«Подход к ординарному психозу»
Жан-Клод Мальваль
Жан-Клод Мальваль
Резюме выступления Жана-Клода Мальваля «Подход к ординарному психозу», организованного редакцией Международного Психоаналитического Журнала 5 июня 2021
Мы представляем вашему вниманию отчет о встрече, организованной редакцией МПЖ с автором книги «Подходы к ординарному психозу» («Reperes pour la psychose ordinaire») Жаном-Клодом Мальвалем, посвящённой выходу его книги, где он представил свой взгляд на подходы к ординарным психозам, опираясь на свою многолетнюю клиническую практику.
Жан-Клод Мальваль – психоаналитик, член Школы фрейдова Дела (ECF) и Всемирной психоаналитической ассоциации (AMP), профессор клинической психологии, автор многочисленных публикаций на французском языке, в том числе книг «Логика бреда», «Форклюзия Имени Отца», «Слушать аутистов!» и др.
«Исследование ординарного психоза» – тема регулярного семинара, проходившего в Санкт-Петербурге 2020-2021, целью, которого было изучение истории возникновения и становления понятия «ординарный психоз» с акцентом на клинические случаи и их обсуждения между клиническими секциями Франции с участием Ж.-А. Миллера, опубликованных в «Антибском соглашении» [1] Именно в ходе «Антибского соглашения» Жаком-Аленом Миллером было введено понятия ординарного психоза.
Итак, Жан-Клод Мальваль начинает своё выступление с вопроса: «Интересно какой смысл приобретает выражение «ординарный психоз» и какую силу оно обрело в нашем клиническом сообществе? Если сначала оно возникает как своего рода набросок, то в 1999 году Миллер пишет уже более развернутый, уточняющий текст, который называется «Ординарный психоз задним числом». Мальваль ссылается также на презентацию больных, где Лакан обращает внимание на «плавающие» симптомы, с которыми он имел дело в тот момент и на «Вопрос, предваряющий любой возможный подход к работе с психозом», где речь идет о нарушениях, связанных с проблемами социального порядка, и опираясь на это представление о социальных проблемах, он говорит о «нормальных психотиках», которые не демонстрируют классических психотических симптомов».
О «нарушениях, спровоцированных в интимнейшем узелке жизнеощущения субъекта» у Лакана и три внешних фактора по Миллеру
Любопытно, что, хотя оба психоаналитика опираются на клинические реалии, Мальваль отмечает, что на его взгляд, изобретая понятие «ординарный психоз» Миллер «особо не следует понятиям», которые разрабатывались доктором Лаканом в его подходе к великому писателю XX века Джойсу и не слишком опирается на джойсовскую модель стабилизации психоза, в то время как он, отчасти, опирается на эту модель. Поскольку Лакан показывает, каким образом стабилизируется психоз в случае Джойса, это дает возможность понять, как происходит стабилизация в случаях психозов.
Отправной точкой для Мальваля является указание Лакана, сделанное в случае Президента Шребера и это то, что мы ищем в ординарном психозе: «нарушения, спровоцированные в интимнейшем узелке жизнеощущения субъекта». Он напоминает о контексте использования этого выражения у Лакана. Речь идет «о смерти души президента Шребера, в то время, когда он захвачен вербальными галлюцинациями». Примечательно, что здесь Лакан использует понятие «смерть души», говоря о дыре, которая возникает в месте отсутствия фаллического означающего. Жак-Ален Миллер, говоря об этом «нарушении в самом интимном узелке жизнеощущения субъекта» вводит три внешних фактора (externalités):
– социальный внешний фактор: невозможность исполнять свои социальные роли, либо слишком буквальная, конкретная идентификации со своей социальной ролью.
– телесный внешний фактор: тело, которое приобретает статус чего-то внешнего, не принадлежащего субъекту, благодаря чему он вынужден прибегать к каким-то искусственным механизмам для восстановления связи с телом. И такого рода искусственные «зажимы» (serre-joint) – это, например, пирсинг или татуировки как способ связать себя с телом.
– субъективный внешний фактор: субъективность либо сводится к идентификации с отбросом, либо к идентификации с «пустым местом».
Мальваль отмечает, что его подход будет немного отличаться от того, который предлагает Жак-Ален Миллер, однако оба подхода опираются на клинические реалии»: «Если Жак-Ален Миллер будет в первую очередь ориентирован этими тремя внешними факторами, то я буду ориентирован скорее развязыванием борромеева узла (ratage du nœud borroméen), о котором идет речь в случае исследования Лаканом стабилизации психоза Джойса».
Здесь у нас может возникнуть вопрос: так ли отличаются между собой эти подходы на практике? Представляют ли собой признаки «развязывания узла», нечто иное нежели то, что обозначено Миллером как «внешние факторы» на практике? (прим. редакции)
Случай Джойса как парадигма ординарного психоза
Мальваль обращается к истории клиники и констатирует, что до 1998 года интерес аналитического сообщества был связан, скорее, с экстраординарным психозом, например шреберовским. «Сейчас же мы начинаем интересоваться чем-то более скромным, чем-то, что не преподносит нам слишком ярких сюрпризов. Психоз компенсированный, психоз с заместительством, психоз с медикаментозной поддержкой, психоз в терапии, психоз в анализе, психоз, увязанный синтомом. Психоз самого Джойса был более скромным (discrete), чем те произведения, которые выходят из под его пера».
Итак, Жан-Клод Мальваль ориентируется на психоз Джойса как на своего рода парадигму того, как устроен ординарный психоз. Он подчеркивает, что ординарный психоз невозможно рассматривать как новую нозологическую единицу, то есть, как объективную симптоматологию (simptomatologie objectivable), как некий набор симптомов, которые мы могли бы уложить в ту или иную классическую нозологию в психиатрии. То есть мы не можем его разместить (ranger) между паранойей и шизофренией. Точно также его нельзя рассматривать и как «продром» будущей болезни (maladie) [развернутого психоза]. Речь идет об очень специфическом, особом способе функционирования субъекта. Ординарный психоз – это такой способ функционирования субъекта с психотической структурой, при котором он ни галлюцинирует, ни бредит, ни развязан (discordant).
«Двухфазный подход»: нарушения в борромеевом связывании и средства увязывания
«Таким образом, чтобы диагностировать ординарный психоз следует держать в голове «двухфазный» (bifid, deux phase) подход: с одной стороны нужно увидеть неудачу (ratage) в борромеевом связывании, с другой – обнаружить те средства, благодаря которым это связывание всё-таки происходит». Жак-Ален Миллер отмечает, что ординарный психоз невозможно свести к какому-то жесткому (rigide) определению. То есть трудно его определить через различие между ординарным и экстраординарным психозом. И это различие между ординарным и экстраординарным психозом остаётся не слишком хорошо определимым, граница между ними постоянно размывается, и таким образом попытка это различие провести не имеет никаких серьезных последствий для клиники. И, таким образом, лечение будет оставаться тем же самым. Психиатрическая модель психоза не учитывает психоз как особую структуру субъекта. Тем не менее, Мальваль показывает на своих многочисленных примерах, что за психозом все-таки скрывается особое субъективное устройство.
Отсоединение Воображаемого и элементарные феномены
Мальваль ставит вопрос: «Какого рода указания касательно ординарного психоза мы можем найти в исследовании Лаканом Джойса?»
Лакан интересовался Джеймсом Джойсом и его письмом (écriture), особенно романом Finnegans Wake, где ему удалось выделить саму структуру синтома. Лакан показал, что в своих литературных трудах Джойс сумел придать значение, вес своему имени (valorise son nom) и благодаря этому компенсировать недостаток (carence) отцовской функции.
