Новая рубрика КС #естькниги посвящена проблемам книгосварения, «лаканоусвоямости», удовольствию и наслаждению от текста у читателей в психоанализе и не только. В новом сезоне КС у нас разыгрался аппетит, и поэтому мы расширяем читательское меню! Кроме традиционных блюд высокой французской кухни, мы обратимся к особенностям кухни “национальной”. Но сначала не что ”есть”, а как “есть”!
Уж точно не новость, что книги едят, глотают, поглощают и т.д. Книга - духовная пища. Но что же все-таки означает “есть книгу” у Лакана?
Есть или есть? Здесь два в одном: есть-быть и есть-поесть. Мы ясно слышим в русском “быть” оральное требование, если можно так выразиться. На французском языке такого экивока нет, но глагол manger/есть выделяется Лаканом как "глагол, в эволюции фаз стремления наиболее радикальный”. Он отмечает здесь вторичный характер субъекта, т.е. в этом «есть, что поесть» нет субъекта. И вот вам впечатляющий пример! Помните рассказ «Жрать!» Владимира Сорокина из сборника «Пир»? Весь рассказ построен на безличной конструкции с глаголом жрать, после которого следуют самые неожиданные объекты. Например: «Жрать женскую долю…Жрать болезненную фиксацию на травме… Жрать проклятый вопрос пола… Жрать большие потери… Жрать духовку и нетленку… Жрать надоедливое тявканье Трезора…» и т.д. Конструкции безличны, объект перемещается со скоростью сумасшедшего, будто специально демонстрируя идею Лакана не только о радикальности самого глагола «есть», но и то, как оральное влечение задействует метонимию, бездумно скользя от одного к другому. Ведь именно это и поражает в “Жрать!” Сорокина - бессмысленное и беспощадное перемещение от пожирания одного объекта к другому, без связи между ними. Связь здесь - это и есть само перемещение. Вот что действительно характеризует метонимию!
Не столько «часть целого», как в лингвистике, сколько «перемещение как таковое»:
“Я еще раз подчеркиваю: метонимическая связь одного означающего с другим, которую мы называем желанием, это не новый объект и не объект прошлый, это смена объекта как таковая”.
(Лакан, “Этика психоанализа”, С. 356)
Вот скажите тогда: «есть книги» - это метафора или метонимия? Несомненно, это метонимия!
Эрик Порже, например, написал очень интересную статью, правда достаточно сложную “Есть книги, двойная метонимия”. Почему двойная метонимия? Пока ограничимся тем, что отметим, что первая - это между “есть” и “книга” и между “книга” и “буквы” (из которых книга составлена), и вторая метонимия касается тела как тела влечения, акта поедания. Выходит “есть книги” - это “наиболее экстремальная метонимия” желания читателя, который как субъект здесь отсутствует, но тем не менее, “ест”, т.е. инкорпорирует означающие. Это понятие "инкорпорации" означающего Лакан вводит строчками ниже после это фразы "есть книги" в "Этике". Черноглазов перевел здесь инкорпорирование, на мой взгляд, очень удачно как телесное усвоение означающего.
Неужели природа чтения такова, что читатель, читая, оказывается захвачен метонимией желания, поглощая означающие от одного к другому, но что тогда остается от чтения? Каков продукт? Ведь метонимия желания поддерживает лишь нехватку читателя.
И не потому ли мы так часто прибегаем, например, к цитированию, особенно в психоанализе, пытаясь сделать купюру в этой метонимии, т.е. обнаружить собственную нехватку? Остановить скольжение. Выходит желание читателя существует как желание метонимическое и неудовлетворенное.
Прибавим сюда еще экивок есть/поесть в русском языке. Может тогда, хотя бы отчасти, булимия чтения, как и сорокинское «Жрать!», объясняется этой иллюзией быть/есть значит читать с сохранением нехватки-к-бытию, запускающей метонимию желания… без субъекта?
Уж точно не новость, что книги едят, глотают, поглощают и т.д. Книга - духовная пища. Но что же все-таки означает “есть книгу” у Лакана?
Есть или есть? Здесь два в одном: есть-быть и есть-поесть. Мы ясно слышим в русском “быть” оральное требование, если можно так выразиться. На французском языке такого экивока нет, но глагол manger/есть выделяется Лаканом как "глагол, в эволюции фаз стремления наиболее радикальный”. Он отмечает здесь вторичный характер субъекта, т.е. в этом «есть, что поесть» нет субъекта. И вот вам впечатляющий пример! Помните рассказ «Жрать!» Владимира Сорокина из сборника «Пир»? Весь рассказ построен на безличной конструкции с глаголом жрать, после которого следуют самые неожиданные объекты. Например: «Жрать женскую долю…Жрать болезненную фиксацию на травме… Жрать проклятый вопрос пола… Жрать большие потери… Жрать духовку и нетленку… Жрать надоедливое тявканье Трезора…» и т.д. Конструкции безличны, объект перемещается со скоростью сумасшедшего, будто специально демонстрируя идею Лакана не только о радикальности самого глагола «есть», но и то, как оральное влечение задействует метонимию, бездумно скользя от одного к другому. Ведь именно это и поражает в “Жрать!” Сорокина - бессмысленное и беспощадное перемещение от пожирания одного объекта к другому, без связи между ними. Связь здесь - это и есть само перемещение. Вот что действительно характеризует метонимию!
Не столько «часть целого», как в лингвистике, сколько «перемещение как таковое»:
“Я еще раз подчеркиваю: метонимическая связь одного означающего с другим, которую мы называем желанием, это не новый объект и не объект прошлый, это смена объекта как таковая”.
(Лакан, “Этика психоанализа”, С. 356)
Вот скажите тогда: «есть книги» - это метафора или метонимия? Несомненно, это метонимия!
Эрик Порже, например, написал очень интересную статью, правда достаточно сложную “Есть книги, двойная метонимия”. Почему двойная метонимия? Пока ограничимся тем, что отметим, что первая - это между “есть” и “книга” и между “книга” и “буквы” (из которых книга составлена), и вторая метонимия касается тела как тела влечения, акта поедания. Выходит “есть книги” - это “наиболее экстремальная метонимия” желания читателя, который как субъект здесь отсутствует, но тем не менее, “ест”, т.е. инкорпорирует означающие. Это понятие "инкорпорации" означающего Лакан вводит строчками ниже после это фразы "есть книги" в "Этике". Черноглазов перевел здесь инкорпорирование, на мой взгляд, очень удачно как телесное усвоение означающего.
Неужели природа чтения такова, что читатель, читая, оказывается захвачен метонимией желания, поглощая означающие от одного к другому, но что тогда остается от чтения? Каков продукт? Ведь метонимия желания поддерживает лишь нехватку читателя.
И не потому ли мы так часто прибегаем, например, к цитированию, особенно в психоанализе, пытаясь сделать купюру в этой метонимии, т.е. обнаружить собственную нехватку? Остановить скольжение. Выходит желание читателя существует как желание метонимическое и неудовлетворенное.
Прибавим сюда еще экивок есть/поесть в русском языке. Может тогда, хотя бы отчасти, булимия чтения, как и сорокинское «Жрать!», объясняется этой иллюзией быть/есть значит читать с сохранением нехватки-к-бытию, запускающей метонимию желания… без субъекта?
