a pas de morale, chacun est libre de construire sa propre logique, c'est-à-dire sa propre forme de langage, comme il le désire. Il doit en présenter seulement les règles syntaxiques."
Реальное в этом отношении определяется форклюзией, мыслимой исходя из символического, то есть исходя из невозможности записать.
В параграфе 17 работы «О логическом синтаксисе языка» сформулировано, что нам не нужно устанавливать запреты, а следует прийти к соглашению: «В логике нет морали, каждый волен выстраивать свою свою собственную логику, то есть свою собственную форму языка так, как он пожелает. Все, что требуется — это иметь представление о синтаксических правилах».
Seulement, ici, parmi ces règles syntaxiques, il y en a une qui comporte l'exclusion, le rejet foncier de p et non p. Tout repose, pour arriver à faire de la logique la science du réel, sur la modalité où l'on prend cet impossible. Cet impossible, Lacan le formule avec un NON qui est emprunté au langage naturel, qui n'est pas formalisé. Ce qu'il essaie là de faire valoir, est équivalent à un il n'y a pas p et non p. Il est certain que ce qui oriente son frayage de la modalité, c'est l'essai de fonder la modalité propre du rapport sexuel. Dire qu'il n'y a pas p et non p, ça ne comporte pas qu'on le démontre. Au contraire: on le pose, et puis ensuite, dans un système, il est loisible de le constater. On constate qu'il n'y a pas p et non p à ce que nulle part on ne le trouve formulé comme un théorème. Et c'est de là que l'on peut démontrer, ensuite, la nécessité de ne pas l'écrire. C'est de là que l'on peut ensuite démontrer le nécessaire que ça ne s'écrive pas.
Только здесь, среди этих синтаксических правил, есть одно исключение: принципиальное отбрасывание «р» и «не р». Чтобы сделать логику наукой о реальном, все зависит от модальности, в которой оно считается невозможным. Лакан формулирует это невозможное через NON, заимствованное из естественного языка, который не формализован. То, что он пытается здесь утверждать, равносильно тому, что нет «р» и «не р». Несомненно, то, что направляет его исследование модальности, — это попытка найти модальность, присущую сексуальным отношениям. Сказать, что нет «р» и «не р», не значит доказать это. Наоборот: мы сначала что-то полагаем, а потом уже в системе становится возможным это констатировать. Заметим, что нет «р» и «не р», потому что нигде мы не находим такой формулировки в виде теоремы. И отсюда можно доказать необходимость не пишется. Отсюда можно далее доказать необходимость того, что это не пишется.
A cet égard, le chemin que construit Lacan pour l'expérience analytique, va de la contingence à l'impossible. C'est en cela que ce qui supporte le "un ou l'autre invérifiable logiquement", c'est déjà le rapport sexuel tel que Lacan l'entend. Aucun des deux, aucun des deux identifiés sexuellement, ne peut y être vérifié logiquement.
В этом отношении путь, который Лакан конструирует для аналитического опыта, проходит через случайное к невозможному. Именно в этом то, что поддерживает «логически неверифицируемое одно или другое», уже является сексуальными отношениями, как их понимает Лакан. Ни одно из двух, ни одно из двух, идентифицируемых сексуально, не может быть логически верифицируемо.