Связывание (nouage), которое мы наблюдаем в случае Джойса не является борромеевым. Речь идет о такого рода узле, в котором Воображаемое остается в свободном состоянии, несвязанным, оно отсоединяется.
Одно из основных клинических указаний, на которые опирается Лакан – это небольшая сцена из «Портрета художника в юности», в которой описывается, как молодой человек был избит своими товарищами. Они его бьют палкой и он говорит, что он довольно быстро избавился от чувства ярости по отношению к своим мучителям «он чувствовал, словно какая-то сила снимает с него этот внезапно обуявший его гнев с такой же легкостью, как снимают мягкую спелую кожуру».
Лакан обращает внимание на две вещи: почти полное отсутствие аффекта по отношению к мучителям и на возникновение дистанции между субъектом и телом, что тело «сползает» подобно кожуре с фрукта. Следует отметить, что это не единственный такого рода эпизод, который можно выделить.
Второе – пренебрежение собственным телом (laisser-tomber du corps propre).
Джойс пренебрегает своим телом. Например, был такой момент в биографии, когда он запустил язвы, которые у него появились, не лечил их и они стали одной из причин его скоропостижной смерти. Такого рода пренебрежительное отношение к телу (laisser-tomber du corps propre) не должно оставаться без внимания психоаналитика.
Из такого отношения к телу, в частности, Лакан выводит специфику связывания Воображаемого, Символического и Реального. То есть, в ситуации, когда обнаруживается связь между Символическим и Реальным, Воображаемое буквально вываливается.
Мальваль отмечает, что именно «выделение элементарного феномена, клинического знака, когда собственное тело выпадает, становится ключевым моментом в теоретизации психоза», «подобные феномены будут свидетельствовать о разбитой цепочке (chaîne brisée). В этой цепочке единичный феномен такого рода свидетельствует о присутствии отдельного означающего, которое никак не связано с какой-либо цепочкой означающих. Когда возникает такого рода означающее, вырванное из каких-бы то ни было связей, то оно вбирает в себя множество значений и приобретает значение чего-то бесконечно загадочного».
Он также упоминает об Мейерсоне, написавшего свою диссертацию в 1937 году, который привлек внимание Лакана. Мейерсон приводит в пример одного пациента, для которого обыденные слова (например, кошка) становятся вдруг чем-то невыносимым. И эти слова не поддаются бредовой обработке, они сами по себе становятся источником страдания, которое невозможно никак объяснить. И эти слова ему кажутся такими тревожащими и невыносимыми, потому что они ни с чем не связаны. Человек оказывается в замешательстве перед лицом личных, персональных значений.
Лакан вновь обращается к этому феномену в контексте развязывания узла в своём семинаре «Ещё» 1973 года. Он отмечает моменты, когда Шребер сталкивается с оборванными фразами и показывает последствия и сам факт развязывания узла Символического, Воображаемого и Реального. Это как раз те моменты, которые мы можем изобразить как моменты разрыва означающего S1 с означающим S2. Это как раз и есть те точки, когда Шребер сталкивается с оборванными фразами. Здесь теория форклюзии Имени Отца оказывается дополненной теорией развязывания борромеева узла. Развязывание узла делает независимыми, отделенными друг от друга определенные элементы, которые являются фундаментальными для структуры говорящего существа (parlêtre). Эта теория дополняет и обогащает структуральный подход.
Мальваль подытоживает, что «элементарный феномен в подходе через клинику узлов будет рассматриваться как момент развязывания». Соответственно, невозможно её рассматривать независимо от взгляда, согласно которому есть момент разрыва цепочки означающих. Лакан в 1973 году будет говорить о том, что момент, когда Джойс бросает, оставляет (laisser-tomber du corps) свое тело – это элементарный феномен, свидетельствующий о выпадении Воображаемого. Соответственно, это позволяет выносить суждение о всей совокупности структуры, то есть о том, что здесь нарушается само борромеево свойство связывания, оно здесь не работает. Мальваль здесь напоминает о начале учения Лакана, где он делает Имя Отца основой связывания (nouage).
В неврозе борромеево связывание солидно и стабильно, а в ординарном психозе – «оригинальные способы связывания, которые будут происходить, например, за счет симптома или благодаря сверхидентификации (suridentification), либо это будет очень хрупкое, ненадежное (precaire) связывание, с которым будут связаны этапы компенсации и декомпенсации», отмечает Мальваль.
Далее, он смещает акцент с разрыва цепочки означающих (rupture de la chaine signifiante) в сторону неудачи борромеева связывания (ratage du nouage borroméen) для демонстрации значимости клинических проявлений, касающихся элементарного феномена, которые Лакан показал в случае Джойса, имея в виду его эпифании. Тривиальность эпифаний сочетается с бессмысленностью (non-sens). Фразы, из которых они состоят, порой выглядят прерванными (interrompu), таким образом они не позволяют создать какое-то значение. И эти эпифании, которым он придавал спиритуальное значение, имели для него особую важность и именно они должны были засвидетельствовать его гениальность. Они были манифестом этой гениальности и их значение оставалось всё время неясным, неопределенным.
Третий элементарный феномен, выделяемый Лаканом, согласно Мальвалю – это принудительное отношение с речью (rapport imposé à la parole). Мальваль приводит в качестве примера – то, какое значение Джойс придавал способности своей дочери Анны Лючии, страдающей психическим заболеванием, к телепатии. Она якобы могла проникать в (pénètre) мысли других людей. Лакан обнаруживает, что специфика отношения к речи является сквозной темой во всех произведениях Джойса, начиная с самых ранних («Портрет художника в юности», «Улисс») до самых поздних («Поминки по Финнегану»).
Для Джойса речь возникает как нечто навязанное ему и это настолько для него тягостно, что к концу своего творчества он приходит к декомпозиции, разрушению языка как такового (langage lui même). Он начинает всё меньше и меньше говорить сам, придавая всё меньше значения своей речи. В этом переживании речи как чего-то навязанного, Лакан видит нарушение связи между Воображаемым и Символическим.
Ещё один феномен, на который обращает внимание Лакан: «его фаллос был «слабоват» и он использовал искусство как своего рода замещение (supplé) для укрепления фаллического». Есть и другой факт, например, в отношениях Джойса с его супругой Норой для него было невыносимо присутствие третьего. Ему было необходимо, как об этом говорит Лакан, чтобы Нора была к нему максимально близка, подобно перчатке на руке. В этом смысле невозможно было появление ребёнка, потому что если бы ребёнок возник в этой паре, то он нарушил бы эти симбиотические отношения (relation fusionnelle).
Мильман, биограф Джойса, на которого ссылается Лакан, упоминает два эпизода, когда Джойс подвергался слуховым галлюцинациям.
Однако, Мальваль приходит к выводу, что «наличие элементарных феноменов у Джойса, которые мы выделили, являются недостаточными для определения ординарного психоза. «Для того, чтобы диагностировать ординарный психоз необходимо пройти по двум фазам: необходимо диагностировать нарушение в борромеевом узле, а также необходимо обнаружить особый способ восстановления связывания с помощью какого-то ухищрения, который оставляет следы о нарушении этой связи по отношению к борромеевой модели».
Незначительные, неприметные признаки (signe discret)
Далее, Мальваль вслед за Миллером (см. «Ординарный психоз задним числом») вводит другое понятие – незначительный, неприметный признак (signe discret). Таким образом, элементарный феномен – это проявление нарушения связывания Воображаемого, Символического, Реального, а незначительный (неприметный) признак будет свидетельствовать о попытке восстановления связывания. В случае Джойса именно его письмо (écriture) становится тем, что позволяет держать вместе элементы узла. Его творчество позволяет ему «склеить», скрепить эго (raboute de l'ego). Тот факт, что он может так легко «забить» на своё тело (laisser-tomber du corps) позволяет заключить, что у Джойса его эго не опирается на образ тела. Именно благодаря письму его эго достигает консистентности. Также благодаря письму он достигает того, что его имя останется жить в веках. Благодаря письму он создаёт своё имя и это имя писателя выступает как компенсация недостатка отцовской функции. Таким образом, благодаря письму Джойс восстанавливает связывание, но оно не является борромеевым связыванием. Воображаемое измерение благодаря письму оказывается привязанным к Реальному и Символическому, оно не способно скользить относительно них, но, тем не менее, оно увязано. И незначительные, малоприметные признаки остаются наблюдаемыми и свидетельствующими об особенности этого связывания, свойственного Джойсу.
Мальваль приводит примеры таких незначительных признаков: эпизод, который приводится на первой странице в сборнике «Джойс с Лаканом», когда Джойс видит себя со спины и особый стиль письма, который не позволяет опереться на Воображаемое.
Именно незначительные, малозаметные признаки свидетельствуют о специфике связывания регистров и являются «фирменным знаком» ординарного психоза, именно им придается особое значение. То есть незначительные признаки свидетельствуют об особом способе увязывания и вместе с тем о нарушении отцовской функции.
Важно то, что обычно пациенты жалуются на элементарные феномены, в то время, как незначительные признаки ими признаются, они не являются объектом жалоб.
Мальваль показывает, что в случае Джойса элементарные феномены – это эпифании, отношения слияния (rapport fusionnelle) с Норой, феномен навязывания речи (parole imposant), «забивание» на тело и отсутствие фаллического статуса тела, отбрасывание Воображаемого, а незначительный (малозаметный) признак – это его буквальное письмо, которое не побуждает к мечтам. Диагностируя ординарный психоз в случае Джойса, мы опираемся на очень оригинальные, специфичные признаки, которые мы вряд ли обнаружим в учебниках по психиатрии.
Признаки нарушения связи с Реальным
В позднем своем учении Лакан, говоря о форклюзии Имени Отца имеет в виду нарушение в борромеевом связывании, однако существуют и другие способы связывания, когда, например, Воображаемое и Реальное связаны, а Символическое оказывается свободным, в отличие от случая Джойса, в котором Символическое и Реальное связаны между собой, а Воображаемое отсоединено. Мальваль, пытаясь концептуализировать ординарный психоз с опорой на психоз Джойса, обращается к текстам 70-х годов. Можно упомянуть две его книги: «Ориентиры для ординарного психоза» и «Клиника ординарных психозов», которая только ещё должна выйти.
Каковы же признаки нарушения связи с Реальным, если мы продолжаем следовать джойсовской модели? Эти клинические признаки мы можем обнаружить как проявления, связанные с неизвлечением объекта а (non-extraction de l'objet a). Вследствие неизвлечения (неотделения) объекта а человек оказывается захваченным наслаждением, которое он переживает как что-то его переполняющее.
Мальваль привел несколько клинических примеров, демонстрирующих сложности извлечения объекта. Мы кратко приведем некоторые из них. Один из них касается момента переживания «экстатического счастья», эйфории, возникающей после того, как женщина укладывает спать своего ребенка, «она вдруг оказывается захвачена невероятным счастьем, состоянием экстаза, граничащего с мегаломаническим переживанием». О чем свидетельствует этот эпизод? Малеваль подчеркивает, что этот феномен захватывает человека как нечто пришедшее извне и невозможно выделить здесь знак, который бы его спровоцировал, но тем не менее он ощущается в теле как навязанный извне. В этом случае он длится несколько секунд и после возникает успокоение. Мальваль сравнивает такое ощущение с ощущением искомого в анализе «счастья» в случае невроза. В неврозе, это то, что ищется, а не навязывается извне или будто вдруг «снисходит на вас». Как отмечает, Мальваль, «это также могут быть какие-то странные проявления, ощущения в теле, либо приятные, либо неприятные, но хотелось бы, чтобы они поскорее прекратились». Но в случае психоза, речь идет о наслаждении, которое ничем не ограничено (jouissance hors-limite), оно не может быть определено как наслаждение фаллическое. Малеваль подчеркивает, что эти «переживания наслаждения» в ординарном психозе важно учитывать. Феномены такого наслаждения являются наиболее частыми проявлениями ординарного психоза и с ними связаны также наиболее удивительные феномены в таких случаях. Концептуализация обьекта а Жака Лакана лучше всего объясняет их. Ни один другой клинический подход, ни другой способ концептуализации не объясняет такого рода феномены. Малеваль приводит также примеры людей, коллекционирующих объекты или обращающиеся с ними особым образом, не способных отделиться от них. Комнаты или квартиры, заполненные отбросами, необходимость «проложить» тропинку, чтобы пробраться сквозь них плюс социальная изоляция и отказ от помощи, полное пренебрежение к собственному телу, вплоть до элементарных гигиенических процедур. Другой аспект, который отмечает Мальваль – это то, что эти пациенты, говоря о себе часто связывают своё состояние с травматической ситуацией «бросания», оставления другим, и эти сцены стоит рассматривать как важный клинический признак.
Мальваль приводит такие примеры «брошенности», в которых несмотря на давность лет сохраняется «большое страдание», хотя порой эти воспоминания базируются например на том, что после практически самого рождения родители отправляются на отдых, оставляя пациента на попечение его бабушки или в другом случае приводится конкретная сцена, когда отец гладит другого мальчика по голове и называет именем пациента и это презрение отца, спустя 20 лет будет оставаться для этого человека источником страданий. «И эта сама по себе вроде бы банальная сцена становится очень важным клиническим знаком в силу того, что этот пациент, ища источники своих страданий, будет вновь и вновь возвращаться к ней и видеть именно в ней источник своих будущих проблем» – отмечает он.
Многие ординарные психотики говорят о себе, как об отброшенных другим (je suis d'être rejeté). Пациентка говорит: «Я всегда испытывала ощущение оставленности, которое отравляет мою жизнь». Приводятся сцены мучительных моментов оставления и бросания. В силу этой особенности очень сложной кажется остановка работы с таким пациентом, потому что каждый раз она будет отсылать к этим мучительным сценам. И если нам хорошо знакомо место и значение сцен соблазнения истерички, которая рассматривает исток своих страданий в этих сценах соблазнения, то в случае ординарного психоза, мы будем видеть что-то подобное в сценах оставления и бросания. Таким образом, это свидетельствует об особом статусе жертвы, статус объекта, который отбрасывается другим. Нередки у психотических субъектов идеи того, что страдание может быть разрешено, если будет принесена некая жертва, причем эти идеи как бы навязываются субъекту извне.
Мы можем видеть разные варианты такой клиники. Элементарный феномен, соответствующий такого рода случаю психоза, будет заключаться в периодическом насильственном переживании импульса, заключающегося в причинении вреда себе или другому. Этот акт причинения вреда будет сопровождаться состоянием замешательства субъекта и он будет испытывать сложность перед попыткой объяснить природу и смысл этого разрушающего акта. И тут сочетание двух вещей: с одной стороны, такие поступки иногда называют в психиатрии немотивированными, но на самом деле, с ними связана особая убежденность в необходимости совершить этот поступок, потому что совершая его субъект испытывает облегчение страдания.
Это сочетание: замешательство при попытке объяснить смысл этого акта, но при этом уверенность, что его необходимо совершить – это пример разделения Cимволического и Реального. В данном случае кастрация в силу отсутствия символического опосредования из символического акта превращается в акт буквальный. Клинически этот импульс может проявляться в том, что субъект может выброситься в окно или причинить себе буквальный вред. Отделение от Реального может также проявлять себя в виде особых феноменов, связанных с наслаждением.
Отделение Символического
Отделение Символического порядка имеет другие клинические последствия: феномены, связанные с переживанием неконсистентности субъекта и также утечкой смысла. Отсутствие господствующих означающих, как одно из важнейших следствий ординарного психоза, клинически будет проявляться через отсутствие каких-бы то ни было ориентиров в существовании человека и в попытках их каким-либо образом компенсировать. Неконсистентность может проявляться в «порхании», жизни моментом, поверхностности. Говоря о людях, находящихся на границе психоза, он будет говорить об особой нечеткости переживания своей самости, когда размытыми оказываются любые идентификации, которыми пользуется человек. Этой неконсистентности как нельзя лучше подходит выражение, подчеркнутое Жаком-Аленом Миллером, когда он использует выражение «нарушение, спровоцированное в интимнейшем узелке жизнеощущения субъекта». Они часто проявляются через ощущение пустоты собственной жизни, которая оказывается чуть ли не более радикальной, чем в случаях тяжелой депрессии. Речь идет о нефункционировании главенствующего означающего (signifiant-maître), которое и приводит к нечеткости, размытости мышления и неконсистентности идентичности. В силу того, что главенствующее означающее не способно выполнять ориентирующую роль для мышления, то в речи мы наблюдаем прерывистость. Речь идет о случаях, когда Символическое отделено от Воображаемого и Реального. В частности об этом свидетельствует Арто в 1937 году, говоря о начале психоза. Он приводит пример письма, которое было им написано в 1932 году. Он говорит, что «это особое состояние, когда ни одна фраза не может быть законченной и не переживается как что-то завершенное. Каждый раз кажется, что во фразе не хватает одного-единственного слова и каждый раз, когда пытаешься её произнести, она все время кажется незавершенной и корявой. Точно также и моя личность пронизана пустотой, которая не позволяет ей быть чем-то завершенным и определенным». Связь с этой фрагментацией его мысли свидетельствуют о невозможности создать синтетический, обобщенный взгляд на что-то.
В случаях, когда мы наблюдаем отделенность от узла Воображаемого регистра, это проявляется в первую очередь в отношениях субъекта с телом: «забивание» на него и эмоциональное притупление (laisser-tomber et émoussement affectif), зеркальные феномены (зеркальный признак) (signe du miroir), транзитивизм, неузнавание своего тела и т. д. Невозможность создания собственной идентичности с опорой на Воображаемое приводит к цепочке, где мы будет видеть случаи невозможности построения идентификации, случаи сверхидентификации или случаи опоры на другого для построения идентификации, «слипание» с другим.
Практические выводы. Место клинициста в переносе
Итак, Малеваль резюмирует работу с ординарным психозом следующим образом: здесь нужно ориентироваться не только на поиск элементарных феноменов, но на восстановление специфического «неборромеева» связывания (nouage non borroméen). Таким способoм связывания может быть, например, упомянутое нами письмо Джойса, которое позволило ему соединить, скрепить эго (raboute de l'ego), это могут быть, также, незначительные признаки (signes discrets), сверхидентификация (suridentification) и функционирование «как будто» (fonctionnement «comme si»).
Здесь нет ориентации на прошлое, на дешифровку бессознательного, но на решение проблемы ничем не регулируемого наслаждения. Целью анализа с психотиком будет не пересечение фантазма или поиск господствующего означающего, но поиск заместительства (suppléance). В этом смысле лечение будет иметь более скромную цель – поддержание связывания. Какое место следует занимать аналитику с таким субъектом? – ставит вопрос Жак-Ален Миллер. Секретаря, ассистента, компаньона? Мы скорее можем стать подобным ему (semblable). Мы сопровождаем их как «подобные», но ориентированные психоаналитической этикой. То есть быть теми, кто что-то знает о том, как функционирует психика в случае психоза, но при этом придерживающими свои знания во имя поддержания единичности (singularité) субъекта. Анализ будет опираться на и подчеркивать изобретения субъекта, пытаясь поддерживать находки и решения, которые уже существуют у субъекта и поддерживать то заместительство, которое будет создаваться им в ходе работы.
Способ субъективного функционирования в ординарном психозе не следует путать ни с неврозом, ни с аутизмом. Ординарный психоз оказывается клинической единицей достаточно выделенной и особенной, заставляющей думать об особой манере направления лечения. Ориентация лечения, которая связана в случае невроза с поиском и выделением смысла симптома, будет отличаться от работы по конструированию заместительства или удержания (faire tenir) идентификации в ординарном психозе. И это будет отличаться от работы с аутизмом по созданию границ. Неспособность вовремя отделить специфику этого лечения от невроза или аутизма приведет вас в тупик.
Некоторые аналитики при диагностике отрицают нозологическую единицу «ординарный психоз», считая, что ориентация на сингулярность анализанта является «антинозологической» (antinosologique). Такой антинозологический подход несет в себе определённую опасность. Опыт показывает что такого рода лечение может приводить либо к случаям развязывания острого психоза, либо к опасным переходам к действию (passage à l'acte). Позиция свидетеля может оказаться здесь недостаточной. Есть ряд вещей от который аналитик должен воздержаться в работе с ординарным психозом, например, чтобы подвергать сомнению некую поддерживающую идентификацию, которая является важной для этого субъекта, интерпретировать симптом, либо к тому, чтобы ставить под вопрос некоторую сексуальную идентичность, которая может подтолкнуть к побуждению-к-женщине (pousse-à-la-femme) и т. д.
В том, что касается управления переносом, аналитик вынужден то занимать позицию того, кто ограничивает наслаждение субъекта, то, наоборот, поддерживать определенные интенции субъекта. Также очень важное направление лечения будет связано с сопровождением угрозы пациента превратиться в объект отброс, объект, выпавший из Символического. И это оказывается возможным то благодаря категорическому «нет», то проведению границы между субъектом и умерщвляющими галлюцинациями, которыми он может быть захвачен, то благодаря поддержке креативной, творческой активности человека, направленной на изобретение («выковывание») синтоматического связывания.
На сегодняшний день аналитики работают с психотиками, будь то ординарные или экстраординарные, порой позволяя им избежать госпитализации. Речь идет об особом слушании субъекта, ориентированном на специфичность функционирования субъекта и свойственную ему экономику наслаждения. В клинике под переносом, в которой проявляется субъективная структура субъекта, особенно важным оказывается защита субъекта от воли Другого. В рамках этой структуры идентификация является вовсе не тем, что мешает сингулярности (singularité) субъекта. Таким образом сингулярность субъекта находит для себя место в очень широком поле, которое выходит за рамки идентификаций. И определение структуры – это то, что относится к так называемым предварительным встречам, предшествующим началу собственно аналитической работы, и как подчеркивает Жак-Ален Миллер, работу по определению структуры важно проделать как можно быстрее.
Мальваль заканчивает свое выступление на необходимости диагностики, несмотря на то, что она «ограничивает, упрощает субъективность, но как только она проделана дальше начинается сам анализ и субъект получает для себя место».
Несомненно, встреча с Жаном-Клодом Мальвалем имела огромную ценность для клиницистов и побуждает к дальнейшем исследованиям.
Последовательный перевод выступления был выполнен Михаилом Страховым. Публикуемый текст не просмотрен автором.
[1] www.causefreudienne.net/la-psychose-ordinaire-la-c...
https://lacan-sinthome.ru/reperes-pour-la-psychose...
Мы представляем вашему вниманию отчет о встрече, организованной редакцией МПЖ с автором книги «Подходы к ординарному психозу» («Reperes pour la psychose ordinaire») Жаном-Клодом Мальвалем, посвящённой выходу его книги, где он представил свой взгляд на подходы к ординарным психозам, опираясь на свою многолетнюю клиническую практику.
Жан-Клод Мальваль – психоаналитик, член Школы фрейдова Дела (ECF) и Всемирной психоаналитической ассоциации (AMP), профессор клинической психологии, автор многочисленных публикаций на французском языке, в том числе книг «Логика бреда», «Форклюзия Имени Отца», «Слушать аутистов!» и др.
«Исследование ординарного психоза» – тема регулярного семинара, проходившего в Санкт-Петербурге 2020-2021, целью, которого было изучение истории возникновения и становления понятия «ординарный психоз» с акцентом на клинические случаи и их обсуждения между клиническими секциями Франции с участием Ж.-А. Миллера, опубликованных в «Антибском соглашении» [1] Именно в ходе «Антибского соглашения» Жаком-Аленом Миллером было введено понятия ординарного психоза.
Итак, Жан-Клод Мальваль начинает своё выступление с вопроса: «Интересно какой смысл приобретает выражение «ординарный психоз» и какую силу оно обрело в нашем клиническом сообществе? Если сначала оно возникает как своего рода набросок, то в 1999 году Миллер пишет уже более развернутый, уточняющий текст, который называется «Ординарный психоз задним числом». Мальваль ссылается также на презентацию больных, где Лакан обращает внимание на «плавающие» симптомы, с которыми он имел дело в тот момент и на «Вопрос, предваряющий любой возможный подход к работе с психозом», где речь идет о нарушениях, связанных с проблемами социального порядка, и опираясь на это представление о социальных проблемах, он говорит о «нормальных психотиках», которые не демонстрируют классических психотических симптомов».
О «нарушениях, спровоцированных в интимнейшем узелке жизнеощущения субъекта» у Лакана и три внешних фактора по Миллеру
Любопытно, что, хотя оба психоаналитика опираются на клинические реалии, Мальваль отмечает, что на его взгляд, изобретая понятие «ординарный психоз» Миллер «особо не следует понятиям», которые разрабатывались доктором Лаканом в его подходе к великому писателю XX века Джойсу и не слишком опирается на джойсовскую модель стабилизации психоза, в то время как он, отчасти, опирается на эту модель. Поскольку Лакан показывает, каким образом стабилизируется психоз в случае Джойса, это дает возможность понять, как происходит стабилизация в случаях психозов.
Отправной точкой для Мальваля является указание Лакана, сделанное в случае Президента Шребера и это то, что мы ищем в ординарном психозе: «нарушения, спровоцированные в интимнейшем узелке жизнеощущения субъекта». Он напоминает о контексте использования этого выражения у Лакана. Речь идет «о смерти души президента Шребера, в то время, когда он захвачен вербальными галлюцинациями». Примечательно, что здесь Лакан использует понятие «смерть души», говоря о дыре, которая возникает в месте отсутствия фаллического означающего. Жак-Ален Миллер, говоря об этом «нарушении в самом интимном узелке жизнеощущения субъекта» вводит три внешних фактора (externalités):
– социальный внешний фактор: невозможность исполнять свои социальные роли, либо слишком буквальная, конкретная идентификации со своей социальной ролью.
– телесный внешний фактор: тело, которое приобретает статус чего-то внешнего, не принадлежащего субъекту, благодаря чему он вынужден прибегать к каким-то искусственным механизмам для восстановления связи с телом. И такого рода искусственные «зажимы» (serre-joint) – это, например, пирсинг или татуировки как способ связать себя с телом.
– субъективный внешний фактор: субъективность либо сводится к идентификации с отбросом, либо к идентификации с «пустым местом».
Мальваль отмечает, что его подход будет немного отличаться от того, который предлагает Жак-Ален Миллер, однако оба подхода опираются на клинические реалии»: «Если Жак-Ален Миллер будет в первую очередь ориентирован этими тремя внешними факторами, то я буду ориентирован скорее развязыванием борромеева узла (ratage du nœud borroméen), о котором идет речь в случае исследования Лаканом стабилизации психоза Джойса».
Здесь у нас может возникнуть вопрос: так ли отличаются между собой эти подходы на практике? Представляют ли собой признаки «развязывания узла», нечто иное нежели то, что обозначено Миллером как «внешние факторы» на практике? (прим. редакции)
Случай Джойса как парадигма ординарного психоза
Мальваль обращается к истории клиники и констатирует, что до 1998 года интерес аналитического сообщества был связан, скорее, с экстраординарным психозом, например шреберовским. «Сейчас же мы начинаем интересоваться чем-то более скромным, чем-то, что не преподносит нам слишком ярких сюрпризов. Психоз компенсированный, психоз с заместительством, психоз с медикаментозной поддержкой, психоз в терапии, психоз в анализе, психоз, увязанный синтомом. Психоз самого Джойса был более скромным (discrete), чем те произведения, которые выходят из под его пера».
Итак, Жан-Клод Мальваль ориентируется на психоз Джойса как на своего рода парадигму того, как устроен ординарный психоз. Он подчеркивает, что ординарный психоз невозможно рассматривать как новую нозологическую единицу, то есть, как объективную симптоматологию (simptomatologie objectivable), как некий набор симптомов, которые мы могли бы уложить в ту или иную классическую нозологию в психиатрии. То есть мы не можем его разместить (ranger) между паранойей и шизофренией. Точно также его нельзя рассматривать и как «продром» будущей болезни (maladie) [развернутого психоза]. Речь идет об очень специфическом, особом способе функционирования субъекта. Ординарный психоз – это такой способ функционирования субъекта с психотической структурой, при котором он ни галлюцинирует, ни бредит, ни развязан (discordant).
«Двухфазный подход»: нарушения в борромеевом связывании и средства увязывания
«Таким образом, чтобы диагностировать ординарный психоз следует держать в голове «двухфазный» (bifid, deux phase) подход: с одной стороны нужно увидеть неудачу (ratage) в борромеевом связывании, с другой – обнаружить те средства, благодаря которым это связывание всё-таки происходит». Жак-Ален Миллер отмечает, что ординарный психоз невозможно свести к какому-то жесткому (rigide) определению. То есть трудно его определить через различие между ординарным и экстраординарным психозом. И это различие между ординарным и экстраординарным психозом остаётся не слишком хорошо определимым, граница между ними постоянно размывается, и таким образом попытка это различие провести не имеет никаких серьезных последствий для клиники. И, таким образом, лечение будет оставаться тем же самым. Психиатрическая модель психоза не учитывает психоз как особую структуру субъекта. Тем не менее, Мальваль показывает на своих многочисленных примерах, что за психозом все-таки скрывается особое субъективное устройство.
Отсоединение Воображаемого и элементарные феномены
Мальваль ставит вопрос: «Какого рода указания касательно ординарного психоза мы можем найти в исследовании Лаканом Джойса?»
Лакан интересовался Джеймсом Джойсом и его письмом (écriture), особенно романом Finnegans Wake, где ему удалось выделить саму структуру синтома. Лакан показал, что в своих литературных трудах Джойс сумел придать значение, вес своему имени (valorise son nom) и благодаря этому компенсировать недостаток (carence) отцовской функции.
Связывание (nouage), которое мы наблюдаем в случае Джойса не является борромеевым. Речь идет о такого рода узле, в котором Воображаемое остается в свободном состоянии, несвязанным, оно отсоединяется.
Одно из основных клинических указаний, на которые опирается Лакан – это небольшая сцена из «Портрета художника в юности», в которой описывается, как молодой человек был избит своими товарищами. Они его бьют палкой и он говорит, что он довольно быстро избавился от чувства ярости по отношению к своим мучителям «он чувствовал, словно какая-то сила снимает с него этот внезапно обуявший его гнев с такой же легкостью, как снимают мягкую спелую кожуру».
Лакан обращает внимание на две вещи: почти полное отсутствие аффекта по отношению к мучителям и на возникновение дистанции между субъектом и телом, что тело «сползает» подобно кожуре с фрукта. Следует отметить, что это не единственный такого рода эпизод, который можно выделить.
Второе – пренебрежение собственным телом (laisser-tomber du corps propre).
Джойс пренебрегает своим телом. Например, был такой момент в биографии, когда он запустил язвы, которые у него появились, не лечил их и они стали одной из причин его скоропостижной смерти. Такого рода пренебрежительное отношение к телу (laisser-tomber du corps propre) не должно оставаться без внимания психоаналитика.
Из такого отношения к телу, в частности, Лакан выводит специфику связывания Воображаемого, Символического и Реального. То есть, в ситуации, когда обнаруживается связь между Символическим и Реальным, Воображаемое буквально вываливается.
Мальваль отмечает, что именно «выделение элементарного феномена, клинического знака, когда собственное тело выпадает, становится ключевым моментом в теоретизации психоза», «подобные феномены будут свидетельствовать о разбитой цепочке (chaîne brisée). В этой цепочке единичный феномен такого рода свидетельствует о присутствии отдельного означающего, которое никак не связано с какой-либо цепочкой означающих. Когда возникает такого рода означающее, вырванное из каких-бы то ни было связей, то оно вбирает в себя множество значений и приобретает значение чего-то бесконечно загадочного».
Он также упоминает об Мейерсоне, написавшего свою диссертацию в 1937 году, который привлек внимание Лакана. Мейерсон приводит в пример одного пациента, для которого обыденные слова (например, кошка) становятся вдруг чем-то невыносимым. И эти слова не поддаются бредовой обработке, они сами по себе становятся источником страдания, которое невозможно никак объяснить. И эти слова ему кажутся такими тревожащими и невыносимыми, потому что они ни с чем не связаны. Человек оказывается в замешательстве перед лицом личных, персональных значений.
Лакан вновь обращается к этому феномену в контексте развязывания узла в своём семинаре «Ещё» 1973 года. Он отмечает моменты, когда Шребер сталкивается с оборванными фразами и показывает последствия и сам факт развязывания узла Символического, Воображаемого и Реального. Это как раз те моменты, которые мы можем изобразить как моменты разрыва означающего S1 с означающим S2. Это как раз и есть те точки, когда Шребер сталкивается с оборванными фразами. Здесь теория форклюзии Имени Отца оказывается дополненной теорией развязывания борромеева узла. Развязывание узла делает независимыми, отделенными друг от друга определенные элементы, которые являются фундаментальными для структуры говорящего существа (parlêtre). Эта теория дополняет и обогащает структуральный подход.
Мальваль подытоживает, что «элементарный феномен в подходе через клинику узлов будет рассматриваться как момент развязывания». Соответственно, невозможно её рассматривать независимо от взгляда, согласно которому есть момент разрыва цепочки означающих. Лакан в 1973 году будет говорить о том, что момент, когда Джойс бросает, оставляет (laisser-tomber du corps) свое тело – это элементарный феномен, свидетельствующий о выпадении Воображаемого. Соответственно, это позволяет выносить суждение о всей совокупности структуры, то есть о том, что здесь нарушается само борромеево свойство связывания, оно здесь не работает. Мальваль здесь напоминает о начале учения Лакана, где он делает Имя Отца основой связывания (nouage).
В неврозе борромеево связывание солидно и стабильно, а в ординарном психозе – «оригинальные способы связывания, которые будут происходить, например, за счет симптома или благодаря сверхидентификации (suridentification), либо это будет очень хрупкое, ненадежное (precaire) связывание, с которым будут связаны этапы компенсации и декомпенсации», отмечает Мальваль.
Далее, он смещает акцент с разрыва цепочки означающих (rupture de la chaine signifiante) в сторону неудачи борромеева связывания (ratage du nouage borroméen) для демонстрации значимости клинических проявлений, касающихся элементарного феномена, которые Лакан показал в случае Джойса, имея в виду его эпифании. Тривиальность эпифаний сочетается с бессмысленностью (non-sens). Фразы, из которых они состоят, порой выглядят прерванными (interrompu), таким образом они не позволяют создать какое-то значение. И эти эпифании, которым он придавал спиритуальное значение, имели для него особую важность и именно они должны были засвидетельствовать его гениальность. Они были манифестом этой гениальности и их значение оставалось всё время неясным, неопределенным.
Третий элементарный феномен, выделяемый Лаканом, согласно Мальвалю – это принудительное отношение с речью (rapport imposé à la parole). Мальваль приводит в качестве примера – то, какое значение Джойс придавал способности своей дочери Анны Лючии, страдающей психическим заболеванием, к телепатии. Она якобы могла проникать в (pénètre) мысли других людей. Лакан обнаруживает, что специфика отношения к речи является сквозной темой во всех произведениях Джойса, начиная с самых ранних («Портрет художника в юности», «Улисс») до самых поздних («Поминки по Финнегану»).
Для Джойса речь возникает как нечто навязанное ему и это настолько для него тягостно, что к концу своего творчества он приходит к декомпозиции, разрушению языка как такового (langage lui même). Он начинает всё меньше и меньше говорить сам, придавая всё меньше значения своей речи. В этом переживании речи как чего-то навязанного, Лакан видит нарушение связи между Воображаемым и Символическим.
Ещё один феномен, на который обращает внимание Лакан: «его фаллос был «слабоват» и он использовал искусство как своего рода замещение (supplé) для укрепления фаллического». Есть и другой факт, например, в отношениях Джойса с его супругой Норой для него было невыносимо присутствие третьего. Ему было необходимо, как об этом говорит Лакан, чтобы Нора была к нему максимально близка, подобно перчатке на руке. В этом смысле невозможно было появление ребёнка, потому что если бы ребёнок возник в этой паре, то он нарушил бы эти симбиотические отношения (relation fusionnelle).
Мильман, биограф Джойса, на которого ссылается Лакан, упоминает два эпизода, когда Джойс подвергался слуховым галлюцинациям.
Однако, Мальваль приходит к выводу, что «наличие элементарных феноменов у Джойса, которые мы выделили, являются недостаточными для определения ординарного психоза. «Для того, чтобы диагностировать ординарный психоз необходимо пройти по двум фазам: необходимо диагностировать нарушение в борромеевом узле, а также необходимо обнаружить особый способ восстановления связывания с помощью какого-то ухищрения, который оставляет следы о нарушении этой связи по отношению к борромеевой модели».
Незначительные, неприметные признаки (signe discret)
Далее, Мальваль вслед за Миллером (см. «Ординарный психоз задним числом») вводит другое понятие – незначительный, неприметный признак (signe discret). Таким образом, элементарный феномен – это проявление нарушения связывания Воображаемого, Символического, Реального, а незначительный (неприметный) признак будет свидетельствовать о попытке восстановления связывания. В случае Джойса именно его письмо (écriture) становится тем, что позволяет держать вместе элементы узла. Его творчество позволяет ему «склеить», скрепить эго (raboute de l'ego). Тот факт, что он может так легко «забить» на своё тело (laisser-tomber du corps) позволяет заключить, что у Джойса его эго не опирается на образ тела. Именно благодаря письму его эго достигает консистентности. Также благодаря письму он достигает того, что его имя останется жить в веках. Благодаря письму он создаёт своё имя и это имя писателя выступает как компенсация недостатка отцовской функции. Таким образом, благодаря письму Джойс восстанавливает связывание, но оно не является борромеевым связыванием. Воображаемое измерение благодаря письму оказывается привязанным к Реальному и Символическому, оно не способно скользить относительно них, но, тем не менее, оно увязано. И незначительные, малоприметные признаки остаются наблюдаемыми и свидетельствующими об особенности этого связывания, свойственного Джойсу.
Мальваль приводит примеры таких незначительных признаков: эпизод, который приводится на первой странице в сборнике «Джойс с Лаканом», когда Джойс видит себя со спины и особый стиль письма, который не позволяет опереться на Воображаемое.
Именно незначительные, малозаметные признаки свидетельствуют о специфике связывания регистров и являются «фирменным знаком» ординарного психоза, именно им придается особое значение. То есть незначительные признаки свидетельствуют об особом способе увязывания и вместе с тем о нарушении отцовской функции.
Важно то, что обычно пациенты жалуются на элементарные феномены, в то время, как незначительные признаки ими признаются, они не являются объектом жалоб.
Мальваль показывает, что в случае Джойса элементарные феномены – это эпифании, отношения слияния (rapport fusionnelle) с Норой, феномен навязывания речи (parole imposant), «забивание» на тело и отсутствие фаллического статуса тела, отбрасывание Воображаемого, а незначительный (малозаметный) признак – это его буквальное письмо, которое не побуждает к мечтам. Диагностируя ординарный психоз в случае Джойса, мы опираемся на очень оригинальные, специфичные признаки, которые мы вряд ли обнаружим в учебниках по психиатрии.
Признаки нарушения связи с Реальным
В позднем своем учении Лакан, говоря о форклюзии Имени Отца имеет в виду нарушение в борромеевом связывании, однако существуют и другие способы связывания, когда, например, Воображаемое и Реальное связаны, а Символическое оказывается свободным, в отличие от случая Джойса, в котором Символическое и Реальное связаны между собой, а Воображаемое отсоединено. Мальваль, пытаясь концептуализировать ординарный психоз с опорой на психоз Джойса, обращается к текстам 70-х годов. Можно упомянуть две его книги: «Ориентиры для ординарного психоза» и «Клиника ординарных психозов», которая только ещё должна выйти.
Каковы же признаки нарушения связи с Реальным, если мы продолжаем следовать джойсовской модели? Эти клинические признаки мы можем обнаружить как проявления, связанные с неизвлечением объекта а (non-extraction de l'objet a). Вследствие неизвлечения (неотделения) объекта а человек оказывается захваченным наслаждением, которое он переживает как что-то его переполняющее.
Мальваль привел несколько клинических примеров, демонстрирующих сложности извлечения объекта. Мы кратко приведем некоторые из них. Один из них касается момента переживания «экстатического счастья», эйфории, возникающей после того, как женщина укладывает спать своего ребенка, «она вдруг оказывается захвачена невероятным счастьем, состоянием экстаза, граничащего с мегаломаническим переживанием». О чем свидетельствует этот эпизод? Малеваль подчеркивает, что этот феномен захватывает человека как нечто пришедшее извне и невозможно выделить здесь знак, который бы его спровоцировал, но тем не менее он ощущается в теле как навязанный извне. В этом случае он длится несколько секунд и после возникает успокоение. Мальваль сравнивает такое ощущение с ощущением искомого в анализе «счастья» в случае невроза. В неврозе, это то, что ищется, а не навязывается извне или будто вдруг «снисходит на вас». Как отмечает, Мальваль, «это также могут быть какие-то странные проявления, ощущения в теле, либо приятные, либо неприятные, но хотелось бы, чтобы они поскорее прекратились». Но в случае психоза, речь идет о наслаждении, которое ничем не ограничено (jouissance hors-limite), оно не может быть определено как наслаждение фаллическое. Малеваль подчеркивает, что эти «переживания наслаждения» в ординарном психозе важно учитывать. Феномены такого наслаждения являются наиболее частыми проявлениями ординарного психоза и с ними связаны также наиболее удивительные феномены в таких случаях. Концептуализация обьекта а Жака Лакана лучше всего объясняет их. Ни один другой клинический подход, ни другой способ концептуализации не объясняет такого рода феномены. Малеваль приводит также примеры людей, коллекционирующих объекты или обращающиеся с ними особым образом, не способных отделиться от них. Комнаты или квартиры, заполненные отбросами, необходимость «проложить» тропинку, чтобы пробраться сквозь них плюс социальная изоляция и отказ от помощи, полное пренебрежение к собственному телу, вплоть до элементарных гигиенических процедур. Другой аспект, который отмечает Мальваль – это то, что эти пациенты, говоря о себе часто связывают своё состояние с травматической ситуацией «бросания», оставления другим, и эти сцены стоит рассматривать как важный клинический признак.
Мальваль приводит такие примеры «брошенности», в которых несмотря на давность лет сохраняется «большое страдание», хотя порой эти воспоминания базируются например на том, что после практически самого рождения родители отправляются на отдых, оставляя пациента на попечение его бабушки или в другом случае приводится конкретная сцена, когда отец гладит другого мальчика по голове и называет именем пациента и это презрение отца, спустя 20 лет будет оставаться для этого человека источником страданий. «И эта сама по себе вроде бы банальная сцена становится очень важным клиническим знаком в силу того, что этот пациент, ища источники своих страданий, будет вновь и вновь возвращаться к ней и видеть именно в ней источник своих будущих проблем» – отмечает он.
Многие ординарные психотики говорят о себе, как об отброшенных другим (je suis d'être rejeté). Пациентка говорит: «Я всегда испытывала ощущение оставленности, которое отравляет мою жизнь». Приводятся сцены мучительных моментов оставления и бросания. В силу этой особенности очень сложной кажется остановка работы с таким пациентом, потому что каждый раз она будет отсылать к этим мучительным сценам. И если нам хорошо знакомо место и значение сцен соблазнения истерички, которая рассматривает исток своих страданий в этих сценах соблазнения, то в случае ординарного психоза, мы будем видеть что-то подобное в сценах оставления и бросания. Таким образом, это свидетельствует об особом статусе жертвы, статус объекта, который отбрасывается другим. Нередки у психотических субъектов идеи того, что страдание может быть разрешено, если будет принесена некая жертва, причем эти идеи как бы навязываются субъекту извне.
Мы можем видеть разные варианты такой клиники. Элементарный феномен, соответствующий такого рода случаю психоза, будет заключаться в периодическом насильственном переживании импульса, заключающегося в причинении вреда себе или другому. Этот акт причинения вреда будет сопровождаться состоянием замешательства субъекта и он будет испытывать сложность перед попыткой объяснить природу и смысл этого разрушающего акта. И тут сочетание двух вещей: с одной стороны, такие поступки иногда называют в психиатрии немотивированными, но на самом деле, с ними связана особая убежденность в необходимости совершить этот поступок, потому что совершая его субъект испытывает облегчение страдания.
Это сочетание: замешательство при попытке объяснить смысл этого акта, но при этом уверенность, что его необходимо совершить – это пример разделения Cимволического и Реального. В данном случае кастрация в силу отсутствия символического опосредования из символического акта превращается в акт буквальный. Клинически этот импульс может проявляться в том, что субъект может выброситься в окно или причинить себе буквальный вред. Отделение от Реального может также проявлять себя в виде особых феноменов, связанных с наслаждением.
Отделение Символического
Отделение Символического порядка имеет другие клинические последствия: феномены, связанные с переживанием неконсистентности субъекта и также утечкой смысла. Отсутствие господствующих означающих, как одно из важнейших следствий ординарного психоза, клинически будет проявляться через отсутствие каких-бы то ни было ориентиров в существовании человека и в попытках их каким-либо образом компенсировать. Неконсистентность может проявляться в «порхании», жизни моментом, поверхностности. Говоря о людях, находящихся на границе психоза, он будет говорить об особой нечеткости переживания своей самости, когда размытыми оказываются любые идентификации, которыми пользуется человек. Этой неконсистентности как нельзя лучше подходит выражение, подчеркнутое Жаком-Аленом Миллером, когда он использует выражение «нарушение, спровоцированное в интимнейшем узелке жизнеощущения субъекта». Они часто проявляются через ощущение пустоты собственной жизни, которая оказывается чуть ли не более радикальной, чем в случаях тяжелой депрессии. Речь идет о нефункционировании главенствующего означающего (signifiant-maître), которое и приводит к нечеткости, размытости мышления и неконсистентности идентичности. В силу того, что главенствующее означающее не способно выполнять ориентирующую роль для мышления, то в речи мы наблюдаем прерывистость. Речь идет о случаях, когда Символическое отделено от Воображаемого и Реального. В частности об этом свидетельствует Арто в 1937 году, говоря о начале психоза. Он приводит пример письма, которое было им написано в 1932 году. Он говорит, что «это особое состояние, когда ни одна фраза не может быть законченной и не переживается как что-то завершенное. Каждый раз кажется, что во фразе не хватает одного-единственного слова и каждый раз, когда пытаешься её произнести, она все время кажется незавершенной и корявой. Точно также и моя личность пронизана пустотой, которая не позволяет ей быть чем-то завершенным и определенным». Связь с этой фрагментацией его мысли свидетельствуют о невозможности создать синтетический, обобщенный взгляд на что-то.
В случаях, когда мы наблюдаем отделенность от узла Воображаемого регистра, это проявляется в первую очередь в отношениях субъекта с телом: «забивание» на него и эмоциональное притупление (laisser-tomber et émoussement affectif), зеркальные феномены (зеркальный признак) (signe du miroir), транзитивизм, неузнавание своего тела и т. д. Невозможность создания собственной идентичности с опорой на Воображаемое приводит к цепочке, где мы будет видеть случаи невозможности построения идентификации, случаи сверхидентификации или случаи опоры на другого для построения идентификации, «слипание» с другим.
Практические выводы. Место клинициста в переносе
Итак, Малеваль резюмирует работу с ординарным психозом следующим образом: здесь нужно ориентироваться не только на поиск элементарных феноменов, но на восстановление специфического «неборромеева» связывания (nouage non borroméen). Таким способoм связывания может быть, например, упомянутое нами письмо Джойса, которое позволило ему соединить, скрепить эго (raboute de l'ego), это могут быть, также, незначительные признаки (signes discrets), сверхидентификация (suridentification) и функционирование «как будто» (fonctionnement «comme si»).
Здесь нет ориентации на прошлое, на дешифровку бессознательного, но на решение проблемы ничем не регулируемого наслаждения. Целью анализа с психотиком будет не пересечение фантазма или поиск господствующего означающего, но поиск заместительства (suppléance). В этом смысле лечение будет иметь более скромную цель – поддержание связывания. Какое место следует занимать аналитику с таким субъектом? – ставит вопрос Жак-Ален Миллер. Секретаря, ассистента, компаньона? Мы скорее можем стать подобным ему (semblable). Мы сопровождаем их как «подобные», но ориентированные психоаналитической этикой. То есть быть теми, кто что-то знает о том, как функционирует психика в случае психоза, но при этом придерживающими свои знания во имя поддержания единичности (singularité) субъекта. Анализ будет опираться на и подчеркивать изобретения субъекта, пытаясь поддерживать находки и решения, которые уже существуют у субъекта и поддерживать то заместительство, которое будет создаваться им в ходе работы.
Способ субъективного функционирования в ординарном психозе не следует путать ни с неврозом, ни с аутизмом. Ординарный психоз оказывается клинической единицей достаточно выделенной и особенной, заставляющей думать об особой манере направления лечения. Ориентация лечения, которая связана в случае невроза с поиском и выделением смысла симптома, будет отличаться от работы по конструированию заместительства или удержания (faire tenir) идентификации в ординарном психозе. И это будет отличаться от работы с аутизмом по созданию границ. Неспособность вовремя отделить специфику этого лечения от невроза или аутизма приведет вас в тупик.
Некоторые аналитики при диагностике отрицают нозологическую единицу «ординарный психоз», считая, что ориентация на сингулярность анализанта является «антинозологической» (antinosologique). Такой антинозологический подход несет в себе определённую опасность. Опыт показывает что такого рода лечение может приводить либо к случаям развязывания острого психоза, либо к опасным переходам к действию (passage à l'acte). Позиция свидетеля может оказаться здесь недостаточной. Есть ряд вещей от который аналитик должен воздержаться в работе с ординарным психозом, например, чтобы подвергать сомнению некую поддерживающую идентификацию, которая является важной для этого субъекта, интерпретировать симптом, либо к тому, чтобы ставить под вопрос некоторую сексуальную идентичность, которая может подтолкнуть к побуждению-к-женщине (pousse-à-la-femme) и т. д.
В том, что касается управления переносом, аналитик вынужден то занимать позицию того, кто ограничивает наслаждение субъекта, то, наоборот, поддерживать определенные интенции субъекта. Также очень важное направление лечения будет связано с сопровождением угрозы пациента превратиться в объект отброс, объект, выпавший из Символического. И это оказывается возможным то благодаря категорическому «нет», то проведению границы между субъектом и умерщвляющими галлюцинациями, которыми он может быть захвачен, то благодаря поддержке креативной, творческой активности человека, направленной на изобретение («выковывание») синтоматического связывания.
На сегодняшний день аналитики работают с психотиками, будь то ординарные или экстраординарные, порой позволяя им избежать госпитализации. Речь идет об особом слушании субъекта, ориентированном на специфичность функционирования субъекта и свойственную ему экономику наслаждения. В клинике под переносом, в которой проявляется субъективная структура субъекта, особенно важным оказывается защита субъекта от воли Другого. В рамках этой структуры идентификация является вовсе не тем, что мешает сингулярности (singularité) субъекта. Таким образом сингулярность субъекта находит для себя место в очень широком поле, которое выходит за рамки идентификаций. И определение структуры – это то, что относится к так называемым предварительным встречам, предшествующим началу собственно аналитической работы, и как подчеркивает Жак-Ален Миллер, работу по определению структуры важно проделать как можно быстрее.
Мальваль заканчивает свое выступление на необходимости диагностики, несмотря на то, что она «ограничивает, упрощает субъективность, но как только она проделана дальше начинается сам анализ и субъект получает для себя место».
Несомненно, встреча с Жаном-Клодом Мальвалем имела огромную ценность для клиницистов и побуждает к дальнейшем исследованиям.
Последовательный перевод выступления был выполнен Михаилом Страховым. Публикуемый текст не просмотрен автором.
[1] www.causefreudienne.net/la-psychose-ordinaire-la-c...
https://lacan-sinthome.ru/reperes-pour-la-psychose...
